Изба

Когда-то  большое  село  Горбушино   доживало  свои  последние  дни.  При  советской  власти здесь  был  зажиточный  совхоз.  В  хрущёвские  времена  все  близлежащие  деревни свезли  сюда   и  колхозы  объединили   в  совхоз.  Пахотных  земель  было  много,   много  было  и  лугов…   Совхоз  процветал,   сдавал  государству  хлеб  и  мясо. Рабочие  жили  хорошо,   большинство  имели  свой  «Жигулёнок» – показатель зажиточности   того  времени.

Постепенно хорошая  жизнь  избаловала жителей. Некоторым  стало  зазорным   работать  на  земле,  и  они  подались  в   город.  Вначале  разбежалась  молодёжь. А  тут  пришла  беда  в  образе  перестройки.   Прихватизация  и торговля  спиртным   обрушилась  на  горбушинцев. Те,   кто  успел  растащить  и  распродать  совхоз,  уехали  из  Горбушина  на  новеньких  иномарках; те,  кто  посовестливее   и послабее,  остались, живя  своим  хозяйством.
 
Поля  зарастали бурьяном и  мелколесьем,   бывшие  скотные  дворы  и  гаражи рушились  и  растаскивались…  Село  приобретало  вид  послеварварского  набега.  От безделья мужики  ударились  в  пьянство,  и,  чтобы как-то  спасти  их, жёны стали   сманивать  уехать в  город.

И  вот  так  в бывшем  селе  остался  только  один  Антоныч.

Антоныч  всегда  представлялся  по  отеческому  имени,   это  у  них  шло  по  родове. Откуда  так  пошло, неизвестно, но  всех  мужчин  в  фамилии  звали  Антонами. Когда  он  родился, мать  сказала:

- Ну,  слава  Богу,   ещё  один  Антошка…

С  женой  Антоныч  жил  дружно, любили  друг  друга,  но,  как  принято  у  русских,  не  выставляли  любовь  напоказ. Единственного сына  они по традиции назвали  Антоном. Парень  был душой  любого общества: открытый,   мягкий  и  беззлобный. Его   улыбка  обезоруживала  любого  драчуна. Проводили  его  в  армию,  и  через  два  месяца  вызвали  Антоныча  в  райвоенкомат – погиб  сын в   Чечне. 

Хоронил  Антоныч  сразу и  жену,  и  сына. Убила  её  весть, и  не  смогли  ничего  врачи  сделать, не  было  у  неё  желания  жить.

Думали  люди,   что  сопьётся  Антоныч, как  многие, но  выдержал  тот, видимо,  память о  жене  и  сыне не  давала  ему  опуститься. Только  стал  он  немногословен,   не  разговаривал  попусту,   больше  думал,   почему вдруг  люди  так  сменились,   откуда  такая  жадность  и  злоба.  Не  понимал,  почему  соседи, те,  что  раньше  строили в  совхозе этот  Дом культуры, теперь  со  злостью и  злорадством рушат  его. Почему  в большом  и сильном союзе теперь республики  воюют  друг с другом.  И  он  всё  больше  и  больше   сторонился  людей.

Он  стал  подолгу  бывать  на  кладбище,   сидел  на  скамеечке   у  могил  дорогих  ему  людей  и  разговаривал  с  ними.  Не  задумывался даже о  том, чтобы  уехать  из  Горбушина, хотя  его  сестра постоянно  звала  к  себе. Как  можно  оставить  их  здесь  одних? А  ведь  ещё  на  кладбище  лежат  его  родители  и  другие  родственники  и  друзья.

Поразъехались все,   остался  один  Антоныч. Проводил  он  каждого,  и бывшие  соседи, пряча  глаза, просили  приглядывать  за  домом,   вдруг  придётся  вернуться, но  не  вернулся  никто.  Сначала  односельчане  приезжали  на  родительский  день  на  кладбище, где  после  их  отъезда слеталось  вороньё и,  каркая,   дралось за  оставленные  на  могилах гостинцы,   потом стали появляться всё  реже  и  реже.

От  Горбушина до  тракта  пятнадцать  километров,   и  там  до  города – сорок. Раз  в  месяц  шёл Антоныч  до  тракта,  потом на  попутке до  города, получал  свою  пенсию,   закупал  необходимое  для  жизни, заходил  проведать  сестру  с  племянниками  и  возвращался  домой.

Однажды  вспомнил Антоныч, сидя на  кладбище, как  он  мечтал, что  построят  с  сыном Антошкой  новую избу,  и  будет  там  жить  сын  со  своей  женой,  и родят   ему  они  внука, тоже  Антошку…  И  почему-то  эта  мысль  взволновала  его, подумалось,  что  он  обязан  это  сделать.

В  заброшенное Горбушино  редко  кто  заезжал,   в  стороне  оно,   но  однажды остановилась  около новенького  сруба  «Нива», рыбаки заплутали, свернули  не  туда.  Два  молодых  парня  с  удивлением  смотрели  на  Антоныча, который,  сидя  на  срубе,  топором ладил  угол. 

- Слушай,  дед,   зачем  ты  избу  рубишь? Заброшенных  домов  полно,   а  тебе  дожить  и  в  старой   можно.

Но  молчал  Антоныч и  не  спеша,  с  удовольствием вырубал  паз,   он  словно  помолодел  за  этой  работой.  Давно  уже  не  ходил  на  кладбище, мысленно  разговаривал  с   сыном,  работая. Потоптались  парни  и  уехали.

Через  полмесяца  приехала  сестра.  Она  стала  плакать  и  звать  с  собой:

- Ты  совсем  здесь  чокнулся, зачем  изба-то  тебе?  Вон  в  газете  про  тебя  написали,   чудаком   зовут,   постеснялись дураком  назвать-то.   

Проводив  сестру, Антоныч  с  удовольствием  оглядывал  свою  постройку.

- Ещё  венец –  и  под  крышу, -  думал  он. 

Снова  заурчал  мотор   машины, в  вечернем тёплом  воздухе  пахнуло  бензином,   и  около  него  остановился  старый  «Жигулёнок».  Из  него  вылезли  трое: парень  с  девушкой  и  мальчишка лет  пяти. 

- Здравствуйте,   это  и  есть  Горбушино? -  спросил парень.

- Оно  самое, -  ответил  Антоныч.

- А  нам вот  здесь  старый  дом  продали,   мы  решили  жить сюда  переехать. 

В  это   время  мальчишка попытался  вытащить топор  из  бревна…

- Антошка, не  трогай  топор, -  остановила  его  мать.

Антоныч  посмотрел на  них и  впервые  за  много  лет  улыбнулся…

- А  зачем  вам старый?  Помогайте  достраивать  новый  и  живите  в  нём  на  здоровье.

                (декабрь 2014)

Публикации: журнал Великорось № 77 сентябрь 2015г,