Дивная история

                Дмитрий Наумов

                ДИВНАЯ ИСТОРИЯ

(Повествование основано на реальных событиях. Из соображений этики, все фамилии изменены)

Некая дама, выходя замуж, решила, как полагается, переменить фамилию и заодно паспорт. Тонкость состояла в следующем: дама имела фамилию Михайлова, а её избранник такую же. В ЗАГСе задумались. Какой смысл в обмене того и другого? Дама настаивала – хочу фамилию мужа. И паспорт новый. Немало посмеявшись (за кулисами), даме отказали и указали, что, по мнению ЗАГСа, достаточно штампа о браке только.
Однако дама, Михайлова в девичестве и таковая же в замужестве, возмутилась и решила искать справедливости сразу в Страсбурге, в Комитете по правам человека. Нашёлся и адвокат-ходатай. Может он рассчитывал поехать в Страсбург за счёт клиента, но сумма оказалась несоразмерна – платить тысячи евро за перемену отечественного паспорта (ладно бы на американский или, скажем, немецкий!) – таковая мысль остудила воспалившуюся несправедливостью миссис Михайлову (дело началось до замужества, только после которого и можно употреблять «мисс»). Хотя адвокат придумал ловкий ход, напирая на «схожесть» фамилий брачующихся, а не «одинаковость». Было пущено в ход ударение – у жениха ударение во втором слоге, а у невесты в третьем. Сильно также рассчитывал адвокат и на создание «прецедента». Во-первых, чтобы имя оставить в анналах юриспруденции («Прецедент Левинсона» – звучит!), во-вторых, и далее использовать находку: Ивановых у нас пруд пруди, стало быть, не столь невероятно, если жених и невеста будут Ивановы, с различным ударением, разумеется.
Сильно воспылал задумкою оный юрист. Верите, до смешного дошло – хотел, чуть ли не свои кровные добавить, чтобы поездку-таки в Страсбург совершить и «прецедент» сотворить. Впоследствии, когда девица Михайлова вняла здравым речам и отстала от Страсбурга, говорят, он даже специально сосредоточился на поиске подобного случая, в ущерб текущим делам. Вот как бывает!
Родственники Левинсоновы немало маялись с таковой задумкою и самим Левинсоном, буквально впавшим в остервенение – де, несмотря на очевидность, почему никто не поднял сего вопроса, можно сказать, проблемы, что весьма и премного удивительно! И, между нами, сей Левинсон дошёл в этом деле до конца, до рубежа, а затем и преступил оный, взявшись за исследования такого же вопроса в сопредельных странах, и, позже, перед тем как его укротили, успел взяться за другие материки. И то резонно – ведь, может статься, как в некотором месте, допустим, в Огайо, (эта составляющая Соединённых Штатов особенно нравилась Левинсону, хотя в Огайо он и не бывал – за произношение, во-первых, и, во-вторых,…впрочем, это не важно). Имя красивое, спору нет, но занудил его Левинсон. «Огайо! Огайо! Огайо!» – с такими воплями его и упекли в психушку, правда, уже после того, как он отправил письмо властям штата. Так вот, вполне может статься, (и наверняка ставалось!) что в штате с красивым именем пожелают заключить брак миссис Смит и мистер Смит. Как изволите быть с паспортами? Или с переменой фамилии? А главный казус в чём заключён? А? Ударение в ход пустить нельзя! Этакий казус и подкосил Левинсона. Он даже сгоряча хотел правила словарные переменить и начертал уже двести семьдесят четыре страницы по сему поводу. Да.…
А тем временем в Огайо получили письмо в законодательную организацию штата. Письмо оприходовали, присвоили номер, внесли куда надо, перевели и…задумались, поскольку совершенно было непонятно, кто таков отправитель и чего ему надобно. Избавиться от письма не рискнули, потому что бывали случаи, когда самое диковинное письмо или теория, оказывались важнейшей штуковиной и через то, славу штату со столь славным именем добавляли.
Чтобы хоть какое-то действие произвести в ответ, выудили из обширного письма фамилию Smith – Смит, то есть, и взялись за этого Смита: как и что, почему он известен в такой далёкой стране, не бывал ли он там по собственной воле или в плену, либо интернирован и прочее. И откуда он знаком с мистером Левинзоном (так, по-ихнему, звучала фамилия Левинсона, и прецедент мог статься «Левинзоновым»)?
Смитов случилось немало в славном штате Огайо. Чтобы голову не ломать, начали по порядку алфавитному, со Смита, имеющего инициалы А.А. – Августин Арчибальд. Во как! Но самое неприятное для разбирательств было то, что Смит А.А. – чернокожий. Сами знаете, как это болезненно в Штатах воспринимается. Вдобавок, как на грех, все члены комиссии по разбирательству – белые…словом, взялись за следующего, с инициалами А.А., только белого. Но взять-то с него было нечего – безработный, неимущий и не только из штата Огайо никогда не выезжал, но даже и деревеньки своей за всю жизнь не покидал. Третий Смит А.А. и вовсе оказался девочкой и тогда уже решено было придать письмо Левинзона забвению, как вдруг выяснилось, что первый Смит – тот, что Арчибальд, подал в суд на власти штата за небрежное к нему отношение – настолько почли его за ничтожность, что даже и в комиссию по разбирательствам решили не вызывать. Ясно, что за цвет кожи… Словом, Левинзон создал преизрядную головную боль властям любимого штата. После всех передряг власти штата направили запрос в страну, откуда пришло к ним письмо – что такое, этот Левинзон, и чего ему надобно от властей штата?
