Однажды в воскресение

Звонит телефон, долго, назойливо. Я еле-еле открываю глаза, шарю рукой. Телефон с грохотом падает с табуретки и закатывается далеко под кровать, продолжая свою настойчивую трель. Приходится свешиваться с кровати наполовину, шлёпать руками по холодному полу. Мимо неторопясь проползает первая утренняя мысль: «Я сейчас со стороны, видимо, очень глупо выгляжу: то ли наполовину лежу на кровати, то ли под ней…барахтаюсь в ожидании, когда моча в голову ударит». Телефон всё не унимается, дрожит всем своим механическим телом и, глухо жужжа, отползает всё дальше под кровать. Наконец мне удаётся изловчиться и загнать его в угол, - «Агааа, попался, зараза!», - я сгребаю его в свою ладонь и подношу к уху: «Аллоу, - говорю едва разлипая губы, хриплым, низким спросонья голосом, - я слушаю Вас!».
    - Hello, Lev, when are you supposed to be at work? – пауза…вторая утренняя мысль: «это ж явно голос Михаила Петровича, директора нашей школы…но почему вдруг на английском?!!! Я же…(мысль обрывается)». Собираюсь с силами и на автомате выдаю:
   - I’m on my way to work, sir! (где-то на улице по нарастающей звучит песенка группы “The Rasmus” “On my way to getting nowhere”).
    - I hope, that you do it faster, otherwise I’ll show you who I am…
    - Sir, yes, sir! – отвечаю на манер американских фильмов про нелёгкую службу тамошних военнослужащих, - already, sir! – вытягиваюсь по струнке и с грохотом падаю с кровати. «Боже, я всё-таки схожу с ума, причём здесь английский!», -  припечатываю в конце бодро: «YET!». Кладу трубку. Минуту молча сижу на полу в позе скорбящего голодранца в одних трусах. «И для чего я ляпнул-то в конце этот YET..не понимаю…вот я дурной…нет, ну честное слово дурной! Ещё бы сказал «Just, after, before» да и вообще бы припомнил все слова, что знаю...ну, Василий, ну ты всё-таки настоящий дуралей!».
    «Я же опаздываю!», - вскакиваю с пола и принимаюсь судорожно одеваться. Влезаю в штаны, путаюсь, снова с грохотом сходящей горной лавины валюсь на пол, слышится сухой треск брюк. Я смотрю вниз, - на попе слегка разошёлся шов. «Ничего, не катастрофично, у меня трусы чёрные», - проносится в голове. Взгляд вдруг падает на отражение в большом настенном зеркале: всклокоченные волосы, синяки под глазами, щетина, майка, трусы, брюки, спущенные до колен… «Н-даа, хорош учитель истории, нечего сказать, - опора и светоч науки! Как бы сказала моя очень хорошая знакомая: «оля-ля, Василий, оля-ля!». Продолжаю одеваться, замечаю, что успел разбить коленку, - «таак, - думаю, - это уже не утро, а сплошной декаданс какой-то с членовредительством».
    Вылетаю из дома: расстегнутый портфель исторгает наружу кипу непроверенных контрольных работ. «Ах, ёлки, времени нет собирать!». Бегу дальше, устилая за собой путь белыми листами в клеточку и в линейку, усердно исписанными старательными каракулями пятиклассников. На ходу стараюсь завязать галстук. «Ох уж этот галстук! Ну вечно с ним беда какая-то творится, когда ТАК надо сделать всё быстрее! И кто только его придумал, скажите пожалуйста! Ведь наверняка какая-нибудь женщина, глубоко презирающая всю часть мужского населения планеты!». Занятый подобными мыслями, я начинаю усердно вспоминать всё, что знаю о галстуках и вдруг в одном из потаённых коридоров моего сознания натыкаюсь на двух господ: «Лувуа, - говорит один из них, важно подбочинясь, - что за странные платки повязаны на шеях у этих всадников? Они мне понравились. Позаботься, чтобы завтра же у меня была дюжина таких же платков!»… Две фигуры вдруг расплываются и исчезают так же быстро, как и возникли передо мной… «Боже и откуда только у меня возникают эти обрывочные воспоминания! По истине, - моя голова – это целая кладовая идей, разновременных знаний, фактов, дат, событий…вот только главный хранитель всего это добра отбыл, видимо, в длительный вояж и вернётся отнюдь не скоро!».
