Часть 1. Как важно оставаться собой

Санкт-Петербург, 20 апреля 2001 года, пятничное утро.

Утренние лучи солнца заставили зажмуриться и повернуться на другой бок девушку, мирно посапывающую на просторной кровати. Темные вьющиеся волосы рассыпались по подушке, одеяло упало на пол, демонстрируя нехитрую ночную одежду спящей: розовый топик и такого же цвета шорты.
Позвольте представить, - Андреева Лилия, девушка двадцати двух лет, работает верстальщицей в одном из популярных еженедельников Санкт-Петербурга, что ее саму, надо сказать, не очень-то радовало, ведь должность на полставки не приносила Лиле ни желаемых доходов, ни какого-либо удовольствия. Искать альтернативу девушка, тем не менее, не собиралась, все ее мысли о будущей карьере были связаны с аспирантурой, куда она не сумела поступить, с треском провалившись на последнем экзамене. Мечты преподавать английский язык так и остались мечтами, о них напоминал только стоявшая на полке книга Эдгара Алана По в оригинале.
Молодая госпожа Андреева была далеко не единственной обитательницей квартиры в доме пятьдесят шесть по Садовой улице. Ее коллега, которой и принадлежали эти апартаменты, стояла в дверях комнаты, несколько месяцев назад ставшей спальней для незадачливой Лили. Сама же Тая, а именно так и звали хозяйку квартиры, спала в проходной комнате на диване, и делала она это не из-за собственной щедрости. Огромная кровать казалась ей ненужной роскошью, поэтому спальня пустовала до появления подруги девушки, которую нисколько не смущали размеры отведенной для нее постели.
Таисия Васильева была старше Лили на 4 года и искренне считала, что может давать последней наставления не только на работе, но и дома. Правда, пока ее старания не приносили никакого результата: посуда оставалась грязной, комната неубранной, а еда – крайне несъедобной.
Вот и сейчас неумеха никак не желала просыпаться, несмотря на сыплющиеся на нее уговоры и угрозы.
- В последний раз говорю: подъем!
Никакой реакции. Тая зарычала в знак того, что ее терпение лопнуло, и ушла на кухню за кувшином с водой. Минуту спустя она вновь подошла к постели подруги и с лукавой улыбкой спросила:
- Так, не будем просыпаться?
- Мм… - с обидой отказали девушке. – Ай, холодная!
Хитрая коллега Лили склонила кувшин над лицом последней, и та сразу же вскочила на ноги.
- Опять за свое?! Тась, ну сколько можно?!
- Андреева, по твоей милости нас уволят! - пригрозила подруге Тая. - Быстро в ванную!
Все еще сонная девушка накинула на плечи халат и вышла из комнаты, борясь с желанием вылить на коллегу оставшуюся воду в кувшине.
Тая принялась заправлять постель подруги, тут же заметив, какой бардак творился на рядом стоящем столике: с огрызками яблок соседствовала чашка с недопитым чаем, гора скомканных фантиков из-под конфет, заляпанный томик Бунина и незаконченная вышивка. Девушка только вздохнула, не понимая, как можно было навести такой беспорядок за один вечер.
Вышедшая из ванной Лиля будто нарочно начала собираться крайне медленно: сперва начались поиски ее любимого красного свитера, потом были многократные попытки накрасить ресницы засохшей тушью.
- Не могу же я пойти на работу ненакрашенной! – запричитала девушка, заметив недовольный взгляд подруги.
Спустя полчаса девушки, наконец, выбрались на улицу, Тая нервно взглянула на часы на запястье и тяжело вздохнула, понимая, что они безнадежно опоздали: им еще предстояло добраться до Невского проспекта.
Город вокруг все еще шумел, жизнь в центре северной столицы никогда не останавливалась - ни утром, ни поздним вечером. Петербуржцы и гости города торопились по своим делам, не обращая внимания на что-либо вокруг них.
Всю дорогу Лиля выпрашивала у подруги папку со статьей, которую они впервые написали вместе. Та же каждый раз упрямо качала головой, воспоминания о том,  как ее коллега положила листки с прошлой статьей под вымокшие цветочные горшки, были еще слишком свежи.
- Тась, я на этот раз ничего с ней не сделаю, клянусь! - обещала девушка, умоляюще глядя в глаза подруги.
Тая сжалилась, когда они свернули с шумного Невского проспекта на крошечную Михайловскую улицу, и протянула своей спутнице папку.
- Сделаешь что-нибудь с ней, оторву голову. Постой пока здесь, я посмотрю репертуар филармонии на этот сезон.
Лиля счастливо закивала, пропустив слова подруги мимо ушей: еще одним недостатком девушки было абсолютное отсутствие умения выслушивать все до конца.
