Арбалета и два мифа 7 глава

Свиток VII. О том, что происходило накануне турнира.

    Каждый вечер, предшествующий новому визиту в Реальст, был для Арбалеты испытанием. Пока она бродила по Вулиан и другим убежищам, ей ничто не грозило, и она забывала о Констэ. Оказываясь у эфроданиманта, она только действовала. Но накануне притворств её одолевала слабость, она не могла туда идти.
    В один из таких вечеров к ней пришёл Альтнарио Вэн-Бэсторен. Арбалета была рада отвлечься, к тому же она до сих пор не спросила, что такое ему поручил Лет II, что пришлось оказаться в Бора в качестве адъютанта Нэрси Дананжерса.
 -- Да ничего особенного, -- фыркнул юноша. -- Не страшнее, чем то, что делаешь ты. Ты прикидываешься Аометой, а меня градоправитель принял как былого адъютанта своего отца.
 -- По крайней мере, тебе не нужно корчить из себя слугу и заучивать чужую биографию.
 -- Но ведь ты сама согласилась на этот спектакль.
 -- И не жалею. Просто это... глупо. Ты думаешь, мне весело, когда я смеюсь над его шутками? Делать вид, что привыкаешь к его взглядам, что констэрство тебя чем-то прельщает. А сам наизнанку выворачиваешься.
 -- Надеюсь, тебе было не слишком тяжело привыкать к грубому обращению. Я знаю, как Констэ обходится с теми, кто слабее него. Будь осторожна.
 -- Спасибо, но в нём самом я не заметила ничего особенно грубого.
 -- Значит, не грубость, когда тебя пытаются придушить? А когда пытаются спалить дом, где живёт твоя семья?
 -- Ну... это уже не грубость, а беспредел, самочинство. Привычка, стало быть. Я о самой манере общения. Он всё-таки благородных кровей, несмотря ни на что, и ведёт себя очень и очень сносно, так что в этом смысле мне следует скорей опасаться дворцовых слуг. Особенно этот, как его, Мораз Яндир, тот, что отвечает за почтовый архив. Он постоянно что-то вынюхивает, а меня совсем за человека не считает. А изменить ему память или вообще хоть как-то влезть к нему в голову нельзя: он жутко хитрая бестия, обставился защитой и глаз не спускает со всех, кто приблизился к нему ближе, чем на десять шагов.
 -- Я знаю этого типа! -- воскликнул Альтнарио. -- Он совсем недавно убрался из Бора. Всё искал какую-то служанку...
    Они посмотрели друг на друга.
 -- Нельзя мне было отдавать тебе пегасов, -- упавшим голосом проговорил юноша. -- Кто же не заметит, как наши Бронза и Сон к тебе ластятся? Наверняка этот проныра всё понял, когда увидел тебя и эту парочку.
 -- Мы тут не при чём, вот что, -- возразила она, сама немало раздосадованная. -- Потому что ни ты, ни я не знали о ехидне.
 -- Должны были знать: мы ведь мятежники, за нами всегда следят. И всегда всякие гады вроде Яндира.
    Арбалета не могла сдержалась и рассмеялась. Альтнарио был прирождённым ироником; произнося ужасные вещи, его голос словно делился новой каверзой. Арбалета обняла друга и проговорила: "Что бы ни случилось, ты ведь всегда со мной, верно?" Обняв подругу за плечи, Альтнарио ответил: "А что, у меня есть выбор?"
    Девушка вскочила и запустила в приятеля подушкой... Спустя час она уснула, улыбаясь. Альтнарио плотно закрыл за собой дверь, со смехом бормоча себе под нос: "Мы ничуть не повзрослели за эти семь лет. Это приятно".
*
    Констэ сидел в кресле, погружённый в мрачнейшие думы. Кто-то выкрал чернокнижные рукописи из архива Чёрных Сил. Ничего особенного в этом не было: во времена его правления чёрная магия в моде и не только узаконена, но и почитаема. Оно и понятно: сила. Однако было очевидно, что это не обыкновенная кража. Что-то стесняло Констэ. Тот, кто стащил книгу, на сцену являлся не в первый раз. Уже много великих собраний записей Тьмы было похищено из крупнейших библиотек, а вора до сих пор не только не поймали, но даже не установили, кто он. И как же странно: сей вор таился, своих знаний, почерпнутых из кладези награбленного, не открывал и не использовал. Во всяком случае, прилюдно. Неужели это зреющий бунт? Кто таков вор, решивший превзойти самого Правителя, бороться с Чёрными Силами Чёрными Силами?
    Взгляд упал на мирно отвлёкшуюся служанку. Аомета как ни в чём не бывало читала что-то с завидным усердием и даже не глядела на своего господина. О, прелестное, мужественное создание! Маленькая эгоистка подобрала под себя ноги, углубилась в чтение, будто во всём свете её ничто не могло заинтересовать, кроме дурацкой книги.
 -- Развлеки меня, -- ворчливо потребовал Констэ, тряся головой, словно ощутя боль. Служанка не подняла глаз, лишь с более красноречивым отстранением принялась шевелить губами, бегая глазами по строкам.
 -- На тебе заклятие глухоты?
 -- О беззащитнейший из монархов, -- в тон ему отвечала дерзкая прислуга, -- если тебя занимает новая проблема, при чём здесь я? Правитель - ты. Я - всего лишь на побегушках. Подобные мне, по твоим же собственным суждениям, не имеют и тени ума. И разве ты не видишь, не слышишь и не понимаешь, что я пытаюсь разубедить тебя в этом, читая эти стотонные тома? Или не веришь, что я умею читать?
 -- Ты мой безжалостный шут, -- как всегда снисходительно промолвил Констэ, не строго, а, скорей, печально. -- Тебе совсем меня не жаль, тебе всё равно, что со мной будет. Но неужели тебе так сложно взять лютню? Неужели ты тоже оставишь меня?
 -- Ну и нытик же ты, бесстыдный монарх. Кого угораздило бросить тебя?
    Однако голос её прозвучал прощающе. Она неохотно отложила книгу и тронула струны длинными пальцами. В тот миг, когда зазвучала лютня, ожила и зазвучала и пропащая душа Правителя. Мгновенно морщины разгладились на лбе, а проблемы отпустили. Он с улыбкой внимал печальному мотиву, а когда песня завершилась, прошептал, полуприкрыв глаза:
 -- Ты выбрала мою любимую... О, "Селенте Регианэ"! Из всех светлых гениев я признаю одну музыку. Ведь и она - магия. Ей дана великая власть, в ней запечатлена могущественная сила... Да, музыканты, вы чародеи до мозга костей. Конечно, если вы настоящие музыканты... – Его глубокомыслие, казалось, можно ощутить как какое-то физическое давление.
 -- Странно лютня действует на тебя, -- проговорила Аомета. -- Плохо тебе или хорошо - ты хочешь печальных мелодий, жадно слышишь грусть, пьёшь самые пронзительные звуки, от которых у других нутро переворачивается. И от этого становишься совершенно счастлив.
