Мать и дочь

В женскую гимназию Аня Заболотных пришла, когда ей было шестнадцать лет. До этого три года она не посещала школу. На фоне своих нынешних одноклассниц, еще угловатых, непосредственных 12-летних подростков, она выглядела взрослой женщиной: полностью сформировавшаяся, с правильно наложенным макияжем и идеально уложенными волосами, в глазах – тоска и легкая усталость от жизни, столь несвойственная девочкам этого возраста. Да и всем своим видом она показывала, насколько ей все это не интересно и не нужно.
Первую неделю сентября она мужественно посещала все занятия, держась в стороне от навязчивых одноклассниц, с неизменным задумчивым видом на милом личике. На переменах девочки спешили в коридор, чтобы попрыгать, поиграть, позадирать друг друга. Аня же неторопливо направлялась в туалет, где придирчиво оглядев себя в зеркало, четкими движениями поправляла макияж, делала начес, задумчиво накручивала на пальчик свои густые локоны, пытаясь создать кудри. Единственной, с кем она общалась в школе, была третьеклассница Оленька Смирнова. Девочка воспитывалась в детском доме и от недостатка женской любви и ласки льнула ко всем представительницам прекрасного пола, которые не отталкивали ее, не одаривали презрительным и непонимающим взглядом, когда она заискивающе заглядывала в их глаза. Видимо и в рано повзрослевшей Ане она увидела свою потенциальную маму. Едва дождавшись звонка, Оля со всех ног бежала на второй этаж, где училась облюбованная ею Аня, обвивала ее талию своими детскими ручонками и до начала следующего урока не отходила от старшеклассницы ни на шаг. Порой вот так, крепко обнявшись и что-то непрестанно обсуждая, девочки сидели всю перемену.
Первое время одноклассницам было интересно узнать об Ане побольше. Девочки прекрасно понимали, даже больше чувствовали, что Аня знает, ведает гораздо больше них. В каждом ее взгляде, в движении они видели некую тайну, тайну взрослой женщины. Аня же держалась в стороне. Она прекрасно помнила, как обсмеяли ее эти уверенные в себе гимназистки, когда девочка только пришла в класс, сколько слез пролила она из-за этого.
Однажды самая смелая семиклассница Лера Солнцева решилась задать Ане давно волновавший всех вопрос.
- А у тебя друг есть? – густо покраснев, выдала Лера и опустила глаза.
Аня посмотрела на девочку каким-то мутным взглядом и ничего не ответила.
- Ты чего? Глухая что-ли? – возмутилась Лера. – Я спрашиваю, есть ли у тебя друг.
- Есть. А тебе какое до этого дело? – дернулась Аня и вперила на Леру ненавидящий взгляд.
- Да так, - стушевалась семиклассница, резко развернулась на каблучках и, словно что-то вспомнив, резко остановилась и, вновь заинтересованно посмотрев на Аню, медленно  продолжила: - А у вас с ним был этот… ну как его…
Лера опустила глаза, не осмелившись произнести это постыдное для нее слово.
- Секса что-ли? - продолжила за нее Аня и истерически расхохотавшись прямо в глаза Лере, побежала в туалет, где закрывшись в кабинке, прорыдала почти целый урок.
По лицу девочки катились слезы, а в голове в тысячный раз звучал голос директора гимназии, вкрадчивый и строгий:
- Аня, я прекрасно понимаю, что ты в этой жизни уже видела многое. Ты уже достаточно взрослая и должна понимать, что нашим девочкам знать об этом не нужно. Они еще маленькие, с мальчиками не дружат и подробности твоей личной жизни им не к чему.
Тот день, когда произошел этот разговор с директором, Аня запомнила навсегда. Мама стояла с ней рядом, слышала каждое слово… И не вступилась, не прикрыла ее от этой взрослой, напористой, оскорбительной речи. Давно ей не было так стыдно. Девочка уже почти не помнила, что заставляло ее краснеть в последний раз…
Сколько же ей тогда было? Аня наморщила лобик, пытаясь вспомнить тот день, когда мама впервые посвятила ее в премудрости взаимоотношений мужчины и женщины.
Вот она совсем маленькая возвращается домой из школы: радостная, спешит порадовать
маму пятеркой по русскому языку. Входную дверь никто не открывает, и она спешно ищет ключи в огромном рюкзаке. Наконец, замерзшие пальчики нащупали на самом дне брелок – ярко-красное сердечко. Девочка быстро открыла дверь и, вбежав домой, замерла на пороге. Сквозь приоткрытую дверь спальни она увидела маму, лицо и плечи которой покрывал поцелуями незнакомый мужчина.
Несколько минут Аня, как завороженная, созерцала эту сцену. Неожиданно в голову прилила кровь, ей захотелось громко закричать и забить ногами, но она сдержала этот порыв и быстро выскочила в коридор. Оставив дверь нараспашку, Аня устремилась на улицу, где немного придя в себя, начала тихо плакать. Школьница сидела на обледеневших ступеньках, ведущих в подъезд, крепко обхватив колени руками. Стоял морозный зимний день и люди, кутаясь в длинные одеяния, суетливо сновали туда-сюда. Но Аня не видела никого, не чувствовала холода, сковывающего все живое. Она не помнила, сколько просидела так: может быть несколько минут, а может час. Когда плакать не было  больше сил, а в душе наступило полное безразличие, сзади ее обняли чьи-то руки и потянули девочку вверх. Встав на ноги, она повернулась. Сзади стояла мама.
- Пойдем домой, - тихо проговорила она и потянула дочь за руку. Только тут Аня поняла, насколько сильно замерзла: ни ноги, ни руки не слушались ее. Мама крепко взяла ее  подмышки и потянула в подъезд.
Сняв с девочки верхнюю одежду, женщина усадила ее за кухонный стол и налила чай с малиновым вареньем.
- Выпей, а то простынешь, - глядя в глаза дочери, обратилась она к ней. – Успокойся, и расскажи мне, что ты видела, а я постараюсь объяснить то, чего ты пока не понимаешь.
- Я все видела, - с трудом разлепив смерзшиеся губы, проговорила Аня.
- Понимаешь, Аня…
-Не понимаю, не хочу понимать! - громко закричала девочка, перебив свою мать на полуслове. – Ты подлая, ты предала нашего папу! А он все видит, ты сама мне об этом говорила. Он всегда будет с нами, будет нам помогать оттуда, с неба! Как ты могла, как!?
- Анечка, папы больше нет. Ты уже взрослая девочка и должна понимать, - пыталась достучаться она до дочери.
- Ты предательница, предательница, - непрестанно повторяла Аня. Ей хотелось ударить маму, надавать ей пощечин. Девочка с трудом сдерживала себя, не отводя ненавидящего взгляда от грустных маминых глаз.
- Послушай меня, - резко повысила голос женщина и с силой тряхнула девочку за плечи. – Послушай и постарайся понять. Тебе уже десять лет, ты достаточно взрослая… для этого. Знаешь, мы живем в очень сложном мире, мире, в котором распоряжаются мужчины и нам без них никуда. Ты любишь вкусно поесть, тебе нравятся красивые вещи, игрушки. Мы с тобой часто ходим в кино, в парк, в кафе. Все это стоит немалых денег. Я не работаю, а денег, которые мы получаем после смерти папы, хватает лишь на оплату коммунальных платежей. Понимаешь… я даю мужчинам свою ласку, любовь, а они взамен дают мне деньги, на которые мы с тобой и живем.
Мамины слова доходили до Ани с трудом, казалось, что ее уши плотно набиты ватой, сквозь которую звуки практически не проходят. В голове что-то стучало, словно пыталось вырваться наружу, в глазах – темнота.
- Аня, прости меня, прости и пойми, - прижав к себе дочь и обливаясь слезами, повторяла мама. – По-другому просто нельзя.
«По-другому нельзя», - в сотый раз повторяла про себя Аня и с силой билась головой о хилую перегородку туалетной кабинки. Воспоминания столь явственно нахлынули на девочку, что она забыла о том, где находится и что с ней произошло. В школе уже закончился урок, шумом началась перемена. Очередной звонок вновь разогнал девочек по кабинетам.
Дверь кто-то резко дернул и раздался возмущенный возглас:
- Кто здесь? А ну-ка быстро на урок.
Аня быстро смахнула рукой слезы и распахнула дверь. На нее пристально смотрела ее классный руководитель Наталья Яковлевна.
- Аня, что у тебя случилось? – поправляя душку очков, обратилась она к девочке.
- Ничего, - потупив взгляд, ответила девочка и ужом проскользнула мимо учительницы.
Войдя в класс, Наталья Яковлевна, сразу подошла к Ане и тоном, не терпящем возражений, обратилась к ней:
- После уроков никуда не уходи. Нам нужно поговорить.
Аня лишь молча кивнула.
Едва прозвенел звонок с последнего урока, школьница схватила сумку и рванула на улицу.
«Еще она меня будет жизни учить, - возмущенно думала она, - Какое ей вообще до меня дело? Жалостливую видите ли из себя корчит. На самом деле ей все равно. По глазам ее злющим видно, что она меня ненавидит. Правильно мама говорит, никому нет до нас дела. Всем лишь бы поиздеваться».
На следующий день Аня в школу не пришла, через неделю и через месяц тоже. Эта было уже пятое учебное заведение, в котором она пыталась учиться. Пятая попытка начать новую жизнь. И вновь неудачная.
                ***
В первый раз она бросила школу, когда у нее появился друг. Ей было 12 лет, ему-18. Тогда Аня была уверена, что это настоящая любовь, первая и последняя в ее жизни. Учиться стало не интересно, да и незачем. Аня давно поняла, что образование в нынешней жизни ничего не значит, денег им не заработаешь, а времени потратишь массу.
Артем работал грузчиком в супермаркете и деньги на шоколадки для своей подружки у него были всегда. Один раз он даже купил ей теплые колготки. Это было очень кстати. Не за горами была зима, а  прошлогодние колготки у девочки порвались. Носить джинсы на голые ноги неуютно и холодно. Тогда-то Аня и убедилась в том, что Артем действительно ее любит. Ведь мама неоднократно повторяла ей, что любовь мужчины оценивается деньгами, которые он на нее тратит. А колготки стоили целых 250 рублей! Аня очень долго хотела купить их: бардовые, ажурные, с широкой резинкой и ярким алым бантом на пояснице.
Как обычно, вместо школы, девочка отправилась к Артему в гости. В это время его родители были на работе, и он скучал дома один. Аня торопливо скинула яркую курточку, сапожки и с ногами забралась на диван. Тогда Артем и протянул ей красочную упаковку.
- Примерь, я посмотрю, как они будут на тебе сидеть, - сказал он и девочка подчинилась.
Быстренько задрав юбочку и стянув старенькие, штопаные колготы, девочка спешно натянула обновку. Артем не сводил с нее глаз.
- Красиво, - протянул он, - Только ты юбочку-то задери, я посмотрю, как они наверху сидят, не малы ли. Там… бант очень красивый.
Счастливая Аня, не задумываясь, выполнила его просьбу. Она начала крутиться перед Артемом, как волчок, демонстрируя обновку со всех сторон. Когда же девочка вновь посмотрела на Артема, то в ужасе отшатнулась от него. Парень крепко сжал кулаки и, посмотрев в глаза девочки каким-то затравленным взглядом, прошипел сквозь зубы:
- Уходи отсюда, быстро!
Аня замерла в оцепенении. Она не понимала, что произошло, чего плохого сделала, что любимый выгоняет ее. Схватив с дивана курточку, она выскочила в коридор и там, облокотившись о холодную стену, горько заплакала.
Домой идти не хотелось. В это время мама всегда принимала у себя мужчин. Еще часа два
девочки предстояло провести на улице. Она медленно вышла из подъезда, забрела в первый попавшийся магазин и, вперив невидящий взгляд в витрину с бижутерией, простояла так до тех пор, пока на нее не прикрикнула продавщица:               
- Чего вылупилась? Полчаса уже здесь стоишь. Либо покупай, либо убирайся. Нечего товар загораживать.
Аня посмотрела на женщину мутным взглядом и не спеша направилась к выходу.
- Эй, тебе чего, плохо? – догнала девочку продавщица.
Аня лишь покачала головой и, обойдя обескураженную женщину, направилась к выходу.