Она медленно направилась в сторону площади Искусств, принявшись перечитывать строчки, написанные ею самой. Лиля пыталась представить, что будет при этом думать их главный редактор.
"Крайне бездарно! Никуда не годится! Кто вообще такая эта..."
Поток выдуманной критики был внезапно прерван, даже сама фантазерка не поняла сперва, что произошло: гололед и обувь на каблуках сделали свое дело, и девушка поскользнулась. Однако упасть ей не дали чьи-то сильные руки, обладатель которых вовремя оказался рядом.
- С Вами все в порядке?
Лиля подняла голову и увидела, что ее держит светловолосый мужчина в очках в черной оправе. Он обеспокоенно вглядывался в ее изумленное лицо, затем осторожно помог ей встать на ноги.
- В такое время года стоит перейти на более устойчивую обувку, мисс.
Снова назидания! А она-то уже хотела рассыпаться в благодарностях и извинениях! Неуклюжая журналистка поджала губы от обиды и, опустив голову, ахнула: весь тротуар был усыпан белоснежными листами.
- Черт возьми, статья! Ох, мне снова не поздоровится!
Молодой человек опустился рядом с Лилей, желая ей помочь, к тому же он сам выронил похожую папку неподалеку.
- Извините ради Бога, это я во всем виновата, - щечки девушки вспыхнули, ей стало неловко.
- Ерунда, - они одновременно поднялись, держа в руках собранное. - Главное, что с Вами ничего не случилось. Будьте осторожнее впредь. Всего доброго.
Незнакомец улыбнулся девушке, так и не нашедшей слов для прощания, и скрылся за неприметными дверями рядом с афишами филармонии.
- Я смотрю, ты уже познакомилась с маэстро Вороновым?
Лиля вздрогнула, снова едва не выронив папку, Тая решилась напомнить о себе после исчезновения мужчины.
- Всех-то ты знаешь, - надула губы девушка, возвращая подруге многострадальную папку.
- Нет, не всех, просто я более внимательна, чем ты, - журналистка подвела коллегу к репертуару филармонии, вывешенному на стене ее здания. - Читай на понедельник.
- 23 апреля состоится фортепианный концерт Александра Воронова, - пробормотала себе под нос Лиля строчки, напечатанные рядом с фотографией самого пианиста.
- Во всяком случае, я теперь знаю, куда нам стоит пойти на следующей неделе, - весело подвела черту Тая, взяв подругу под руку.
В это же самое время Александр Воронов вошел в пустой зал филармонии и невольно замер. Непривычная тишина, казалось, заполнила собой все пространство - от самых дверей до сцены, где совсем недавно смолкли звуки органа. Каждое выступление, когда-либо проходившее здесь, являло собой торжество, и всякий раз, находясь в этом зале, музыкант буквально задыхался от восторга. При этом было совершенно неважно, был ли он среди слушателей или на сцене за роялем, в этом великолепии пианист чувствовал себя невероятно счастливым.
Теперь эти воспоминания вызывали на его лице лишь печальную улыбку, наверное, с теми же чувствами рассматривают старые фотографии, сожалея о несбывшихся мечтах.
Александру с неистовой силой захотелось вернуться в безоблачное прошлое, почувствовать его всем своим существом. Может быть, это доставило бы ему одну только боль, но лишь она каждый раз давала ему возможность осознать, что он еще жив. В этом прекрасном зале молодому человеку хотелось уединиться с той, которая никогда не предавала его и была куда тактичнее многих, - с музыкой.
Пианист поднялся на сцену и медленно приблизился к стоящему там роялю, он немного робко коснулся его клавиш, словно приветствуя старого друга. Музыкант опустился на стул и принялся играть: он видел восхищенные взгляды слушателей и слышал игру оркестра, с которым когда-то выступал. Он даже не заметил, как в зал прошел человек, кутавшийся в длинное черное пальто. Незваный гость подошел к сцене и, как только игра Александра закончилась, стал аплодировать ему.
- Тот самый второй концерт Рахманинова? – громко спросил незнакомец. – Я всегда считал, что первая часть куда торжественнее второй, но ты только что изменил мое мнение…
- Здравствуй, Марк, – ответил Александр мужчине, не обратив внимания на его похвалу, которая когда-то была для него важна. Он повернул голову к своему собеседнику, готовый выслушать его.
- Я уже не рассчитывал, что мы встретимся когда-нибудь... - Марку хотелось быть искренним, да и его ложь в прошлом разрушила их некогда крепкую дружбу.
- Вот и встретились снова, - довольно резко произнёс пианист, не давая своему другу закончить. Марк виновато оглядел Александра, встречи с которым ждал и боялся…
Молодой человек повернулся к роялю и снова легко и непринужденно нажал на клавиши, вспоминая одну из любимых своих мелодий. Его коллега тут же узнал в ней весеннюю сонату Бетховена и с грустью отметил про себя, как сильно не хватает здесь скрипки.