    Ей было неприятно, что он чем-то схож с ней в таких тонкостях, как искусство.
 -- Что было бы со мной, Аомета, когда б не ты? -- неожиданно произнёс Правитель. -- Кто ещё так легко смог бы разогнать и рассеять мои мысли?
 -- Да, второго такого скомороха не сыскать.
 -- Ты... странно говоришь, -- нахмурившись, проговорил Констэ. -- Тебя что-то мучает и терзает уже несколько дней. Как я ни стараюсь, никакие чары твою тайну не берут. Вырвать у тебя признание силой? Лишняя, глупая затея, к которой я прибегну лишь в крайнем случае; сейчас нет смысла и необходимости в таком занятии. Я хочу всего только попросить тебя добровольно открыть свой секрет. Что скажешь?
 -- Скажу, что у служанки не может быть секретов от эфроданиманта, -- почти сердито откликнулась она. -- Во всяком случае, мои секреты не их тех, что вас интересуют. Или вам интересно узнать о нестиранных рубахах солдат господина Ронно? Стрелы Синего Оперения, -- поясняюще добавила она, заметив отчуждение на его лице, словно Верховный Правитель пытался что-то припомнить. Лицо его прояснилось.
 -- А! Знаю, прекрасно знаю. Ведь у Манескона Ронно никак не менее шестнадцати человек в отряде. Стрелы Синего Оперения... А ты разбираешься в военных отрядах? Поразительно, девушка! Да, так значит… за их тряпки отвечаешь ты?
    И он разразился хохотом. Аомета спокойно смотрела на него, ожидая, когда её холод несколько остудит его пыл. Дождалась.
 -- Вы злы, госпожа Аомета. Кстати, я, похоже, наконец докопался, как переводится это имя. Тебе, вероятно, известно, что в Первом Наречии есть слова "ао", что означает "блеск", и "метанор" - "алмаз". И тебя назвали Блистающим Алмазом не случайно, ты до неприличия неразрушима, как моя лучшая крепость, которая, между тем, и называется Метанор!
    Она ждала, что он снова засмеётся, но он лишь разглядывал лицо своей игрушки. Вдруг он стремительно встал и произнёс:
 -- Аомета, вы заслуживаете большего, нежели у вас есть.
    Она с любопытством на него взглянула. "Вот уж учудил! - мелькнуло в голове. - Он ещё будет раскаиваться, проливая на меня огненные дожди за моментный порыв. Ну почему он может держать себя в руках перед самыми изворотливыми фигурами политики, армии, светского общества - но только не со мной? Нужно избежать этих неприятностей заранее".
 -- Чего же вы хотите? – спросила она осторожно.
 -- Я намерен найти тебе самого завидного мужа! -- торжественно произнёс Констэ, играя солнечными зайчиками - отправляя их в сияющий белый круг на стене, который он сам же только что наколдовал. - Согласись, это будет забавное, просто гениальное зрелище! Ты и какой-нибудь граф, знаешь, такой расфуфыренный, гордый! Только таким должен быть твой муж, иначе он может стать тебе интересен, ты отдалишься от меня, станешь принадлежать другому человеку, мне останется лишь делить твоё общество с подданным, которого я смог бы придавить ногтем, если б захотел. Нет, я должен это предотвратить.
 -- Я даю вам слово, что не собиралась в ближайшие лет пятьдесят заводить мужа да ещё и интересного. А что до моего общества, то я не верю, будто оно вам дорого. Вам, эфроданимант? -- Её детская беззаботность заставила его напротив вернуться в привычное расположение духа.
 -- Разумеется, -- сухо произнёс он, но в процессе разговора всё более смягчался. -- И как тебе, девчонка, всегда удаётся выведать у меня самое потайное? Ладно, неважно. Важно вот что, милочка: ты должна быть произведена в дворянское сословие. А какой здесь можно найти способ, если не простой, бесхитростный и остроумный, если не брак с полным глупцом, не способным понять, какую жемчужину прикололи ему на шляпу? Аомета, ты останешься по-прежнему моей собеседницей, но при этом превратишься в роскошную даму и обзаведёшься богатством в придачу!
 -- Да, очень мило, -- обронила она, разглядывая его так, словно пытаясь на глаз определить, сошёл он с ума или нет. -- Однако вот что вы упускаете, незадачливый мой монарх. Не кажется ли вам, что если я выйду замуж, да ещё за такого... гм, нескладного чародея, какого вы мне тут намалевали, то честь моя будет, мягко говоря, ущемлена?
 -- Да, но ты фигурка настолько маленькая, что едва ли кто-то это заметит. Я же со своей стороны позабочусь о том, чтобы ты...
 -- Не смешите меня, эфроданимант, если я стану графиней, мой позор будет замечен всеми. Рассчитывать на вас для меня, скорее, безумие, чем благоразумие. Да и вы, видимо, сегодня здорово опустошили винный погреб, раз решили, что забота такого высокопоставленного лица, как вы, о таком незначительном создании, как я, останется незамеченной.
    Он вспылил, но под бесцветным взором Аометы вынужден был согласиться.
 -- Так ты отказываешься выходить замуж, как я этого хочу? -- буркнул он, но не успел завершить фразы. На пороге стояла Эро-Авана.
    Слово "Проклятье!" одновременно вылетело из уст эфроданиманта и его служанки. Если эта гадюка слышала последние слова Констэ, это настоящий компромат в адрес Аометы. Получить удар в спину от неё? Дважды на грабли не наступают. Но случится катастрофа, если Эро узнает новую прислужницу.
    Эро-Авана замерла в дверях, услышав единодушное негодование, поражённая тем, что она действительно успела услышать.
 -- Смиренно прошу прощения, эфроданимант. -- Она встала на оба колена, но опущенные глаза её горели зловещими огнями.
    Действительно, что делала Эро-Авана в Реальсте? Почему именно она? После того, как она предала Орлангу той самой ночью, когда Арбалета её спасла, она удостоилась внимания эфроданиманта. Ей позволили стать членом тайной полиции, где она стала непревзойдённой ищейкой. Два года служила она новому Правителю верой и правдой, а потом подверглась магии мятежников: погрузилась в некий сон, действуя так, как велели ей её пленители. Многие констэры решили тогда, что Эро переметнулась к противнику. И Эро-Авана была вычислена из рядов своих сослуживцев "в связи с тем, что чрезвычайно легко поддавалась пагубным чарам".
