Последний раз в мире. Часть 4
Не далеко от нас стоял клуб завода «Северный коммунар», и туда мы ходили по десять копеек в кино. После просмотра любого фильма мы всегда мечтали быть похожими на главного героя. Если это был «Подвиг разведчика» или «В квадрате 45», то мы непременно хотели стать все разведчиками, а после просмотра фильма «Свинарка и пастух» с Мариной Ладыниной и с Зельдиным, все девочки были влюблены в красавца - героя, повторяя его псевдокавказский акцент.
В этом клубе меня в последствии принимали в пионеры. Я помню этот апрельский день, когда нас в клубе выстроили на линейку и какой-то Червяков, наверное, главный пионер города, сначала говорил какие-то поздравительные слова, потом мы вслух произносили «Торжественное обещание юного пионера», затем старшеклассники повязывали нам пионерские галстуки. Старшеклассница оказалась какой-то неуклюжей девчонкой и долго сопела надо мной, в результате завязав галстук неправильно. Но это всё равно не испортило мне торжества. Я шла домой гордая, не застёгиваясь, и галстук развевался на моей груди. Мне хотелось, чтобы все вокруг видели, что я теперь пионерка, а это значит, что я выросла из младшего возраста, став взрослей.
Мне нравилось быть пионеркой, и росли мы на героях Аркадия Гайдара, пытаясь организовать своё свободное от школы время, подражая героям книжки «Тимур и его команда». Нам дали в ЖЭКе барабан, из красной тряпки сшили флаг, начертили прямоугольную площадку во втором дворике, убрали все верёвки для сушки белья, поставили шест, водрузив на него красный флаг, и по утрам звуками барабана выбивали дробь: «На зарядку становись!». Это был наш дворовый пионерлагерь.
Мы организованно ходили купаться на реку, ходили в походы, собирая всю нашу дворовую мелюзгу, не ленясь. Однажды мы забрались на какое-то колхозное поле с клубникой и, естественно, набросились на ягоды, не заметив при этом всадника.
Мы расслабились, разбрелись по всему полю в поисках клубники, как вдруг кто-то крикнул: «Сторож!». Ребята бросились врассыпную, я поднялась с грядки, и увидела голову вздыбленной лошади и всадника. Сторож пытался схватить меня за волосы, но я изловчилась и побежала, а он кричал мне вслед, что сейчас поймает меня и привяжет к лошадиному хвосту.
Когда погоня за нами прекратилась, и мы запыхавшиеся, собрались в кучку, я поняла, что мои единственные босоножки остались на поле. Я заплакала, т.к. у меня не было больше других, даже стареньких. Но возвращаться на поле было просто страшно, т.к. мы издалека всё ещё видели всадника, скачущего по периметру поля.
Я боялась огорчить маму, я знала, что ей не на что купить мне новую обувь. Спас меня Слава, приехавший в этот день с молодой женой, и которая попросила маму не ругать меня, и мама, отдав свою пару босоножек, не строго погрозила пальцем. Я, с облегчением вздохнув, пошла на речку, где ждали ребята, переживавшие за меня.
Мы встали на плот, на котором обычно женщины полоскали бельё, и он под нашей тяжестью слегка затонул, а мы начали брызгать друг друга, ногами поднимая воду и визжа от восторга. Вдруг теперь уже мамина босоножка, намокшая и разбухшая в воде, с взмахом ноги взлетела в воздух и улетела чуть не на середину реки. Ребята молча проводили взглядом траекторию её полёта и замолчали.
Я была в ужасе от всего происшедшего и боялась идти домой. Мне было стыдно и мамы, и брата, и его жены Риты. Тут Неля пошла к нам домой и потихоньку вызвала Славу. Слава, человек с большим чувством юмора, успокоил меня тем, что если моя босоножка встретится ему где-нибудь в море или океане, то он обязательно поймает её и пошлёт мне по почте. На утро он купил мне сандалии, а маме босоножки.
Весной, когда начинал таять снег, мы с ребятами брали в ЖЭКе ломики и разбивали спрессованные за зиму сугробы, разбрасывали снег по двору, чтобы он поскорее растаял. Нас никто не просил об этом. От скуки никто не умирал, мы всё время находились в движении и придумывали себе занятия. То брали шефство над старушками и брались помочь им вынести мусорное ведро на помойку или сходить в магазин. Иногда мы просто надоедали им, выстроившись в очередь для оказания услуг.
Из взрослых нами никто никогда не занимался, не руководил, и поэтому жили своей детской жизнью просто по наитию, но мы с раннего детства уже твёрдо знали, что такое хорошо и что такое плохо, и все мои ровесники в результате выросли достойными людьми.
Мы жили на берегу реки, и все дети с пяти лет, а то и раньше умели плавать, большие ребята учили маленьких. Малыши плюхались у берега, а мы, подросшие, уже переплывали реку иногда туда и обратно без передышки. И мама, стоящая на берегу кричала мне, что-то вроде: «Галя, вернись, смотри, утонешь - домой не приходи!».