- Я... мне хотелось попросить прощения... за нее... - едва слышно ответил Марк, встав возле самой сцены. Игра музыканта прервалась слишком неожиданно, будто что-то резко сломалось в этой нежной мелодии, только что лившейся со сцены в пустой зал.
- Ее это не вернёт, - Александр поднялся и закрыл крышку рояля. Мужчина с грустью взглянул на друга, понимая, что пианист никогда не простит его за ту роковую идею. - Не будем больше о прошлом, ведь я не за этим вернулся из Лондона.
Он открыл принесенную им папку и, покопавшись в ней, подозвал к себе Марка, протянув ему несколько листов:
- Мне хочется показать тебе одну из моих пьес, по-моему, это лучшее, что я смог написать за всё время.
- Сейчас посмотрим, - тот сделал вид, что его нисколько не задела скрытность пианиста, и принялся внимательно изучать произведение, написанное его другом. Марк остановился на второй странице, нахмурив брови: несмотря на свою доброту и уступчивость, молодой дирижер был довольно сдержан и строг во всем, что было связано с музыкой, особенно, если это касалось работы музыкантов оркестра или его самого.
- Ты уверен, что взял с собой полный вариант? У меня такое чувство, что здесь не хватает чего-то…
Александр взял у друга листы и, быстро просмотрев их, хлопнул себя по лбу. Музыкант, не замечая изумленного взгляда Марка, растерянно улыбнулся и, наконец, кратко ответил:
- Надо же, я оставил недостающую часть той девушке…

Санкт-Петербург, 21 апреля 2001 года.

Лиля повернулась на другой бок, бормоча нечто невразумительное: этот сосед, за полгода так и не выучивший на фортепиано самой простой пьесы, начал свой утренний концерт.
"Черт подери, если я его увижу, ему несдобровать!" - зло подумала девушка, садясь на постели. Она запустила руку во взлохмаченные волосы и, взглянув на не зашторенное окно, осеклась: музыкантом-неумейкой оказался дождь, стучавший по крыше.
- У нас что, мир перевернулся? - Лиля вздрогнула и, повернувшись, увидела в дверях свою подругу. - Ты проснулась раньше двенадцати в выходной!
Всё еще сонная девушка усмехнулась и, подойдя к окну, кивнула на виновника ее пробуждения:
- Стучит себе как попало...
- Ну, дождю неведома нотная грамота, - хихикнула Тая, встав рядом с Лилей. - Кстати говоря, о нотах...
Светловолосая журналистка быстро вернулась в свою комнату, которая была проходной между спальней Лили и прихожей. По правде говоря, расположение комнат в этой квартире было поистине чудным: гость, приходивший сюда, вместо прихожей сразу попадал в кухню, которая затем уступала место крохотному коридору, что вел в спальню Таи, считавшейся так же гостиной, и в ванную комнату. Причем последняя в свое время поразила Лилю более всего: все бы ничего, но наличие там огромного окна с выходом на главную улицу совсем не вызывало у нее восторга.
Люди, живущие в пятьдесят шестом доме по Садовой улице, говорили, что эта странная квартира хранила множество тайн, неизменно оставаясь при этом немым наблюдателем, даже Тая не могла точно сказать, как ее тетя получила эти квадратные метры, что вполне соответствовало характеру взбалмошной родственницы молодой журналистки.
Впрочем, не только квартира, но и сам дом был полон странностей: люди, впервые попавшие в парадную, где находилась квартира девушек, искренне недоумевали. И на это были свои причины: на первом этаже находились квартиры под номерами тридцать шесть и тридцать семь, на втором – тринадцатая и двадцать четвертая, на третьем – двадцать пятая и двадцать шестая. На последнем четвертом этаже по соседству с Таей и Лилей обитала ворчливая чета пожилых супругов, которая частенько не давала покоя подругам.
Порывшись в ящике своего стола, Тая с торжественным видом вытащила оттуда сложенный вчетверо листок и, не меняя выражения лица, вручила его Лиле, которая пришла в комнату своей подруги, не сдержав своего любопытства.
Светловолосая девушка молча наблюдала, как Лиля разворачивает лист и ахает, увидев написанные на нем ноты.
- Вот черт, - вздохнула поэтесса, опустившись в жутковатое на вид кресло: оставшееся от прежних хозяев квартиры.
- Ага, вот именно, - кивнула Тая, готовая читать лекцию о невнимательности и ее последствиях. - Но сегодня тебе повезло, Лил!
Та подняла глаза на подругу, не понимая, о чем она говорит и, вздохнув в очередной раз, положила чужой лист на письменный стол.