Стали в России искать Левинзона. Нашли нескольких. Выбор пал на Левинзона Э.Э., как указано было в запросе. Принялись его расспрашивать: зачем, да почему, он озадачивает органы власти чужой страны. Тот Э.Э. был выжига ловкий – бровью не поведя, тотчас молвил, что сильно интересуется историей штата, жизнью людей тамошних, порядками, которые почитает за образец, высоко ставит руководителей штата, поддерживающих в цветущем состоянии сию территорию и вдобавок, успевающих при том благосклонно отвечать на вопросы граждан других стран. А вообще-то, он, Левинзон, имел целью побывать в сём замечательном штате, чтобы на месте, «вживую», так сказать, изучить историю происхождения сего феномена, дабы потом издать книгу или учебник, как пример для подражания. И про Смита этот Э.Э., ловко наплёл: фамилия самая распространённая, вроде Иванова у нас, вот, так сказать, хотел поинтересоваться бытом обыкновенного жителя Огайо.
«Раз такое дело, тогда понятно!», – сказали огайовцы и посодействовали в выдаче визы сему Э.Э.. Пусть посмотрит, каково у нас мистерам и мисс Смитам живётся, да протрубит на весь мир о том. Дело-то, славное!
«Славное дело!», – воскликнул Э.Э., не ожидавший такого подарка (впрочем, он из тех, кто бдительно караулит повороты Судьбы) и, распродав всё что можно и что нельзя, а так же перезаняв у всякого встречного-поперечного изрядно денег, усвистал в славный штат Огайо.
Как-то так быстро получилось, что визу гостевую Э.Э. обменял на рабочую, а затем очутился на Брайтон-Бич, где занялся торговлей фруктами, так и не протрубив на весь свет о штате Огайо. Фрукты эти никто в глаза не видал, включая Э.Э., который торговал «фьючерсами» – обещаниями о них. Через интернет Э.Э. нанял посредников, которые зарегистрировали его фирму «Levi and son Ltd» в Южноамериканских джунглях, со всеми послаблениями налоговыми и денежными поощрениями со стороны того государства, что владело сими джунглями. Этот же посредник нанял от имени Э.Э. креола в качестве представителя фирмы, который, в свою очередь, нанял пяток аборигенов, выстроивших хижину дяди Тома и наваливших рядом горы бананьев. Фотография бананьев на фоне щита «Levi and son Ltd» с довольными аборигенами, (им не то бусы посулили, не то колокольчики в нос) повисла в «офисе» Э.Э. и более никак он к Южной Америке не обращался.
Тамошний креол, именем Аркадьо Витторио Буэносдиас распустил крылья – шутка ли, в такой глуши и представитель крупнейшего поставщика фруктов! – мгновенно задумал жениться. Вмиг сосватал (под будущие авансы и бонусы) самую видную дивчину из Акапулько – Санту Софию Фредерику де ла Кортес, в обиходе – Пепитту. Понятно, что прочим женихам дали от ворот поворот – идите, бананы рвите, голытьба!
Минуло время, сгнили бананы, а никто не только не требовал новых, но даже ни владелец, ни посредник – никак себя не проявляли. Сумасшедшие деньги – десять долларов, выданные нанимателем на канцелярские принадлежности, подходили к концу. За спиной креола возник шепоток. Отец Пепитты стал хмур и неразговорчив. Аборигены перестали слушаться и не желали даром убирать гнилые кучи подле хижины. Тогда креол решил сам позвонить нанимателю. Он несколько раз ходил на почту, пока не удалось ему получить семисекундную аудиенцию, смысл которой тотчас стал известен всей деревеньке и был тот смысл прост и беспощаден. Ах, злые языки!
Ушла Пепитта, ушла к состоятельному Гойкоэчиэ Сантане Веласкесу – владельцу курицы – будет, что подать к свадебному столу! Жестоко насмехались над креолом сборщики плодов никому не нужных. А пузатые рахитичные ребятишки без одежд, кидались камнями и вопили, когда он появлялся на улице.
Пошёл бедный креол на берег Рио-Гранде, сел и заплакал. Плакал он и жаловался Богам майя и ацтеков на несправедливость, просил переговорить с Богами владельца компании «Levi and son Ltd», чтобы они отступились от такого подлеца. Но Боги майя не рискнули связываться с Богами Э.Э., а посоветовали креолу записать свои страдания и плач, издать книгою и через то получить прибыль.
Написал тут же на берегу креол книгу. Ничего не утаил: ни людской злобы, ни коварства Пепитты, ни узловатых волосатых коленей своего соперника Гойкоэчиэ, на которых она теперь восседала, ни курицы, привязанной за лапу к колышку, бродившую по двору, с вытоптанной до залысин травой, ни плача своего – «бока хуниора» – «славного паренька». А книгу прямо так и назвал: «На берегу Рио-Гранде сел я и заплакал».
 Поднялся великий скандал! Обвинили креола в том, что он украл название у известного писателя. И сей скандал явился на экраны телевизоров в виде новостей перед мисс Михайловой, в девичестве Михайловой тож. Страшно удивилась мисс Михайлова тому, что существуют книги с таким чудным названием и притом во множественном числе, так, что людям приходится спорить, кто вперёд его придумал. Пошла она в магазин книжный и, краснея, спросила книгу с таким названием, боясь насмешек. Но серьёзный продавец подал ей книгу, и мисс Михайлова прочла название: «На берегу Рио Пьедро села я и заплакала». Вернулась мисс Михайлова домой, села на кухне, чтобы не слышать пьяного храпа мистера Михайлова, прибывшего из гаража, прочла книгу и расплакалась. Ах, какая удивительная жизнь существует там! Какие чувства, какие отношения! Какая дивная история!