    Бывшая служанка рассвирепела, она мчалась на пегасе, не разбирая дороги, швыряя заклятья направо и налево. О, как она обозлилась! Пегас больше не мог выносить мечущейся магии и шпор всадницы, прикусил узду и рванул к земле. Так Эро-Авана оказалась в самом Сиаверкене, прибыв туда из селений, находящихся немного южнее, и сама толком не понимая, как. От столицы Андэллы до резиденции Констэ было всего ничего, за день кухарки замка успевали съездить в город на телеге, навестить родных и вернуться, чтобы приготовить ужин. Эро-Авана поступила так же, как Арбалета долгое время спустя: разболталась с добрыми незадачливыми кухарками и проникла во дворец под личиной служанки. Её имя было внесено в список, и никто никогда и не вспомнил о ней, если бы однажды она не решилась сказать Констэ, что она та самая девочка, решившаяся помочь ему в достаточно рискованном деле - заговоре под самым носом у стольких властителей стольких стран. Эфроданимант заявил, что умеет ценить риск и помощь. Эро-Авана превратилась в шестого адъютанта Верховного Чародея-Всех-Эпох. А пока она выполняла достаточно низменную работу, хоть и не прикасалась к стирке и щётке, но мало чем отличалась от смотрителей и надзирателей. Основная её задача заключалась в том, чтобы всегда про всё знать, и ещё она стерегла связку ключей от темниц и подвалов, которые носила у себя на поясе.
    И вот теперь, спустя семь лет, Эро-Авана и Арбалета Орлеонель встретились опять. Но теперь они стали старше, сильно изменились, набрались хитрости и ловкости. Поэтому Эро не узнала своей бывшей госпожи, а Арбалета нашла в себе силы удержаться от эмоций, могущих выдать её. Благо на ней был спасительный берет, и вообще в ней было невозможно заметить огненную живую девчонку, когда она так смиренно опускала глаза и покорно кланялась Констэ, когда тот велел ей идти заниматься делом. О чём они говорили с Эро-Аваной, Арбалета слышать уже не могла.
    Первым долгом девушка отправилась стирать рубашки Стрел Синего Оперения, пока стоял солнечный и ветреный субботний день. К её удивлению в комнате, предназначенной специально для стирки, где пол на целый дюйм залит водой и пеной, был человек, которого она совсем не ждала там когда-либо встретить. Перед ней предстал сам Манескон Ронно, которому принадлежали солдаты отряда. Она поспешно обняла его, убедившись, что в комнате кроме неё никого нет.
 -- Вы хорошо держитесь, сударыня Маррэн, -- проговорил он.
 -- Ой, бросьте эти чинопоклонения! Скажите лучше, что там слышно про турнир? Когда он будет?
 -- Точно ещё ничего сказать не могу, но кое-кто из моих мальчишек просто горят. По-моему, они не смогут стрелять пристойно, как раньше, до тех пор, пока не изрубят какого-нибудь рыцаря. О, сударыня, с этими турнирами гораздо больше хлопот, чем чего-то приятного. К ним готовишься дольше, чем смотришь, уж поверьте мне!
    Сердце у Арбалеты быстро заколотилось: как давно она не была на настоящем турнире!
    Эро-Авана вынырнула как из пустоты и чуть не налетела на Манескона. Сначала взгляд служанки как всегда неприязненно впился в Арбалету, так что девушка содрогнулась: неужели узнала?.. И вдруг глаза Эро коснулись лица господина Ронно. Арбалета никогда не видела у неё такого непривычно спокойного взгляда. Казалось, это совсем другой человек. Раньше-то она выглядела как загнанный в угол хищник, готовый броситься на первого шевельнувшегося. А тут на неё словно спустилась благодать, и где-то в глубине неё воцарилась тишина. Будто всю жизнь ей грозила какая-то опасность, а теперь вдруг наступило долгожданное спокойствие.
 -- Кто вы, дитя моё? -- спросил Манескон.
 -- Эро-Авана, сударь. А о вас я знаю, вы господин Ронно. Мои господа говорили о вас сегодня... Хотя я, наверное, болтаю лишнее.
    И голос её прозвучал непривычно смирно. Арбалета ничего не понимала и следила за ней настороженно, но Эро о ней забыла. Манескон попросил служанку отвести её в кабинет первого секретаря, Эро тотчас согласилась. Арбалета осталась один на один со стиркой и своими размышлениями.
*
    Турнир, в самом деле, приближался, это заметили не только при дворе. На Вулиан шло большое оживление, в основном среди молодёжи. Всякий раз, когда Арбалете удавалось вернуться домой (а это случалось не так часто, как хотелось бы) она слышала приглушённые разговоры о том, как хорошо было раньше, когда сражения происходили либо за честь, либо за любовь, либо турнирные, для веселья. Мятежники не могли устраивать собственные турниры.
    Арбалета и другие шпионы, напрямую общающиеся с констэрами, подтверждали, что наградой победителю будет «рука прекраснейшей дамы из светского общества» и исполнение «почти любого требования». Лет II подумал и решил, что мятежники не должны соваться в сам турнир, но наблюдать за ним обязан любой, у кого будет возможность. Запрет на участие вызвал некоторое смятение среди юношей и молодых мужчин на Вулиан, но они соглашались с этим решением: ни один из них не желал вступать в союз со женщиной-сторонницей Констэ. И всё же как они жалели, что не имеют возможности сразиться открыто, на глазах у всех...
    Тем временем на горе произошло другое событие, всколыхнувшее всех её обитателей. На Вулиан появилась Риана.
    Она появилась недавно, но уже успела завоевать сердца и некое подобие испуганного преклонения перед собой. Она бросалась в глаза блестящей внешностью, здравым (для женщины) умом и настырной дерзостью. Словом, Риана вполне заслуживала обрушившегося на неё внимания. Арбалета же не могла понять, что думает об этой особе. Ей нравилась её лёгкая, но неторопливая и разумная речь, но холодная серьёзность казалась излишней. Риана походила на розу, сделанную изо льда. Но всё же отрицать было нельзя: Риана являлась девушкой незаурядной. Её полюбили на Вулиан.
    Эрлян и Вигар, впрочем, разошлись о ней в мнениях. Эрлян был без ума от золотых локонов, а Вигар почему-то не желал доверять той, которую уважают и при дворе эфроданиманта. Арбалета возражала, ведь и к Аомете Констэ привязался, почти как привязываются к домашним животным, а этого он не позволял себе даже по отношению к родовитым констэрам.
 -- Дело даже не в этом, -- хмуро отвечал Вигар. – Она мне не нравится.
    Однажды Арбалета и Риана встретились в роще у подножия горы. Риана появилась верхом как раз в тот момент, когда Арбалета выстрелила из лука (стрельба давалась ей не слишком хорошо, поэтому приходилось часто тренироваться). Стрела угодила дерево, но не в намалеванный на нём круг. Арбалета негромко выругалась, Риана этого не услышала. Какое-то время им обеим казалось, что вторая не замечает её. Потом Риана сказала:
 -- Я вам мешаю? Мне уйти?
 -- Нет, сударыня, я давно хотела рассмотреть вас поближе, -- ответила Арбалета. -- Вы очень похожи на бабочку, за которой можно наблюдать только издали.
 -- Вот уж не подозревала, -- рассмеялась Риана, соскочив с лошади. -- Я слышала, вы хорошо ездите верхом?
