Маня и гуси

деревенский триллер

В деревне, за свой весёлый нрав бабка Маня слыла оптимисткой.
Да ещё за то, что за словом в карман не полезет, а уж если и случится нечто чрезвычайное, то цветистым деревенским сленгом так приложит, что мало не покажется... В общем, добрая она была, наша бабка Маня.С кумушками - соседками не ссорилась, и от работы не пряталась. От ранней зари и до первой звезды неустанно заботилась о своём немаленьком хозяйстве, и содержала его в чинном порядке.
А хозяйство нашей бабки Мани состояло из огородика с ровными картофельными грядками, годовалого телка, да десятка кур… Но самой большой гордостью бабки Мани были гуси...
Семь белоснежных красавцев с утра до ночи гоготали во дворе, и свободно разгуливали по окрестным улочкам. Поскольку беспредельно любимые Маней гуси нрав имели не робкий, и запросто могли тяпнуть кого угодно, все прохожие, а также брехливые деревенские собаки обходили гусиную стаю стороной. Авторитетные, можно сказать были гуси.
Ранним утром бабка Маня выгоняла в стадо своего бычка. Следом выпускала из курятника хлопотливых курей, и только потом открывала особый маленький сарайчик с гусями.
Так было и в этот день.
Густо пыля, и оставляя за собой минное поле из навозных лепёшек, медленно миновало её двор стадо коров, выпорхнули на солнышко пёстрые курицы с петухом во главе... Маня осторожно отвалила в сторону деревянную дверцу сарая, и позвала из темноты своих любимцев:
- Ути – ути - ути…. Гуси - лебяди мои, а вот я вас, на травку пушшу, красавцы вы мои…
Гуси выходить на волю не торопились. Один за другим, не спеша, вразвалочку, они покидали насиженные за ночь тёплые сенные гнёзда. Бабка Маня с улыбкой наблюдала за этим шествием. Ну да, любила она этих пернатых, так сильно похожих на лебедей птиц! И держала их вовсе не для того, чтобы запечь потом в духовке, или сварить суп, а из простого романтического альтруизма. Соседки эту привязанность называли «Маниным пунктиком».
Слегка погоняя важных птах тонким прутиком, она сопроводила их за околицу, на обширную полянку. Постояв немного и понаблюдав за их играми, бабка Маня развернулась, и медленно вернулась во двор, чтобы заняться своими незамысловатыми крестьянскими делами.
День пролетел незаметно…
Орудуя в огороде тяпкой, Маня слышала, как гогоча вернулись во двор гуси. Спустя полчаса, пристроив тяпку к бревенчатой стене дома, она прошла к крыльцу, чтобы глянуть – всё ли в порядке во дворе, и есть ли вода в выдолбленном из цельного дерева корытце у калитки.
Снимая уставшей рукой косынку с головы, она ступила во двор, и застыла на месте.  Гуси, в произвольно застывших позах лежали по всему двору. Два у самого крыльца, пара у поилки, и ещё три прямо у оградки. Спят?! – подумала Маня, и тут же себя опровергла.- Да такого никогда не было! Чтобы все вповалку, одновременно?!..
На ватных ногах подошла бабка Маня к ближайшему из них.- Да спит ли?! Она осторожно склонилась над белоснежной тушкой с неестественно вывернутой длинной шеей, и дрожащими руками провела по тёплым гусиным перьям.
- Ути…- нерешительным, внезапно осипшим голосом позвала она, но тут же, словно молния, мелькнула в голове мысль. – Отравили!
Даже идиоту было понятно, что гуси не спят, а все,абсолютно все, до единого, сдохли.
- Ути – ути, - всё-же позвала гусей бабка Маня, понимая, что ответа, в виде радостного гусиного гоготания, она уже не дождётся.
- Етит-твою-мать-за-ногу-и-об- угол, - в сердцах выругалась Маня,и
бессильно опустилась на деревянные ступеньки крыльца. Кто мог совершить подобное злодеяние, Маня понятия не имела, - ведь отродясь врагов в деревне не имела! Но вот они, касатики, лежат, и не дышат…
Внезапно почувствовав себя круглой сиротой, Маня беспомощно заплакала.
К слову сказать, даже на похоронах любимой кошки Мурёны, она не испытывала такого отчаяния. Собственного изготовления наливочки, правда, налила, дабы помянуть беззаветно любимое животное, но чтобы вот так убиваться?!.
Поплакав несколько минут, Маня кашлянула, отёрла слёзы платком, и, подперев подбородок кулачком, призадумалась.
И что теперь с ними делать?! - Даже суп не сваришь! Коль они сдохли, так и сама от их бульончика к праотцам отправишься. Закопать их, что ль?
