Глава 33. Спасительные притчи Спасителя

         Спасительные притчи Спасителя

Многие вещи нам непонятны
не потому, что наши понятия
 слабы; но потому, что сии
вещи не входят в круг наших понятий.
      Козьма Прутков. Мысли и афоризмы.

По 13-й главе Матфея.

Несколько незамысловатых (а то и замысловатых, это как посмотреть) притч, произнесённых Иисусом перед народом: о сеятеле, о пшенице (по воспоминаниям, что Он – господин не только субботы, но и всей пшеницы в округе) и плевелах, о зерне горчичном, о закваске, о скрытом на поле сокровище и драгоценной жемчужине, о закинутом неводе.

Вот, например, притча о сеятеле. Вышел сеятель в поле, разбросал зёрна. Некоторые из них упали около дороги (ах, какая неаккуратность сеятеля!), некоторые попали на каменистое место, где почти не было земли (опять сеятель промахнулся!), некоторые зёрна полетели в терние (вот незадача, ветер, что ли, мешает?), а какие-то и попали на хорошую землю. Так вот, те зёрна, которые у дороги упали, были склёваны птицами. На каменистой почве зёрна проросли, но при недостатке воды ростки засохли. Там, где терние, ничего не взошло, поскольку это терние заглушило ростки. И только на хорошей земле всё получилось, как и следует.

Ну что можно сказать во-первых. Не сеятель это вышел, а самый настоящий вредитель сельского хозяйства. Руки-ноги за это оторвать ему надо. Даже и пояснений никаких не требуется. А кто же он, сеятель, в Священной Книге? Как раз Он и есть, Говорящий слово о Царствии Небесном.

Так вот, оказывается, кто слушает и не разумеет – к тому приходит лукавый. То есть, если человек не понимает, что ему говорят, по складу своего ума, то он все слова о Царствии растеряет. Ловко! Но ведь известно, что понимать не заставишь, да и научить этому непросто, если вот так говорить, с расчётом на непонимание. Да и, с другой стороны, никто не обязан понимать намёков, ни тонких намёков на толстые обстоятельства, ни наоборот.

А вот кто слушает с радостью и принимает, но потом соблазняется другим, то он противопоставляется посеянному на камнях. А кто слушает, но живёт тем, что есть, что заглушает слово о Царствии, тому того и не видать, Царствия-то. Ну а уж в доброй земле и урожай добрый. Царствие Небесное так и попрёт, так и попрёт!


А вот и другая притча, о пшенице и плевелах. Посеяли пшеницу, но пришёл недруг-сосед и набросал на этом поле семена сорняков. Дело в жизни с соседями обычное. Всё вместе и взошло. Работники и говорят хозяину: «Давай-ка мы, господин ты наш хороший, сорняки повыдергаем!» На что хозяин и говорит им: «Не надо, а то вы и пшеницу мне повыдергаете, знаю я вас! Вот когда урожай будем убирать, тогда сначала сорняки и повыдергаете». То есть, говоря словами язычника Екклесиаста, «всему своё время». Есть время растить сорняки вместе с добрым злаком, и есть время выдёргивать сорняки и собирать урожай.

И снова чешутся руки указать на агрономическую неграмотность хозяина-сеятеля. Сорняки убирают не вместе с урожаем, дорогой мой. Из-за них и урожая-то может и не быть. «Всему своё время», только не упусти это «своё время».

А вот удвоенная Лукой (15:4-10), для пущего впечатления, притча Матфеева (из его, Матфеевой, забегая вперёд, восемнадцатой главы) о потерянной овце и усиленная абсолютно такой же притчей о потерянной драхме:
«Кто из вас, имея сто овец и потеряв одну из них, не оставит девяносто девяти в пустыне (? – С.Ч.) и не пойдёт за пропавшею, пока не найдёт её? А нашед возьмёт её на плечи свои с радостью; и пришед домой, созовёт друзей и соседей и скажет им: порадуйтесь со мною, я нашёл мою пропавшую овцу. Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяносто девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии. Или какая женщина, имеющая десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжёт свечи и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдёт? А нашедши созовёт подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною, я нашла потерянную драхму. Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся».

Вот бы всё по полочкам и разложить.

Лука устроил равенство, упущенное Матфеем, между растеряхой мужиком (пастухом) и растеряхой женщиной (домохозяйкой). По еврейской Конституции мужчина и женщина равны что ли? А иначе зачем приводить две одинаковые притчи? Причём, во-вторых, довольно странная параллель между радостями о найденных вещах (овце и драхме) и радостями совсем другого характера, более духовного. Это абсолютно разные вещи. Здесь не надо было говорить такими притчами, а надо было сразу в глаз, напрямую, что, мол, радуемся мы там, на Небесах, если кто из вас, грешников, покается. А как радуемся – не выразишь и словами. Радости – понятия абсолютно относительные. Ведь кто-то и порадуется, что найдёт пропавшую овцу, а кто-то и отчертыхает её, да ещё в сердцах, прирежет на варево и позовёт соседей на ужин, а то и своей семьёй управится.