 -- Да уж получше, чем стреляю из этой штуки, -- призналась она, уныло кивнув на брошенный наземь лук и колчан. -- По мне лучше мушкет, но он к несчастью не из того материала, который позволяет накладывать на себя настоящее действенное волшебство. А деревянных мушкетов пока не изобрели.
 -- Позволите мне выстрелить? -- вдруг спросила Риана. Арбалета пожала плечами. Тогда златоволосая сударыня с необычайной для женщины ловкостью и быстротой схватила оружие, натянула тетиву и выстрелила, почти не целясь. Стрела сверкнула как молния: Риана владела большой силой, раз смогла запустить её с такой скоростью. Со стуком, так ласкающим слух лучников, стрела воткнулась на полдюйма выше центра цели.
 -- Браво! -- искренне воскликнула Арбалета, не в силах оторвать глаз от мелко дрожащего оперения стрелы.
 -- Не завидуйте мне из-за таких пустяков, милая, больше, чем я завидую вам из-за вашего мастерства.
 -- Что вы имеете ввиду?
 -- То, что видела своими глазами. Вы изумительно летаете. А ваш меч просто срастается с вашей рукой, он ни разу не дрогнул во время сражения.
 -- А, вы о том везении, когда я подралась с Альтнарио Вэн-Бэстореном? Мы часто дерёмся. То, что я победил сейчас, ничего не значит.
 -- Ценю вашу скромность, -- снова улыбнулась Риана, -- но нельзя называть чистую победу случайностью.
 -- Благодарю, но всё равно не могу согласиться. А вы… прекрасно стреляете!
    Девушки тепло попрощались, и Риана скрылась, направляя лошадь меж деревьев. Арбалета настороженной походкой приблизилась к прекрасно пущенной стреле. Выстрел был неидеален, но при такой быстроте это безусловная победа.
    Арбалета вздохнула и произнесла заклинание: ей хотелось повидать Альтнарио. Юноша отправил обратный сигнал, но сам появиться не мог. Арбалета поняла, что он сейчас с Нэрси Дананжерсом, адъютант. И почти в тот же момент получила другой магический сигнал: её призывал эфроданимант. Она свистнула, и из рощи вышел чёрный пегас Мгла - подарок Констэ.
    И вот перед Чародеем-Всех-Эпох предстала его любимая игрушка Аомета. Констэ заявил, что желает посетить остров Серого Маяка. Аомета и сама была не прочь осмотреть тамошнюю местность (а заодно и повидаться со знакомыми мятежниками), но эфроданимант намеревался прямиком нанести визит самому Маяку. Арбалета никогда не встречалась с Селендрой Суэз, поэтому не могла решить, хочет соваться на Серый Маяк или нет. В любом случае, отшельниками становились те, кто не желал принимать участия в борьбе, а таких людей Арбалета не слишком жаловала, несмотря на то, что Линерон твердил ей, что отшельничество не доказывает трусость. К тому же женское отшельничество. И всё же Арбалета не испытывала особого уважения к Селендре Суэз.
    Вообще в последнее время Аомета имела прекрасную возможность наблюдать предтурнирной оживление по всем Двум Землям, разъезжая вместе с эфроданимантом в карете, запряжённой шестёркой пегасов. В карете не было никого, кроме них. И Констэ тоже много смотрел на свои владения, поэтому хоть какое-то время Аомета могла спокойно заняться своими мыслями и высовываться в окно сколько пожелает.
    Орланга была огромной страной, но Андэлла - просто гигантской! Если бы Арбалета могла в то время подняться ещё выше и увидеть не только страны, но и материки, то она поняла бы, какое малое пространство занимают Две Земли на самом деле. Но в то время на карте ещё было слишком много белых пятен, а по-настоящему больших стран ещё не создали, да и населению хватало места. К примеру, Фонарта, зелёная обширная земля, несмотря на то, что не уступала ни Орланге, ни Андэлле, была почти безлюдной.
    Арбалета тихо радовалась своим приключениям. Она видела гремящий водопад Одиночество, когда карета приземлилась посреди Межземелья, чтобы напоить пегасов. Она наконец-то побывала на вулкане Ил и в поселениях Трайнвери, лежащих недалеко от него (за что, кстати, иногда Трайнвери и называли Сердитой Горой). Аомета смеялась, играя с птенцами грифонов, которых Констэ самолично закупил в Дальонесте. Чародей-Всех-Эпох обещал подарить ей одного, потому не мог удержаться от восторга: молодые грифоны доверчиво шли к девушке и принимали пищу с её рук! Констэ был уверен, что это какая-то неизвестная ему магия. Аомета и не отрицала, но говорила, что магия эта называется просто: доверие, ласка, забота и любовь. Эфроданимант не понимал этих слов, но ему нравилось, как они звучат в её голосе без какого-либо двойного смысла.
    Арбалета много думала о том, что Констэ состоит из двух людей: достойного дворянина - усталого старика, и низкого подлого убийцы. Начиная общаться с ним, выслушивая его удивительно рассудительную речь, она не могла поверить, что этот человек способен убить её родителей. Стоило ей об этом вспомнить, как кровь вскипала в ней, а руки тянулись к потайному карману, где она обычно носила нож. Будучи служанкой, иметь при себе украшения вроде меча она не могла, и тогда в голове вспыхивали заклятья, одно страшней другого. О, как страстно она желала покончить с Констэ раз и навсегда! Но она прекрасно знала, что это ей не удастся: эфроданимант слишком хитёр и окружён тысячами магических барьеров (вспомнить только ночь заговора, когда три выстрела отлетели от него как от зеркала!). Да и Ранаэл, Лет II, Линероном – они этого не одобрят. И взбрела странная, небывалая мысль: попробовать расколдовать Чародея-Всех-Эпох, как если бы он был точно так же заколдован, как когда-то Эро-Авана мятежниками. Арбалета помотала головой. Ну и ерунда.
    Карета приземлилась на плоской травянистой равнине. Там и тут зеленели шаткие кочки - болото. Констэ махнул рукой, и перед ними явилась платформа из чёрного дерева, парящая в нескольких дюймах над землёй. Чародей и служанка встали на неё, и она понесла их вперёд. Удивительным было то, что им было очень легко держать равновесие, они словно приросли к летучей платформе.
    Серый Маяк был могуч и уходил высоко в небо. Констэ заметил смятение на лице служанки и снисходительно проговорил: "Вот такова и моя власть. Я выше всего на свете, но я далёк от всяких низменных существ, ибо погружён в молчаливые и великие дела, поэтому меня почти никогда и никто не видит. Но если уж случается встреча, то моё величие производит должное впечатление". Аомета не ответила, но глаза её прищурились как-то совсем не восхищённо. Платформа качнулась, будто на волне, и исчезла.
 -- Иди впереди, -- проговорил Констэ бегущему подле пажу. Мальчик умчался в Маяк, чтобы предупредить о гостях.