На улице было промозгло и сыро, дождь лил нескончаемым потоком. Аня опять забыла зонт и сразу вымокла до нитки. В детском саду все беседки были заняты, подростки и молодые мамы с ребятишками прятались от дождя. Тогда девочка вновь направилась на людный проспект и, встав под козырек парикмахерской, замерла. Казалось, что она не чувствует ни холода, ни сырости, гнавшей людей по домам. Она уже привыкла стоять вот так, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. У нее не было подруг и друзей, поэтому укрыться в такие моменты было негде. Аня не могла объяснить себе поведение Артема, лишь смутные догадки теснились у нее в голове. Каким-то седьмым чувством она понимала, что Артем больше никогда не будет ее другом, да и был ли он им?
Через час  девочка неторопливо направилась в сторону дома. Дождь, наконец, прекратился, из-за туч выглянуло солнышко, но на душе у нее было так-же пасмурно и тоскливо. Открыв входную дверь, она вздохнула с облегчением. На пороге не было мужских ботинок, значит, мама дома одна.
Заглянув в кухню и, не обнаружив там никого, Аня прошла в спальню. Мама лежала на кровати и немигающим взглядом смотрела в потолок. Девочка скинула курточку и легла рядом с ней, уткнувшись носом в родное плечо. Женщина даже не пошевелилась.
- Мам, у тебя что-то случилась? – заволновалась Аня.
- Да. Сейчас звонила жена дяди Вовы,  - покорно ответила женщина. – Она узнала, что я встречаюсь с ее мужем. Такое чувство, что на меня вылили ведро с помоями. Я ей прямо сказала, что она сама виновата в том, что от нее муж гуляет, что она похожа на сухарь, у которого не осталось никаких человеческих эмоций. Ведь у нее на уме только работа. О мужчине, который живет рядом с ней, она совсем не думает. Так нельзя. Запомни, дочь. Так нельзя! Мужчина всегда должен быть для женщины на первом месте. Он – добытчик, кормилец.
Пока папа был жив, я считала себя самой счастливой женщиной на свете. Мне больше ничего не было нужно от жизни. Только, что бы он был рядом, чтобы была семья. А сейчас… Сейчас я даже не знаю, что мне нужно. Я устала от этой грязи, а жить по-другому не могу. Тратить свою жизнь на работу не хочу, не женское это дело. Пусть мужчины зарабатывают, а я буду тратить. Нет своего добытчика, будут чужие. Женщины сами виноваты, что не могут удержать своих мужчин. Неужели им трудно говорить им ласковые слова, чаще хвалить, даже если это будет откровенная лесть, накрывать на стол и готовить их любимые блюда?
Аня внимательно слушала неторопливую мамину речь. В отличие от школьных уроков, то что говорила ей мать, девочке было интересно. Она не сомневалась в том, что по жизни ей это пригодится.
- Мам, я не хочу больше ходить в школу, не вижу смысла, - наконец, девочка решила заговорить о наболевшем.
- Тебя там обижают? – равнодушным тоном обратилась женщина к дочери.
- Да нет. Просто достало все. Зачем мне сдалась эта школа, ничего нового я там не узнаю. Только занудничают все, пристают со своими нравоучениями. Достало!
- Достало, - тихо повторило мама. – Дочь, но ведь учиться нужно. Вдруг тебе придется работать, а у тебя даже аттестата не будет. Кстати, сегодня приходил социальный педагог. Сказала, что ты месяц не посещаешь школу. Я ей пыталась объяснить, что она не права, что каждый день ты собираешь рюкзак и отправляешься на занятия. А она мне все одно и потому. Скажи мне правду, Ань, где ты бываешь каждый день?
- Я же тебе объясняю, - соскочила с кровати девочка, - что учиться не хочу и не буду. Ты мне сама говорила, что это бессмысленно!
- Не могла я тебе такого говорить, - возмутилась женщина. – Учиться надо, иначе кем ты станешь по жизни?
- А кто ты? – Аня вперила пристальный взгляд. – И я буду так же. В школе мне скучно, учителя – зануды, а дети придурки. Играют в какие-то дурацкие игры, прыгают, бегают. Какой от этого прок? Что полезного дают им эти дикие скачки. Какой смысл в том, что я знаю, сколько будет дважды два и что жи-ши пишется через букву и. Никто даже корки хлеба за эти знания не подаст.
- У тебя новые колготки? – только тут заметила мама, резко сменив тему разговора.
- Да, - остолбенев от столь резкого перехода, автоматически ответила Аня.
Глаза мамы загорелись, она принялась со всех сторон разглядывать обновку дочери, ощупывать ее, крутить девочку.
- Мам, тебе совсем безразлична моя жизнь? – едва сдерживая слезы, проговорила Аня. – Я с тобой о школе поговорить хотела, объяснить. Мне так плохо, мам, мне больше не с кем поговорить. А тебе только колготки и интересны.
Вдруг женщина резко распрямилась, схватила дочь за плечи и посмотрела ей прямо в глаза.
- Где ты взяла колготки? – сухо спросила она.
- Купила, - густо покраснев, пролепетала девочка.
- Не ври, - закричала мать. – Правду говори, не то побью, из дома выгоню, покалечу… Так вот почему ты не хочешь учиться, вот почему…
Женщина перешла на дикий визг, потом громко захрипела и, вдруг обессилев и как-то резко обмякнув, рухнула на кровать.
- Анечка, не правильно я тебя воспитала, не ту правду тебе в голову вбила, - всхлипнув, тихо заговорила женщина. – Не права была я, ох как не права… Не думала, что все мои слова так глубоко в головку твою детскую засядут.
Я ведь, Анют, в школе отличницей была, пока папу твоего не встретила. Пятнадцать лет мне тогда было. Но, даже не смотря на дикую любовь и то, что в десятом классе тебя под сердцем носила, а потом пеленки стирала, да ночи бессонные проводила, школу без троек окончила.
Дальше, конечно, учиться не пошла. Не сил, не времени на это не было, да и желания, чего уж тут таить. Паша на шахте работал, деньги неплохие приносил, на жизнь хватало. Никогда не понимала женщин, которые на работе горели, семье своей любви да ласки не додавали. В нашем доме всего этого было предостаточно. Поэтому-то Паша с работы домой быстрее бежал, а не с мужиками по улицам болтаться. Хорошо тогда было, спокойно. Пока не обрушилось на нашу семью это страшное горе. Помню этот день, как будто вчера было.
Паша пошел тогда в ночную смену. Я, как всегда, собрала ему забутовку. Пожарила беляшей, в термос налила горячий чай, начала закручивать пластмассовую крышку, а она лопнула. Знаешь, тогда у меня в душе будто что-то оборвалось и дикая боль разлилась по всей груди. Когда Паша зашел на кухню, я крепко обняла его, прижалась лицом к его теплой, небритой щеке, такой родной, такой до боли знакомой. Сердце бешено колотилось.
- Что случилось, Марин? – встревожился он. – Ты вся дрожишь, сердце колотится, как у мышонка. Маленькая моя, успокойся. Опять твои страхи. Шахта – это обычная работа, только находится она под землей. Ничего ужасного в ней нет, и травмируются шахтеры не чаще, чем те же самые строители.
- А я боюсь, - тихонько поскуливая, проговорила Марина, - все равно боюсь. Если с тобой что-то случится, то я этого не переживу. Я умру, понимаешь? Может быть, мое тело и продолжит свое бессмысленное существование, а душа умрет, не будет ее больше, никогда.
- Что за глупости ты говоришь, Марин! – строгим тоном прервал он ее речь и, оторвав от себя жену, посмотрел ей прямо в глаза. – Ну что может со мной произойти. Я же живучий. Мне и цыганка как-то нагадала, что жить мне до семидесяти пяти лет. Так что даже не думай об этом. Цыганки – они ведь ого-го! Все наперед знают. Нагадали вот мне, что в браке счастлив буду. Так оно и вышло. Мне на работе все мужики завидуют, какая у меня жена умница, да красавица. Это по нашим временам редкость. Если женщина красивая, то обязательно ****ь. А ты у меня хозяйственная, любящая, ласковая. Люблю я тебя, очень, очень!
Паша резко схватил жену на руки и понес в спальню, приговаривая:
- Сегодня без завтрака обойдусь. Ты гораздо вкуснее беляшей с мясом.
Провожая мужа на пороге, Марина в последний раз прижалась к нему и прошептала:
- Любимый мой, только не бросай меня, никогда не бросай.
Живым она его больше не видела. Спустя три часа в их квартире раздался телефонный звонок, громкий, тревожный, разорвавший предутреннюю тишину на части. Марина крепко спала и спросонья долго не могла сообразить, что это так настойчиво звенит.
- Алло, алло! Кто это! – взволнованно закричала Марина в трубку, вслушиваясь в быстрый поток чьей-то речи, и вдруг закричала, запричитала, заплакала,  – Как обвал, кто погиб… Вы врете, вы все врете, он должен до семидесяти пяти лет жить, а ему всего двадцать четыре! Не верю, не верю вам! Вы меня с кем-то перепутали. Это квартира Заболотных, а вы куда звоните?!
Швырнув трубку на рычаг, Марина заметалась по квартире, скидывая на пол детский игрушки, книги – все, что попадалось под руку. В эти минуты на нее было страшно смотреть – женщина напоминала дикую пантеру, только что загнанную в клетку и ищущую из нее выход. Она то истерически плакала, то хохотала. Проснулась дочь, о чем тут-же возвестила мать громким недовольным плачем. Женщина схватила ее на руки, пытаясь успокоить малышку. Но девочка кричала все больше и больше, захлебываясь собственным плачем. Целуя ее красную, возмущенную мордашку Марина плакала вместе с ней.
Когда в дверь постучали, у матери и дочки плакать уже не было сил. Марина не спускала малышку с рук ни на секунду. Крепко прижав к груди свое самое родное существо, она тихо покачивалась из стороны в сторону, как одинокий маятник.
Женщина неторопливо встала и, собрав последние силы, подошла к двери. Она не стала заглядывать в глазок, она уже знала, кого увидит там.
Николай был лучшим другом Паши. Они дружили с детства и были крепко связаны дворовой пацанской жизнью. Окончив школу, ребята пошли учиться в техникум на подземные разработки. Как всегда вместе. Они даже девушку одну полюбили… Марину. За много лет общения они научились понимать друг друга с полуслова.
На это раз он тоже понял все без слов. Понял, что говорить ничего не нужно, да и что можно сказать в такой ситуации? Он прижал женщину к себе, затем потихоньку увлек в зал, бережно усадил на диван. Так они и сидели, облокотившись на мягкую спинку, не произнося ни слова. Так они встретили новый день.
Николай взял на себя все похоронные хлопоты. Марина же эти дни прибывала в прострации. Она не ела, не пила, ни с кем не разговаривала. Маленькую Аню забрала к себе бабушка. Пожилая женщина пыталась уговорить и Аню переехать к ней, но вдова была непреклонна. Она лишь качала головой, глядя в одну точку стеклянным, ничего не выражающим взглядом.
- Доченька моя, Мариночка, - плакала Наталья Ивановна, - не убивайся ты так. Ты ведь и себя в могилу загонишь. У тебя дочка растет, папина копия, счастливая будет. Нужна ты ей, ой как нужна. Она ведь по ночам не спит совсем, навзрыд плачет. Прикорнет на полчасика и опять заливается. Такие крошечки очень уж от мамы зависят: если ей плохо, то и им невмоготу. Жить ведь дальше нужно, любое горе человек перегоревать может.
Пожилая женщина гладила дочь по голове, преданно заглядывая ей в глаза. Она пыталась отдать ей хотя бы капельку своей жизненной энергии, которая, казалось, оставила Марину вовсе. Ей было по-настоящему страшно за свою дочь, такую молодую и здоровую на вид, но очень хрупкую и ранимую внутри. Но Марина не реагировала ни на что, ни на слезы матери, ни на дочкины непрестанные всхлипывания.
Пашу хоронили в закрытом гробу. Семье погибшего шахтера объяснили, что мужчину придавила почти тонна породы. Полностью раздробило все кости, внутренние органы, от него не осталось почти ничего. В тот роковой день рядом с Павлом было еще пять человек. Трое лежали в реанимации, двое каким-то чудом практически не пострадали. Опасаясь за их физическое и психическое состояние, врачи запретили им покидать палату и ехать на похороны Павла. Но шахтеры не послушали предписаний врача. Не договариваясь заранее, ровно в восемь утра, они встретились в больничном коридоре.