Загорать мы ходили на территорию железобетонного завода, который располагался на берегу реки примерно в полукилометре от нашего дома. Там возвышались высоченные кучи песка, на которых мы обычно валялись и катались, как с горки. Помню, как я однажды в начале лета пришла на этот, так называемый пляж, первый раз во взрослом купальнике, бронзовая от загара, длинноногая, с роскошной копной рыжих волос, и как парни из соседнего двора, увидев меня, подталкивая друг друга локтями, шептали: «Смотри, Галька-то, какая стала». И тогда я поняла, что повзрослела.
Река Вологда была когда-то судоходной, и я помню времена, когда к пристани, которая была видна из нашего дома, подходили большие, как тогда мне казались, пароходы. Они проплывали мимо нашего дома, потом разворачивались и шли обратно через реку Сухону и далее в Северную Двину. А чтобы переправиться на другой берег реки существовал так называемый перевоз, т.е. широкая плоскодонная лодка, «капитаном» которой был Гриша-перевозчик, немолодой, обросший щетиной мужчина с деревянной ногой.
Он вытягивал свой самодельный протез, упираясь в перекладину на днище лодки, чтобы нога не скользила и медленно, « в час по чайной ложке», почти не прилагая усилий, грёб. Проезд или проплыв на этой лодке стоил пять копеек, и «пассажиры» бросали свои пятаки на краешек скамейки, отгороженной реечками, чтобы мелочь не сыпалась на пол. В «часы пик» в лодку набивалось столько народу, что она сильно углублялась в воду, и тогда Гриша ругался матом и пугал тем, что лодка может перевернуться. Однажды его угрозы оправдались: лодка перевернулась, и все пассажиры оказались в воде. Хорошо, что это произошло близко к берегу и никто тогда не утонул.
На другой берег мы ездили каждую неделю с двухлитровыми бидончиками за керосином в хозяйственную лавку, т.к. готовили тогда исключительно на керогазах и примусах, которые работали на керосине, а о газе тогда еще и речи не было. Однажды мы с Нелей в очередной раз поехали за керосином, но там как всегда была большая очередь, а стоять нам детям, конечно, не хотелось, и мы недолго думая, потратили почти все деньги на мороженое. Дома нам, конечно, за это всыпали по «первое число», т.к. мы не только потратили деньги, но и оставили родителей без керосина.
Еще на тот берег мы ездили в аптеку за гематогеном, по своему внешнему виду, напоминавшему нынешние шоколадные батончики. На обвертке плитки была надпись: бычья кровь, и стоил он всего пять копеек. Нас это ничуть не смущало, т.к. плитки были сладкие и даже вкусные.
Напротив керосиновой лавки стоял синий ларёк, в котором шла бойкая торговля горячими жареными пирожками, которые тоже стоили пятачок. Иногда я просила у мамы десять копеек на пирожок и гематоген, а бывало, что мама сама посылала меня за пирожками с ливером - тёплыми, душистыми, вкусными. Ларёчница заворачивала пирожки в большой кулёк из коричневой бумаги, который тут же становился жирным от обилия горячего подсолнечного масла.
Еще на тот берег мы с ребятами ездили на рынок за семечками. Семечками торговали «хохлушки», толстые тетки, зимой одетые в ватники и пуховые платки, которые громко зазывали: «Семочки! Жараные семочки!» Мешки с семечками были высокие и широкие, загнутые жгутиком по краям и стояли на деревянных поддонах. Стакан семечек стоил десять копеек, и торговки ссыпали их прямо в наши карманы или крутили кульки из газеты. Позднее на рынке стали продавать еще и сладкую вату на палочке, которая мгновенно таяла во рту.
Целое лето на реке сплавляли плоты из брёвен, скреплённых металлическими скобами, и они стояли плотно рядами, перекрывая почти всю реку, и мы могли, прыгая с плота на плот добраться до другого берега. Потом приходил буксир и утаскивал плоты, а река становилась опять свободной.
Иногда мальчишки вставляли в плот длинную гибкую доску, а затем мы раскачивались, и она, как пружина, выбрасывала нас почти на середину реки, и мы ныряли на большую глубину, едва не протаранив носами дно. А по утрам мы пытались ловить налимов при помощи вилки или силка из лески. Налимы плавали у самого берега на мели, туда, видимо, проникало солнышко, и они просто стояли и грелись. Мы подкрадывались, давали привыкнуть налиму к себе, подолгу стоя в воде, а потом резко втыкали вилку или дергали силок. Надо быть очень ловким, чтобы таким образом поймать налима. Изредка это удавалось. У многих мужчин нашего дома были лодки и моторки, и они ловили рыбу уже сеткой, улов здесь был значительным, и нам с мамой частенько перепадало на жарёху.
Далее окончание.http://www.proza.ru/2012/02/05/517
Свидетельство о публикации №212020201828
Обнимаю тебя с нежностью.
Тёзка
Галина Кириллова 19.09.2012 09:48 Заявить о нарушении
Галина Иванова 3 19.09.2012 08:14 Заявить о нарушении