Ч. 1. Одесские сериалы. Гл 1. 1. Предки

The Past Continuous Tense
(прошедшее продолженное время)

Вместо предисловия

Читатель старшего поколения, знакомый с серией ЖЗЛ («жизнь замечательных людей» – расшифровываю для молодых),  вероятно, будет разочарован – мой рассказ под эту рубрику явно не подходит. И если на его страницах и встретятся порой какие-то известные имена, то лишь в той мере, в какой их носители соприкасались с героями этой книги – где пойдет речь о жизни нашей семьи, о людях, которых я знала, о городе, в котором выросла и живу. Эти страницы – дань памяти тем, кого уже нет, и мой привет ныне живущим.
Мне смутно припоминается, что был такой проект – может быть, даже «Всемирного клуба одесситов» – собрать воспоминания обычных людей, создав, таким образом, нечто вроде «летописи поколения». Хотя, возможно, я что-то и путаю. Но, в любом случае, сейчас ведь многие доискиваются до своих корней, интересуются семейной хроникой. Мой зять-англичанин, например, очень этим увлечен: роется в архивах и в библиотеках, составляет свое «генеалогическое древо». Правда, насколько мне известно, ничего особенно примечательного до сих пор так и не «нарыл»: никаких там «рыцарей круглого стола» или  хотя бы аристократов в роду обнаружено не было. Но это и к лучшему, так как он терпеть не может все, что в английском языке очень точно определяется словом “formal” (видите – об одном своем родственнике я уже эдак «ненавязчиво», как бы вскользь, и упомянула…). Вот по его просьбе я и стала собирать и упорядочивать сведения о своей семье: чего не сделаешь для любимого зятя! Так что, если читателя заинтересует предложенный материал, благодарить за это нужно, в том числе, и его.
Но пора переходить к делу.
Итак,

