Подвал

Первый час ночи. В палате давно потушен свет. Я рад, что не вижу стен, которые меня окружают. Лишь свет фонаря за окном, прямо перед моей постелью освещает меня легким синим светом, будто сама луна и звезды светят мне. Костлявые пальцы дерева, растревоженные холодным ветром, мелькают своей тенью на разрисованном морозном стекле. 

Механизм дал трещину и замер. Замерло время. Оно перестало быть скоротечным, потеряло свою медлительность. Оно теряет свой смысл, когда нет необходимости считать его. Как не крути, время – это всего лишь средство восприятия. 
Неудобная постель. Конечности оттекают, и их одолевает тупая, ноющая боль, отчего я вынужден периодически менять позу. Воздух пахнет сыростью, тишина несвежестью. Идеальный момент для того, чтобы ковырять свое прошлое. 
Воспоминания, даже приятные, неминуемо доставляют мне боль в районе грудной клетки, где-то чуть ниже сердца. Я уже не борюсь с ними. 
Люди ошибочно полагают, что в предсмертные секунды вся жизнь проносится перед глазами. Время замерло сейчас и воспоминания, черным мраком растекаясь в пространстве, медленно и тягуче чем-то напоминают мне огромного паука, который не спеша подбирается к беспомощной жертве. Я не испытываю страха. Я спокойно смотрю на обнаженное ветвистое дерево за окном… 
Подвал минометки. Мы несколько дней выгребаем оттуда мусор. Уже в первый день мы нашли ящик с боевыми патронами и минометными снарядами и там же закопали его, дабы не создавать себе проблему и не вызывать лишние вопросы. Пол не был забетонирован, и по этой причине пыль стояла стеной. Отовсюду доносился монотонный шум. Кто-то работал граблями, а кто-то лопатами. Некоторые выносили мусор на носилках и в мешках. Я сидел в стороне и молча закуривал очередную сигарету. 
Остальные выстроились в ряд и, передавая друг другу всяких хлам, сбрасывали его в одну кучу. Из-за этого к общему шуму добавилось лязганье металла. Солдаты перевязали лица платками, дабы спастись от пыли, и уже, за несколько дней привыкшие к подвалу, шутили смело бросая в груду железа очередные снаряды. 
Вспышка была грязно оранжевого цвета. Я уловил ее всего лишь краем глаза. Все погрузилось в мрак. Я больше не слышал шума. Только свист в голове. Запах гари и пыли. Грязь во рту. Никакая жизнь перед глазами не мелькает. Спокойствие. Удивительное спокойствие… 
Ветер за окном не стихал. Я захотел играть, превратить дыхание в звуки, почувствовать холод железа. Это желание накрыло меня неожиданно, с какой-то осмысленной страстью. 
Пальцы сами собой нащупали не существующую аппликатуру, и я шепотом выдохнул ноту ля, бархатисто синего цвета, ласкающую и мягкую. 
Вероятно, все мои чувства собрались в этом звуке. Нота соль, снова ля. Пальцы задвигались замысловатыми фигурами. Я закрыл глаза и разглядывал разные оттенки каждого звука… 
Это моя колыбельная. Я медленно и безмятежно уплывал в блаженное небытие.