На кладбище дул ледяной ветер. Собравшиеся кутались в теплые шубы и дубленки, пытались поглубже натянуть головные уборы, зябко ежились и переминались с одной ноги на другую. Лишь Марину не пронизывали насквозь порывы ветра, леденящего не только людские тела, но и души. Казалось, ей все равно, что здесь происходит. Она стояла, как ледяная статуя, неприступная и холодная. Когда гроб стали опускать в землю, по ее лицу пробежала едва заметная судорога, ноги подкосились, и резко обмякнув, она рухнула на руки вовремя подоспевшего Николая.
За поминальным столом было тихо. Замерзшие люди шепотом переговаривались, время от времени бросая взволнованные взгляды на Марину. Но, выпив положенные сто грамм, оживились, поднялся застольный гвалт. Лишь двое шахтеров, буквально три дня назад чудом выжившие во время обвала, сидели молча, опустив глаза в стол. Ни есть, ни пить они не могли, мешал огромный ком, вставший поперек горла, мешавший дышать.
- Эх, начальство видимо жалеет, что и эту смерть нельзя оформить, как бытовую, - тихо проговорил один.
- Да уж, - не глядя на собеседника, заговорил второй, - а ведь сколько у Пашки до этого травм было. Помнишь, один раз с кровоизлиянием в мозг увезли. Выжил…Начальник участка не раз его в больнице навещал, уговаривал, чтоб он согласился признать травму бытовой. Согласился Пашка, а зря. Может, его бы хоть на поверхность вывели и ни сидели бы мы сейчас на его поминках.
- Тогда бы на его месте был другой. Может быть, я, а может и ты. Мы ведь рядом были, буквально в метре друг от друга.
Марина слышала этот разговор и по мере того, как смысл сказанного доходил до ее сознания, душу ее заполняла удушающая ненависть, ненависть ко всему окружающему.
Сейчас, рассказывая это своей подросшей дочери, она как-будто вновь окунулась в кошмар тех дней.
- Не знаю, как я это пережила, - промокнув платком слезы, закончила Марина свой рассказ, - во многом благодаря тебе. Только ради тебя я осталась жить и решила мстить всем мужикам: тем, которые хладнокровно отправляют на смерть наших любимых; тем,  которые воюют, убивают, которые ради своей выгоды готовы поступиться жизнью и здоровьем своих товарищей.  А как может женщина отомстить мужчине? Заманить их в свои сети, привить им зависимость к себе, к своему телу, ласкам, любви. Использовать их по полной программе, выжать из них все соки, а потом выкинуть из своей жизни, как ненужную субстанцию, срок годности которой истек.
Аня была в шоке от того, что ей довелось услышать. Округлившимися от ужаса глазами она смотрела на свою мать, не узнавая ее. Девочки казалось, что рядом с ней сидит какая-то чужая, далекая женщина.
В этот момент Марина посмотрела на дочь и обомлела. Девочка стала белой, как стена, в круглых детских глазенках читался дикий испуг, непонимание происходящего, ненависть, перемешанная с любовью – такой невероятный коктейль, намешанный на сильных эмоциях и юношеском максимализме, вызвал рассказ матери. 
- Солнышко мое,  - протянула Марина руки к дочери, - ты не слушай меня. Я ерунду несу. Какая же я дура! Ты ведь совсем ребенок, а я тебя такими вещами гружу. Не думай об этом, не надо.
Марина прижала дочкину головку к груди, судорожно разглаживая родные кудряшки.
Горячие слезы матери падали Ане на лицо и стекали по нему длинными ручейками. Девочка обвила маму ручонками и тоже заплакала. Она громко всхлипывала, что-то непрестанно говорила и все плотнее жалась к своему самому родному и любимому человеку, которого так сильно боялась потерять.
Успокоившись, они пошли на кухню, налили по кружке горячего чая и неторопливо выпили этот напиток, заедая его вишневым вареньем. Мать и дочь чаевничали молча, каждой из них было о чем подумать, что проанализировать. Марина корила себя за то, что вылила на дочь ушат ненужной, даже опасной для ее детской психики, информации. Аня обдумывала ранее сказанное матерью, пытаясь понять ее поведение, ее позицию, понять и оправдать, чтобы можно было жить дальше.
- Мам, как же так? – немного успокоившись, проговорила девочка, - как ты живешь? Ведь все люди не виноваты в том, что произошло с тобой. Это так дурно, так неправильно, нечестно. Мам, а мне что делать? Как и ты мстить за моего папу? Получается, если я не буду за него мстить, то я его не люблю, его не достойна. Но я не считаю, что все виноваты в том, что он погиб. Это не так.
- Тебе не нужно ни за кого мстить, - вспыхнула Марина. – Что за глупости, Анют? Конечно, никто не виноват, что произошел обвал в шахте. Это дело случая. Шахтеры рискуют каждый день, спускаясь в забой. Они знают, что в любой момент может произойти трагедия, но все равно спускаются под землю, потому что им нужно кормить своих жен и детей. Все они – настоящие герои. Да и начальников участков, нередко списывающих явные производственные травмы на обычные бытовые, тоже можно понять. Если человек пострадал на предприятии, то там начнутся непрерывные проверки, комиссии понаедут одна за другой. Задергают всех. Могут даже приостановить сам производственный процесс. Шахтеры будут сидеть дома, а их семьи сосать лапу. Кому от этого лучше?
Вопрос, обращенный в никуда, так и повис в воздухе. Аня не знала, что ответить, да и вообще, что сказать в данной ситуации. Девочка запуталась в лабиринтах взрослого мышления, еще до конца ею непознанного. Слишком мала она была, чтобы понять. Ей было всего двенадцать лет. Хотя в одном она была уверена точно: мама не может быть не права, потому что если ее жизненная позиция, ее взгляды и убеждения неверны, то по чьим принципам жить, кому верить, какой взрослой ей становится?
Помнила Аня и очередной визит в их дом социального педагога одной из школ, которую она бросила.
- Марина Владимировна, нельзя так безалаберно относиться к родной дочери, - возмущалась пожилая женщина. - Неужели вам абсолютно безразлично Анино будущее? Она ведь не глупая, учиться может. Девочка просто не видит смысла в познании наук, у нее какие-то другие приоритеты. Никак не могу понять, чего она вообще хочет, к чему стремится. Мы пытались вовлечь ее в общественную деятельность, с ней пытался заниматься хореограф, тренер по волейболу. Девочку несколько раз определяли во всевозможные кружки. Толку – ноль. Два раза сходит на занятия и теряется. Спрашиваю у нее, почему она не посещает занятия - молчит. Смотрит куда-то вверх и ни слова не произносит. Может быть, вам стоит обратиться к психологу?
- У меня здоровая дочь, и физически, и психически, - рассердилась женщина. – Если вы не можете ее ничем заинтересовать, то это ваши проблемы.
- Значит так, - социальный педагог попятилась от разъяренной женщины, - если завтра ваша дочь не приходит в школу, то я подаю документы в комиссию по делам несовершеннолетним. Пусть они с вами разбираются. Если вам плевать на собственную дочь, то мы будет принимать серьезные меры.
- Делайте, что хотите, - Марина попыталась вытолкнуть пожилую женщину за дверь.
- Кстати, мне тут сказали, что Аня с вами по вечерам пиво пьет, - уже на пороге прошипела та. – Я все выясню, и если это правда, то вас лишат родительских прав.
Захлопнув дверь, Марина опустилась на порог.
- Ань, иди сюда, - позвала она дочь, наконец, решив для себя, как быть в данной ситуации.
Девочка не торопясь вышла из своей комнаты и невозмутимо посмотрела на мать.
- Жизни учить будешь? – с усмешкой обратилась она к ней.
- Меня бы кто научил, - начала женщина. – Просто хочу тебе сказать, что больше всего в этой жизни я хочу, чтобы ты была счастлива. Но я не понимаю, чего ты хочешь для счастья. Объясни мне, пожалуйста.
- Тебе правда это интересно? – недоверчиво спросила Аня. – Или ты решила в очередной раз поиграть в заботливую мамашу.
- Зачем ты так? – нахмурилась женщина. – Ты мой единственный ребенок. Я тебя люблю, я живу для тебя.
Женщина с силой потерла голову, мучительно болевшую после вчерашних возлияний.
- Головка бо-бо, да мам? – продолжала откровенно издеваться девочка. – Пить меньше не пыталась? У меня учись. Я вот вчера не меньше тебя пива выхлестала, и как новая. Ниче не болит и не чешется.
- Ань, а откуда ваш соцпедагог знает, что ты пиво со мной пьешь? – задала женщина наиболее интересовавший ее вопрос.
- О! Вот, оказывается, что тебе от меня нужно. А я-то думаю, чего это мамочка моя жизнью-то моей заинтересовалась.
- Аня! – повысила голос Марина. – Не смей так разговаривать с матерью. Я просто так спросила. Нужно же мне что-то соцпедагогу говорить. Старая кляча, достала она меня. Ходит, вынюхивает что-то. Ты слышала, что она собирается подавать документы на комиссию. Сходишь туда – клеймо на всю жизнь получишь.
- Ничего, переживу, - пробубнила Аня. – И не такое переживала. В школу все равно не пойду. Можешь даже не говорить мне про это. Нечего мне там делать.
- Ань, а ведь ты в начальной школе отличницей была, - сквозь слезы заговорила женщина. – Радовала меня оценками. Я думала, что ты далеко пойдешь. Выучишься, на работу устроишься. А ты что творишь? Как жить-то собираешься?
- Я тебе уже пятьсот раз говорила, как буду жить. Как ты. Мне нравится. На работу ходить не надо, с утра пораньше подрываться тоже. Красота! И живешь, окруженная мужской любовью и заботой.
- Не для этого я тебя растила, не для этого… - схватившись за голову, заунывно запричитала Марина. 
- Как мне надоело все это: ты, учителя, тупые одноклассники – ненавижу вас всех, - истерически прокричала Аня и выскочила на улицу.
Вечерело. На улице прогуливались молодые, счастливые пары. Все живое радовалось первым теплым  весенним денькам. Аня прошлась по широкому проспекту и села на лавочку напротив фонтана. Под тихое журчание воды текли ее нерадостные мысли. Напротив щебетали две девочки, на вид, Анины ровесницы. Они наперебой делились друг с другом своими секретами.
- Он меня сегодня домой из школы проводил, рюкзак донес!
- Че говорит?
- Говорит, что нравлюсь.
- Прикольно! А он тебе еще нравится?
- Очень! Скажи, он красивый. Такие глазки, волосы. А какой он высокий, плечи широкие.
- Да-а. Везет же тебе. А на меня Васька совсем внимания не обращает. В субботу на школьной дискотеке я за ним по пятам ходила. Думала, он меня на последний медляк пригласит. Не пригласил. Я потом всю ночь проплакала. Как подумаю о нем, как представлю, что ему какая-то другая девочка нравится, сразу жить не хочется.
- Детский сад, - сквозь зубы процедила Аня и пересела на другую лавочку, подальше от двух наивных школьниц.
- Девушка, а можно с вами познакомиться? – подсел к Ане молодой человек.
- Очень нужно, - грубо ответила девочка.
- Чего так, - улыбнулся в ответ парень, - на улице весна: тепло, светло – душа радуется. А ты надулась, как бука. Может, у тебя какие-то проблемы. Ты поделись. Говорят, одна голова – хорошо, а две – лучше. Не можешь одна с бедой справиться, я тебе помогу.
- Правда? – сощурилась девочка и насмешливо посмотрела на улыбчивого молодого человека.- Тогда дай мне три тысячи. А то на улице весна, красота, птички поют, а я все в столетнем зимнем пуховике хожу. И все потому, что у меня денег нет на новую курточку. Смотри, напротив девчонки сидят. Обе, как куколки. Мне у той, что справа красная коротенькая курточка, с бабочкой на спине очень нравится. Такую же хочу. Купишь?
- Ну знаешь… - попятился юноша от девочки, - наглости тебе не занимать. С чего это я тебе должен куртки покупать. Ты мне вообще кто?
- А кем я должна тебе стать, чтобы покупал? – звонко засмеялась девочка, - Только скажи. Стану.
- Офигеть, - только и произнес парень, спешно удаляясь от лавочки. Аня рассмеялась ему вслед.
- Разве так можно, - покачала головой пожилая женщина, сидящая на соседней лавочке, которая внимательно слушала разговор молодых людей. – Такая молодая, а уже такая прожженная.
- Опять нравоучения, - закатила Аня глаза. – Как вы меня все достали. Ты ведь ничего обо мне не знаешь, а жизни пытаешься учить.
- Так ты поделись, расскажи мне, - подсела женщина к девочке, - я все пойму. Да и тебе самой легче будет.