Не будем перебирать эти притчи. Кому хочется, может подробно прочитать в соответствующих местах божественных авторов, а не меня, богохульника. Конечно, разумное зерно есть в них, но не настолько, чтобы возводить эти притчи в ранг божественного откровения: «Ах! Вот это именно и есть Царствие Небесное! Как же это похоже!» Хотя, чтобы так сравнить, надо иметь хотя бы отдалённое представление об этом Царствии. Впрочем, как и о другом месте, об аде, например, с его атрибутами.

Ученики спросили Иисуса: «Зачем Ты притчами говоришь? Скажи нормально, чтобы нам врубиться». Вот тут и начинается опять довольно интересное и не находящее вразумительного объяснения. На их вопрос Он ответил: «А это для того, чтобы вам было дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано. Потому что они тупые: видя, не видят, и слыша, не слышат, и не разумеют». Это действительно так именно и было сказано, ничего тут я не придумываю и не наговариваю на Сына Вседержителя. Боже упаси! Себе дороже будет! Не верите? Не верьте. Но вот так это написано со слов, надо полагать, очевидца (10-13):
«И приступивши ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? (курсив мой – С.Ч.) Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано; ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют…» 

А они – это народ, который Иисус и призывал спасаться, напуская такого вот туману в их бестолковые головы. Да и ученики-то Его самые настоящие остолопы были. Они ведь тоже не понимали этих притч, никак не постигая тайны Царствия Небесного. Поэтому каждую из них Иисус потом и объяснял им, по полочкам, подробно. Да, видно, не до всех дошло и после объяснений. Ведь Иоанн в своих писаниях не упомянул ни одной притчи. Не было их, получается. Боялся, вероятно, что-то перепутать, даже после разъяснений Иисуса. Либо другое: не мог Иоанн привести слова Иисуса о том, что народ такой непонятливый, что ему говори, не говори – всё бесполезно. Поэтому лучше всякими иносказаниями. Как же об этом так писать, если Иоанн возвеличил Иисуса, по сравнению с остальными евангелистами, до невозможных высот, заканчивающихся на тверди небесной? Да и себя не забыл, родного. Назвал себя самым любимым учеником Иисуса.

Притч, получается, если посчитать, как минимум двадцать пять. Больше всего их у Матфея и Луки, соответственно 14 и 17, причём – практически все разные. Повторений всего несколько. А Марк обошёлся всего четырьмя притчами, причём, самостоятельное изобретение у него только одно – притча о растущем семени. Теперь уж и не узнаем. Зато Лука, великий драматург, изобрёл десять своих самостоятельных притч, а то и внедрил известные, а ещё пять его притч пересекаются с другими авторами. Иоанн на этот счёт благоразумно промолчал (я, во всяком случае, не нашёл у него ни одной). Поскольку, как известно, притчи, приписанные Иисусу, ходили в народе ещё задолго до рождения Иисуса, то, надо полагать, Лука использовал какие-то другие источники устного народного творчества. Возможно, что и другого народа. Спасибо ему за это, за его, как он сказал в начале своего повествования, «исследования», сохранил в истории литературы и фольклора вещи, которые вполне могли бы и затеряться в человеческой памяти.

Вероятно, не все из опубликованных притч можно назвать таковыми. Вот, например, в главе 13 Матфея, стихи 44-48, в которых я выделил три притчи, говорящих о сравнении Царствия Небесного а) с сокровищем, скрытом на поле и найденном человеком, б) с прекрасной жемчужиной, ради которой купец продал всё своё добро, в) с неводом, в который уловилась всякая рыба, в том числе и плохая, хорошая – это то, что и надо, а вся плохая была выброшена вон. Конечно, от этих куцых притч очень отличается притча о двух сыновьях, приведенная в главе 21 (28-32), или, например, притча о злых виноградарях, которую можно почитать в этой же главе непосредственно за притчей о двух сыновьях (стихи 33-41). Да и притча о работниках в винограднике и их плате за работу (см. главу 20, стихи 1-16) тоже отличается от тех, «куцых» притч.

И всё же. В начале этой главы у Матфея записано (1-3):
«Вышед же в день тот из дома, Иисус сел у моря. И собралось к нему множество народа, так что Он вошёл в лодку и сел, а весь народ стоял на берегу. И поучал их много притчами, говоря…».

Бесполезно говоря, поскольку, как Он потом отвечал на вопрос Своих учеников, ничего этот народ не понимает. Тогда к чему бесполезно и бессмысленно сотрясать воздух? Народ гонять за Собой. Для учеников? Так и обособьтесь от народа, да и без всяких притч, напрямую, расскажи им, о чём Ты хотел сказать. Вполне возможно, что Иоанн как раз этим и озаботился, не указав ни одной притчи. Зачем понапрасну изводить чернила, бумагу, да и время, на то, что совершенно бессмысленно. Достаточно простых бесед с учениками за круглым или продолговатым столом, за трапезой или в дружеском разговоре.


Далее: Глава 34. Снова решето с чудесами.