Но внезапно её осенило! - Чтобы задаром пропало столько отборного гусиного пера?! И, руководствуясь старинной оптимистической поговоркой «С паршивой овцы хоть шерсти клок!», решила почивших гусей ощипать.
Сказано – сделано! Спустя час – другой семь безжизненных, и совершенно голых тушек лежали посреди двора, готовые к погребению. Отплёвываясь от крохотных перьев, покрывших Маню с ног до головы, она снова призадумалась. Теперь надо для них яму выкопать... Но тут, вдруг, Маня придумала маленькую безобидную пакость...
Вокруг двора постоянно ошивались бродячие деревенские псы, которые доставляли Мане немало хлопот, и находчивая бабка решила одним выстрелом двух зайцев убить.
Одного за другим, она перетащила бездыханных птиц за оградку в конце огорода. - Вот отведают пёсики отравленного гусиного мясца , да может и подохнут?!- С тайной надеждой подумала бабка Маня.- Толку-то от их бестолковой жизни?!
Немного постояв над кучей голубоватых трупиков, Маня утёрла скупую слезу, и ушла в дом. Наливочка была теперь, как нельзя кстати.
Примостившись на углу обеденного стола, Маня налила себе рюмашку,затем вторую… На сердце стало совсем тепло, и уже не так обидно. Мысли плавной рекой потекли вспять, в дни молодости…
Но вскоре её размышления прервали крики, доносящиеся с улицы. Маня вытерла губы тыльной стороной руки, и выглянула в окно.
У калитки маячила знакомая пышная фигура соседки Нюрки.
- Мань, а Мань! Ну ты хде, кума?! Где такое видано было?! Господи святы…- Нюра ломилась в запертую калитку, и лица на ней, как говорится, не было.
Маня неторопливо вышла из дома.
-Ты чего разоряшься, Нюрка? – жмурясь от яркого солнца, спросила у соседки бабка Маня. – Али что стряслось? Да успокойся ты! Толком скажи, чего орёшь на всю деревню-то?!
- Та ты не знашь, чёль?!- Нюрка всё-таки вломилась во двор, и без сил плюхнулась на ступеньки крыльца, срывая с головы выцветшую ситцевую косынку.
- Ты о чём, Нюр? – заинтересованно спросила Маня.
- Правда не знашь?! – недоверчиво покосилась на неё раскрасневшаяся соседка.
- Ну, коль ты скажешь, так и я буду знать, - развела руками бабка.
Нюрка решительно встала, и потянула Маню за руку к калитке.
- Куда ты меня ташшишь, глупая баба?! – хохотнула бабка Маня, но руки не отняла – наливочка сделала её сговорчивой на разного рода приключения.
- А я те щас покажу, кума… Ты мне скажи, милая, иде твои гуси?
Маня остановилась посреди двора, и вырвала руку из пухлой ладони соседки Нюры. Прищурившись, глянула на неё.
- А какое тебе дело до моих гусей, кума?
«Кумушка» как-то странно посмотрела на хмурую Маню, и снова схватив её за руку, потащила со двора. – Я те щас покажу, какое мне дело, Манька! Ох, покажу! Глянь сюды! А я те говорю глянь!
Бабка Маня неохотно перевела взгляд в ту сторону, куда смотрела Нюрка, и не поверила собственным глазам. Не многовато ли было наливки?!- мелькнула в голове крамольная мысль.
Чтобы убедиться, что зрение не обманывает её, она протёрла глаза, и вот какая картина предстала перед её взором…
Посреди пыльной деревенской улицы стояла странная группа из семи абсолютно голых, и совершенно живых гусей. Они испуганно жались друг к другу, сторонясь обезумевших от лая собак.
И тут Маня засмеялась... Держась за живот, она рухнула на обочину, и зашлась истерическим хохотом. Нюрка, не ожидая от подруги такой реакции, оторопев, переводила взгляд то на синюшно – голых Маниных гусей, то на саму Маню. И, совершенно ничего не понимая, тоже начала смеяться.
А дело было так…
Дед Потап, деревенский кузнец в этот день варил брагу…
Жмых от браги взял, да и выбросил в канавку рядом с домом. Манины гуси этот жмых обнаружили, и наелись хмельных отходов Потаповского самогоноварения… Во двор Мани пришли уже мертвецки пьяными, и... уснули…
А что дальше было, вы теперь и сами знаете. Долго после того случая вся деревня потешалась над невероятной историей, приключившейся с гусями бабки Мани.
... А гусей, всё-таки, пришлось на суп пустить, да в духовке запечь с яблоками ...
Куда ж они теперь, без перьев-то?!...