    В Маяке было две жилых комнаты; в одну они попали сразу, о другой говорила узкая высокая дверь. Вверх уходила лестница, с которой вприпрыжку спустился отосланный паж. Он сказал, что сударыня Суэз наверху. Верховный Чародей и его служанка неспешно последовали за ним.
    Арбалете казалось, что лестниц длиннее просто не существует. Но на самом деле лестничных колен было немного, просто нескончаемый круг был слишком однообразен. Они шли и шли до тех пор, пока вдруг не оказались перед совсем чёрной дверью, напоминающую вход в сарай или подвал. Убранство очередной комнаты было скромным и очень напоминало келью монастыря Святого Эрими. Но всё же было здесь что-то, говорящее, что обитающий здесь человек связан со светским обществом, а не с духовенством.
    Селендра Суэз была высокой девушкой, имела длинные чёрные волосы и чрезвычайно бледное лицо, а также удивительно большие и выразительные тёмные глаза. Она сидела за столом и что-то писала, но при виде гостей учтиво поднялась и поклонилась сначала Констэ, потом - его спутнице.
 -- Добро пожаловать на остров, эфроданимант.
 -- Благодарю, сударыня, -- свысока поприветствовал её Констэ. -- Но я полагал, что встреча Верховного должна быть более приличествующей его титулу. Или вы не помните прошлого моего визита? И моё `замечание?
 -- Помню, -- спокойно ответила Селендра, и ясный взгляд её слегка затуманился, будто она старалась вспомнить что-то очень далёкое. -- И рада, что вы тоже помните. Быть может, помните даже `моё замечание.
 -- В чём же оно состоит? -- холодно осведомился Констэ.
 -- В том, что я отказала в ином приёме. Я отшельница, эфроданимант, в моём доме вы не найдёте шума и торжества.
 -- Да как ты смеешь. Этого достаточно, чтобы приговорить тебя к смерти.
    Аомета, достаточно изучившая нрав своего покровителя, прекрасно знала, что он не сердит: слишком уж часто случалось ему выслушивать дерзкие ответы мужественных мирных жителей, живущих воспоминаниями о былых временах. Это змеиное шипение и жестокий прищур глаз был лишь инструментами запугивания.
 -- Я-то смею, -- всё так же невозмутимо отвечала девушка. -- И тут уж ваше дело, посмеете ли `вы убить меня.
    Констэ фыркнул, махнул рукой. В комнате появилось ещё несколько свечей, разгоревшихся с приятным потрескиванием. Селендра кивнула на дальний угол комнаты, и перед ними явились три стула вкруг деревянного треугольного стола. Они заняли свои места и принялись пристально смотреть друг на друга.
 -- Сударыня, вы мне кого-то напоминаете, -- задумчиво проговорила Селендра. -- Как ваше имя?
 -- Аомета Маррэн. Едва ли я могу кого-то вам напоминать, потому что рождена в семье крестьян.
 -- С чего вы взяли, что я не знакома с крестьянами?
    И она назвала несколько имён, от которых Арбалете стало неуютно, и она заёрзала на своём стуле. Селендра признавалась при Констэ I, что лично общалась с первыми бунтарями и смутьянами обеих Земель, при том говорила о них с какой-то нежностью или восхищеньем. Отшельница рассказывала о счастливых далёких встречах с мужественными крестьянами в таких ярких красках, словно всё это происходило несколько дней назад. Констэ долго слушал, и Арбалете оставалось лишь решить, что Селендра ведёт какую-то свою игру, вроде её собственной. Разумеется, Чародею-Всех-Эпох было любопытно узнать что-нибудь о своих врагах, но Селендра не высказала ничего нового. О тех, кого уже казнили, она глубоко сожалела, а про сбежавших знала не больше самого Правителя. Арбалета раскачивалась на стуле уже с такой бешеной скоростью, что можно было подумать, будто она пытается усидеть на ежах.
 -- То, что вы говорите, сударыня, весьма занимательно, -- наконец заткнул этот кувшин красноречия Верховный. -- А о событиях, более близких современности, вы ничего не слышали?
 -- Даже видела, -- внезапно заявила Селендра.
    Арбалета была вынуждена сделать вид, что закашлялась.
 -- Кто-то посещал Маяк?
 -- Нет, у них хватило такта не делать этого. Но они были на острове, я видела образы в заколдованной воде.
 -- Кто это был? -- нетерпеливо спросил Констэ.
 -- Первый кого-то мне напоминал, но я так и не смогла вспомнить, кого. Второй, благородный собой господин, был, конечно, Нэрси Дананжерс.
    Констэ оставил свои соображения при себе, но стал подробно расспрашивать Селендру о внешности спутника градоправителя Селмивьяны. Арбалета ждала недоброго, она догадывалась, кто это мог быть, и неизвестно, стоит ли эфроданиманту самолично выяснять появление господина Вэн-Бэсторена. Быть может, Альтнарио ждал подходящего момента или что-то в этом роде. Неужели Селендра Суэз предаст? Ведь она отшельница, а не констэр.
 -- Что ж, сударыня, пройдёмся по вашим владениям? -- как бы невзначай обронила Аомета. Селендра тотчас забыла, о чём вела речь, взяла служанку за руку и они вместе почти бегом отправились вниз по лестнице, будто две весёлые подружки. Констэ не отставал ни на шаг.
    "Владения" Селендры Суэз нельзя было назвать живописными - всё тот же пустынный влажный пейзаж. И всё же здесь не было ничего, что навевало уныние, во всей пустыне струились незримые струны жизни, артерии подземных ручьёв, прохладный, но не морозный ветер. Констэ, на время снова ошеломлённый поведением своенравной прислуги, вдруг очнулся, перехватил Селендру и повёл её вкруг Серого Маяка, о чём-то снова её оживлённо расспрашивая. Аомета была бессильна прервать лишние честные ответы. То ли слишком открытой и доверчивой была сударыня Суэз, то ли являлась хорошей актрисой, но оставлять её наедине с Констэ было явной ошибкой. Вдруг служанка эфроданиманта почувствовала, будто кто-то пристально следит за нею. Она огляделась и никого не заметила. Зато получила магический сигнал. Значит, это мятежник? И вдруг два больших карих глаза вспыхнули прямо перед ней, а следом за глазами медленно появился Альтнарио Вэн-Бэсторен собственной персоной. От неожиданности Арбалета вскрикнула, и юноша заткнул ей рот.
 -- Ты с ума сошёл? -- выдохнула она, отдирая железную руку со своего лица. -- Констэ здесь! Если бы ты пришёл на минуту раньше, то застал бы его и тогда...
 -- Ты серьёзно думаешь, что я актёр-идиот или у тебя в крови рефлекс всем читать наставления?
 -- Что ты здесь делаешь, идиот-актёр? -- Удержаться от смеха, когда Альтнарио включал себя, было сложно, но ситуация оставалась более чем серьёзной.
 -- Как это что? У приличных людей заведено знакомить друзей с родителями, а наш господин градоправитель почему-то решил познакомить друга с непосредственным начальством.
