Храм Детства

      — Возденьте руки к небу! — похожий на шпиль готического собора колпак брата Антуана покачивался в унисон словам общей молитвы:

      Священное Дитя, людской род пожалей,
      И в лоне материнском ты поселись скорей,
      Не дай угаснуть жизни, прости за прежний грех,
      Позволь услышать вновь бесценный детский смех!

      В тесном помещении стоял неровный гул, издаваемый десятком сбившихся в кучку неофитов. Руки молящихся в едином движении то поднимались вверх, то незаметно исчезали в складках просторных одежд. Глаза закрыты в упоенном сосредоточении на внутренней проблеме и откроются лишь в тот момент, когда стоящий рядом с братом Антуаном послушник Ледо ударит легкой пластмассовой палочкой в подвешенный к потолку барабан.
 
      В другой комнате группа молодых людей готовилась занять место молящихся. Один из них, отзывавшийся на имя Игорь, о чем-то задумался, внимательно рассматривая лежавшую на боку машинку с облупленной на колесах краской. За мутным стеклом кабины не разглядеть водителя, но Игорь точно знал о его существовании. Когда-то давно, в другой жизни, мать подарила ему под Новый год такой же грузовичок. Он тогда повис у нее на шее и звонко чмокнул в пахшую летними цветами щеку. Следующего подарка пришлось ждать долго: почти все свободные средства потратили на новое шерстяное пальто и зимние ботинки.
 
      Взгляд Игоря оторвался от грузовичка, застыв на татуированной «чинскими» иероглифами шее Нины. Витиеватые значки соответствовали изречению «жизнь продолжится». Похожая на прозрачную тростинку девушка нежно водила рукой по пледу на одной из аккуратно застеленных кроваток. Когда-то у Нины были тяжелые пшеничные косы, сейчас — взъерошенная пацанская стрижка — полтора пера. Местами просвечивает красная кожа, даже индейцы могут принять за свою. Плевать Нинке на индейцев, она ребенка хочет. Законное женское желание. Но Закон теперь другой, и Нина понимает, что не следует питать лишних иллюзий.
 
      Метрах в двух от Игоря раздавалось тяжелое сопение: крепко сбитый Санек пытался уместиться на крохотном стульчике. Упрямо пыхтел, облизывал губы и забавно щурил глаза. Наконец пристроил тушку и расплылся в довольной улыбке, отвесив щелбан разноцветному клоуну. Заметит брат Антуан, и Санек получит по шее. Игрушки сегодня ценнее прежних реликвий. Но побороть себя трудно: Санькин отец всегда покупал сыну клоунов, а не роботов или солдатиков, как тот просил. Словно не слышал просьб, продолжая пополнять коллекцию арлекинов, заставляя одиннадцатилетнего парня все больше их ненавидеть…
 
      С отцами приключилась беда: война отобрала почти всех. Подростковый период прошел без мужского воспитания. Но матери заменили отцов. Так что все равно доставалось крепко.
 
      Санька — славный малый, часто выручал Игоря во время драк: характер непростой, а сил не всегда хватало. Зато мозга — на двоих. Вот и сошлись друзья не разлей вода.
 
      У двери с мозаичным стеклом задумалась Катя. В руках сборник стихов, из-под ресниц медленно скатываются прозрачные слезинки. Игорь зажмурился и словно наяву увидел маленькую Катьку, стоящую на столе и под бурные аплодисменты педагогов и воспитателей декламирующую Чуковского: «А слониха, вся дрожа, так и села на ежа…». Кате тридцать, и она тоже хочет стать мамой, но ни мужчины, ни продвинутая медицина ни ей, ни другой Кате — Свете — Нине — Жанне — Миранде — Хуаните — помочь не сможет… Хорошо бы только в этом чертовом веке.
 
      Братья в первой комнате завершили службу и что-то тихо обсуждали. За их спинами пластиковые полки во всю стену. От пола до потолка. Рядом сложенная стремянка. На полках смешные розовые бутузы. Разные, радостные, глаза преимущественно голубые, но и зеленых хватает, и в каждом — чья-то нерожденная душа. Нинкин и Катькин давно уже там. Такой вот алтарь.
 
      …Жахнуло внезапно. А потом все завертелось в сумасшедшем вихре: всеобщая мобилизация, бомбежки, эвакуация и убежища, пропитавшиеся людским страхом. Отдельное мерси ученым, не успевшим довести до ума ядерную бомбу, а то бы никого не осталось…

      Все накопленное потеряло цену: камни, золото, валюта… Игорю почему-то вспомнилась соседка, выбрасывавшая в мусорник почти целые торты. Была у нее такая особенность, несколько кусков надкусить, а остальные — в отходы. Что с ней стало в том кошмарном бреду, Игорь не знал, но хорошо помнил, как трое вполне приличных с виду парней били его ногами, заметив случайно выпавшую из кармана булку. А потом озверело дубасили друг друга, деля добычу. Заболевшая воспалением легких мать не дождалась в тот вечер ни сына, ни хлеба со спецсклада…
 
      После применения противником «особого» оружия, с едой и питьем началась катастрофа. Пищевые производства срочно перевели на «синтетику», а защитные костюмы приросли к телу, превратив в скользких лягушек. Правда, хватало их не на всех. Двоюродный брат Игоря — Кирилл — оказался в очаге заражения в одном балахоне… Спустя некоторое время язвы превратили тело в сплошной нарыв. Как-то раз Игорь принес брату мази и обнаружил его с простреленной из дядиного именного Стечкина головой. Чудовищная боль, застывшая в широко раскрытых глазах самоубийцы, оставила в памяти Игоря неизгладимый след.
 
      Говорили, когда умрет последняя собака, начнется закат человечества. Но собаки почему-то выжили… Люди же умирали так часто, что между нескончаемых похорон позабыли о всеобщей ненависти. Когда попадаешь в беду, начинаешь присматриваться к окружающим. Даже приходится интересоваться чужими проблемами.

      — Эй, незнакомец, чего такой грустный? — кряжистый мужчина, закутанный в лохмотья, дружески хлопает по плечу скорбно опустившего голову человека.
 
      — Всех сыновей схоронил, не до веселья… — человек смотрит на задавшего вопрос отстраненно, отвечая скорее из вежливости.

      — Я тоже — всех родных… — мужчина протягивает незнакомцу руку. — Вижу, тебя на ветру качает, пойдем ко мне — на черный день парочка пищевых концентратов припасена, заодно согреешься.
 
      Игорь часто слышал подобные разговоры. Люди менялись. Да и мало их осталось за шесть лет бесцельного истребления человека человеком…

      Из небытия воскресли слова «добро», «милосердие» и «взаимопонимание». Перемены были настолько глубокими, что турок Шафак спокойно мог выпить ракы в компании с армянином Теваном, а израильтянин Авив перестал смотреть волком на араба Абдаллу.

      Только дети больше не рождались… Горькая цена поспешного решения КОГО-ТО ТАМ НАВЕРХУ. Один умник пошутил однажды, что больше всех из-за войны пострадали производители контрацептивов, а другой назвал новую реальность Раем Бесплодной Любви.
 
      Игорь и его ровесники были последними из «самых молодых». К несчастью, все родившиеся после его десятилетия не выжили…
 
      Позже появилась религия Детства. Уцелевшие детские сады восстановили, превратив в храмы, куда стали приходить не теряющие надежды люди, чтобы просить Дух Детства снова вернуться в наказанный небесами за глупость, запредельные амбиции и слепой эгоизм мир.
   
      30.01.2012