- Не поймете, - пожала Аня плечами. - Я сама себя не понимаю.
- Тебе сколько лет? – проявила участие непрошенная собеседница.
- Четырнадцать. А что? Тоже скажете, что выгляжу старше?
- Как же ты рано повзрослела, девочка, - всплеснула руками женщина. – Что же за жизнь у тебя такая, бедненькая. Наверное, родителю пьющие. Да? Безотцовщина? Может, тебе кушать нечего. Так пойдем, я тебе хлебушек куплю.
- Жри сама свой хлеб, а я красную икру скоро есть буду, - прокричала Аня и побежала во двор.
Начало смеркаться. Аня неторопливо шла по сырым улицам, иногда останавливаясь и носком ботинка задумчиво разрыхляя весеннюю чачу, серым покрывалом застилавшую землю. Сырость и слякоть – неотъемлемая часть весеннего пейзажа. Уже не зима, но и до лета еще далеко. Хотя все живое уже существует в предвкушении тепла, заранее радуясь ему. Подобные чувства порой касались и Аниной, казалось бы, уже затвердевшей, но еще совсем  детской души. Временами ее охватывало легкое волнение, основанное на чем-то радостном и светлом. Аня начинала искать источник этого светлого чувства, а когда в сотый раз, не находила его, впадала в глубокую тоску.
Когда стало совсем темно, Аня зашла в первый попавшийся подъезд и села прямо на бетонные ступени. Услышав сверху шаги, она даже не пошевелилась. Ей не было страшно, хотелось лишь побыстрее оказаться в тепле. Приблизившись вплотную к девочке, шаги замерли. На Анины плечи легли чьи-то тяжелые руки. Она попыталась скинуть этот груз, но не получилось. Кто-то очень крепко держал ее.
- Что вам от меня нужно? Отпустите! – испуганно закричала девочка.
- Не кричи, я тебя не обижу, - раздался за спиной вкрадчивый мужской голос. – Я тебя отпущу. Только ты не убегай. Мне просто нужно с тобой поговорить.
-Со мной?  - девочка развернулась назад всем корпусом и встретилась с мужчиной взглядом.
Ее собеседником оказался мужчина лет пятидесяти, темноволосый, с крупным носом и добрыми глазами.
- Я не убегу, - твердо ответила Аня.
- Ты не думай, я не маньяк и не убийца, - начал он, отпустив девочку. – И желаю тебе лишь добра. У тебя что-то случилось. Иначе ты бы не сидела на ледяных ступеньках в одиннадцать часов вечера. В это время девочкам твоего возраста уже пора укладываться спать. Расскажи мне, что  у тебя случилось. А я постараюсь помочь.
В это момент Аня напоминала меленького нахохлившегося воробушка, побитого жизненными неурядицами и уставшего бороться за свою жизнь. Она плотно прижала колени к подбородку, как-бы защищаясь ими от всего окружающего мира. Из-под густой челки недоверчиво поблескивали ярко- синие глаза.
- Какие у тебя необычные глаза, - отметил мужчина и улыбнулся. – Синие, как океан.
- А вы там были, на океане? – заинтересовалась девочка.
- Был,- ответил мужчина, - У меня уже взрослая дочь. Она вышла замуж и уехала жить в Америку. В прошлом году я ездил к ней в гости. А сегодня у меня родился внук. Ты не представляешь, какое это для меня счастье. Зять говорит, что мальчик – вылитый я. Так хочется его быстрее увидеть, подержать на руках.
- Здорово, - протянула девочка. – А вы любили свою дочь?
- Почему же любил, - удивился мужчина. – Я ее и сейчас люблю, и всегда буду любить. Она – самое дорогое, что есть у меня в жизни. Родители всегда любят своих детей.
- Не всегда, - дернулась Аня. – Меня мама не любит. Я в этом уверена. Ее абсолютно не интересует моя жизнь. Живет только своими заботами. Понимаете, я в этой жизни совсем одна, никому не нужна, ни одной живой душе.
- Ты не права, не бывает так, поверь.  А где твои родители?
- Родители… Папа умер, а маме просто нет до меня дела. Ее интересуют только свой внешний вид, шмотки, мужчины. Ей не до меня. Она обращает на меня внимание только тогда,  когда у меня появляется новая вещь.
- Мне кажется ты утрируешь. Женщина должна следить за собой, на то она и женщина. Мама разговаривает с тобой? Спрашивает, как ты отучилась в школе? С кем ты дружишь?
- Да нет у меня ни друзей, ни школы, - безнадежно пожала плечами Аня. – Говорю же, что я совсем одна. Вот видите, и вы меня не слышите.
- Как это нет школы? Ты что не посещаешь занятия?
- Не хочу и не буду. Зачем это нужно? Кому? Вот вы, наверняка, окончили школу. Наверное, еще и высшее образование получили. И что вам это дало? Как повлияло на вашу жизнь?
- Прежде чем обсуждать такие серьезные темы, давай для начала познакомимся, - предложил мужчина. – Меня зовут Сергей Аркадьевич. А тебя?
- Аня, - буркнула девочка.
На тот момент Сергей Аркадьевич работал директором детского дома. Он не раз сталкивался с подростками, подобным Ане. За десять лет работы в педагогике он выработал свой подход к проблемным детям и подросткам. И на этот раз мужчина интуитивно почувствовал, что если сейчас начнет учить девочку жизни, ставить в пример свои заслуги, то в ту же минуту потеряет едва начавшееся зарождаться доверие к себе. Здесь нужно было действовать очень осторожно, следить буквально за каждым словом, действием. При этом внимательно следить за реакцией девочки на его слова, вглядываться в ее синие глаза, отслеживая эмоции, которые они отражают. Главное, не упустить момент, когда в них появится насмешливая искорка неверия, чтобы успеть исправить ситуацию и направить ее в нужное русло.
- Анна, я приглашаю вас к себе в гости на чай, - официальным тоном предложил Сергей Аркадьевич.
- На чай!? – Аня подняла на него удивленные глаза. – Вы же меня не знаете совсем. Может, я наркоманка, воровка. Да мало ли…
- Ты же меня тоже не знаешь, - широко улыбнулся он. – Но, надеюсь, что после сегодняшнего разговора мы станем лучшими друзьями.
- Хорошо, пойдемте, - тихо произнесла Аня и направилась вверх по лестнице.
Сергей Аркадьевич провел Аню на кухню и включил чайник.
- Вы один живете? – спросила Аня, тут же густо покраснев.
- Да, - просто ответил Сергей Аркадьевич. – Жена бросила меня много лет назад. Мы остались вдвоем с дочерью. Жениться больше не захотел, перестал верить людям, а тем более женщинам.
-Правильно, - сразу согласилась с ним Аня. – Женщинам верить нельзя. Подлые они все, мужчин лишь используют, ничего не давая взамен.
- Ох, ты как, категорично, - усмехнулся Сергей Аркадьевич. – Рановато ты в людях-то разочаровалась. Есть среди них и хорошие, и плохие, и подлые, и порядочные. Наверное, тебе просто не везло в жизни.
- Учить меня будете? – в Аниных глазах блеснул недобрый огонек.
- Да кто я такой, чтобы тебя жизни учить, - тут же отреагировал Сергей Аркадьевич. – Меня бы кто поучил. Может быть, ты мне совет дашь, как жить дальше? Дочь далеко, в гости наведывается редко, максимум один раз в год. С женщинами связываться боюсь. Бывают, конечно, кратковременные романы, но до серьезных отношений дело не доходит.
- Скажите, а почему от вас ушла жена? – с самым участливым видом, наморщила лобик Аня.
- А почему обычно уходят жены? – ухмыльнулся Сергей Аркадьевич. – Любовь очередную нашла. Дочка еще в садик ходила, когда на нее это чувство обрушилось. Я сразу понял, что с ней что-то не так. Подозревал, что мужчина появился. Так что, когда в очередной раз вернулся с работы и не обнаружил ее вещей, особо не удивился. Она всегда такая была, ветреная. Я в свое время ее от парня увел. При этом, как-то быстро это получилось, сам не ожидал. Познакомился с девушкой в парке, обменялись телефонами. На следующий вечер она мне сама позвонила и назначила встречу. Сразу мне на грудь бросилась, чуть ли не в любви объяснялась. На парня своего жаловалась, как он ее не ценит, грубо обращается и т.д. и т.п. Ну, я ее и пожалел, на свою голову. Через полтора месяца сообщила, что беременна. Я, как человек порядочный, решил жениться. Хотя, на тот момент, только из армии пришел. Ни работы, ни дома своего не было. Учиться хотел. Но с женой и ребенком, какая может быть учеба. Устроился в школу учителем трудов и то, по блату, так сказать: мать моего одноклассника там директорствовала.
Свадьбу сыграли, как положено. Невеста – в белом платье, в фате. Хотя уже тогда многие надо мной подсмеивались: «Какое белое платье? До тебя ведь с ней полгорода повстречалось». На такие замечания старался не реагировать. Ребенка растить надо. Хотя… Ладно, это уже не важно. Моя Катюха, моя дочь, нос у нее мой, взгляд, даже походка, представляешь?
- Да-а, - протянула Аня. – И больше вы свою жену не видели?
- Не видел, слышал только, - нахмурился Сергей Аркадьевич. – Лет восемь назад звонила мне, рыдала. Говорит, мужа в тюрьму посадили, а она одна осталась с двумя годовалыми близнецами. Упрашивала меня от алиментов на дочь отказаться. Я ведь тогда со злобы на нее на алименты подал. Не знал, как отомстить, как задеть ее. Злоба какая-то глупая была. Чего злился, не понимаю. Дочь со мной осталась, а больше мне ничего и не надо было. Жену я не любил никогда, поэтому ее гуляния спокойно переносил. За душу меня это не трогало. Катю я и при ней считай, что один воспитывал. Она под утро домой возвращалась, пьянющая, потом весь день отсыпалась. А я Катюху с утра в ясли уводит, потом забирал. По вечерам мать гуляла, а мы с дочкой книжки читали, есть готовили. Как-будто и не было у нас ни матери, ни жены. Но, когда она нас бросила, все-равно больно было. Головой вроде и понимал, что так только лучше для нас будет, а душа болела.
- От алиментов-то отказались? – подняла Аня глаза от кружки с чаем.
- Конечно, - улыбнулся Сергей Аркадьевич. – Давно уж перегорело все. Обида ушла. Да и деньги мне ее ни к чему. Своего ребенка я и сам прокормлю. Катюха моя никогда ни в чем не нуждалась. Платьица ей самые лучшие покупал, игрушки, какие только пожелает. Я ведь понимал, как ей материнской любви не хватает, видел, что она себя ущербной чувствует. Вот и пытался, как мог, компенсировать. Сначала она часто про маму спрашивала, плакала по вечерам, скучала очень. Первое время меня это даже злило. Не понимал, почему она так убивается, чего хорошего ей мать сделала, что любит она ее так. Позже, с возрастом, понял, что для ребенка любая мать – самая лучшая и любимая. Пусть пьет, пусть бьет – только чтобы рядом была, чтобы чувствовать ее материнский запах, ощущать ее тепло. Это какое-то природное чувство, животное, непреодолимое. Без отца ребенок проживет, а вот без матери никак. В каждой женщине тепла ищет, льнет к ним, как котенок. Я вроде и старался, как мог. Но не хватало ей матери, все равно не хватало.
Сергей Аркадьевич сдвинул густые брови, быстрым жестом утерев наполнившиеся слезами глаза.
- Не плачьте, - шмыгнула носом Аня. – Не заслуживает она ваших слез. Лучше расскажите, как у вашей дочери жизнь сложилась. Как она с мужем живет?
- Она у меня такая умничка! – глаза Сергея Аркадьевича тут же просветлели, заискрились какой-то неудержимой радостью. – Школу окончила с серебряной медалью. Поступила на бюджетное отделение юрфака в Томске. Там и познакомилась со своим будущим мужем. Он тоже парнем серьезным оказался, целеустремленным. Сразу сказал, что собирается сделать оглушительную карьеру, уехать за границу и уже там обустраивать свой быт. Все у него идет по плану. Со второго курса начала работать в банке. Там его как-то сразу заметили, назначили на руководящую должность. Как только получил диплом, перевелся в Москву. Дочь, конечно, поехала с ним. Там они свадьбу и сыграли. А еще через год в США уехали. Купили там дом: большой, друхэтажный, как на картинке. Сына родили.