- Не смотри так на меня, просто нам поручено взять интервью у господина Воронова после концерта, вот и всё, - Тая повернулась к небольшому зеркалу, висевшему на стене рядом с покосившимся шкафом, и, подмигнув, собственному отражению, продолжила. - В общем, у меня есть его адрес.
Лиля в изумлении разглядывала свою коллегу, пытаясь понять, когда та успела получить какие-то распоряжения насчет пианиста.
- Придется тебе вернуть ему эти ноты сегодня же, - вынесла свой вердикт Тая, все еще крутясь у зеркала в попытках уложить непослушную челку.
- Не пойду, - буркнула ее подруга, скрестив руки на груди и надув и без того слишком полные губы. - На улице ливень, да и вообще мне стыдно!
- Отлично, тогда ты сегодня убираешь квартиру, а я иду вместо тебя, - и светловолосая журналистка сделала вид, что направляется в ванную, однако ее остановил голос Лилии.
- Знаешь, дождь не такой уж и сильный, пожалуй...
…На улице Куйбышева, где жил Александр, почти всегда было намного меньше людей, нежели там, где приютила подругу Тая, хотя, разумеется, сейчас здесь имела свое влияние ненастная погода. Старые дома, построенные в начале двадцатого века, стояли, плотно прижавшись друг к другу. Их парадный вид навевал мысли о далеком дореволюционном времени, когда в этих квартирах еще обитала петербургская интеллигенция.
Лиля выбралась из трамвая, бормоча под нос ругательства: зонт, что дала ей Тая, сломался, когда она вышла с ним из дома, и девушка, тряхнув мокрой головой, оглядела безнадежно испорченное пальто. Идти в таком виде к совершенно незнакомому человеку в дом было для Лили чем-то абсолютно неприемлемым, однако вчерашний инцидент произошел по вине последней, поэтому, смирившись, она направилась вверх по улице.
Двадцать первый дом держался особняком среди остальных, отчасти благодаря башне, украшавшей крышу здания с абсолютно симметричным фасадом.
Промокшая до нитки девушка перешла улицу и, миновав арку нужного ей дома, зашла во двор, в центре которого стоял закрытый до лучших времен фонтан. Курить в такой ливень было бессмысленно, поэтому Лиля сразу направилась к дверям первого подъезда.
Этим пасмурным утром Александр, наконец, решился прибраться в комнате, где стояли коробки с книгами возле пустых стеллажей и рояля. Зайдя туда, он громко чихнул, не понимая, как мог до этого вообще здесь находиться, да еще и играть столько времени.
Пианист как раз хотел начать вытирать второй стеллаж, когда в дверь позвонили. Музыкант чихнул в очередной раз и, машинально поднеся пыльную тряпку к носу, гнусаво крикнул незваному гостю:
- Войдите, дверь открыта! Проходите в гостиную, я сейчас!
Лиля толкнула входную дверь квартиры и прошла в крохотный коридор. Даже здесь чувствовалась некоторая сдержанность в обстановке, словно хозяин хотел показать, что его вполне устраивает собственное одиночество.
Слышно было, как в самой дальней комнате кто-то чихнул, и журналистка, сняв пальто и сапоги, направилась туда, где находился сам музыкант. Почему-то ее обрадовало то, что в прихожей висела только его одежда.
Лиля вошла в комнату и, наконец, увидела Александра, который с изумлением принялся оглядывать свою гостью. Неожиданно пианист снова чихнул, причем так громко, что журналистка даже вздрогнула.
- Будьте здоровы, - вежливо отозвалась девушка, улыбнувшись музыканту.
- Благодарю, - ответил Александр, кинув на пол пыльную тряпку: он понял, что стало виной приступа аллергии. – Прошу меня извинить, мой нос неравнодушен к пыли…
- Тут я Вас понимаю немного, сама страдаю астмой, - призналась Лиля, тут же заметив мокрые следы на светло-бежевом ковре: с ее одежды и волос капала дождевая вода.
«Чем я только думала?!» - мысленно упрекнула себя девушка, готовая начать рассыпаться в извинениях, однако ей не пришлось этого делать.
- Бог мой, Вы же простудитесь! – испуганно воскликнул молодой человек, оглядев мокрую Лилю. – Давайте я отведу Вас к обогревателю.
Девушку поразило такое гостеприимство, пианист был с ней очень приветлив, несмотря на порядком испачканный ковер в гостиной. Позже, когда журналистка пыталась согреться и хоть немного просушить свою одежду, она объяснила пианисту причину своего визита и робко протянула тому листок.
