bodolaeth

Когда я пишу что-нибудь, я ни на секунду не сомневаюсь, что это что-нибудь хоть один человек прочитает, и что это хоть как-то повлияет на его сознание – ведь любая информация, даже самая незначительная, влияет на нас. Но, стоит мне усомниться в том, что этот текст увидит кто-то, кроме меня, руки, честно, опускаются. Не знаю, почему. Наверное, это комплекс. Желание быть нужным кому-то, вытекающее из понимания своей ненужности. Тут и своя личная ничтожность, и осознание того, что каждый человек – в общем-то, замкнутая система, а все связи – призрачны, временны, преходящи. И все-таки я пишу. Я не могу не писать, наверное, именно из-за этого, из-за того, что только так я могу, нет, не стать нужным, но хотя бы повлиять на людей. И, наверное, вера в могущество слов – глупа, но она – все, что у меня осталось. Я сижу за клавиатурой и вбиваю в экран символы, переношу их из своего сознания на кончики пальцев, которые нажимают клавиши… Вообще, интересно, наши мысли – ведь электричество? Разряд рождается в мозгу, сжигая определенное число калорий, идет по нервам к пальцам, а дальше импульс, рожденный нажатием на клавишу, идет в компьютер – я не знаю, что там происходит, но, пройдя через множество ступеней, он попадает на экран и оформляется в виде символов.

Это все, что есть у меня. Это все, что есть у нас, у людей. Мы смертны, наше электричество, то, что в мозгу, оно постоянно меняется, а сохраненные электрические импульсы – все, что от нас остается. От тех нас, пребывающих в определенном времени-пространстве. Уже завтра мы будем иными, уже завтра по нам будут бегать совершенно другие импульсы, но мы можем узнать о нас вчерашних. Мы можем прочесть то, что осталось от нас, подобно, что за глупый пафос, эпитафии, и созданное нами вчера перейдет в нас – и тоже электрическими импульсами, наверное. Так же произойдет и с другим человеком, эта часть меня, я верю, сможет проникнуть в него, и остаться у него в сознании, подсознании, или что там еще уже придумали. Вот на этих глупых догадках и основывается моя вера в слова напечатанные.

И еще… Маркс, вроде, говорил об искусственном теле человека. Никогда не придавал этому особого значения, но ведь очень тонко подмечено – искусственное тело. И, если все – от палки-копалки до компьютера – искусственное тело, то, может быть, слова – искусственная душа? Искусственная личность. Передо мной сейчас лежит Хемингуэй, «Старик и море». Я открою его. «Человека можно уничтожить, но нельзя победить». Та самая, знаменитая цитата. Хемингуэй умер в 1961 году, застрелился второго июля – хочется верить, что это был солнечный летний день. Но его книга, пусть и переведенная, лежит передо мной, и я читаю слова, которые некогда были нервными импульсами, электричеством в его голове. Они, может быть и не совсем в том виде, становятся частью меня, и я, надеюсь на то, что это не просто глупый домысел, понимаю автора – не в смысле, «понимаю то, что автор хотел сказать», а в значении «понимаю автора такого, какой он есть». Хотя, наверное, «понимать» - здесь неправильное слово, потому что оно, так или иначе, связано с мыслительным процессом, тут же – что-то другое.

Наверное, первой мыслью будет, что вот он – этот хам, сравнивает себя с Хемингуэем, лауреатом Нобелевской Премии и прочих премий. Но ведь, в общем-то, неважно, в какой форме существует эта искусственная душа – в форме переведенной на все языки мира книги, или в форме поста на малонаселенном форуме. Мы, люди XXI века куда больше, чем люди прошедших десятилетий используем эту искусственную душу. Если еще полвека назад лишь писатели и люди вроде них жили больше отведенного им срока в этом мире, то сейчас это делает пусть и не каждый, но многие миллионы людей – точно, каждый день стуча по клавиатуре и оставляя себя в памяти компьютеров, запечатывая в железные коробки свою душу. 

И мне хочется верить, что мы будем существовать вечно. Если не мы-те-что-мы-есть-всегда, то хотя бы мы-те-что-мы-есть-сейчас. Dasein.