    Сам не замечая того, я вдруг оказываюсь в московском метрополитене. Перед кассой конечно же аншлаг! Приходится идти на штурм турникетов. Я начинаю яростно размахивать руками, кричать что-то вроде «ERRRRR» (так кричат пираты в иностранных мультиках) и пробиваться сквозь смыкающиеся зубья адской машинки. Яростный щелчок! Я грациозно увёртываюсь, делаю воздушное «па» (камера замедленна), и вот я уже по ту сторону подземелья! Мне вслед звучит усталый голос контролёра (голосом Захара из фильма «Несколько дней из жизни Обломова»): «Василий Петрович, ну когда Вы уже начнёте покупать эти чертовы билетики! Опять торопитесь всё, опаздываете в школу, а у меня таких…», - продолжение поучительной тирады тонет где-то в глубинах тоннелей, теряясь в гуле и сутолоке подземной жизни.
    Я заскакиваю в вагон, двери почти захлопываются, но тут, проявляя небывалую гутоперчивость, в самую последнюю секунду к нам проскальзывает пожилая м’Адам. Строго осматривает вагон сквозь почтительной толщины окуляры, щурится, отчего у неё автоматически открывается рот и обнажается вставная челюсть вплоть до самых буровато-красных дёсен. Вагон с интересом наблюдает за дальнейшими действиями милой старушки. Та, выбрав жертву, обрушивается на двух китайских студенток: «Вот понаехали тут, - скрип её голоса сопоставим лишь со скрежетом старых, проржавевших шестерёнок, - вот понаехали из своей Японии! Старому человеку присесть некуда!».
    - Мы не японки, глаза смущенных барышень приобретают элипсойдную форму, явно стремящуюся к идеальному кругу, - мы китаянки!
    - Да хоть вьетнамские тапки! – режет м’Адам, - а ну геть отсель!
   Несчастных буквально сдувает с места. Успокоенная и подобревшая тут же старушка усаживается в кресло, довольно ёрзая в предвкушении дорожной дремоты…
   «Made in Шина!» - проносится вдруг в моей голове одно из детских воспоминаний. Лето, шорты, маленькая речушка с быстрым течением. Мы с другом Кирей в задумчивости смотрим на мой уплывающий в даль дешёвый резиновый тапочек. Тишина, мерный плеск воды, закат и вдруг эта идеалистическая картина грубейшим образом нарушается совершенно никчёмным комментарием моего толстого друга: «Made in Шина!». Это как рашпилем по ржавой железке! И попробуй втолковать этому круглому дурню, что произносится мягко, почти нараспев: «Чай-на»…
   Я выскакиваю из поезда, бегу на пересадку, одновременно раскрываю старый выпуск «Новой газеты». Там на первых полосах крупными буквами «Ульяновской пенсионерке поставили «французскую» коленку!». Меня вновь начинает охватывать череда беспорядочных ассоциаций. Буквально недавно я общался с одним своим товарищем на тему коленок. У него фобия. То есть все мы чего-нибудь боимся, а он боялся именно их! Я пытался выяснить, что именно его так смущает. Он отвечал отрывисто, сухо и невразумительно. Постараюсь это воспроизвести:
   «У маленьких детей – в царапинах. Страшно. У подростков – торчат. Тоже страшно и противно вдобавок. У парней – просто катастрофически страшно! Особенно если это лето, они в шортах разгуливают по городу. Ноги у них худые и кривые, с торчащими в разные стороны коленками! Ужас! Или вот девушки. Вот она стоит в углу (он обращает моё внимание на стоящую рядом в очереди девушку), - в короткой юбке, там сверху нога идёт, всё мило-гладко и тут – хоп! Как раз посередине эта ужасная коленка!…ужас…ужас…ужас..».