- Я прошу простить меня за случившееся, со мной вечно что-то из ряда вон выходящее происходит…
Александр ласково улыбнулся Лиле и отошел к окну, чтобы изучить собственное произведение. У девушки, наконец, появилась возможность рассмотреть его куда лучше, чем в их первую мимолетную встречу, однако совсем ненадолго: музыкант отложил листок и взглянул на гостью. Более всего Лилю поразили голубые глаза молодого человека, казалось, что он видит собеседника насквозь и довольно спокойно констатирует свою проницательность печальной улыбкой.
Она не смогла выдержать его взгляда и, вспомнив, что забыла представиться, поспешила исправить эту ошибку, вновь подняв глаза на пианиста:
- Меня зовут Лилия…
- Прекрасное имя для такой ответственной девушки, - и снова эта теплая улыбка, согревающая куда сильнее обогревателя, тихо шумевшего в комнате, смутила журналистку, но она решила не отступать:
- Александр Николаевич…
- Можно просто Александр, - любезно попросил музыкант: Александра ничуть не смутило, что журналистка знает его имя, и, как оказалось, на то есть причина. – Ведь это же Вы будете брать у меня интервью после моего концерта?
Он, как частенько это делала и Лиля, запустил руку в свои взлохмаченные светло-русые волосы, желая хотя бы немного привести их в порядок: пианист стыдился своего нынешнего внешнего вида, в коем он предстал перед девушкой, которая сама, однако, выглядела ничуть не лучше.
Журналистка убрала мокрые волосы в высокий хвост, и Александр невольно залюбовался чертами ее лица: немного заостренный подбородок, яркие полные губы, которые не было ни малейшего смысла прятать за бледной помадой, неожиданно уверенный и строгий взгляд карих глаз выглядел несколько наивно, скрывая ведомые только его хозяйке печали и переживания.
«Всё же, он такой же, как и все, вся эта игра в заботливого хозяина только ради статьи», - хмуро подумала девушка, тут же одернув себя: с чего ему быть с ней искренним, если он видит ее во второй раз в жизни?
- Да, всё именно так, Вам уже звонил мой редактор? – она убрала со своего лба пряди мокрых волос, желая как можно скорее закончить этот обмен любезностями и вернуться на Садовую. – Но как Вы поняли, что это я та самая журналистка?
Лиля была довольно любопытной с самого детства, и ее профессия лишь подчеркивала эту черту в ней. На заданный ею вопрос пианистом был дан вполне разумный ответ:
- Вы знаете, довольно сложно найти адрес незнакомого человека, с которым вы случайно столкнулись накануне, - спокойно рассуждал Александр, уверенно смотря в почти черные глаза девушки. – Даже если Вы потом узнали, кто я такой, то и здесь могли быть сложности: свой новый адрес я сказал лишь вашему редактору, которого знал еще до своего отъезда в Европу. Тем более, Ваше имя…
И тут музыкант нарочно выдержал длительную паузу, наблюдая за реакцией Лили. Та нервно заерзала в кресле и, не выдержав, поспешила спросить:
- Что не так с моим именем?
Молодой человек поднялся и, сделав несколько шагов по своему кабинету, повернулся к гостье и ответил с той же неизменной улыбкой:
- Ну почему сразу не так? Замечательное и такое редкое имя… Его мне и назвал редактор вашей газеты.
- Что ж, раз всё так благополучно разрешилось, то прошу меня простить, мне уже пора, - девушка поднялась и, оглядев кресло, в котором она только что сидела, тихо продолжила. – Извините меня за мебель и ковер…

Пригород Санкт-Петербурга, солнечный майский день 1992 года.

Яркое весеннее солнце, наконец, перестало прятаться и показалось из-за облаков, ослепляя своим светом. Девушка, сидевшая на скамейке у светло-голубого здания, зажмурилась и опустила голову, не в силах больше глядеть на небо. Она наморщила нос и, открыв буклет и найдя необходимую страницу, начала читать вслух текст о возвышающейся рядом с ней достопримечательности:
- La Grotte s'eleve au bord du Grand Lac. Legere telle un mirage de desert, elle ressemble a une grotte de mer. Elisabeth l'a fait decorer d'animaux fabuleux, de dauphins et de coquillages. Plus tard, Catherine en fit son cabinet de travail.* Ма'гк, ты понял, о чем я? Ма'гк?
Спутник юной француженки самозабвенно складывал из бумаги кораблик, совершенно забыв о цели их приезда в этот город.
- Прости, Фи-Фи, я все прослушал, - признался Марк, виновато глядя в карие глаза девушки. - Может быть, забудем о занятиях на сегодня?
Первокурсница оркестрового факультета Жозефина Флер Тома месяц назад взялась за обучение Марка своему родному языку. Молодой человек не отличался усидчивостью, чем часто выводил девушку из себя.
- Так ты ничего не выучишь! Ма'гк А'гтемьев, ты самый ленивый музыкант на свете! И как только ты сумел научиться так масте'гски иг'гать на виолончели, ума не п'гиложу! - разозлилась Фи-Фи, закрыв буклет об Екатерининском парке.