- Зачем им дети? – удивилась Аня. – Деньги еще на них тратить, время. Я вот, когда вырасту, детей вообще заводить не буду. Хочу жить только для себя. Хочу, чтобы у меня было все самое лучшее: дорогие вещи, украшения. В солярий буду каждый день ходить и в парикмахерскую. У меня будет такая высокая красивая прическа, волосы – белые-белые и длинные. Еще ногти себе наращу, в ярко-красный цвет их выкрашу, чтобы все смотрели на меня и завидовали.
Сергей Аркадьевич лишь качал головой, время от времени устремляя взгляд на пылающее лицо девочки.
- У меня будет богатый муж, - продолжала упиваться своими мечтами Аня. – Мы будем жить в огромном доме с бассейном и прислугой. У меня будет собственный шикарный автомобиль, и я никогда, никогда не буду работать. У меня просто не будет на это времени. Ну сами подумайте, когда? В двенадцать часов – подъем, завтрак, массаж, тренажерный зал, солярий, парикмахер. Пока всех обойдешь, день уже закончится. А по вечерам буду в рестораны и ночные клубы ходить, интервью давать. Обо мне ведь будут во всех газетах и журналах  писать, я ведь буду женой очень знаменитого и богатого человека, который потом купит мне роль в каком-нибудь сериале.
- Ого! – воскликнул. – Какие у тебя оказывается грандиозные планы. И как ты планируешь их осуществлять? Думаешь, так просто найти богатого мужа? Его ведь нужно будет чем-то заинтересовать. А что ты сможешь ему предложить, кроме своей красоты и молодости?
- А разве этого недостаточно? - искренне удивилась Аня.
-Богатый мужчина – это состоявшийся человек, который точно знает, чего хочет от жизни. Вряд ли тебе, молоденькой кокетки, удастся покорить его сердце, а уж тем более женить на себе. И это при том, что все мужчины к тому времени, когда они начинают зарабатывать только первый капитал, уже прочно женаты. Разводиться никто не торопится, мужчины в большинстве своем консерваторы. Они боятся перемен, и, чтобы решиться на какой-то серьезный шаг, должны быть очень веские причины.
- Какие? – заинтересовалась Аня.
- Ты должна будешь соответствовать их запросам, их уровню. Ты должна быть образованной, начитанной, эрудированной. В наше время эти качества ценятся не меньше, а скорее и больше, чем внешние данные. Обладая лишь смазливой мордашкой, ты можешь рассчитывать лишь на разовые встречи, не больше. В загс тебя никто не поведет.
- Вы так думаете? – недоверчиво протянула Аня. – А моя мама говорит, что мужчин не интересует внутренний мир женщины. Главное, чтобы она выглядела хорошо.
- Твоя мама не права, - нахмурился Сергей Аркадьевич. – Я,  насколько ты успела заметить, мужчина. Мне проще судить о том, что нам нравится, а что нет.
- Ну и что же вам нравится в нас? – придав тону игривые интонации, что выглядело очень неестественно и наигранно, обратилась она к мужчине.
- Как раз тот самый внутренний мир, - серьезно ответил он. – Считаю, что он намного важнее, чем внешняя оболочка человека. И не улыбайся так. Я тебе серьезно говорю.
- Наверное, у вашей жены он был очень глубокий, - усмехнулась Аня. – Не зря ведь вы на ней женились.
- По-моему я тебе рассказал, как у нас все получилось, - сквозь зубы процедил мужчина. – А тебе нравится делать людям больно. Зачем?
- Мне же делают больно, все делают. Хотя я, между прочим, ребенок. Взрослые должны беречь мою психику. Она у меня еще неустойчивая. Но меня никто, никто не жалеет. И я не буду, никогда, никого не пожалею, - перешла девочка на крик. – С чего бы это вам жалостливого дядечку из себя строить? А? Что вам нужно от меня? Признавайтесь? Может, вы меня на панель отправить хотите? Так не получится, я все про это знаю и никогда не доверюсь чужому мужчине. Ментам пожалуюсь, в тюрьму вас упеку. Или вам самому молоденькую захотелось? Говорите, правду говорите! Не бывает, что просто так чужого человека жалели. Человек человеку – враг. Мне мама всегда так говорила.
- Мама, мама, - задумчиво пробубнил Сергей Аркадьевич и, посмотрев прямо в глаза девочки, спросил. – Лучше скажи мне, из-за чего ты обозлилась так на весь белый свет? Почему ненавидишь всех, не веришь никому? Ведь нельзя так жить, тяжело одному противостоять жизненным невзгодам.
- Нормально, - уже спокойно ответила Аня. – Прекрасно без вас всех обходилась, и дальше обходиться буду. И не нужен мне никто.
- Не правда, - вынес свой вердикт Сергей Аркадьевич. – Каждому человеку нужен кто-то, на кого можно положиться, разделить и горе и радость. Знаешь, иногда радость просто необходимо с кем-то разделить, даже важнее, чем горе. Иногда это чувство настолько переполняет тебя, что просто разрывает внешнюю оболочку на части. И если не разделить это чувство с близким человеком, то можно просто сойти с ума.
Аня смотрела на мужчину во все глаза. В ее взгляде читалось недоверие, перемешанное с интересом. И еще Сергею Аркадьевичу показалось, что была в них благодарность. Хотя, наверное, это ему только показалось. За что она может его благодарить, этот рано повзрослевший ребенок, в жизни ничего хорошего не видевший?
- У вас есть такой человек? – прервала его размышления девочка.
- К сожалению, нет, - не раздумывая, ответил он. – Но надеюсь, что сегодня я его обрел.
- Кого это вы имеете в виду? – обомлела девочка.
- Я хочу стать твоим другом, - улыбнулся он. – Мне просто необходим человек, с которым я бы мог разделить свои беды и радости.
-Вы, наверное, шутите, - недоверчиво протянула девочка. - Ведь вы такой взрослый, такой сильный. Разве я смогу вам чем-то помочь, подсказать?
- Я в этом просто уверен, - не задумываясь, подтвердил мужчина. – Мне очень, очень нужен друг, и именно такой как ты. И если ты откажешься, то я буду обречен на дальнейшее одиночество.
- Ну что вы, - потупилась Аня, - я не откажусь. Я буду помогать вам, когда будет нужно. Одиночество – это страшно, уж я-то это точно знаю.
В тот день Сергей Аркадьевич вызвался проводить Аню домой, заверив ее, что именно так поступают настоящие друзья. Девочка всю дорогу что-то ему рассказывала. Ей было очень спокойно и тепло. Сергей Аркадьевич то задумчиво улыбался, то хмурился, временами искоса поглядывая на громко щебечущую девочку. Он понимал, какую ответственность взял на себя, но это нисколько его не тяготило. Он знал, что справится, что не пожалеет своих сил и времени, чтобы вырастить из этой замкнутой, обозленной на весь мир девчонки достойного человека.
                ***
Мать встретила Аню на пороге.
- Кто тебе провожал? – впилась она в девочку затуманенным алкоголем взглядом. – Что за старый, нищий козел?
- Мама, как ты можешь так говорить, - испуганно прошептала девочка. – Ты ведь его совсем не знаешь. Он очень хороший, добрый человек. Он предложил мне дружить, и я согласилась. У меня ведь никогда не было настоящих друзей, а теперь есть. Знаешь, как здорово иметь настоящего друга!
- Что он тебе предложил? – процедила мать.
- Дружбу, - девочка испуганно попятилась назад.
- Дура! – вдруг закричала женщина. – Ты чем думаешь? Неужели ты действительно ничего не понимаешь? Как может взрослый мужчина дружить с малолеткой. Единственное чего он хочет – это затащить тебя в постель! Запомни, если у вас что-то будет, то я его в тюрьму усажу за совращение несовершеннолетних, а тебя из дома выгоню.
- Сама ты дура, - тоже перешла на крик Аня. – Я, между прочим, сегодня у него дома была. И ничего он мне не сделал, ничего! Ты думаешь, мне нравится каждый вечер бродить по ледяным улицам, мерзнуть по дворах, потому что из теплых подъездов меня выгоняют, с позором выгоняют? А домой идти не хочу, потому что надоело на твоих мужиков любоваться!
- Мои мужики тебя хотя бы в постель не потащат, я им не позволю, - уже спокойно продолжила женщина. – Этот же твой, друг так сказать, еще неизвестно, что с тобой может сделать. Ты не думала о том, что он может быть маньяком или убийцей? Может быть, он таких малолетних дурочек, как ты, на улице цепляет и в Турцию пачками отправляет проституцией заниматься. В наше время нельзя никому верить, пойми, особенно мужикам.
Ты у него хотя бы спросила, кто он, чем занимается? Что ты вообще про него знаешь? Или только ты ему душу открывала, а он тебя слушал и сочувствовал, точнее делал вид, что сочувствует?
- Он мне рассказал про свою жену, - нахмурила бровки Аня.
- Так он женат? – сбавила тон женщина.
- Уже нет. Жена ушла от него, оставила одного с ребенком. Он один вырастил дочь. Она сейчас живет за границей и ему тоскливо одному.
- То есть, он думает, что ты будешь его веселить? Чего он от тебя-то хочет?
- Я же тебе объяснила, - вновь повысила тон девочка. – Он хочет со мной дружить.
- Что ты заладила о своей дружбе? Как ты вообще себе это представляешь? Вы что, будете вместе в краски играть, или мячик по двору гонять, с мальчишками встречаться? Что вы будете делать вместе?
- Не знаю, - растерялась девочка. – Гулять будем вместе, в парк ходить, в кино…
- Ясно. Интересно, кто будет оплачивать ваши походы в кино и в парк?
- Наверное, он будет платить.
- Вот и я о том же, - обессилев, женщина опустилась на стул, стоящий в прихожей и прикрыла глаза. – Это я и пытаюсь тебе доказать. Получается, что ты будешь не дружить с ним, а бегать к нему на свидания. А свидания знаешь, чем заканчиваются?
Этот вопрос так и повис в воздухе. Конечно. Аня знала, чем заканчиваются подобные отношения между мужчиной и женщиной. Но до этого момента, пребывая в радужных мечтах, она как-то недодумала, недопоняла.
- Прости меня, мам, - только прошептала Аня и, глотая слезы, побрела в свою комнату. Не раздеваясь, девочка рухнула на кровать и, уткнувшись лицом в подушку, тихонько заплакала. В этот момент ей не хотелось жить, она не видела впереди ничего светлого, важного и нужного. Один мрак, беспроглядный, черный мрак. Мысли в голове путались. Она не могла объяснить даже себе самой почему ей так больно и горько.
- Анют, - мамина теплая рука легла на плечо девочки. – Не переживай так. Будут у тебя еще друзья и подруги. У тебя ведь еще вся жизнь впереди. Четырнадцать лет – это самое начало.
- Начало чего, - сквозь слезы выдавила из себя слова Аня. – Взрослой, безрадостной жизни? Не хочу быть такой, как ты. Это недостойно человека. У тебя нет никого, кроме твоих бесконечных мужиков, которые лишь используют тебя.
- У меня есть ты, - тихо заговорила женщина. – И мне больше никого не нужно. Я и живу-то только для тебя.
- Спасибочки, - девочка оторвалась от подушки. – Только мне-то с твоей любви что? Что ты вообще для меня делаешь? Когда я по вечерам часами сижу на морозе у нашего подъезда, ты обо мне думаешь? Хоть немножечко? Или ты поглощена только своими мужиками? Вряд ли в эти моменты ты думаешь обо мне.
- Ты не права, Анечка, - сдавленным от подступающих слез голосом, проговорили Марина. – Я ведь не заставляю тебя на улице сидеть. Я думала, что ты там с друзьями, с подружками гуляешь и сама не хочешь идти домой. Я ведь все понимаю, Ань. Знаю, как девочкам твоего возраста необходима свобода. Вот меня родители до самого замужества жестко контролировали. Ровно в десять часов мне нужно было обязательно быть дома. И если я опаздывала хотя бы на десять минут, то меня на двое суток сажали под домашний арест. Поэтому я и старалась не мешать тебе, не лезть в твою личную жизнь..
- А, может быть, тебе все-таки было неинтересно лезть в нее? – девочка не отводила глаз от матери. – Признайся. Может тебе просто все равно, что со мной? Тебе гораздо интереснее и важнее твои проблемы и твоя жизнь. Не нужна я была тебе, никогда! Был бы живой отец, он бы меня понял. Он бы тебя из дома выгнал и был бы прав.