   «Правая коленка 57-летней ульяновской пенсионерки теперь считается образцово-показательной: женщине имплантировали металлический сустав, привезённый из Франции, с 15-летней гарантией…» - продолжаю я уже без особого внимания блуждать взглядом по статье. «Интересно, что же такое французская коленка…ну как она должна выглядеть?». Эта мысль буквально завладевает всем моим сознанием. И я не в силах сопротивляться ей, начинаю судорожно набирать номер своей лучшей подруги – «Бетка всё знает, я уверен в этом!».
   - Hola, дорогая, как ты? Послушай, меня страшно волнует вопрос: как выглядит знаменитая «французская коленка»? У тебя, к сожалению, всего несколько минут! Да нет же, я не в игре «Кто хочет стать миллионером», просто мой телефон готов умереть от нехватки жизненной энергии, а мне ну ОЧЕНЬ важно в данную минуту получить ответ!
   - Ну ты как всегда, Василий! Во-первых, мы с тобой не виделись уже целую тысячу лет! И как же я тебе вдруг объясню вот так всё за минуту! И потом, кто так подходит к этому делу! Для начала надо бы с ними немного поработать, осмотреть, пощупать. Ведь надо понимать, с чем имеешь дело! Это же не просто коленки, это французские коленки!».
   - Бетка, девочка моя, ну мне ой как нужно сейчас для себя разобраться, что же это за коленки такие!
   - Ничего не…
   Связь обрывается. Телефон смотрит на меня черным слепым непонимающим глазом. «Батарейка села! – проносится в голове, - ах, ну надо же! И что за день-то такой!».
   Продираюсь сквозь толпу, забираюсь в троллейбус, до моего сознания вдруг доносится разговор двух девушек: «…вчера приседала очень много! Сегодня ноги даже побаливают, но в тонусе. Хочу французские коленки!». Моё ухо вдруг вырастает до неимоверных размеров, ложится на недовольных пассажиров, которым «и без того тесно, и дышать нечем». Но моё упорство получает наконец долгожданную награду: «…это когда над коленкой при выпрямленной ноге ямочки…».
    Остановка. Двери открываются, начинается массовый исход рабочего люда из троллейбуса. Мне выходить дальше, но сопротивляться рычащей толпе нет смысла. Задираю ноги, толпа выносит меня наружу и тотчас рассыпается кто куда. Я стою с минуту один на остановке, рука поднята вверх, как бы продолжая держаться за поручень.
   Остаются считанные минуты до начала урока. Я лечу огромными скачками. Окружающая меня жизнь застывает отдельными сценками и затем проносится мимо на огромных скоростях. Одна на удивление выразительная: старый джентльмен с крохотным внуком наклоняется к маленькому автомобильчику. Медленно достаёт ключи, долго перебирает их в длинных, сморщенных ладонях. Находит верный ключ, открывает дверцу автомобильчика, слегка приседает, готовясь к посадке. В этот момент его колени издают металлический лязг и скрежет. Он пристально вглядывается в чернеющий салон своего авто и вдруг так и замирает в полу приседе. Мальчик переминается с ноги на ногу, ему явно не по вкусу такая медлительность. Он начинает недоверчиво коситься на дедушку. Плотно надетый на голову ребёнка капюшон крепко сдавливает ему щёки, отчего они становятся похожими на маленькую пунцовую попу. Маленький человечек делает нетерпеливый шаг вперёд: «Деда, ты разучился водить?» (звучит песня “The Old man’s child”)…
    Я влетаю в школу, лечу по ступенькам, судорожно раскладываю вещи на столе, даже не успевая мельком взглянуть на класс, быстро стираю с доски всякую писанину с прошлых уроков, всё ещё спиной к классу разглагольствую на тему о том, «почему такие сухие тряпки сегодня, и чем занимаются только дежурные». Затем, окончив подготовку доски, в тонкой ряске известковой пыли, разворачиваюсь к классу и…(звучит песня «Sunday morning»).




Конец.


лето 2010 года.