- Зато твой русский все лучше, - нарочно пытался задобрить Жозефину Марк, несмотря на ее сильный акцент. Он лизнул свой палец кончиком языка и вновь принялся возиться с тетрадным листком.
- И что это будет? - девушка смягчилась, решив, что им правда стоит отдохнуть в подобном месте.
В Пушкине, пригороде на юге Санкт-Петербурга, все замерло в ожидании лета: тихо шумели кроны деревьев, весело щебетали синицы и воробьи, деля между собой корку хлеба. В глубине регулярного парка звучала нежная мелодия флейты, высокий музыкант, продолжая играть, благодарно кланялся тем, кто кидал ему монеты.
- Пойдем к воде, я покажу тебе, - загадочно ответил Жозефине парень, поднявшись со скамьи. Девушка встала и, прижав к груди буклет, приблизилась к самому краю гранитной пристани на берегу озера. Марк осторожно опустил свой кораблик на воду и тот, к его удивлению, не перевернулся, но бойко поплыл вперед, подгоняемый легким ветерком.
- Надо же! - воскликнула Жозефина, прикрыв ладонью рот от восторга. - Плывет!
- О, ведь за штурвалом стоит крепкий капитан! - улыбнулся Марк, наблюдая за своей поделкой. Однако плыл он недолго, бумага промокла, и маленькое суденышко упало набок.
- Ма'гк, а ты сам не хочешь стать ди'гиже'гом? - юноша вздрогнул, услышав это: откуда она узнала, что он втайне от всех ходит на репетиции оркестра и, прикрыв глаза, представляет себя за дирижерским пультом?
- Да-да, я видела у тебя па'гтиту'гы с конце'гтом 'Гахманинова, - заговорщицки улыбнулась Жозефина, когда Марк повернул к ней голову.
- Я всегда мечтал им стать, но...
- Зачем мечтать, нужно п'гобовать! - перебила друга девушка. - Я пошла напе'геко'г 'годителям, чтобы стать ск'гипачкой! И не жалею ни минуты!
После такой тирады Жозефина часто задышала, готовясь и дальше доказывать Марку, что он должен поверить в собственные силы и перестать лениться. Однако ей не пришлось этого делать.
- Хорошо, я попробую, но при одном условии! - виолончелист поднялся и ласково оглядел свою спутницу. - Первый мой концерт мы играем вместе. По рукам?
Девушка счастливо кивнула и улыбнулась, протянув руку Марку. Тот ласково коснулся нежной ладони губами и смущенно улыбнулся - так он отблагодарил Жозефину за ее веру. Они стояли рядом, согреваясь под лучами теплого солнца, с твердым намерением поддержать друг друга в трудную минуту. Ведь иногда нужно совсем немного, чтобы перестать бояться и сделать первый шаг навстречу сокровенной мечте.

Санкт-Петербург, 23 апреля 2001 года.

Лиля устало рассматривала себя в зеркале, висевшем над раковиной. Карие глаза с затаенной печалью, слишком яркие для ее лица губы и чуть вздёрнутый нос, подчеркивающий гордый нрав своей хозяйки, - всё это девушка ненавидела в себе. Каждая черточка делала ее лицо кукольным, почти неживым, даже глаза не могли выдать чувств Лили, многие считали, что она непредсказуема, способна на вызывающий поступок. Но никто не знал, что девушка жаждала только одного: покоя.
- Лил, нам пора! Хватит краситься! – строгая Тая ненавидела опаздывать и искренне не понимала медлительности своей подруги. Она обула высокие сапожки на шпильке и встала у зеркала, поправляя макияж. Девушка была полной противоположностью хмурой Лиле: задорный взгляд серых глаз Таи вполне соответствовал ее характеру, ведь его обладательница была довольно яростной оптимисткой и заводилой в любой компании, и за это ей прощали чрезмерный педантизм и привычку высказывать в лицо любому всё, что она о нем думает. Однако в скрытности светловолосая девушка ничуть не уступала подруге, даже последняя ничего не знала о том, куда Тая исчезает по вечерам. Поправив непослушную челку, журналистка зло оглядела всё еще копающуюся в обуви Лилю.
- Я почти готова! – и та со спокойным видом обула кроссовки, предварительно отряхнув свои черные брюки.
Тая покачала головой и поставила перед подругой короткие весенние сапоги на низком каблуке.
- Прошу тебя, хватит валять дурака!
Даже несмотря на упрямство Лилии девушки поспели к началу выступления, которое, как оказалось, почему-то задерживалось, будто бы музыкант ждал, пока придут журналистки.
