Страстная любовь

         Когда речь заходит о страстной, сильной и большой любви, память невольно возвращает меня к событиям сорокалетней давности, которые происходили на моих глазах и непосредственно при моем участии. Дело касалось не лично меня, но то, о чем я хочу поведать, как раз про эту самую любовь.
         Жила у нас в поселке тогда, в пору моего детства и юности, очень красивая  молодая женщина по имени Алла. То ли оттого, что мать ее Васса Петровна с детства называла дочку Аллочкой, то ли потому, что девушка расцветала на глазах алою розой, но все в округе тоже называли ее только Аллочкой, даже дети, которых она обслуживала в библиотеке, где работала. Ее темные, слегка вьющиеся волосы, придавали ее белому лицу еще больше белизны, а выбившиеся из высокой прически пряди волос добавляли какой-то женской мягкости и даже сексуальности.
          По тем послевоенным временам мать баловала свою единственную красавицу, хотя в семье рос еще один ребенок – белобрысый сынишка, который совершенно не был похож на царственную особу – свою сестру.
        Аллочка и в самом деле выглядела как-то царственно, да и ходила не спеша, с каким-то королевским величием, плавно неся свою выточенную, невысокую, округлившуюся фигурку.
Все заезжие хлопцы буквально ломились в читальный зал, а кареглазая Аллочка с достоинством принимала их ухаживания. Ее удивительные глаза напоминали чем-то черную смородину, а густые, темные длинные ресницы дополняли их томную красоту. Несколько черных волосинок над верхней губою и круглая небольшая родинка на одной щечке, а ямочка на другой дополняли строгую красоту какой-то пикантностью и своеобразием.
Аллочка никогда не красила своих ярких губ, и сотрудницы библиотеки часто над ней подшучивали: «Нацеловалась, поди, огнем твои пухлые губы пылают!»
         Аллочка густо краснела, но никогда не парировала в ответ, отчего все сразу замолкали.
Заведующая библиотекой – сельская простая женщина Раиса Афанасьевна – часто оставляла на попечение Аллочки все государственное имущество, поскольку ее постоянные ссоры с неуравновешенным мужем из-за двух малолетних сыновей переходили рамки дозволенности, и после очередных ночевок в холодном зале библиотеки она уезжала вместе с детьми, сидя на «больничном» к старушке маме, что жила в горной станице почти рядом, пока ее успокоившийся «Отелло» не забирал жену вместе с детьми домой.
        Через много лет этот «семьянин» нашел очередную пассию, что было часто в его жизни, где-то в далекой Сибири, и первые годы приезжал навестить своих чад, пока эти интеллигентные мальчики не выросли и не сказали своему отцу пару горячих «ласковых» слов вместе с рукоприкладством. Новоявленный «сибиряк» Александр быстро ретировался, и больше его в наших местах не видели.
         А Аллочка среди этих перипетий вроде бы удачно вышла замуж за очень симпатичного инженера и родила голубоглазого сына.
«Где же страстная сила любви?» – спросите вы, и будете правы. А страсти еще будут плескаться через край…
           Я впервые увидела Аллочку в поселковой общественной бане, где она, блистая своей загоревшей кожей, перчаткой, одетой на правую нежную руку, обтирала свое лицо. В этом было что-то умиротворяющее, спокойное, ласковое. Она всегда приходила в баню, долго сидела в очереди со своей мамой, а потом, как бы «отрабатывая» потраченное время в ожидании, они очень долго мылись, то и дело намыливая себя земляничным мылом. Мама обсуждала с кем-нибудь очередным сельские сплетни, а Аллочка старательно отдраивала очередной свой изящный пальчик.
          Я была на десяток лет моложе, и, наверно, поэтому Аллочка относилась ко мне явно снисходительно, всегда улыбаясь мне несколько загадочно и с чувством собственного превосходства.
           Окончив школу, я поступила заочно в институт и работала рядом с библиотекой в Доме культуры. Дела мои продвигались успешно, и на очередном пленуме работников культуры после многочисленных дифирамбов в мой адрес мы оказались рядом с ней.
         Аллочка, поздравив меня, поведала, что одна воспитывает сына, а муж... «Объелся груш», – сказала она и грустно улыбнулась при этом. Приезжий талантливый инженер не ужился с начальством, уехал, а Аллочка не смогла оставить больных старых родителей... И муж платил хорошие алименты... Наверно, именно на очередных конференциях я узнавала от Аллочки о дальнейшей ее судьбе из ее слов очень много.
        Когда однажды она увидела в читальном зале очень статного и красивого читателя, долго не могла сосредоточиться. Он подошел к ней после работы, сразу предложил ей руку и сердце, утверждая, что есть только любовь с первого взгляда. Другой быть не может!
