Про зажигательные бомбы
Бабушка брала меня на чердак, когда ей надо было вешать белье сушиться или шубы проветривать. Сейчас, поди, шубы никто не проветривает.
Короче, пришли мы на чердак, и я углубился в свой пыльный хлам с самыми нежными настальгическими чувствами по игрушкам минувших дней.
Игрушек у меня никогда не было достаточно для нормального уровня.
Совсем не мудрено, что и приктических вещей я делать не мог до своих поздних времен.
Помню, что у меня был какой-то кукольный бревенчатый домик, который только на сборочной картинке выглядел хорошо, а в реальной жизни его было просто не собрать.
Как выяснилось позже, тот дом состоял из остатков строительных деталей от других предполагаемых построек.
Я дома так никогда собрать не смог, но все равно любил его за нетронутые инструментом двери и окошки.
Бабушка развешивала пододеяльники и говорила мне, что хлам назад в квартиру она переносить не позволит.
Я тогда решил перейти к ящикам с довоенными фотографиями. Никто толком не знал, чьи там были фотки, но в квартире для них места тоже не было.
Помню только, что была там подписанная фота Есенина и книга Даниила Хармса с дарственной на память маленькой Мироше (моей мамане).
Но про них я тогда знал мало и совсем не понимал, сколько такое могло бы постоить в правильное время и в правильном месте.
Меня больше интересовали групповые фотографии военных.
Все люди на них были, как братья, похожи друг на друга усами.
Я пытался угадать, кто был на них братом дедушки.
Когда и с фотами было покончено я нашел в углу красное противопожарное ведро с песком и что-то индустриальное, торчавшее из него.
Помню, что спросил у бабушки, что там такое торчит.
Она мне сказала, что это был хвост от зажигательной бомбы.
Я спросил: « Какой-такой бомбы?»
Она мне рассказала, что в начале войны, до эвакуации, они жили в этом же самом доме, и когда бывали воздушные налеты немецких самолетов, дежурным в домах нужно было залезать на крыши, чтобы тушить или сбрасывать с крыш вниз зажигательные бомбы.
Дом был бабушкин на. Она дежурила во время налетов и тушила бомбы, чтобы не загорелся ее дом.
Я держал в руках хвост одной из таких потушенных много лет назад бомб.
Спросил ее про медали за тушение бомб. Медалей за это не давали, но и пожарных не присылали частникам, если случался пожар.
Жизнь диктовала свои суровые законы. Германские племена под знаменами третьего рейха забрасывали огнем осажденные города.
Помню как я расстроился, когда представил, как моя 53-летняя бабушка выходила на безоградную крышу в брезентовых руковицах на руках.
Помню, что в школе позже рассказал эту историю одному другу, но он мне не поверил.
Бабушка никогда мне не рассказывала про это ни до того, ни после от ужаса и страха за пережитое.
Я тогда не понимал, как может быть страх перед прошедшим, а теперь понимаю. Все негативные воспоминания мы отталкиваем от себя.
Все мои аресты и драки я не люблю вспоминать.
Свидетельство о публикации №212020201593