Наконец, Александр вышел из-за кулис и, поклонившись слушателям под их аплодисменты, сел за рояль. Когда в зале всё стихло, пианист начал играть, и Лиля сразу же узнала первую часть «Лунной сонаты» Бетховена, о чем поспешила сообщить сидевшей рядом с ней подруге.
- Не знала, что ты слушаешь классику, - удивилась Тая, убрав со лба слишком длинную челку.
Девушка в ответ лишь промолчала, переведя взгляд на сцену, где продолжал свою игру музыкант. Александр мельком взглянул на Лилю и, заметив ее улыбку, продолжил свою игру, радуясь, что она всё-таки пришла.
Совсем скоро настало время антракта: кое-кто из слушателей поднялся со своих мест, желая пройтись по вестибюлю.
- Давай зайдем к нему в гримерную? – заговорщицки шепнула подруге на ухо Тая.
- Да кто же нас пустит к Александру? – в сердцах воскликнула Лиля, невольно привлекая к себе внимание окружающих. – Мы же журналистки!
- Тише ты! – прошипела девушка, показав крикунье кулак. – В этом и дело, дорогая моя, так что идем!
И Лиле пришлось снова уступить подруге и позволить увести себя прочь из зала.
В гримерной Александр, однако, был не один: рядом с ним стоял темноволосый молодой человек, принявшийся с удивлением оглядывать незваных гостий.
- Здравствуйте, Лилия, рад снова Вас видеть, - голос пианиста отвлек присутствующих от изучения друг друга. – А Вы, полагаю, ее коллега?
- Да, - Тая будто оцепенела, - я Таисия, мы с Лилией работаем вместе. А этот человек…
Александр усмехнулся и, сняв очки, принялся их протирать.
- Похоже, вы его узнали, - заметив недоумение Лили, музыкант поспешил объясниться. – Позвольте представить вам моего лучшего друга Артемьева Марка.
- Так Вы дирижер, руководящий оркестром в одной из филармоний Парижа? – ахнула девушка, прикрыв свои яркие губы ладонью.
- Да, он самый, - кивнул мужчина, улыбаясь журналисткам, и Лиле невольно показалось, что в его пронзительных зеленых глазах за подчеркнутой вежливостью скрывается откровенное лукавство. – Рад познакомиться с такими очаровательными девушками, как вы.
- Взаимно, - с улыбкой ответила Лиля, тут же повернувшись к пианисту. - Вы великолепно играли, Александр Николаевич, критики не зря называют вас вторым Рихтером.
Марк с довольной улыбкой заметил, как лицо его друга стало пунцовым от смущения.
- Ну что Вы, Лилия, в газетах мои способности к музыке сильно преувеличены, - Александр надел очки, чуть опустив их на переносицу, и тихо продолжил. - Вы можете называть меня по имени, я уже убедился, что Ваши манеры безупречны.
Теперь настало время краснеть девушке, которая отвела глаза в сторону, в очередной раз не выдержав взгляда музыканта. Тая словно невзначай взглянула на свои наручные часы и беспокойно посмотрела на пианиста:
- Прошу прощения, но антракт почти окончен, нам пора в зал.
Александр поправил очки и, поблагодарив подругу Лили за напоминание, как будто вспомнил, зачем к нему пожаловали журналистки:
- Предлагаю встретиться после моего вечера у входа в филармонию, мы договоримся насчет интервью.
Тая ответила согласием за них обеих и взяла свою коллегу под руку, ведя ее к выходу из гримерной. Лиля же лишь кивнула в ответ на предложение музыканта, в очередной раз разочаровавшись: Александр Воронов - всего лишь часть ее работы, ничего более.
…Девушки терпеливо стояли у входа в ожидании молодого пианиста и его друга, однако Александр вышел на улицу один. Увидев удивление на лице Таи, музыкант с теплой улыбкой пояснил ей, что Марку понадобилось срочно уехать.
Когда они прошли по подземному переходу Невского проспекта на Садовую улицу, Тая решилась покончить с обменом любезностями по поводу прошедшего выступления и перейти к делу.
- Александр Николаевич, нам бы хотелось назначить дату интервью, чтобы подготовить необходимые для него вопросы, и, разумеется, обговорить место встречи.
- Увы, я вынужден улететь в Лондон на несколько дней, поэтому предлагаю провести интервью в моей квартире второго мая, - и тут пианист обернулся к шедшей позади Лиле: она, сделав вид, что улица слишком узка для троих, курила и тихо любовалась роскошным белым платьем за витриной свадебного салона. – Лилия уже в курсе, где я живу.
Девушка тут же подавилась дымом, не ожидав, что о ней вообще вспомнят, и, кашляя, принялась энергично кивать. Тая увидела взгляды подруги на наряд невесты и с хитрой улыбкой пояснила Александру:
- Лиле нагадали, что этой зимой она выйдет замуж, вот она и присматривает платье.
