Неосуществлённость

Знал-таки, о чём говорил тот мудрец, который когда-то призывал человека поверить самому себе. Обратите внимание: не в себя, а себе. Улавливаете разницу? Согласен, она огромна!

Скромно признаюсь, мне, чтобы понять это, вовсе не понадобилось изнурять себя дотошным и скучным самоанализом, изматывающей рефлексией. Просто однажды, эта, на первый взгляд, банальная фраза, случайно замеченная мной в  сборнике афоризмов, удачно совпала с импульсом памяти и заставила поверить себе, точнее, своим ощущениям, вызванным одним малозначительным событием моего раннего детства.

Оно настолько неприметно, что среди множества ярких эпизодов того немыслимо счастливого времени отыскать его без помощи вышеупомянутого афоризма было бы почти невозможно.

Между тем, оно найдено, отреставрировано и размещено в надёжном месте далеко не безграничного архива моей памяти. Это был всего лишь тусклый, вздрагивавший огонёк в конце совершенно тёмной улицы, по которой я и мои родители возвращались домой, допоздна засидевшись в гостях. Мы так и не дошли до него, свернув в такой же, лишённый фонарей переулок, но озвученная кем-то из родителей версия о живущем там гноме-волшебнике, успела тогда вызвать во мне удивительное ощущение близости сказки, её реального присутствия.

Неизбежно повзрослев, я уже давно перестал верить в сказки. Однако продолжаю верить себе и сказочным ощущениям. Моя вера повзрослела вместе со мной и из конкретной превратилась в абстрактную. Поэтому теперь, когда я вижу одолевшее тьму мерцание далёкого одинокого огонька, то признаю в нём лишь символического посредника, представляющего не гнома-волшебника, а нечто очень мне близкое, но, увы, навсегда недоступное. Пытаясь понять, что это, я выстроил лабиринт размышлений, преодолеть который мне пока не удалось. Я смог только признать существование несуществующего, точнее, неосуществлённого, то есть того, что могло бы осуществиться при неопределённых и невероятных условиях.

Простите, совсем забыл предупредить: мы уже в лабиринте. Но не пугайтесь, далеко я вас не поведу, так как и сам боюсь заблудиться.

Пока же всё просто, а мои несмелые рассуждения воспринимайте, как ни к чему не обязывающие фантазии.

Итак, соотношу эмоцию с тем, что её породило и понимаю, подобный трепет и душевное волнение возможны только при соприкосновении с чем-то притягивающе похожим или родственно близким. Называю это эпизодом неосуществлённой судьбы и спешу на поверхность, в тесный мир, в удручающую обыденность, чтобы подтвердить свои досужие домыслы реальными иллюстрациями.

Начну, пожалуй, с женского профиля. Его линия не просто безупречна, она предельно совпадает с рисунком моей души и откровенно противоречит профилю моей располневшей жены, где волны тройного подбородка и внушительный «вдовий» горб не являются самыми броскими отличиями. Но не о жене хочу рассказать и даже не о той женщине, профиль которой я наблюдал в течение трёх троллейбусных остановок, когда ехал в налоговую инспекцию за какой-то нелепой справкой. Я поведаю вам о чувстве, которое доминировало во мне не только в троллейбусе, но и довольно длительное время после выхода из него. Это – некое большое и громоздкое чувство, разместившее в себе сожаление, печаль, бессилие, отчаяние… Была в нём и горечь. Её я ощутил, когда, подходя к налоговой, облизал пересохшие то ли от ветра, то ли от волнения губы.

Из троллейбуса пересаживаюсь в поезд, который сам по себе является символом расставания. Наиболее интересное в нём – вагонное окно. Словно на выставке известного пейзажиста, в нём одна за другой появляются картины. Намного обгоняя перестук вагонных колёс, во мне начинает стучать сердце, когда я вижу череду кудрявых белоснежных облаков на фоне летнего неба, наклонившийся над речкой лес, а между ними почти сказочный домик в два этажа с бордовой черепичной крышей и полукруглым балконом. Вскоре картина меняется. На ней уже степь, разрезанная линией электропередач, и всё то же небо. Домика нет, а знакомое чувство ещё долго сопровождает меня, наполняя унылый степной пейзаж светлыми оттенками сожаления и грусти.

Вот я и дома. Ночь. Выхожу на лоджию и вижу под собой миллионы огней огромного  города. Мне начинает казаться, что каждый огонёк – это моя несостоявшаяся судьба; и я мог бы тихо и счастливо жить как в том промелькнувшем домике у реки с той, равнодушно подставившей мне свой профиль женщиной, так и в любом другом месте среди этих миллионов огоньков с любой другой из множества встреченных мною женщин...

Я снова и снова погружаюсь в лабиринт, и мои мысли бегут по его тесным коридорам. В одном из них вдруг пронзительно понимаю, моя судьба есть не что иное, как концентрат, образовавшийся в результате противоборства моих несостоявшихся, неосуществлённых судеб за право осуществиться.

Иду дальше и натыкаюсь на беспощадную мысль о том, что моя судьба – оптимальна, что она скроена по мне, а я полностью ей соответствую.
Ошеломлённо останавливаюсь и перевожу дыхание. Вдруг ощущаю на лице прохладное прикосновение свежего ветерка. Улыбаюсь, ведь это значит, что выход из лабиринта где-то совсем близко...