 -- Знаешь, это худшее, что могло сегодня произойти. -- Теперь она не на шутку испугалась и рассердилась из-за его беспечности. – Неужели Нэрси здесь? И нашли же вы место для знакомства! Не могли пораньше? Селендра только что сообщила Констэ, что вы были здесь вдвоём много дней назад. Какого дьявола вы сюда притащились?
 -- Вот как! Ты думаешь, Селендра предательница?
 -- Дошло до актёра-идио...
 -- Это Селендра сообщила мятежникам, что Констэ здесь, и самый удобный момент для знакомства подошёл.
 -- Она хочет заманить тебя в ловушку! И что это значит - "мятежникам"? Нэрси Дананжерс знает, кто ты?
 -- Про Нэрси разговор особый. Скажу только, что у сударыни Суэз выбора не было: Констэ слишком хорошо умеет читать в мыслях, а девушки обычно очень слабы против такой мощной магии...
    Он осёкся, потому что только что вспомнил, что перед ним девушка, успешно противостоящая мощной магии продолжительное время. Арбалета снисходительно улыбалась, и он был рад, что она не собирается снова читать ему морали, какое это большое заблуждение, что женщины якобы слабее мужчин.
 -- Короче, Селендра была вынуждена прикинуться незадачливой отшельницей, чтобы Констэ не решил, что она прикрывает мятежников. А сама связалась с Рианой...
 -- Рианой?
 -- Да, они очень дружили, когда были девчонками.
 -- А кто ещё сейчас на острове?
 -- Дананжерс и Риана. Нэрси должен был явиться сразу Констэ, а она - кто её знает...
    Послышались шаги и голоса, и в мозгу Арбалеты забилось самосохранение. Если их застанут за мирной болтовнёй – личную служанку эфроданиманта и пропавшего бунтаря, Констэ этого не поймёт. Аомету обвинят в мятеже. На этот раз даже она не отделается легко. Альтнарио выслушал её опасения, но посмеялся: "Нэрси знает толк в объяснениях, да и Риана с Селендрой заверят эфроданиманта, что меня не стоит убивать".
 -- Но Констэ уверен, что мне никто ничего не объяснял, -- фыркнула она. -- Поэтому, по его мнению, я должна бы сразиться с тобой.
 -- Ого! А мне казалось, что ты изображаешь смирную прислугу.
 -- Если бы я казалась обыкновенной прислугой, он бы меня и не заметил. Бери меч или шпагу, что есть... всё равно! Приступаем!
    Он обнажил шпагу и стал отбиваться от магических вспышек – единственной (по легенде) магии, которую Аомета умела создавать. Она швырялась цветными огненными шариками, отбивать их не представляло труда. И особого ущерба такая магия нанести не могла. Альтнарио, как ни в чём не повинный адъютант, знающий свою чистую совесть, не причинял служанке боли, даже не пугал её, а просто с лёгкостью оборонялся от детских атак.
    Констэ и Нэрси Дананжерс появились неслышно, следом за ними следовали девушки. Альтнарио с Арбалетой долго делали вид, что не замечают их появления, ждали, пока Чародей-Всех-Эпох сам их остановит.
 -- Аомета, остановись!
 -- Эфроданимант, это... мальчишка Вэн-Бэсторен!.. Вы не... не узнали его?.. -- запыхавшись, выкрикивала служанка.
 -- Да уймись ты, дурочка, он илимант!
    Аомета наткнулась на невидимую стену и замерла, тяжело дыша и глядя на юношу диким взглядом. Больше всего она боялась сейчас встретиться взглядом с градоправителем Селмивьяны. Если он её узнает... Или этого человека не стоит опасаться? Альтнарио так и не успел сказать...
 -- Альтнарио - адъютант нашего друга, господина Дананжерса.
    В его голосе не было раздражения или злобы, скорее, нотки смеха над её напрасным ребяческим мужеством. В подтверждение этого эфроданимант рассмеялся, а за ним и все остальные (кроме самой Аометы, естественно, всё ещё не до конца сообразившей, что случилось). Лишь смех Нэрси прозвучал не особенно весело, как человек, пропустивший шутку мимо ушей и засмеявшийся за компанию.
 -- Что же ты, Аомета, -- проговорил Альтнарио, с шелестом убирая шпагу. -- Вспомним приличия.
    Арбалета вспыхнула: время ли для игры с огнём!? Но Аомета покорно склонила голову и проговорила: "Прошу простить меня, сударь. Я приняла вас за мятежника".
 -- Ну, ну, вы сто раз правы, -- учтивый юноша подал ей руку.
    Вместе они приблизились к остальной компании. Аомета робко подняла взгляд на Констэ. Эфроданимант посмеивался в усы. Селендра смотрела в серое облачное небо и явно не замечала ничего, кроме того, что скоро начнётся дождь. Риана высокомерно вскинула тонкие тёмные брови (при дворе Констэ она почиталась владетельницей замка Южный в Андэлле, и этот взгляд ей приличествовал). Украдкой взглянув в лицо Дананжерсу, Арбалета мгновенно отвела взгляд: Нэрси был болезненно бледен и смотрел прямо на неё, словно надеялся просверлить насквозь.
 -- Сударыня, -- обратился Констэ к Риане, -- вы-то здесь какими судьбами?
 -- Я прибыла проверить свою давнюю подругу.
 -- На вашем месте я бы был осторожнее с подобными визитами. Вам ведь не нужны лишние подозрения?
 -- О нет, эфроданимант. -- Риана элегантно поклонилась.
 -- Тогда прошу вас сопровождать меня до Бора. -- Он поднял руку, чтобы все обратили внимание на его слова. -- Господа и дамы, все мы немедленно летим в Селмивьяну. Сударыня, вы с нами? -- Последние слова относились уже к Селендре.
 -- Нет, эфроданимант, я останусь верна себе и своей обители.
    Вот как получилось, что вместе с Чародеем-Всех-Эпох и его служанкой в карету взошла ещё и властительница, а с двух сторон от них летели градоправитель и его адъютант. Аомета плотно завесила своё окно, так как совсем рядом мчался Дананжерс на пегасе (и Арбалета сразу узнала, это был пегас с Вулиан по имени Бронза).
    На лужайке для полётов Дананжерса встречал Арфэль Мальклат. Он орал на него за то, что тот снова улетел вместе с "этим шутом и нахалом", не обмолвившись со своим лакеем ни словом. Ничего глупее Арбалета в жизни не слышала и испытала нечто вроде брезгливости. И вдруг он смолк, и наступила резкая тишина. Это Констэ появился перед Мальклатом.
 -- Эфроданимант... эфроданимант... это вы... Какая честь для нашего города, для замка, для меня...
 -- Вы слишком много говорите, господин Мальклат, -- заметил Констэ. -- Позаботьтесь об этих дамах, если вас не затруднит. -- Он указал на Риану с Аометой. -- А я тем временем пройдусь по городу и дворцу в сопровождении этих замечательных господ, если вы не возражаете.
