Как меня Лень в начальники вывела

Вариант названия: Через тернии к звёздам

     Мама говорила, что она вперёд меня родилась (кому об этом не знать, как не моей маме, да?). Причём уродился я мальчиком упитанным (пять! с лишним килограммов), но после неё я выскочил легко, непринуждённо и незаметно для роженицы. Благодаря ей, я с младенчества вёл себя тихо и покладисто, в отличие от сестры, с которой батя носился сутками вокруг дома, тщетно пытаясь её успокоить. «Что дёргаться? Само всё устроится, всё равно вспомнят… когда-нибудь, перепеленают, накормят, поцелуют», - говорила мне Лень, когда я чувствовал дискомфорт во внутренней или во внешней среде.
   - Кушать хочу, - куксился я.
   - Да на твоих запасах до семнадцати лет, не питаясь, жить можно, - успокаивала она меня, с восторгом глядя на мои - с перетяжками - бёдра.
   - Писать хочу, - продолжал жаловаться я.
   - Вон горшок – иди и писай.
   - Но я ещё ходить не могу.
   - Тогда под себя сходи.
   - Сыро будет.
   - Терпи тогда, а не можешь – дуй в постель, только не ори потом, что сыро. Кто виноват, что до горшка идти не можешь?
     Вот в думах о том «кто виноват?» я и проводил время бодрствования, улыбаясь от пребывания по самые уши в море разливАнном, потому что Ленушко моя объяснила, что вообще вся жизнь из моря вышла. «Причём – сама-а. Сама! - непременно добавляла она, - так что: нормально всё, радуйся и не дёргайся».
     Росли мы с ней пропорционально: чем больше становился я, тем крупнее она. На первых курсах института у меня ещё были конкуренты, потом потихоньку они стали отпадать. Как-то к нам в комнату в общежитии пришёл однокурсник и стал рассказывать, что Лыхин до такой степени обленился, что придумал очень энергосберегающий способ выворачивать футболку с левой стороны на правую. (Когда снимаешь вечером футболку нижним способом, то есть, держась руками за нижние её края, она выворачивается наизнанку. Преимущество в сравнении с верхним способом – в быстроте, а недостаток в том, что утром надо выворачивать её на правильную сторону). «На Тишу посмотри», - говорит ему Иваныч, кивая в мою сторону. Однокурсник смотрит, вопрошая: «А что у него футболка наизнанку одета?». «А чтобы не заморачиваться на придумывании способов, он её вообще не выворачивает: так и ходит: день на левой стороне, день на правой». Мне даже показалось, что Иваныч хвастается мной, гордится близостью к великому, хотя это великое сыграло однажды с ним неприятную штуку. Будучи студентами факультета физического воспитания пединститута, мы два раза в год выезжали на учебно-тренировочный сбор на загородную базу: летом и зимой. В феврале – лыжи во всех проявлениях, даже с трамплина прыгали, правда, без ведома преподавателей: от переизбытка энергии и недостатка мозгов. Летом-то ещё ничего – жить можно, но зимний сбор мне жуть как не нравился: холодно и тяжело. И хотя я ещё в школе бежал пятикилометровую лыжную гонку по второму разряду, но моя специализация в спринте угнетающе подействовала на способность мышц использовать кислород для поддержания длительной и печальной работы. И на втором курсе я на законных основаниях от лагерного сбора увильнул. Но зачёт-то сдавать всё-таки надо, и явился я для исполнения студенческого долга, когда все его уже  сдали, кроме отщепенцев типа меня. И вот день гонки. Оттепель, три круга по пять километров, народ готовит лыжи: деревянные, смазать надо по погоде.
   - Чего ищешь? - заметив мои блуждающие глаза, заботливо спросила Ленушко.
   - Мазь.
   - Ну чё ты… Для второразрядника зачётный норматив – смех, - не заговорила, а прям запела подружка.
   - Это было давно и дистанция была в три раза короче. Оттепель к тому же…
   - Да ты посмотри на этих горе-лыжников: они так рьяно растирают эту дурацкую мазь, что закончат и руки отвалятся, а на одних ногах далеко не убежишь. Да? Да ведь? А-а-а… То-то.
     Ну, в общем, как всегда – уговорила, и мы побежали. Вообще-то на лыжах скользить надо, но со скольжением после ста метров дистанции приключилась суровая проблема: снег прилип к лыжам и скользящий шаг пришлось заменить на беговой. «Темп хороший, не снижай - на горке отдохнёшь. Пока-пока, я на финише подожду», - и больше я эту заразу в этот день не видел. А вот и первая горка подвернулась: забрался, спуск… а лыжи не катят. И усилия я прикладываю такие же, как и в горку, а все-то остальные лыжники-бедолаги-гонщики, не толкаясь, как чуда катятся мимо меня.