Часть 1.  Одесские сериалы

Глава 1.1. Предки

На подростковом сленге так было принято называть родителей. Но в этой главе речь пойдет о родителях моей мамы – дальше предков с ее стороны я просто не знаю.
Однако достоверно известно, что мой прапрадед Генрих Шварцберг (девичья фамилия моей матери) был купцом 2-й гильдии и прибыл в наши края из Варшавы, где держал магазин детских игрушек. Его жену звали Эсфирь, и у них было восьмеро детей. Одного из сыновей звали Иосиф Шварцберг (мой прадед). О нём известно, что он был женат на Софье Айзеншток. Умер в 1915 году (год рождения не знаю). У них было шестеро детей – трое сыновей и три дочери. Старшего сына звали Лев, он родился в 1894 году – это и был мой дедушка Лев (Лейб) Иосифович Шварцберг.
О его родителях, кроме имён, я, к сожалению, практически ничего не знаю. О братьях и сёстрах расскажу, что знаю, в следующей главе. А сейчас пора перейти к бабушке.
Моя бабушка, Розалия Рафаиловна (Рейзя Ицковна) Вайцман, родилась в 1896 году в семье ремесленников. Не знаю точно, чем занимался мой прадед Ицик-Рафаэл, – кажется, он был жестянщиком или что-то вроде этого. Семья была большая и, видимо, если не религиозная, то, по крайней мере, чтящая традиции.  А семья моего дедушки была более состоятельной, более интеллигентной – и более ассимилированной, что ли: в семье говорили по-русски, детям старались давать светское (а не религиозное) образование и так далее. Именно по этой причине, когда бабушка начала встречаться со своим будущим мужем, а моим дедушкой, обе семьи были против их брака. Особенно возражала, насколько я понимаю, бабушкина семья – «потенциальные родственники» в их глазах были «гоями» (не евреями). И вот молодая пара (ей 17, ему 19), в лучших традициях латиноамериканских сериалов… бежит из дому! Они снимают где-то квартиру, и только когда появляется старшая дочь Сильва (Сильвия), родители «дают им свое благословение». Здесь сериал прерывается (на время), и начинается обычная семейная жизнь. Рождаются еще дети – сын Осик (Иосиф), потом –  дочь Алла (Анна по паспорту) – моя мама. Но о детях – в следующих главах, а пока речь идет о дедушке и бабушке.
Они для меня всегда были образцом идеальной семейной пары: прожили жизнь душа в душу, хотя, казалось, были совсем разными (говорят, «противоположности сходятся»). Бабушка – маленькая, кругленькая уже с молодых лет (пухлые ручки в ямочках сохранились до старости), кудрявая, черноволосая и черноглазая, веселая, взрывная. Лицо, о котором хочется сказать «шейне пунем!» (красивое личико). Он – высокий шатен с голубовато-серыми глазами. По типу лица в том возрасте, в каком я его уже знала, напоминал академика Дмитрия Лихачева. Моя мама первая заметила это сходство, но если черты лица Лихачева были более тонкими, то дедушкины – более выразительными. Красивая была пара!
Дедушка был очень спокойным, выдержанным – не помню ни разу, чтобы он повысил голос, но его слово было законом для всей семьи. Это не значит, что он был как-то строг с детьми или внуками. Я, например, его не боялась – называла по имени: Лева –  как бабушка (она, правда, называла его еще ласково – Лейбеле). И когда мне посторонние делали замечания на этот счет, искренне возмущалась: «Ну какой же он дед? Дед – старый, с бородой. А наш Лева – молодой!». Мне тогда было, наверное, годика три – и эта детская «хохма» окружающим, и в первую очередь дедушке, очень нравилась. Вместе с тем я чувствовала, что в семье он стоит как бы на ступеньку выше окружающих – видимо, мамино отношение к нему и мне передавалось. Помню, как-то он пришел с работы, когда никого дома не было. Я, понимая, что человека после работы следует накормить (мне было тогда уже, наверное, лет 9-10), сказала, что я могу ему поджарить яичницу с колбасой (любимое блюдо моего детства – кроме того, ничего другого я просто еще не умела!). Он, к моему удивлению, согласился – и как же я была горда собой: я накормила Леву!!!
Бабушка не получила, насколько я знаю, никакого специального образования – сразу пошли дети, и она на моей памяти нигде не работала – занималась домом, детьми, а потом и внуками. Шила хорошо: обшивала всех, а во время войны – в эвакуации – и зарабатывала этим на жизнь.
А дедушка поступил еще до революции в Одесское коммерческое училище Файга, где сидел, как рассказывал мне мой отец, за одной партой… с Леонидом Утесовым (!!!). Но, в отличие от дедушки, Утесов это училище не закончил – был отчислен в 1909 году за неуспеваемость и плохое поведение. Во всяком случае, когда, будучи уже известным певцом, Утесов приехал в Одессу на гастроли, дедушка с ним встретился, и «встреча прошла в теплой дружеской обстановке». На прощанье Утесов оставил для всей семьи контрамарки на свой концерт. (Хотя – концерт проходил в Украинском театре, а мой отец в это время там работал художником-постановщиком, так что и сам мог обеспечить какие угодно билеты, но тем не менее – факт "имел место быть"). Мне тогда было годика два, наверное, так что я этого события не помню – рассказываю со слов отца.