- Почему ты так жестока ко мне? - заплакала женщина. Не заслужила я этого. Если бы не я, то на что-бы ты жила, покупала себе вещи? Ты думаешь, что работая где-нибудь в школе можно обеспечивать семью? Ты хоть знаешь, какие зарплаты у бюджетников? Да нам бы с тобой только на хлеб с молоком хватало.
- Да ладно ты, мам, не плачь, - прижавшись к маминому плечу, проговорила девочка. – Я все понимаю. Только обидно иногда бывает, что ты мной совсем не интересуешься. Не хочешь в школу ходить – не ходи, гуляешь по ночам – гуляй. В остальных семьях это по другому происходит. Родители что-то разрешают детям, а что-то нет, водят их в разные кружки. Но я тебя все равно люблю, мам, честное слово. И если ты считаешь, что Сергей Аркадьевич – плохой человек, то я больше не буду с ним общаться.
- Обещаешь? - сквозь слезы улыбнулась мать.
- Обещаю, - прошептала девочка.
                ***
Следующий день выдался на редкость ярким и солнечным. Аня проснулась в приподнятом настроении и, тихонько напевая что-то себе под нос, направилась в ванну. С кухни доносились аппетитные запахи. Для девочки это было настолько непривычно, что она на несколько секунд замерла на пороге своей комнаты. Затем, решив, что запах проник в их квартиру от соседей, продолжила свой путь. Но тут она отчетливо услышала шипение масла на сковороде и настороженно пошла в сторону кухни.
- Мам, чего это ты? - удивленно протянула девочка, наблюдая за маминой суетой возле плиты. – Не спиться, что ли. Обычно тебя в это время из кровати не вытащишь.
- Теперь всегда будет так, - широко улыбнулась женщина и, обняв девочку, смачно поцеловала ее в щеку.
- Доброе утро солнышко, - не снимая с лица улыбку, продолжила Марина.
- Ну ты даешь! – только и проговорила девочка и с размаху рухнула на табурет. – А чего готовишь-то?
- Оладьи, - заспешила женщина к плите, откуда уже доходили запахи пригорелого теста. – Ну вот, заговорилась я с тобой! Теперь одна сторона горелая будет.
- Ничего страшного, - успокоила маму девочка. – Хочешь, я все горелые оладьи съем. Я люблю все хорошо поджаренное.
- Никто их есть не станет! – воскликнула женщина. – Разве мы не можем себе позволить несколько оладий собачкам на улице скормить?
- Жалко как-то, - протянула девочка. – А с чего ты вдруг решила завтраком меня накормить?
- После вчерашнего разговора я поняла, как была не права по отношению к тебе, - переворачивая оладьи, ответила Марина. – Я тебе много не додала: любви, заботы, внимания. Прости меня за это, Ань. Сегодня мы вместе заберем твои документы из прежней школы и переведем тебя в другую, в какую захочешь. Я буду помогать тебе делать уроки. И еще, сегодня же зайдем во Дворец культуры и устроим тебя в какой-нибудь танцевальный кружок.
- А ты уверена, что я всего этого хочу? – подняла глаза на мать девочка. – Какие танцы, мам? Мне уже четырнадцать, а танцевать дети начинают лет с четырех. И в школу позориться я не пойду. Сидеть за одной партой с шестиклашками? Увольте!
- Ань, - женщина сняла сковороду с плиты и села рядом с девочкой. – Учиться ведь нужно. Как ты на жизнь зарабатывать будешь. Без среднего образования тебя только поломойкой и возьмут.
- Я вообще работать не собираюсь, - вертя в руках вилку, беззаботно продолжила девочка. – Хочу жить, как ты.
- Хорошо, можешь делать, что хочешь! – перешла на крик женщина и, швырнув лопатку, которой переворачивала оладьи, убежала в комнату.
Аня побрела следом за матерью. Вдруг ей стало так стыдно, что она была готова провалиться сквозь землю.
- Не плачь, пожалуйста, - Аня обняла свою мать. – Если хочешь, то я пойду и в школу, и на танцы, и учиться на одни пятерки буду.
Вдоволь наобнимавшись и наплакавшись, они прошли на кухню. Наевшись пышных оладий со сметаной, мать и дочь стали собираться в школу.
Поднимаясь по ступеням столь нелюбимого ею учреждения, Аня старалась не думать об унижениях, которые ей предстояло вынести. Как оказалось, девочка переживала не напрасно.
- Заявилась, наконец, - неприветливо встретила ее классный руководитель. – Сколько лет -сколько зим. Ой, а ты с матерью!
Следом за дочерь в кабинет зашла Марина. Увидев ее, учитель густо покраснела и продолжила радушно:
- Как замечательно, что вы пришли. Нам нужно очень серьезно поговорить. Проходите, присаживайтесь.
Марина уверенно прошла вглубь кабинета и села за школьную парту напротив учительского стола.
- Марина Анатольевна, - начала Ольга Александровна, - вы совсем не занимаетесь воспитанием вашей дочери. Девочка уже полгода не посещает школу, а от вас ни слуху, ни духу. И я к вам несколько раз приходила, и социальный педагог. Вас то дома нет, то просто на порог не пускает. Это же не дело. Аня вообще учиться дальше планирует?
- Мы хотим забрать документы, - сухо ответила Марина.
- Что? – вновь повысила тон учительница. – Неужели вам абсолютно наплевать на собственную дочь? Как она жить будет, как деньги зарабатывать? Сейчас даже поломойкой без образования не устроишься.
- Вас действительно интересует судьба моей дочери или вы печетесь о деньгах, которые вам переводят за нее, как классному руководителю? – посмотрела в глаза раскрасневшейся женщины Марина. – Я наслышана о вашей системе, не из тайги вышла. Ваша зарплата зависит от того, сколько учеников числится в школе. Чтобы выбить лишнюю копеечку вы добавляете в список учащихся мертвые души. А в случае с Аней и дописывать ничего не пришлось. И по документам девочка числится, и выдумывать ничего не надо, и проблем с ней никаких – так как она в школу не ходит. Отлично!
- Что вы такое несете? – от негодования учительница резко вскочила со стула  и принялась бегать из стороны в сторону. – Наверное, именно из-за того, что нам безразлична судьба девочки, мы пытались все это время достучаться до вашей совести, через день ходили к вам домой и пытались вызвать вас в школу! Как вам не стыдно?
- Опять вы врете, Ольга Александровна, - вздохнула Марина и с силой потерла лоб. – Я практически целыми днями нахожусь дома и за все это время социальный педагог приходила к нам два раза, а вас я вообще у себя в квартире ни разу не видела.
- Как несправедливо, какая гнусная ложь! – чересчур театрально воскликнула Ольга Александровна. – Теперь ваша ситуация будет рассматриваться на комиссии по делам несовершеннолетних. Наше общение не дало никакого результата, и теперь с вами будут общаться на другом уровне. Выплатите несколько штрафов – по-другому заговорите! Так что идите домой и ждите вызова на комиссию.
- Мы пришли за личным делом дочери, - спокойно напомнила женщина.
- Социальный педагог ушла, а без нее я документы выдать не могу, - процедила сквозь зубы классный руководитель. – Приходите в другой раз.
- Спасибо, - стремительно поднялась Марина со стула.
- Вы делаете все, чтобы ваша дочь стала такой же как вы… - закричала учительница вслед и немного сбавив тон, но так, чтобы мать с дочерь это услышали, продолжила, - проститутки.
Женщина с девочкой из школы чуть ли не выбежали. Быстрой походкой они покинули и школьный двор. Немного успокоившись, Марина услышала дочкины всхлипывания.
- Ань, ты чего, - женщина взяла дочку за плечи и повернула лицом к себе. – Из–за этой дуры расстроилась? Не слушай ты ее.
- Я и не расстроилась, - рукавом плаща девочка смахнула слезы и попыталась улыбнуться матери. – Я уже привыкла к тому, что ко мне так относятся. Наверное, тебе неприятно было, а мне уже давно все равно.
- Конечно, тебе не все равно, - обняв девочку, зашептала Марина. – Маленькая ты еще, чтобы научиться пропускать мимо ушей хамство и грубость, чтобы не впускать всю эту грязь в свое сердечко. Не переживай, еще научишься. Да она просто завидует нам с тобой. Не веришь?
Женщина отстранила от себя дочь и заглянула в ее заплаканные глаза, в которых появилось искреннее удивление.
- Да я тебе честно говорю, - продолжила Марина. – Ты только посмотри на нее: какая она толстая и страшная. Я просто уверена в том, что она не замужем, да и не была никогда. По ее голодным глазам видно, что она старая дева. Конечно, в молодости она пыталась завести серьезные отношения, создать семью, но мужчины ее только использовали, а потом бросали. Потом она состарилась, и у мужчин пропало даже желание ее использовать. И потихоньку она возненавидела всех, особенно красивых женщин. А мы с тобой красивые. Нас любят и будут любить. Да ты просто сравни ее и меня. Ну?
- Тут даже сравнивать нечего, - наконец, улыбнулась девочка. – Она тебе и в подметки не годится.
- И я о том же! – улыбнулась в ответ дочери Марина. – Нам с тобой остается ее только пожалеть. Так ведь?
- Точно, - радостно ответила Аня. – А как же документы?
- В другой раз заберем. Только переживать больше не будем. Мы ведь теперь прекрасно знаем, что она из себя представляет. Мы будем ее только жалеть, да и то свысока. Не достойна она наших слез, просто не достойна.
Заметно повеселев, они решили пойти в кофейню, поесть чего-нибудь вкусненького. По дороге они весело обсуждали нелегкую участь старых дев. Женщина и девочка наперебой шутили, громко смеялись и кого-то изображали.
В кафе за разговором время тоже пронеслось незаметно. Приближался вечер.
- Мам, ты иди домой, а я здесь пока посижу, кофе допью, - неожиданно посерьезнела Аня. – Тебя, наверное, уже ждут.
- Да, Анют, - опустила глаза женщина. – Мне действительно пора идти. Только ты по улице, пожалуйста, не слоняйся, не мерзни. Я тебе оставлю сто рублей. Купи себе еще что-нибудь и посиди, поешь. Через два часа буду ждать тебя дома. Хорошо?
- Конечно, мам.
Едва за мамой закрылась дверь кафе, Аня скомкала сторублевую купюру, сунула ее в карман и натянула плащ. Девочка решила купить себе заколку, которую давно приглядела в отделе бижутерии, где провела ни один час своего времени. Знакомая продавщица хмуро посмотрела на нее:
- Чего пришла? Опять податься некуда?
- Я за покупкой, - гордо ответила девочка и протянула удивленной женщине сто рублей. – Вон ту, золотистую.
- Да знаю я, - пытаясь дотянуться до заколки со стула, недовольно забубнила продавщица, - сколько ты ее разглядываешь. Каждый день ходишь, ходишь, и чего тебе только дома не сидится. Покупателей мне распугиваешь. Куда твои родители только смотрят.
- Вы, наверное, не замужем? - умастив острые локотки на прилавок и, положив на ладошки подбородок, девочка посмотрела на продавщицу.
Женщина замерла, так и не достав до заколки. Медленно она повернула голову и круглыми глазами уставилась на девочку. 
- Чего? – протянула она.
- Я спросила, есть ли у вас муж, - спокойно повторила девочка. – В смысле мужчина, которого вы должны любить и уважать всю свою жизнь. Верность ему там хранить и так далее. Ну, как в фильмах говорят, знаете?
- Издеваешься что-ли, - от нахлынувшего негодования лицо женщины резко покраснело.
- Ну что вы, - опустила девочка ресницы, - мне просто интересно. Честное слово. У такой замечательной женщины, как вы, обязательно должен быть муж.
- Правда? - расплылось в улыбке только что пылавшее злостью лицо и, наконец, достав заколку, женщина подала ее девочке и, вздохнув, продолжила: – Только, к сожалению, я не замужем и не была никогда. Не понимают мужчины мою женскую душу.
- Ясненько, - расправила плечи девочка, взяла заколку и, протянув женщине сто рублей, продолжила: - Значит моя мама права: все старые девы – злюки.
Гордо развернувшись на каблучках, девочка заспешила к выходу. Настроение было отличное и, тихонько напевая веселую песенку, Аня вышла на центральный проспект и не спеша побрела в сторону дома. Разглядывая витрины и вслушиваясь в людской гомон, из общего шума она вдруг выделила знакомые интонации. Обернувшись назад, девочка увидела Сергея Аркадьевича, который шел буквально следом за ней, оживленно что-то обсуждая с молодым мужчиной. Сергей Аркадьевич тоже заметил девочку и, оставив своего собеседника, заспешил к ней.