    "Бедняга, - шепнул Альтнарио Нэрси на ухо, - он так верил в возмездие, надеялся, что гром поразит нас обоих, а вместо этого его послали куда подальше..."
    Арфэль увёл девушек в замок Бора. Арбалета Орлеонель не могла удержаться от слёз, проходя по знакомым залам и коридорам, с которыми была так долго разлучена. Но никто кроме Рианы этого не заметил.
    Нэрси, шедший рядом с Констэ, не мог прекратить с ним беседу. Альтнарио видел, что градоправителю ужасно хочется что-то сказать, но поделать ничего не мог. Наконец, ему в голову пришла идея, и он завёл Правителя в один дом, который назывался Жильём Торговцев Смехом и Хорошим Настроением. Там день и ночь торчали разные люди, прирождённые "неунываи". Какая бы напасть ни приключилась, какими бы большими ни оказались последствиями, эти славные бравые ребята лишь пели да иронизировали над реальностью, а вечерами отплясывали с таким грохотом, что крыша Жилья ходила ходуном. Пока Констэ испытывал мужество и беспечность оробевших жильцов дома, Нэрси проговорил с волнением и дрожью в голосе:
 -- Я уже видел эту Аомету в Бора, а потом она исчезла.
 -- Не говори ерунды, -- фыркнул Альтнарио. Он не предполагал, что Нэрси не знает, что это Арбалета, и уж конечно не мог знать, что тот всю свою жизнь любил её, хотя и почитал мёртвой.
 -- Нет, верь мне, тут я не мог ошибаться.
 -- Значит, это шпионка Констэ, вот и всё. Надеюсь, ты не открыл перед ней ничего, что легло бы тенью на твою репутацию?
    Ответ Нэрси дать не успел, не успел даже придумать этого ответа. Констэ возник внезапно и потащил их дальше по городу, смеясь над присмиревшими весельчаками. Альтнарио стал деликатно расспрашивать эфроданиманта, что там случилось, но этого Дананжерс уже не слышал, мысли о странной служанке с бирюзовым хитрым взглядом снова преследовали его.
*
    Сегодня Арбалете предстояло ещё очень многое, несмотря на то, что она страстно желала, наконец, вернуться хотя бы в Реальст, лишь бы подальше от Нэрси. О Вулиан же она вспоминала как о далёком и прекрасном сне.
    Она видела, как Дананжерс о чём-то шепчется с Альтнарио, и как адъютант в чём-то горячо его разубеждает. Но на сей раз, к сожалению девушки, Нэрси одержал верх в споре. Вернее, он даже не спорил, он просто не стал ничего слушать. Если бы Арбалета знала, как дружны были эти два приятеля, она бы удивилась ещё больше неожиданной строптивости и твёрдости градоправителя, но сейчас она поражалась лишь, что талант убеждения покинул Альтнарио именно в этот момент.
 -- Эфроданимант, -- произнёс Дананжерс, поклонившись, -- как вы нашли город?
 -- Сносно. По крайней мере, ты не допускаешь в Селмивьяне вольнодумства и скопищ, где витали бы смутьянские убеждения.
 -- А Бора? Что скажете о самом замке?
 -- Что я могу сказать о замке, если он не изменился? Хотя, -- он бросил пристальный взгляд на одно из окон, -- если не ошибаюсь, вы зачем-то вырастили вокруг своего окна "вьющееся молоко".
 -- Что, простите? -- скосил под дурачка Нэрси.
 -- Вон те мелкие белые цветы, которые скоро закроют вам весь свет в комнате, называются "вьющимся молоком". Почему вы не уберёте его?
 -- Я бы и не заметил этого растения, если бы вы не сказали. Что ж, постараюсь от него избавиться.
 -- Постараетесь? Если вам улыбнётся удача, вы с помощью магии и меча устраните сорняки, выживающие вас из жилища так, что вы этого даже не замечаете. Если это случится, сообщите мне, я буду рад первым поздравить вас с таким подвигом.
    Аомета бледно улыбнулась, и в глазах её на мгновенье снова вспыхнул тот хитрый девчачий блеск. Нэрси взглянул ей в лицо и проговорил как в полудрёме:
 -- Эфроданимант, вы позволите мне сопроводить вас до Реальста?
    Альтнарио вытаращил глаза, но от комментариев благоразумно воздержался.
 -- С чего бы это? -- осведомился Констэ.
 -- Я так взволнован оказанной честью: вы снова в Селмивьяне! Теперь вам предстоит большой путь, я хотел бы лично охранять ваш экипаж.
 -- Защита у меня есть такая, что вам и не снилась, Дананжерс.
 -- Кучер, привыкший держать узду вместо меча, мальчик-паж и две слабые девушки.
 -- Господин градоправитель, вы испытываете судьбу! Кто, по-вашему, перед вами?
    Нэрси отпрянул.
 -- Я Чародей-Всех-Эпох! -- продолжал Констэ, входя в раж. -- Я завоевал Две Земли! Я убью столько врагов, сколько потребуется! Пусть всё человечество пустит в меня стрелы, я способен остановить их все! Я...
 -- Разумеется, -- встрял Альтнарио. -- Сударь не возражает против этого. Его просьба - исключительно попытка выразить свою благодарность.
 -- Молчи, бывший адъютант трусливого Правителя!
    В лица молодым людям бросилась заметная краска, но Арбалета предотвратила всё, что могло бы случиться вслед за этим.
 -- Разрази вас гром, эфроданимант, вы как вспыльчивый юноша, честное слово! -- воскликнула она. -- Какого чёрта вы затеяли эту ссору? Зачем терять проверенных людей ради минутного гнева? Завтра турнир, Нэрси Дананжерс всё равно должен там быть.
    Констэ взглянул на неё ужасными чёрными глазами. Альтнарио - с ужасом, Риана - с изумлением, Нэрси - с тоской.
 -- Ну хорошо, убейте меня, если вам станет легче, -- сердито фыркнула служанка. -- Только мне почему-то так не кажется.
    Констэ смотрел ещё мгновенье, потом вдруг сорвался с места и сердито запрыгнул в карету, крикнув через плечо: "Пусть летит кто хочет, чтоб вам провалиться с вашим упрямством!"
    Невесёлый это был полёт. Весь далёкий путь до Реальста Арбалета не отвела глаз от окна, словно ничего интереснее ей в жизни не приходилось видеть. Эфроданимант сидел с ней бок о бок, время от времени бросал недовольные взгляды и тоже молчал. Риана негромко переговаривалась с Альтнарио, который смешил её своими шутками. Девушке приходилось держаться изо всех сил, чтоб не рассмеяться громко в столь неподходящий момент. Дананжерс был, пожалуй, самым живым из них, хотя и самым неподвижным. Понять, что он переживает мучительные сомнения, можно было лишь взглянув в его глаза. Но этого сделать было никак нельзя из-за темноты, да никто и не смотрел на злополучного градоправителя. Лишь Риана, которую высадили в Южном замке, взглянула на него грустно, хоть в ней так и осталось что-то холодное.
