Вариант сознания... ч. 72

            
                Утреннее…
   Прохожу  реабилитацию в  Ливадийском  санатории. В половине пятого  меня  будит сердитое  цоканье  дрозда. В  кустах  у  него гнездо,  на который   положила  глаз  кошка.  Сердитый  дрозд  шумит и утром, и вечером:  то  ли кошка  настырна,  то ли характер  дурной.
     Предвкушаю радость от утренней прогулки.  По разнарядке врачей,  я  должен одолеть полтора километра  за половину часа.  Но я хожу  быстрее -  мелким, необременительным шажком, посматривая по сторонам.  Дорогу  обрамляет густая  зелень. Она  выплеснулась на края  дороги,  карабкается по крутым склонам,  оплетает решетки оград,  цепляется   за  балконы  на  фасадах   корпусов. В  парке   возвышается старая  подсыхающая гледичия  с редкой  зеленью;  рядом  -  акации в полном расцвете   сил. Ее сочная  молодая  зелень контрастирует с   плотной листвой  каштана, обвешанного,  как   новогодняя елка,   массой шипастых шариков. Картину  дополняет гортензия  возле старинного домика на  границе парка -    пышные  розовые  шары  кажутся  чем-то нереальным – вроде   экзотических  животных из подводного царства.
    Я  спускаюсь  по шоссе вниз,  на площадку перед  свитским корпусом.  Через дорогу перелетает белка;  за поворотом открывается  дуб -  огромная    лесная  вселенная  с немыслимой  геометрией  ветвей,  завитых  плющом.  Дуб возвышается над головой -  его ветви   толщиной   с матерое дерево. Они изогнуты тупыми и острыми углами, он скручены,  словно стальной  канат,  они прихотливо  изогнуты петлями,   словно карликовая  сосна в  японских  горшках. 
    Это не тот дуб, который  украшает страницы  «Войны и мира»:  это именно дуб-вселенная,  исполненный  вековой  библейской мощи и бытийного величия.
   Море, расплавленное  до сверкающей  белизны, слепит глаза квозь частокол  кипарисов. За мысом Мартьян  голубеет   плоский  череп  Аю-Дага, на котором прилипло, словно кипа,  круглое облачко.  Во дворике за  дачей   барона  Фредерикса    возвышается  торжественная колонна  секвойи.  Мамонтово дерево у  основания – в  три обхвата. Словно кий, поставленный  вертикально, он  поднимается на немыслимую высоту,  свесив   бивни -  ветви, увенчанные    шапками зеленых игл.  Над  его вершиной  -  неподвижное небо,  и более ничего. Кажется, ни время, ни ураганы  не способны  даже качнуть могучий ствол.  Но – увы  нам. В  парке  полно мертвых мамонтов…
    В  молодости жизнь кажется  бесконечной,  уходящей в  туманную даль… Раннее  утро напомнило о заблуждениях молодости.  С видовой  площадки перед свитским корпусом  открывается бесконечная,  растворяющая в дымке  панорама  моря и неба.  Сквозь разрывы облаков  на море падают   столбы  света;  море светится,  играет,   втягивая  зыбкую волну в световые колодцы;  там, вдали,   световые поляны    превращаются в  розовые  полосы, между которыми застыла,  словно  схваченная утренним морозцем,  огромная  гладь вод. Извилистые разводья,  светлые дорожки пролегли между   полями зеркального  стекла.   И мысль моя  извилиста в стремлении обойти  изначально грустную тональность  бытия   человека, только что пережившего очередной инфаркт…
                30 июня  2005.
                * * *
                Игрушка  Бога
     Ночью пришла мысль об особенности эволюции  человека и машины.  Вероятно,  это был сон,  из которого  я выхватил  мысль и принялся  ее  думать.  Однажды в  поезде я  встретил человека,  который  с  грустной улыбкой поведал, что  природа (или Бог) ограничили  возможности человека в познании мира.  Он  начертил  мне формулу: X + Y =  C,  где  С -  величина постоянная, а    икс  и игрек  суть  сумма пониманий и сумма толкований.  Чем больше   толкований -  тем  меньше  пониманий… Так у  нас  и есть.
Мне  приснилось,  что человек имеет некое  предельное  число  функций, заданное генетически.  Появление новых  функций (к примеру,  устная  речь)  влечет за собой  исчезновение   одной из прежних. К примеру,  телепатии.  И так  далее. Набор  функций  меняется,  а  сумма  неизменна.  Для  чего?  Таков механизм  эволюционного  изменения человека  как человека:  в противном случае  он  превратится в  монстра.  В  дурную бесконечность  функций.
 А  может,  чтобы из человека  не вырос  Бог…
А  вот с машинами, которые  придумывает человек. совсем  иначе.  Неограниченный  рост  функций. За счет этого человек преодолевает собственную ограниченность. Создает  механические мозги,  механические  ноги,  механические руки и так  далее.  В перспективе – создание  механизмов, которые по  числу  функций и по качеству их исполнения  обойдет человека.  Тут-то человеку и  конец…
Итак,  человек изначально трагически ограничен.  Может наступить момент, когда у него появится  функция  левитации, но отомрет функция  творения красоты… Или  функция мышления…
    Функциональная ограниченность   человека – если она имеет место - есть указание на  то, что  само создание  человека было актом  творения,  конструирования. Было создано существо  саморазвивающееся, самовоспроизводящееся, самопрограммирующееся.  Но - ограниченное по срокам  существования, по  объему  знаний,   по   функциональности.
     Игрушка  Бога…
                31  июля  2005.