- Здравствуй, Анют. Как у тебя дела? – улыбнулся он. – Почему в гости не заходишь?
- Никакая я вам не Анюта! – дернула плечиком девочка. – Меня так только мама называть может, а вы мне никто. И в гости я к вам больше не приду, никогда. Другую дурочку поищите, которая будет навещать вас по вечерам!
Выдав речь на одном дыхании, быстрым шагом Аня перешла на другую сторону проспекта. Сергей Аркадьевич недоуменно смотрел ей вслед. Лишь когда девочка исчезла из поля зрения, он не торопясь продолжил свой путь.
Настроение было испорчено. Всю дальнейшую дорогу Аня думала о том, права ли она была, наговорив столько гадостей Сергею Аркадьевичу. В результате она пришла к выводу, что поступила правильно и успокоилась.
Дома на пороге Аня столкнулась со статным, седовласым мужчиной. Когда девочка открыла дверь, он завязывал шнурки на ботинках. Марина стояла рядом и внимательно наблюдала за его действиями.
- Здрасти, - сквозь зубы процедила девочка и постаралась ужом проскользнуть мимо взрослых.
Но мужчина резко разогнулся и, поведя плечом, перекрыл девочке проход.
- Пропустите! – потребовала Аня.
- Вот ты какая стала, - мужчина внимательно оглядел девочку. – А я ведь помню тебя совсем сопливой девчонкой.
- Вот и помните на здоровье, - пробубнила Аня.
- Не хами мне, - посерьезнел мужчина. – Не люблю. Плохого я тебе ничего не сделал, а захочу ли сделать хорошее - зависит только от тебя. Будешь послушной девочкой – буду заботиться о тебе. Не будешь – погрязнешь в грязи, как и твоя мать.
- Да пошел ты! – закричала Аня и, прошмыгнув мимо мужчины, побежала в свою комнату.
- Ты еще пожалеешь об этом! – закричал ей вслед незнакомец. Он говорил что-то и дальше, но девочка уже не слышала его. Закрыв дверь своей комнаты на замок, Аня села на пол и крепко зажала уши руками. Она думала, что мужчина начнет ломиться в ее комнату и ужасно боялась этого. Девочка была уверена, что если он переступит порог ее комнаты, то обязательно убьет ее. Но в дверь никто не ломился и, немного успокоившись, Аня начала переодеваться в домашнюю одежду.
- Аня, открой, пожалуйста, - раздался из-за двери голос матери.
- Он ушел? – поинтересовалась девочка.
- Ушел.
Аня впустила маму в комнату, но, на всякий случай, закрыла за ней дверь. Марина присела на дочкину кровать и, взяв мягкую игрушку – первое, что попало ей под руку, начала вертеть и мять ее.
- Мам, ты нервничаешь? – сразу поняла дочь.
- Нет, нет, я полностью спокойна, - вздрогнула женщина. – Просто поговорить с тобой хотела…
- Ну, говори, чего замолчала? – напряглась Аня.
- Дочь, - более уверено продолжила Марина, - в самое ближайшее время наша жизнь сильно изменится.
- В смысле? – девочка опустилась на кровать рядом с матерью и с интересом посмотрела на нее.
- В самом прямом смысле. Мы переезжаем к дяде Жене. У него большая трехкомнатная квартира в центре города. Он работает начальником участка на шахте и хорошо зарабатывает. Мы с тобой больше ни в чем не будем нуждаться. Он даже согласен удочерить тебя.
- Какое счастье, - только и вымолвила девочка.
- Опять ты насмехаешься, Аня, - строго продолжила женщина. – Ты совсем не хочешь меня понять. Мне ведь тоже хочется обычного женского счастья, уважения окружающих, любви мужчины. Я устала жить так, как сейчас.
- Дядя Женя – это тот мужик, которого я встретила на пороге?
- Да, это был он.
- Мам, а ты видела, какими страшными глазами он смотрел на меня?
- Почему страшными? Тебе это показалось, Ань. На самом деле он очень добрый и заботливый. Два года назад он разошелся с женой. У него сын на пять лет тебя старше.
- Если он такой замечательный, то почему от него жена ушла?
- Я не говорила, что она от него ушла. Это было их обоюдным решением. Просто два человека устали друг от друга. К тому моменту сына они уже вырастили, и оказалось, что он был  единственным связующим звеном между ними. Больше ничего общего у них не было, и они решили развестись.
- Как все просто, оказывается, надоели друг другу – взяли и разошлись. Действительно, зачем жизнь свою неизвестно на кого тратить! Подумаешь, пару десятков лет вместе прожили, ребенка вырастили. По барабану!
- Не заводись, - строго прервала Марина дочь. – Давай хоть раз в жизни нормально поговорим. Аня, пойми меня. За столько лет ни один мужчина не предлагал мне выйти за него замуж. Бегали ко мне втихаря и тщательно от людей скрывали эту связь, стыдились меня. Откровенно стыдились. А Женя первый, кто увидел во мне ни просто женщину для утех, а человека со своими мыслями и желаниями. Он не стыдится выходить со мной на люди, и открыто приходит ко мне в дом. Денег на меня он не жалеет, особо ничего взамен не требует. Единственный недостаток  – ревнивый очень. Наверное, поэтому и хочет, чтобы я с ним жила, приглядывать за мной проще будет.
- А откуда он меня знает? – внезапно девочка вспомнила слова незнакомца.
- Одно время они дружили с папой, а потом их пути разошлись. Но после смерти Паши он часто захаживал к нам. Считал своим долгом поддержать жену друга…
- И че?
- Да ничего, полгода походил и потерялся, а месяца три назад мы с ним случайно встретились на улице. Я пригласила Женю в гости. Он взял шампанское, выпили за встречу. Через три дня поняли, что больше не хотим расставаться, но я не знала, как сказать об этом тебе. Женя меня торопил. Но, а сейчас все само собой разрешилось.
- Не нравится он мне, мам, очень, очень, - тихо призналась девочка. – Нехороший человек твой дядя Женя. Я чувствую, что он плохой.
- Ты просто предвзято к нему относишься. Узнаешь Женю поближе и убедишься, что он очень порядочный, добрый человек.
- Мам, а ты его любишь? – глазами, наполненными слезами, готовыми пролиться в любую секунду, девочка посмотрела на мать.
- В том-то и дело, дочь, что люблю… Мне кажется, что люблю.
- Понятно. Обещаю, что не буду вам мешать. Делайте, что хотите и живите, как хотите.
- Ань, я обещаю, что мы с тобой будем счастливы.
- Надеюсь…
В тот же вечер мать и дочь принялись упаковывать вещи. Аня перебирала свои старенькие кофточки и мечтала о том, как добрый дядя Жени накупит ей новых вещей. Думала, что теперь у них будет полная семья – именно такая, о какой она всегда мечтала. Иногда в ее душу все же закрадывались сомнения по поводу порядочности мужчины, но она старательно гнала от себя эти мысли.
- Мам, а сколько дяди Жени лет? – аккуратно укладывая чайный гарнитур в коробку, спросил она маму, которая суетилась тут же.
- Недавно исполнилось сорок восемь.
- Ого, - присвистнула девочка, - да он тебе в отцы годится.
- Так уж и в отцы, - улыбнулась Марина. – Всего-то на тринадцать лет старше.
- Тринадцать лет – это же целая жизнь, - не унималась Аня.
- Мужчина должен быть старше женщины. Тем более в таком возрасте они уже нагулялись, набегались. Стали более хладнокровные, да и женщину ценить научились. Самый подходящий возраст для женитьбы.
- Тебе же скучно с ним будет!
- Не поверишь, но я буду счастлива, если мне будет с ним скучно.
- Не понимаю я тебя, мам.
- Рано тебе еще меня понимать.
Так, потихоньку переговариваясь, они собирали вещи. Сложив все кухонные принадлежности, Марина с Аней пошли в зал.
Перебирая содержимое антресолей, Аня нашла старые альбомы. Бережно раскрыв первую страницу, девочка стала внимательно вглядываться в лица, запечатленные на цветных и черно-белых фотографиях. На одной из них была Марина, совсем молоденькая, необыкновенно красивая и счастливая. Рядом с ней стоял высокий, темноволосый мужчина. Аня не могла оторвать взгляда от его лица, от его глаз, столько любви и доброты было в них, что девочка неожиданно для самой себя заплакала. Только это были не горькие слезы отчаяния, а теплые, согревающие душу и приносящие облегчение чистые ручейки.
Аня не помнила отца, но была уверена, что с фотографии на нее смотрел именно он. Мужчина нежно обнимал маму за талию, слегка прижимая ее к себе. Вглядываясь в черты его лица, она с удивлением отметила, что отец сильно похож на Сергея Аркадьевича. Сначала девочка подумала, что ей это показалось. Но чем дольше она рассматривала фотографию, тем отчетливее понимала, как много общего между этими мужчинами: те же высокие скулы, тот же разрез темных глаз, та же уверенность и спокойствие во взгляде.
Девочка не заметила, как подошла мама. Женщина присела рядом и нежно обняла дочь своими теплыми руками.
- Ты помнишь его? Хоть чуть-чуть?
- Он снится мне, - сдавленным голосом ответила девочка. – Знаешь, такой расплывчатый, смутный образ, но я всегда знаю, что это мой папа. Иногда он разговаривает со мной, говорит, что очень меня любит и что он всегда рядом со мной. Я ему верю. Порой даже чувствую его присутствие…
- Раньше он мне тоже снился, каждую ночь. А потом перестал, хотя часто перед сном я сама звала его. Наверное, обиделся. Да и правильно сделал. Не заслужила я его внимания.
- Мам, а расскажи, какой он был. Ну… характер, поступки какие-то. Все-все расскажи.
Марина села к дочькиным ногам и пристально посмотрела ей в глаза.
- Ты на него очень похожа, - глаза женщины наполнились слезами. – Цвет глаз, смуглая кожа, густые, темные волосы. Да и характером вы с ним схожи. Он никогда не старался угодить общественному мнению. Жил только по своим правилам и никогда никому не заглядывал в рот. Еще, твой отец был очень сильным. Мы с ним любили гулять, порой часами бродили по улицам. И если я уставала, то он брал меня на руки и нес до самого дома. Для него семья была всем: смыслом жизни, источником всех его радостей и переживаний. Ты не представляешь, как он был счастлив, когда у нас родилась ты. Паша привез меня в роддом, а сам встал под окнами родовой палаты и не уходил оттуда шесть с половиной часов, пока я рожала. А потом он принес огромный букет красных роз. Попросил медсестер, чтобы его передали мне. Но ему сказали, что это не положено. Тогда по решетке, которая прикрывала окно на первом этаже, он забрался ко мне в палату. Благо, медсестра только ушла от нас. У меня была большая кровопотеря и я очень плохо чувствовала себя. Паша встал на колени перед моей кроватью, поцеловал меня, закопался носом в мои волосы и замер. Когда он поднял лицо, я поняла, что он плакал, хоть и пытался это скрыть. Тогда он сказал «Спасибо тебе, Маринка! Я самый счастливый человек на свете», положил розы рядом со мной на кровать и ушел. Всю мою слабость, недомогание как рукой сняло.  Мне захотелось петь и танцевать - настолько радость переполнила меня.
Обняв руками колени и уткнувшись в них лицом, Марина тихо заплакала. Воспоминания, настолько яркие и реалистичные, вновь вернули ее в радость тех дней и резкое осознание того, что все это никогда не вернется, лишило ее сил, опустошило душу.
Аня не знала, что делать, как облегчить мамину боль. Она села рядом с ней и принялась гладить ее по голове.
- Мой будущий муж обязательно будет похож на папу, - уверенно заявила она. – Какого-нибудь подлеца я и близко к себе не подпущу.
- Хотелось бы верить, дочь, хотелось бы верить…
Следующий день был не менее суетный. С утра они продолжили собирать вещи, потом таскали огромные тюки с пятого этажа вниз. Евгению Владимировичу доставались самые громоздкие и тяжелые предметы. Он привел двух своих товарищей, которые помогали ему носить мебель. Аня старалась держаться от него в стороне, внимательно наблюдая за ним со стороны. Мужчина же, наоборот, вел себя очень приветливо, изо всех сил стараясь понравиться девочке.