    По прибытии в Реальст Констэ выскочил из кареты злой как чёрт, но теперь он мог держаться достойно. Арбалета чинно вышла вслед за ним, за ней - господа из Селмивьяны.
 -- Вот что, -- произнёс Констэ, -- скоро пробьёт полночь. Самое время для того, чтобы колдовать. Но мой вам совет: забыть о магии и лечь спать. Если вы не забыли, завтра турнир.
    Арбалета и Альтнарио обрадовано переглянулись. Он уже смягчался. Щекотящее чувство восторга и нетерпения распирало – турнир! Теперь можно просто насладиться зрелищем. Нэрси спросил:
 -- Так вы позволите нам остаться на ночь?
 -- Завтра турнир, -- грозно, но уже не злобно ответствовал эфроданимант. -- Не возомнил ли ты, градоправитель, что я притащил тебя сюда потому, что истосковался по твоей персоне? Утром ты уже был бы здесь, Аомета права.
*
    Это было, наверное, самое счастливое утро Арбалеты из всех, которые она встретила в Реальсте. Несмотря на то, что почти не спала, она вскочила ещё до рассвета и в одной сорочке принялась прыгать по комнате, чувствуя себя самым бодрым существом в Двух Землях. Затем девушка упала на кровать в изнеможении и пробормотала: "На турнире будет столько народа, столько знакомых, мятежников и констэров! Я увижу их всех..."
    Но ничуть не меньше, чем долгожданные встречи, её интересовали сами бои. Арбалета стала неторопливо приводить себя в порядок, думая о том, что в турнире, несмотря на давнишние рассуждения Лета II, примет участие и Эрлян Ниангон...
    Началось всё с того, что Эрлян, Вигар и Арбалета однажды прибыли в Сиаверкен, чтобы встретится с одним мятежником, который был вынужден прятаться и постоянно менять место жительства. Они прибыли как раз в тот момент, когда глашатай объявлял о турнире. Естественно, все троё оживлённо стали обсуждать грядущее торжество.
    Уже собираясь возвращаться на Вулиан, они встретили идущую по пустынной улице девушку в сопровождении двух господ, о чём-то с ней беседующих, и пожилой дамы.
    Если на Вулиан по праву идеалом красоты считалась Риана, то при дворе Констэ I не было никого лучше Палории Солвени. Именно она оказалась той «дамой», которую обещали победителю турнира. Она была похожа на облако в нежно-сиреневом платье и маленькой дамской шляпке, из-под которой виднелись шёлковые, светло-серебристые волосы. У Палории были ясные голубые глаза и алые губы.
    Когда троица уже взлетала, Эрлян чуть не вывернул себе шею, наблюдая за ней. На следующий день Арбалета несколько раз слышала, как Эрлян и Вигар шепчутся о неком "констэрском ангеле". Именно о Палории говорил Эрлян, втолковывая Вигару, почему он решил вмешаться в дела рыцарей-констэров. Напрасно друг уговаривал его бросить эту затею. Смерть или любовь - вот был лозунг рыцаря Сердитой Горы (так решил наречь себя Эрлян Ниангон, рождённый в Трайнвери). «Дурацкий лозунг», - сказал Вига, но наконец и он понял, что так просто приятеля не переубедить.
 -- Твоя честь принадлежит только тебе, это верно. Но жизнь свою ты обещал отдать лишь за прежнюю Андэллу.
 -- Я помню об этом постоянно, -- отмахнулся Эрлян. – И впервые мне так тяжело от этого обещания.
 -- И что, ради женщины ты способен предать собственное слово?
 -- Прекрати, всё не так! Неужели ты не понимаешь? Нужно искать оправдания и кого-то убеждать, что от моего участия в турнире никто не пострадает. Ты думаешь, я забыл, как присягал Лету II. День и ночь передо мной стоят все эти укорители, заставляющие меня чувствовать себя грязным предателем.
 -- Вот что, -- Вигар положил ему руку на плечо, -- для начала забудь о бреде, который ты тут наболтал про предательство. Никто никого не предавал и как будто не собирается. Я думаю, что мы должны рассказать об этом Арбалете.
 -- А знаешь, ты прав. – Эрлян вдруг почувствовал внезапную лёгкость. -- Она всё-таки тоже женщина, она поймёт, что нужно делать.
    Арбалета выслушала рассказ своих «братьев» молча. И вот доказательство того, что Магистр Линерон ошибался, полагая, что женственности в ней уже не осталось. Арбалета была тронута такой преданностью и любовью и тем, как тяжело было Эрляну принять решение.
 -- Я хочу, чтоб ты знал, Эрлян, -- проговорила она, -- что чтобы ни случилось, мы всегда будем с тобой. Отправишься ты на турнир или нет, я навсегда останусь твоей сестрой.
    Глаза рыцаря заблестели, и он лишь с силой обнял её.
 -- Это не решает дела, -- заметил Вигар, стараясь остаться непреклонным.
 -- Почему же? -- воскликнул Эрлян. -- Это как раз и поможет мне решиться...
 -- Прошу только не спешить с выбором, -- сказала Арбалета, направляясь к двери, -- во всяком случае, до завтра.
    На следующий вечер Эрлян и Вигар закрылись в той же комнате, мрачно играя в шахматы. Это помогало им успокоиться. За весь день они не встретились с Арбалетой и смутно надеялись, что у неё есть какой-то план.
    Раздался стук в дверь. Слово "войдите" было произнесено одновременно. Вошла Арбалета, а за ней... Лет II. Рыцари подскочили и выпрямились, недоумённо глядя на свою сестру.
 -- Я всё знаю, -- произнёс свергнутый Правитель таким голосом, что усомниться было невозможно: Арбалета действительно открыла ему всё. -- Ты много выстрадал, и я назову тебя мужчиной, если ты скажешь, что ты решил.
    Эрлян недавно ссорился с Летом, который назвал его мальчишкой и запретил посещать турнир. Арбалета казалась Эрляну предателем, но рука Вигара по-прежнему лежала на его плече.
 -- Я не могу сделать выбор, -- проговорил Эрлян тихо. -- Я люблю Палорию Солвени не меньше, чем родину и свободу.
 -- Этого я и ждал! – лучезарно улыбаясь, заявил Лет. -- Никто не должен делать выбора между любовью и долгом, а иногда это одно и то же. Я рад за тебя.
    Эрлян остался недвижим, оглушённый.
 -- Сударь, я...
 -- Я благословляю вас, сэр Эрлян, рыцарь Сердитой Горы, на очередной подвиг. Да сопутствует вам удача. Да откликнется сердце сударыни, которую вы любите.
    Эрлян запоздало сообразил, что при этих словах ему уместнее всего стоять на коленях и благодарить передумавшего Правителя поклоном. Вигар же знал, кого благодарить, и снял перед Арбалетой шляпу.