Он осыпал ее комплиментами, дарил дорогие подарки, ежедневно преподносил коробки конфет и букеты. И самозабвенно трогательно относился к ее голубоглазому сыну. Учил с ним уроки, клеил, рисовал, лепил, ходил в походы. Через полгода Аллочку уже не смущало, что он молдаванин, что моложе её на восемь лет, что у него нет ничего, кроме  загадочных карих глаз с ресницами, как у нее, и ласкового шепота, который сражал наповал среди бурных и страстных  ночей в гостинице. А еще он обладал уникальным слухом, играл на гитаре и превосходно пел цыганские романсы. И, хотя родители в чем-то остерегали Аллочку, но жизнь красавицы забурлила. Ею выбор был сделан. Его воспитание, образование давали ей возможность быть среди круга высокопоставленных лиц и не работать по выходным в поте лица.
         Ее избранник Роман сразу дал понять, кто в отстроенном ее первым мужем доме хозяин, почему она не должна улыбаться читателям и ходить к родителям. На прекрасном лице Аллочки появились первые синяки! Пререканий он терпеть не мог.
         Как, каким образом Аллочка разыскала отца собственного сына, она не говорила. Но с ватагой дюжих мужиков он нагрянул к ним ночью и вышвырнул красивого молдаванина на улицу.
          На следующий день человек с молдавской внешностью, будучи сильно пьяным, после того, как ему броситься в колодец попытка не удалась, бросился под ночной поезд… Он чудом остался жив. С отрезанными ногами, без одной руки, опираясь рукой без пальцев на деревянной самодельной коляске, он начал  приезжать в библиотеку по восьми ступеням, буквально полз в читальный зал, чтобы увидеть Аллочку. Со стороны это было не для слабонервных!
           А она, вся дрожа от страха, вылезала в библиотечное окно и прибегала ко мне на работу. Я же, как могла, успокаивала ее, поила чаем и тем же путем, через окно, поднималась в зал и сидела вместо нее в ее библиотеке, пока инвалида, прописанного в одном из особняков города Кишинева, с чудесной шевелюрой непокорных густых черных волос, с изумительно-красивым, как будто выточенным или по заказу сделанным лицом кто-то из мужчин-читателей не выносил из библиотеки на руках и не усаживал почти на землю в его инвалидное деревянное приспособление, тарахтевшее на два квартала.
        Так продолжалось более пяти лет. Потом наконец-то приехала родня молдаванина. Долго угрожала Аллочке, уговаривая ее жить с Романом и обещая золотые горы. Аллочка на время уехала куда-то. А потом вернулась после того, как родители увезли бывшего возлюбленного в Молдавию. Аллочка сразу постарела, поседела, блеск ее очаровательных глаз с длинными ресницами стал суше и строже. Сын вырос, женился, уехал. А Аллочка продолжала работать в библиотеке, теперь в роли заведующей, которая с недавних пор возненавидела страстные романы модных авторов.
        Как-то в середине цветущего мая я увидела напротив библиотеки красивого седого мужчину с тросточкой в руке. В другой руке он держал охапку алых роз. По его страстному взгляду на окна библиотеки я узнала его. Это был Роман – молдаванин Аллочки. Сразу вспомнилось, как она обходила его стороной, а он полз за нею в своей деревянной коляске. Десятки зевак в то время смотрели вслед этой страстной, безумной любви.
           Тогда, в мае он не узнал меня. Галантно чуть-чуть замедленно он подошел ко мне и спросил об Аллочке. «Ее нет», – ответила я. «Она умерла, похоронив перед своей смертью родителей. Похоронили ее на новом кладбище».
         Розы по одной падали из его рук на мокрый весенний асфальт. По щеке медленно покатились слезы. «Она снилась мне каждую ночь. Я думал о ней каждую минуту. Я любил и люблю только ее одну. Я не хотел жить в разлуке с ней и выжил потому, что верил в нашу любовь», – говорил он, давясь фразами...
         Мимо проходили люди, которые то и дело оглядывались на нашу странную пару. Я тоже плакала вместе с ним. Его белый безупречно сидевший на нем модный костюм освещало майское послеобеденное желтое солнце, выглянувшее после утреннего дождя. Черный галстук и черная лакированная трость подчеркивали прелесть черных глаз. Рядом буйствовала белая персидская сирень. «Красивая, как моя Аллочка», – напоследок сказал он, глядя в сторону сирени, и молча, медленно, не поднимая головы, пошел вглубь старого парка.
         А из транзистора сидевших невдалеке парней грудной голос пел: «Не родись красивой, красота завянет, а родись счастливой – счастье не обманет!».
«Наверное, эти парни тоже мечтают о страстной, сильной и большой любви», – подумала я и шагнула опять в свою будничную жизнь, решив поведать когда-нибудь эту бесхитростную, горькую, жизненную историю о недолгом счастье двух влюбленных...