Вот чего я никогда не слышала, так это рассказов дедушки о войне. Мне кажется, что все то воевавшее поколение не очень любило вспоминать о войне, во всяком случае, в первые мирные годы. Психологически это вполне понятно: люди стремились поскорее забыть тот ужас, через который прошли, и вернуться к довоенной жизни, казавшейся им, вероятно, особенно безмятежной  и счастливой в их воспоминаниях.
А уж дедушка мой вообще мне представляется человеком абсолютно штатским по натуре. И тем не менее ему случилось поучаствовать даже в двух мировых войнах – первой и второй. Свидетельством тому служат его фотографии (документы, к сожалению, не сохранились). На первом снимке времен первой империалистической войны дедушка совсем молодой – в шинели, с усами и прической на косой пробор – совсем непохожий на того «деда Леву», которого я помню!
А с фотографии времен Великой Отечественной на нас смотрит солдат в гимнастерке и в пилотке со звездочкой. Но я не знаю, где, на каких фронтах он воевал, не знаю, был ли награжден. Смутно помню, что орденские планки он носил, а самих орденов и медалей не помню. Призывался, думаю, из Одессы, а дальше... Ранен, во всяком случае, не был – бог миловал.
Дедушка умер в возрасте 64 лет – рак легких (он очень много курил всю жизнь). Мне было 12, и я хорошо помню, как бегала за кислородными подушками в аптеку Гаевского. Бабушка после его смерти сразу заболела – микроинсульт, потом инсульт, потом – ранний склероз…
Проболела 10 лет и умерла, так и не восстановившись после смерти любимого мужа. Мама все эти годы вынуждена была работать на полставки. Я, как могла, ей помогала по уходу за бабушкой, особенно на каникулах в школе и в институте: мама работала врачом в курортной системе, а там ведь летом – самый разгар! Естественно, на пляж удавалось вырваться редко – наверное, поэтому я сейчас так люблю море: «наверстываю упущенное»…
Не хочется «зацикливаться» на этом, поэтому перейду к рассказу о «друзьях дома», о семейных праздниках и традициях того периода, когда, как говорят в Одессе, еще «все нам были живы и здоровы».
К числу традиций относилась игра в преферанс. Дедушка был заядлый игрок, и раз в неделю у них собиралась компания, чтобы «расписать пульку».
К слову сказать, мой зять-англичанин, о котором я уже упомянула в предисловии, тоже заядлый игрок – но в бридж. У них в Англии (да и во всем мире, оказывается) это что-то вроде вида спорта: проводятся соревнования в масштабах страны и так далее. И с гордостью могу сказать, что их команда уже пару раз даже на моей памяти завоевывала 2-е место по стране!
У моего зятя есть еще масса других достоинств, и он займет соответствующее место в моем рассказе, но позже. А сейчас вернемся к моему дедушке.
Из игроков помню только одну фамилию – Шатайло (внешность помню очень смутно). Зато помню хорошо внешность другого игрока (чью фамилию забыла – вот такой парадокс!): высокий, довольно грузный, но красивый (или лучше скажем по-одесски – «интересный») дядька с пышной курчавой седой шевелюрой, прихрамывающий – ходил с палкой, большой хохмач и любитель (и любимец!) женщин. В 70 лет женился (не знаю, в который раз) на молодой красивой 25-летней женщине (я ее тоже помню). А в 75 умер, оставив молодую вдову с 4-летним сынишкой – копия папы, между прочим!
Игроки в преферанс – это была дедушкина компания: сослуживцы или друзья. А из бабушкиных подруг помню одну женщину с поистине королевской внешностью – Нину Стеркину: представительная (или опять же скажем по-одесски – «интересная») дама с профилем, который бывает на монетах старинной чеканки, и короной густых седых слегка вьющихся волос, уложенных в высокую старомодную прическу. Ее муж был моряк (или работал в порту?). Два сына – Миля и Нюма – тоже имели самое непосредственное отношение к морю – один был капитаном, другой, по-моему, тоже работал в порту. Жену Нюмы звали Феля – красивая женщина и замечательная портниха: однажды она и мне сшила платье, когда я уже была взрослой. Они жили на Садовой. У них был сын Валерий («Варенык», как называла его наша домработница Маруся – с которой мы еще встретимся на страницах этого рассказа). Я этого Валеру в своем детстве не помню – он был старше меня лет на 8-10 – помню только имя.