Вечером Аня с мамой принялись накрывать на стол. Холодильник Евгения Владимировича был забит всевозможными вкусностями. Нарезая розовый сервелат, Аня не удержалась и отправила несколько ровных кружочков в рот. Старательно выкладывая красную икру на бутерброды, она не выдержала и съела несколько аппетитных кусочков.
- Кушай побольше, - обнял ее за талию Евгений Владимирович, - сил набирайся. Они тебе еще пригодятся.
От его прикосновений Аню бросило в дрожь, а бутерброд, еще секунду назад казавшийся ей удивительно вкусным, встал поперек горла твердой, ужасно горькой массой.
- Не смейте ко мне прикасаться, - прошипела она.
- Тебя еще не спрашивали, - оскалился мужчина. – Я тебя кормлю, пою, ты живешь на моей территории и на мои деньги. Теперь ты в моей власти и не смей мне противиться.
- Жень, там гости совсем заскучали, - раздался за спиной веселый щебет Марины. – А что это у вас такие кислые лица?
- Да так, - резко отдернул руку Евгений Владимирович и посмотрел на Марину уже теплым, радушным взглядом. – Общаемся по-родственному. - Посоветовал Анюте кушать побольше красной икры. Ей ведь вскоре придется нагонять своих одноклассниц по всем школьным предметам. А для этого понадобится много сил. Правда ведь, Анют?
-Угу, - пробубнила девочка и продолжила намазывать масло на тонко нарезанные багетные кружочки.
- Дочь, давай скорее! – весело продолжила Марина, тоже берясь за нож. – Гости совсем оголодали. Требуют скорее нести еду.
Совместными усилиями дела пошли быстрее. Вскоре праздничный стол украсили большие блюда с колбасной и сырной нарезкой, с пельменями и бутербродами. Гости расселись по местам. Над общим гвалтом выделялся  голос Евгения Владимировича: громкий, металлический, жесткий. Аня ловила каждый его жест, прислушивалась к каждому слову. Она боялась этого человека и с ужасом думала о своем будущем. Он опрокидывал в себя одну рюмку водки за другой.
- Ничего подобного, - громогласно воскликнул он. – Место женщины дома, возле плиты. Не понимаю, почему вы своих жен так расслабили. У Федьки жена работает, а у Васьки еще и получает больше него. Как такое вообще возможно!
Исподлобья Аня внимательно наблюдала за своей мамой. Девочка была уверена, что она должна обидеться на эти слова. Но лицо Марины светилось от радости. Она как-то заискивающе, снизу вверх поглядывала на Евгения Владимировича, время от времени улыбаясь, то ли словам этого страшного мужчины, то ли своим мыслям.
Устав от шумного пьяного застолья, Аня ушла в свою комнату. К сожалению, в квартире дяди Жени замки на дверях отсутствовали, поэтому девочка чувствовала себя незащищенной. Каждую секунду она ждала, что кто-нибудь ввалится в ее крошечный мир. Но никто не спешил к девочке. Может, взрослые подумали что она уже спит, а может и вовсе забыли про нее. Вскоре Аня заснула. Ей снились какие-то тревожные, жуткие сны, которые и разбудили ее уже глубокой ночью. Девочка проснулась вся мокрая от пота и липкого, пронизывающего все тело и душу страха. Сначала она подумала, что тихие, приглушенные хрипы являются лишь продолжением ее сна.  И, постаравшись, скорее скинуть с себя оцепенение, она с силой ущипнула себя за бедро. Острая боль заставила девочку резко сесть в кровати. Она наморщила лобик и потерла больное место. Но странные звуки не исчезли вместе с ночными кошмарами. Девочка на цыпочках пробралась к двери, прислушиваясь к тому, что происходит в квартире. Хрипы становились все тише, все сложнее было разобрать их в ночной тиши. Но тут Ани показалась, что это ее зовут, зовут каким-то страшным сдавленным голосом, тихо-тихо, едва различимо.
- Мама, - громко закричала она и выскочила из комнаты.
Девочка ворвалась в спальню взрослых и замерла на пороге, плотно прижав ладошку ко рту, с трудом сдерживая крик, рвавшийся наружу. Дядя Женя сидел на обнаженном животе ее матери и душил ее своими огромными ручищами.
- Дрянь, - злобно шептал он. – Решила, что можешь на моих глазах изменять мне? Думаешь, что я ничего не вижу? За дурака держишь? Никогда я не был рогатым и не буду. Вперед тебя на кладбище отправлю.
Марина вцепилась тоненькими ручонками в его железные лапы, но потихоньку хватка ее слабела, глаза закатывались.
Аня с размаху бросилась на Евгения Владимировича, повисла у него на шее, закричала, завизжала изо всех сил. Мужчина отпустил свою жертву и, резко расцепив руки девочки, сошвырнул ее с себя. Марина скорчилась на кровати, обхватив горло руками, она начала страшно кашлять. А Евгений Владимирович накинулся на свою новую жертву.
- Кто тебя просил встревать, маленькая шалава!? – орал он и бил девочку по лицу. – За мамочку решила заступиться? Так получай за нее, раз такая добрая.
Аня пыталась защищаться, закрывала лицо руками, плакала, умоляла не бить ее. Она даже не почувствовала, как лопнула ее губа, как засочилась кровь из носа. Перед глазами все померкло, и она погрузилась в беспамятство.
- Анюта, доченька, просыпайся, моя родная, - как из тумана донесся такой родной и любимый голос матери. Резкий запах прорвал вязкое небытие, вырвав девочку из объятий болезненного сна.
Увидев перед собой неясный контур материнского лица, Аня потянулась к нему из последних сил, пытаясь обнять Марину. Женщина подалась навстречу девочке, крепко прижав ее головку к своей груди.
- Как ты себя чувствуешь, дочь? – шепотом спросила ее Марина.
- Голова кружится, тошнит, - с трудом разлепив разбитые губы, также шепотом ответила Аня.
- До своей комнаты дойти сможешь? Я тебе помогу.
- Постараюсь, - пытаясь приподняться, ответила девочка.
Марина помогла дочери подняться и отвела ее в комнату. Уложив девочку на кровать, она протерла ее лицо мокрым полотенцем, которое тут же пропиталось кровью. И мать, и дочь молчали. Говорить просто не было сил. Первой заговорила Аня:
- Где он?
- Спит. Когда ты отключилась, он решил продолжить празднование. Один выпил оставшиеся полбутылки водки и уснул прямо за столом.
- Но ведь он может проснуться, - глаза девочки округлились от страха.
- Думаю, что после такой дозы спиртного он проснется не скоро. Спи спокойно, Анют. Тебя больше никто не тронет. Я обещаю.
- Ты никуда не уйдешь? – Аня схватила мать за руку и крепко прижала ее к своей щеке.
- Я буду с тобой. Буду беречь твой сон.
- Спасибо, - прикрывая воспаленные глаза, прошептала девочка, но материнскую руку не отпустила.
На следующий день Аня проснулась рано. С кухни доносились приглушенные голоса и, чтобы услышать разговор, девочка прильнула ухом к двери.
- Неужели ты не понимаешь, что теперь я боюсь тебя! – звенел возмущенный мамин голос. – Всегда боялась. Еще со школы. Прекрасно помню, как ты зажимал меня, двенадцатилетнюю, в раздевалке. С одной стороны я гордилась, что такой взрослый мужчина, учитель физкультуры, проявляет ко мне интерес. А с другой испытывала дикий страх, даже когда просто думала о тебе.
- Но ведь ты была не против, когда в четырнадцать лет я пригласил тебя на первое свидание, - недобро усмехнулся Евгений Владимирович.
- Это когда ты изнасиловал меня? – повысила голос Марина.
- Это еще кто кого изнасиловал, - зло засмеялся Евгений Владимирович. – Сама набросилась на меня, как ненормальная, а мне что оставалось. Я же мужчина.
- Как тебе не стыдно такое говорить, - возмутилась Марина. – Мне было ужасно больно и страшно. Я умоляла тебя не трогать меня. Но тебе было все равно!
- Ладно, дело прошлое, - прервал мужчина возмущенную речь Марины. – Скажи только честно: Аня – моя дочь?
На кухне воцарилась тишина. Аня слышала, как там шептались, но не могла разобрать ни слова. По мере того, как смысл сказанного доходил до сознания девочки, сердце колотилось все быстрее. Через несколько секунд стало казаться, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Дыхание перехватило и Аня медленно опустилась на пол. Крепко обхватив колени руками, она сжалась в комок.
Вдруг, словно что-то вспомнив, девочка резко распрямилась и вскочила на ноги. Она быстро подошла к своей кровати, у самого изголовья засунула руку под матрас и извлекла оттуда фотографию, которую два дня назад вытащила из старого альбома.
- Папочка, ведь это не правда? – исступленно зашептала девочка, обращаясь к фото и, будто ожидая ответа, замерла на месте. Но отцово лицо оставалось неизменным: та же добрая улыбка, тот же добрый блеск в родных глазах…
Аня подошла к зеркалу и стала внимательно вглядываться в свое отражение, иногда переводя взгляд на фотографию.
- Знаешь, папочка, - лукаво улыбнулась девочка, - а ведь я – твоя копия. У меня и нос твой, и подбородок, да и цвет волос темный, как у тебя. Наврали они все, наврали. Ты мой единственный и любимый папочка! А этого дядю Женю я ненавижу, и всегда ненавидеть буду. Как жаль, что тебя с нами нет, как жаль… Знаешь, папочка, а ведь ты у меня очень красивый. И еще мне кажется, что ты был очень добрым, ласковым и что ты очень любил мою маму и меня. Нас больше никто и никогда не любил так, как ты. Если бы ты был с нами, то у нас все было бы по другому. Мы с мамой были бы самыми счастливыми на свете и у нас была бы самая дружная и любящая семья. Все завидовали бы нам и говорили: за что это им так повезло, почему у них такой хороший папа, чем это они заслужили. А я бы тебя так любила, так любила. Ой! Я тебя, конечно, и сейчас люблю. Только сложно это очень: любить человека, которого ни разу не видела.
Аня еще долго разговаривала сама с собой, сидя на крае дивана и прижав фотографию к груди. Из мечтательной задумчивости ее вырвал настойчивый стук в дверь. Девочка быстро спрятала фотографию под подушку. 
Осторожно приоткрыв дверь, в комнату вошла Марина. Евгений Владимирович попытался просунуться следом, но женщина захлопнула дверь прямо у него под носом.
- Ань, мы тут с дядей Женей поговорили… - Марина густо покраснела, - по поводу вчерашнего. Ты прости его, ладно. Он просто был очень пьян и не понимал, что делает. Сегодня он раскаялся, утром сходил в магазин за цветами. Тебе торт-мороженое купил, твой любимый. Дядя Женя пообещал, что больше не будет так напиваться. И еще он сказал, что хочет удочерить тебя.
- Чего он хочет? – Аня не поверила своим ушам.
- Хочет, чтобы ты официально стала его дочерью, - повторила Марина. – Представляешь, как это здорово. В тебя больше не будут тыкать пальцем, и называть безотцовщиной. Это же так замечательно, быть такой, как все и чтобы у людей не было повода относиться к тебе пренебрежительно.
- Как ты вообще можешь такое предлагать? – девочка уставилась на мать немигающими, круглыми от негодования глазами. – Ты хочешь, чтобы я предала папу, как это сделала ты? Или ты поверила своему Женечке, что он мой родной отец? Но ведь это не правда, мама, не правда! Вот он мой родной и любимый папочка, вот! Нет у меня другого отца, и не будет никогда.
Аня потрясла фотографией перед маминым лицом.
- Надо же, - растерянно протянула Марина, - а я все думала куда же эта фотография делась после нашего переезда. А это, оказывается, ты ее из альбома стянула.
И тут, словно опомнившись, всем корпусом Марина развернулась к дочери:
- Ты слышала наш разговор с дядей Женей?
- Да, - честно ответила Аня. – Мам, дядя Женя ведь не мой папа? Скажи, пожалуйста! Ведь не мой?
- Ань.., - замешкалась Марина, - я пока не готова к этому разговору. Да и маленькая ты еще, чтобы все это понять и принять. Давай потом об этом поговорим, позже.
- А как мне жить, - пожала плечами девочка, - что думать об этом?
- Ничего не думай, - категорично ответила Марина. – Забудь про этот разговор. Не было его и все. Ты права, у тебя один отец – тот, которого ты любишь и помнишь. Другого у тебя нет и не будет. Я объясню Евгению Владимировичу, что удочерять тебя не нужно. Объясню, что у ребенка не может быть двух отцов, так же, как и двух матерей.