Росток

               
         В лесной тиши, где на опушках тихо колосились травы. Где кустились младые деревца, и тонкое прерывное пение соловья  разлеталось от верхушек дерев и до Небесных высот.  Где стрекотание и ели слышный гул букашек окрашивал звуками  – это чудное живое и для глаза милое место.  Где  сладким цветением трав и цветов дышал теплый летний воздух.  Росло деревце высокое, тонкое, хрупкое. Ее  веточки от самых корней тянулись  к  Небесам  тончайше - ажурной хрупкостью.  Шелестели и покачивались на ветру ее дорогие  детки- листочки, каждого любила  как единственного. На всех хватало ее материнской любви, заботы и веры в их доброе и светлое начало. Трепетно относилась к своим листочкам,  с  любовью и заботой взращивала.
          Шелестела листва древа в беспокойстве, как мать кормящая за листочки шумные.   Грело летнее солнышко, и шелестели на ее ветвях, играя в лучах солнца листики живые. В ту нежную пору и завязался последний молодой побег, чудно перерастая в нежный листочек. В капельках росы летнего дождя и в лучах солнца, и в свежести дневного света росло скромное, нешумное чудо, тихое и нежное со  свежей гладкой поверхностью сверху и  мягоньким  родовым пушком по обратную сторону.  Резные  краешки с удивительной схожестью на тончайшие кружева,  с сочным стеблем, кормящим  материнским соком.
      И как и откуда нам неведома, толи проходящие рыбаки, а толи еще как сподобилось…   То попала чешуйка рыбная, аж на самый верх деревца, да не просто на верх, а на побег молодой, рожденный в материнской любви,  и растимый в заботе и ласки.
            Хороша была чешуйка, блестела в теплых лучах солнечных, а как  вечерело, то перламутром неба покрывалась. Да и впрямь красота не ведомая, для лесов и дерев да опушек лесных. Не видали такого чуда. Знавала много красавица пришлая, на все ответы были готовые, позавидовать бы ей все ведомой; а у меня все больше жалость рождается, да сочувствие к  особе столь знающей, умелой и неповторимой. Не душой, не застенчивостью, не скромностью не обладала.   Тонки краешки ее словно тающие, как льдинка, столь тонки и прекрасны, легли крепко и плотно на  рожденный побег  деревца и всей силой тонкости, втиснулась в росточек  мягонький. Младое   нежное тельце соком - молочным  материнского деревца пропитанного.  Мать, кормящая в беспокойстве  за росток ,  лишь глубоко вздыхала шелестом, а уж ветром шелест тот разносился далеко, да за много верст . И знавали  леса  и полесья и озера лесные глубокие  да ручьи, бегущие шумные  про ту боль материнскую.
         Но чешуйку, то не понятно было.  Тешила ее высота над землей, воздух по верхам играющий, ее красоту в движении раскрывающий. И блестела, и блистала  в лучах солнца. Проходили дни летние, долгожданные, теплые да добрые. А росток все не рос, не румянился жизнью, не колосился силою. Под чешуйкой блистательной чахнул. 
         Пришло время дождей летних, сильных, бодрящих, почву живую поившую. И своей силой и чистотой дождливою с высоты Небес   заоблачных,  лил и лил не переставая. И стучал каплями звучно и по листве деревца, и росточку младому. И потоком дождевой влаги унесло  все лишнее и не нужное. Дождь сменился лучами солнечными и в лучах сквозь слезки дождливые  уж всей младою плотью дышал росток спасенный, дышал свежей влагой дождевою, своим нежным тельцем.