     На третьем круге я заголодал. Три раза в жизни у меня приключалось такое острое чувство голода, а первый раз здесь: круто вздыбленная земля, уходящая в хмурое небо; замершие от ужасного понимания сосны: лучше умереть, чем так хотеть есть. Иваныч, увидев меня после финиша (если сосны всё поняли, то Иваныч и подавно: у него же ещё и голова к сердцу прикреплена), увёл к месту своего дежурства: в столовую, где мы исполнили лучшие, с моей точки зрения, роли в своей жизни – «Подносчик Снарядов» и «Гаргантюаипантагрюэль». Представляете, как лихие выпивохи опрокидывают в себя рюмашку водки? Подносят рюмашку к губам, крылья носа приподнимаются, делая ароматозаборы шире; глаза распахнуты; рот приоткрывается; говорится «ну, поехали!» (возможны варианты) -  визуальный, аудиальный, кинестетический каналы открыты для восприятия полноты жизни; голова резко откидывается назад и содержимое стопки начинает весёлый путь по организму. Вот так я опрокидывал банку со сгущёнкой, закусывая мясными и рыбными консервами.
   - Ванька, всё ж на строгом учёте, - в минуты прояснения ужасался я.
   - Ешь давай!
     А вечером группа строила планы на завтрашний день, потому как из всей нашей гоп-компании в норматив уложился только один человек, которым, к сожалению, был не я. И предстояло нам пробежаться ещё раз и, может быть, даже не последний. Перспектива удручающая, но мысли дальше срезки дистанции не пошли. А дистанция так проложена, что в одном месте стоит контролёр и, если где-то срезаешь, то на него не выходишь: всё до безобразия просто.
     Утром кто-то, добрая душа, смазал мне лыжи, и тут же подружка нарисовалась и запела, сволота:
   - Я что говорила: всё сделается. Само.
   - Так, тварь…
   - Что – из-за деревяшек будем дружбу терять?
     Ну красивая она у меня! А я не могу с красивыми ссориться, не могу и всё тут.
   - Значит, Тиша, будем вытаскивать тебя в тягун, который идёт вдоль дороги, - уведомил меня Иваныч.
   - Ну и как вы будете вытаскивать?
   - Две пары шиповок есть: гвозди длинные, для плотного снега сойдут. С лыжни выскакиваешь на дорогу, мы с Васькой хватаем тебя за палки и прём вверх. Полкилометра в гору отдохнёшь.
   - Что задумался, придурок, в гору ехать на лыжах – и отдыхать… сказка! – запела красавица, - тебе же 60 метров скоро бежать, ты тут всю форму растеряешь, а…
   - Не трынди!
   - Ну давай, - соглашаюсь я с Иванычем.
     А условия: «Мороз и солнце; день чудесный!». Прав классик - всё для лыжных гонок: раз оттолкнулся – полдня катишь. Нет там такого? Глупцы! а текст как код, а? Его расшифровывать надо, код-то."Еще ты дремлешь, друг прелестный" — это каждый дурак сказать может, а вот глубокий смысл, в строчках заложенных, раскодировать - тут покумекать надо. Ну, ладно, это другая история. А сейчас: ых, как меня попёрло! К засаде на дороге я уже выигрывал у второго метров триста, а тут ещё Ваня с Васей на гору меня вознесли. "Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня" - тут даже и мозги напрягать не надо: всё про нас, в количестве классик ошибся только - ну, такое бывает. «А ещё, - думаю, - на третьем разе оборзею, поукоряю каурок, а то у Васьки к вершине коленки в стороны разбегаться начали, а Иваныч частит слишком, шажки коротковатые получаются, не дело для восемьсотметровика». Но ни третьего и даже второго раза не случилось. Только я выскочил в очередной раз на тягунок, вместо сивок-бурок встретил меня грозным рыком Юрий Палыч: «Тихонов, лыжи снимал?». – «Нет», - выдохнул я. Декан движением головы разрешил ехать дальше. В гордом одиночестве я и доехал до финиша, намного перекрыв положенный норматив. Вообще в одиночестве! после меня никто больше не финишировал: поснимали на фиг всех. Мои сомученики, выскочив на этот злополучный подъём, и, увидев, что делается на дороге, поснимали лыжи и бросились за нами в погоню. А Юрий Палыч, хоть с опозданием (нашу птицу-тройку проглядел), но нарушение правил просёк (фронтовую разведку решили провести - о, святая простота!). И Иваныч с Васькой засветились: мало им меня показалось, ещё кого-то тащили. А я до сих пор понять не могу: на лыжах-то у них гораздо подъём успешней бы прошёл. Или мы их с толку сбили, а мозги в отключке…
     Говорят, что разборка крутая была. Меня не было. Иваныч у нас старостой был и отправил меня в это время на кухню что-нибудь, - как он сказал, - поделать до тех пор, пока собрание не кончится.