- Глупости! – вспылила Лиля, тут же отойдя от злополучной витрины. – Подумаешь, эта ненормальная взглянула на мою руку на литературном вечере, тоже мне, провидица!
- На литературном вечере? – удивленно переспросил музыкант, поправив свои очки. Вместо Лили на этот вопрос ответила Тая: ее коллега не сочла нужным объясниться.
- Лилия – поэтесса, журналистика ее не очень-то интересует, она частенько посещает вечера Погудина, рассчитывая на то, что ей позволят стать членом Союза писателей. Я бы Вам советовала приобрести сборник ее стихов, Александр Николаевич!
- Хватит рекламы, Тась, таких, как я, сотни по всему городу, - холодно отчеканила поэтесса, затушив брошенный на асфальт окурок носком сапога.
Повисло неловкое молчание, молодые люди не обменялись ни единым словом до самой Сенной площади. После пианист начал расспрашивать Таю о Петербурге, желая узнать, что здесь происходило за последние три года.
- А почему именно за три? – спросила Лиля, облизывая измазанные мороженым пальцы: эта сладкоежка уже успела добежать до ларька.
- Я уезжал на довольно долгий срок в родной Лондон, - пояснил Александр, глядя за решетку Юсуповского сада. – Какое прекрасное место…
Поэтесса снова едва не подавилась и, не сдержав своих эмоций, тут же спросила:
- Почему родной? Ваша фамилия явно говорит о том, что вы не англичанин.
Тая зло оглядела бестактную подругу: в отличие от Лили она читала биографию музыканта в Сети до встречи с ним.
- В чем-то Вы правы, Лилия, мой отец родился и вырос в Петербурге, здесь же он и повстречал мою мать, что приехала из Великобритании взглянуть на город своих предков, - Александр поправил на переносице очки и продолжил. – Как вы знаете, после свержения монархии многие иммигрировали из России в Европу, это коснулось в прошлом и моей семьи.
- А как Вы оказались в Санкт-Петербурге? Тоже, как и ваша мама, заинтересовались историей? – расспрашивала поэтесса, забыв о своем лакомстве, которое начало таять и снова пачкать ей пальцы.
- Я приехал учиться в местную консерваторию, поначалу со мной даже были проблемы, декан не знал, отнести меня к иностранцам или нет, - пианист улыбнулся, предавшись приятным воспоминаниям. – В конце концов, я стал учиться с русскими студентами, так захотелось моему отцу.
- Вот и получилось у нас начало интервью, Лилия его сегодня запишет, - с наигранным миролюбием прервала разговор Тая. – Мы пришли, Александр Николаевич.
Настало время прощаться, Лиля с усталым видом наблюдала, как Александр и Тая вновь договариваются о встрече, вежливо улыбаясь друг другу. Поэтесса даже не попыталась скрыть своего разочарования, она совсем не умела лицемерить.
Александр оглядел бледно-зеленый дом, где жили девушки, и обратился к хмурой Лиле:
- Надеюсь, я еще увижу улыбку на Вашем лице, Лилия. Ну что же, до встречи в мае.
Девушка кивнула в ответ, чувствуя, как сильно ее вымотал сегодняшний день. Журналистки направились к арке, что вела во двор, музыкант же, оглядев соседний дом, задумался: он показался ему довольно знакомым, когда-то Александр уже видел циферблат часов башни, украшавшей здание.
Прощальные лучи апрельского солнца робко выглядывали из-за Юсуповского дворца. Пианист медленно шел мимо решетки сада, тени прутьев на мгновение мягко касались лица молодого человека, и ему невольно вспомнились прикосновения его возлюбленной.
«Не оставайся один, прошу тебя…» - едва слышный шепот бархатного голоса звучал громче любой музыки, так и не сумевшей заглушить эту невыносимую боль. Как же давно он не слышал игры музыкальной шкатулки, что они вместе слушали в полнейшей тишине. Тогда Александр верил, что эти мгновения превратятся в вечность, принеся покой и нежность их влюбленным сердцам…
Всего несколько часов спустя, уже глубокой ночью, в дом с башенными часами вошла незнакомка. Она поднялась на пятый этаж и позвонила в дверь, не решаясь воспользоваться своими ключами.
- Как же я рад снова видеть тебя, - тихо поприветствовал Марк девушку: именно к нему она и пришла. Руки дирижера нежно обняли девичью талию, и губы, жаждущие поцелуя, наконец, встретились.

*Павильон Грот расположен на берегу Большого пруда. Подобный миражу в пустыне, он напоминает пещеру у моря. При Елизавете он был украшен изображениями сказочных животных, дельфинов и морских раковин. Позже при Екатерине Второй он стал местом для ее уединения (фр.).