Но вот забавная история: несколько лет назад в рассказах моего мужа, связанных с работой, начало мелькать имя «Валера Стеркин». Я вначале не придала этому значения: мало ли однофамильцев на свете! Потом на дне рождения нашего друга Алика Шварцапеля (знакомство с которым тоже насчитывает пару интересных совпадений) я обратила внимание на «тамаду» – высокого «интересного» мужчину в очках, с громким голосом и свободными манерами, который мне смутно кого-то напоминал. Оказалось, что это и есть Валера Стеркин – и, соотнеся отчество (Наумович) с внешностью (в семье хранились фотографии его отца и дяди) и фамилией, я его «вычислила». Он меня тоже, наверное, не очень-то помнил – но помнил нашу семью – и бабушку, и маму, и других...
Из друзей семьи периода моего детства помню еще Сарру Пресс с сыном  Евгением (Женькой, как его называли мои родители –  он был примерно их лет или чуть младше), мамой – тетей Бетей, и отцом – дядей Зюзликом (какие колоритные имена, правда?). Сарра была, по-моему, врач. В одном из сохранившихся дедушкиных писем говорится, что эта семья дважды в трудных ситуациях приходила им на помощь – правда, не расшифровывается, в каких именно. Жили они на Дерибасовской угол Екатерининской – я бывала с бабушкой у них дома в детстве. В этом же доме жила еще какая-то женщина – не то их соседка, не то родственница – тетя Пуся (или Буся?), которая очень хорошо вышивала, и зарабатывала этим на жизнь: делала вышивки на платьях. Я помню свои детские платья, которые мне шила бабушка, с ее вышивками, а уже лет в 15-16 я носила платье с декоративным галстуком, вышитым ею, которое мне перешло «по наследству» от другого персонажа моего рассказа – Таллы (ей будет посвящена отдельная глава). А до этого еще и мама моя успела его поносить!
Что касается семейных праздников, то на них собиралась вся одесская «мешпуха» (родственники) и друзья – человек 25, наверное. Одна из родственниц, Сонечка – представительная смуглая дама с усиками, неизменно приходила с аккордеоном, под который все танцевали или пели. Когда аккордеонистка уставала, ее сменяла бабушка за пианино (а позже это был небольшой рояль – роэллино). Она знала множество одесских песенок и куплетов: именно в ее исполнении я запомнила «Свадьбу Шнеерсона», «Хаим, лавочку закрой», «Моя красавица (ба мир бист ду шейн)», «Бублички», «Печаево мейделе» («Девушка из Печаево» – не знаю, так ли именно называлась песня, но в тексте были эти слова), «Берл-Бончик» и множество других. И, конечно же, «Койфче папиросн» – хотя это не пели в застолье: слишком грустная песня. Ее пел слепой аккордеонист, приходивший во двор за милостыней.
А еще в период моего детства мне помнится, что перед Новым Годом (обычным, а не еврейским) по квартирам (еврейским) ходил городской сумасшедший по прозвищу «А гит  юр». Происхождение прозвища понятно: в переводе с идиш это означает «хорошего года!». Он поздравлял хозяев с праздником, они ему что-то подавали, и таким образом он собирал себе на пропитание.
Еще помню крики старьевщика во дворе: «Стары вещи покупаи-и-им! Столы-стулья исправляи-и-им!»…
Впрочем, об этом, вероятно, помнят многие одесситы моего поколения, поэтому сменим тему.
И последнее в этой главе.
Дедушка на базе полученного в молодости образования и в соответствии с природными способностями работал всю жизнь на административно-хозяйственных должностях. Так, в 1940 г. его должность называется «Зав. оперативным отделом Облхимпромсоюза».  А из моего послевоенного детства мне помнится название «Облпищепромсоюз» – мне было лет пять, и я очень гордилась тем, что могу это слово правильно выговорить и написать!
На протяжении многих лет у него в подчинении – сначала на складе, а потом в бухгалтерии – работала наша соседка по Коблевской и близкая подруга моей мамы Маня Либерман (для меня она всегда была сначала тетей Маней, потом просто Манечкой). А дядя  этой Мани Давид Курлянд (которого я тоже отлично помню) был заместителем начальника Одесского уголовного розыска. И, как мы теперь знаем из многочисленных публикаций, именно он послужил основным прообразом Давида Гоцмана – главного героя успешно прошедшего по экранам ТВ сериала «Ликвидация» (видишь, читатель – опять на страницах моего рассказа появляется сериал – но на этот раз наш, одесский!).
Впрочем, такая личность, как Давид Курлянд, заслужила отдельной статьи – и мои воспоминания о нем были в свое время опубликованы (2007 год, газета «Одесский листок», Калифорния, США, см. http://www.odessapage.com/new/ru/node/1552, http://www.odessapage.com/new/ru/node/1573 ). А я сейчас возвращаюсь к персонажам моего рассказа – и перехожу наконец к следующей главе.

На фото - бабушка и дедушка.