   - Нет на тебя, - говорит, - никакой надежды. Расколешься при первом взгляде Юрия Палыча. Да ведь?
   - Ну. Но, Иваныч, из-за меня ведь всё произошло-то, неудобно в стороне сидеть.
   - Ты бы и без нашего вмешательства преспокойно проехал бы: вон запас времени-то какой сделал, так что зачёт, я считаю - честный. А Юрий Палыч тебя останавливал на дистанции?
   - Да не особо, спросил только, снимал ли я лыжи.
   - Ну?
   - Что ну, я же их не снимал, не клеветать же мне на себя.
   - Вот! И тут ты его не обманул, без лыж-то мы тебя в гору и не вытянули бы, гы-гы. Так что иди, и больше не греши, а кто вякнет, в того я брошу камень. Иди-и.
     Иваныча разжаловали (организация временного преступного сообщества) из старосты в просто-студента, а Ленушко, воодушевлённая безнаказанностью, продолжала развиваться. К двадцати годам мы достигли гармонии, а потом у меня рост прекратился, она же растёт и по сей день, в чём я ей не препятствую из спортивного интереса: что из этого в конце концов получится. Сейчас в кругу знакомых я слыву туристом-экстремалом. Ну, экстрим – дело, конечно, относительное, кому и в булочную сходить – уже опасное предприятие. Но я езжу один на велосипеде от недели до двух, и без палатки. Вот это «без палатки» и возвело меня в статус «экстремальщиков». («Тиша у нас экстремальщик, - представлял меня своему знакомому мой знакомый, - он без палатки на велосипеде путешествует!» Вот, блин, 200 с лишком километров в день, или сутки катить без отдыха – это так, прогулка, а без палатки – это да: экстрим). Но! сколько же возни с этой палаткой: во-первых, её надо везти (почти на себе же), во-вторых, её надо установить, в третьих – собрать, и, наконец, опять на себе же и везти. И так каждый день! Экстремальщик, блин. «А не лень педали крутить?» – спросите. Да уж лучше их крутить, чем по сто раз на дню слышать побуждения к действиям: вымой посуду, разбери бумаги, собери бумаги, вытри губы, одень штаны. Как будто заняться больше нечем, как штаны каждый день надевать.
     Пик роста любушки моей Ленушки пришёлся на момент выбора председателя клуба гениальных лентяев, организованный в недавнем прошлом у нас на факультете, на котором я до сих пор и пребываю, но уже с другой стороны баррикады. Надо было доказать, у кого любовь-дружба с ленью более крепкая. О! Какая у меня была конкуренция… На что только люди, оказывается, не идут - притворяются, обманывают, клевещут на самих себя ради идеи: с меньшими энергозатратами добиться бОльших результатов. И мы победили. Рассказываю чем. Для того, чтобы преподавателю получить деньги по внебюджету (за платное обучение), надо в конце месяца заполнить ведомость, предварительно подсчитав, где, когда, с кем, сколько часов проведено занятий. Каково?
   - Ведомость заполнить надо,- корчусь я в думах о предстоящих муках.
   - Да завтра заполнишь, - тут как тут является подружка-золотушка.
   - Да завтра занятий нет. Что - из-за ведомости на работу переться?
   - Ну и прогуляешься, врач что сказал: гулять полезно.
   - Какой врач?
   - Ну, тот… Не помнишь что ли? Берём газетку, - начинает гипнотизировать, - кладём в рот ириску… укладываемся на диван… разворачиваем листки… пахнуло типографской краской…
     Я тут же всё это представляю и в момент сдаюсь. А на следующий день:
   - Ты куда? – вопрошает, зараза.
   - Ведомость заполнить надо.
   - Ты что? Занятий нет, и из-за какой-то ведомости попрёшься на работу? Ну-у-у-у…
   - Прогуляюсь, врач там какой-то советовал… полезно, говорит.
   - Какой врач, какая у него фамилия? И вообще: у тебя что – проблемы со здоровьем? Нет! я тебе говорю. Пусть задохлики всякие прогуливаются за здоровьем, а у нас с тобой сегодня…
   - Битва при Ватерлоо.
   - О! «Гвардия умирает, но не сдаётся!» - а?! На ведомость променять…
   - Никогда!
     Через месяц всё повторяется. Аргументы другие, но суть остаётся: любовь-дружба на денежные знаки не меняется. Вот этим примером я и сразил конкурентов, осуществив, наконец-то, детскую мечту стать чего-нибудь начальником.

Фото: персонифицированная Лень автора.
Комментарии к фото. Диванчик так-то под меня купили...
И сижу я на стульчике и любуюсь: выгнать - рука не поднимается.
Любовь, любовь...