Истории среди облаков. История третья

                **********************
               
Я проснулась, когда первые солнечные лучи пробились сквозь туман и позолотили паутинки на моем окне. Обычно я никогда не просыпа¬лась так рано, не желая покидать блаженную обитель сна. Ведь в этих сладких грезах, всегда таких ярких и цветных, я могла почувствовать себя здоровой, вообразить себя кем угодно. Я становилась участницей историй, подобных тем, что я находила в лабиринте времени. Жаль только, что сны не совершенны и чаще всего абстрактны. Грезы являются нам безжалостно изорванными сюжетами, отрывочными неясными картинами. Я часто заду¬мываюсь над природой снов, пытаюсь разгадать их тайну, услышать в них голоса богов. Иногда я вижу людей, лица которых кажутся мне странно знакомыми, и меж тем я уверена, что никогда не встречалась с ними ранее. Может это призраки, явившиеся из моей прошлой жизни? Кто-то, с кем связь моя была настолько прочна, что её не в силах разрушить время. Вероятно, это так и есть. Я почти уверена в этом. Вот и теперь, уже несколько ночей подряд в мои сны является образ. Это молодой мужчина. Черты его лица покрывает какая-то дымка, но я вижу беззвучно шевелящиеся губы. Он что-то говорит, но я не разби¬раю слов. Этот образ почему-то очень дорог мне, и каждый раз засы¬пая, я надеюсь встретить его вновь в зазеркалье грез. Я задумчиво вглядываюсь в подернутое туманом небо. Если не сны, так может быть мой лабиринт поможет мне разгадать эту тайну? Я закрываю глаза. Мое сердце тревожно сжимается. Я отправляюсь в новое путешествие, на этот раз, чтобы отыскать в водовороте времени и темных коридо¬рах путь к самой себе...

*     *     *
Он стоял у распахнутого настежь окна. В высоких решетчатых ставнях, застекленных разноцветными квадратиками, отражался густой, яркий свет заката. Его кровавые блики скользили по мозаичному полу, тяжелой мебели и дорогой обивке на стенах. Последние лучи уставшего солнца тонули в темно-синих глазах мужчины, тысячью искорками разбрызгивались на его длинных, черных волосах. Его взор медленно сколь¬зил по окрестностям, Там за зубчатой стеной замка расстилался лес. Его ажурные очертания теперь казались особенно четкими. Красноватые верхушки скал возвышались на востоке. И все это венчало величествен¬ное, одетое в пурпур небо. Глаза мужчины остановились на стене с массивной угловой башней.
"Камни, – подумал он. – Время, ветра и дожди не властны над вами".
Ему вдруг остро захотелось покинуть эту комнату, побродить по переходам и залам замка, выйти во двор и коснуться этих камней, хранивших в себе столько воспоминаний. Мужчина решительно отвернулся от окна и вдруг застыл на месте. Ему припомнилось, что там за дверью все отмечено печатью запустения. Толстые слои пыли саваном окутывают каждый уголок замка, паутина рваными клочьями свисает с потолка. А двор зарос травой, и вместо изысканных роз, там буйно цветут сор¬няки, бесцеремонно роняя семена на песчаные дорожки. Мужчина болезненно вздохнул, вспоминая шок, который он испытал накануне, придя в этот замок. Он успел привести в порядок только одну комнату и теперь боялся покидать ее, дабы пропахшие плесенью стены не напоминали ему о времени. Тринадцать лет! Тринадцать лет его нога не переступала порога замка Грез. Мужчина улыбнулся, снова поворачиваясь к окну. Воспоминания волной нахлынули на него. Мужчина не в силах был избавиться от них и потому покорно пересматривал картины прошлого витавшие перед глазами. Прежде всего, он увидел высокую и крепкую фигуру отца. Именно он руководил постройкой замка лет 40 назад. Отец много раз пересказывал детям эту историю.
"Я происходил из богатейшего в наших землях семейства. Все вы знаете, наш народ не любит покидать пределы острова. Люди горделивы, как и он, стоящий особняком от всего мира. "Остров Теней" – так справедливо называют его чужеземцы. Они так мало знают о нашей жизни, что вынуждены сочинять всевозможные небылицы, отпугивающие их же самих. Мой отец, как это ни странно, был путешественником. Много раз он пересекал море на небольшом суденышке. Те далекие чужие земли многому его научили, но конечно кроме опыта он вывозил оттуда богатства. Когда я подрос, отец взял и меня в далекое путешествие. Ну и чудес, скажу вам, насмотрелся я в тех землях! Но больше всего мне понравились замки. Их мощные стены и взлетающие к небесам башни возвышали их над миром. Я грезил о подобном жилище много лет, презирая наш низкий, нелепый дом. И вот, ровно через год после смер¬ти отца, теплым осенним вечером я бродил по окрестностям. В общем-то, я вышел поохотиться, мой лук и колчан со стрелами болтались за спи¬ной, а меж сплетениями высоких трав и тонких ветвей кустов мелькали тени жирных зайцев. Но я так ни разу и не потянулся за стрелой. Проходив несколько часов, я опустился на попавшийся по пути большой плоский камень. Просидев минуты три, тупо наблюдая за возней двух жуков на земле, я поднялся и бесцельно окинул взглядом окрестности. Передо мной расстилалась огромная, абсолютно ровная долина, с мале¬ньким озерцом у восточного края. Горы, лес... Я вдруг ясно представил себе замок, возвышающийся над всем этим. Как же легко вписывалось мое видение в окружающий пейзаж.
– Это самое подходящее место для дома, о котором я давно мечтал, – решил я, и, не колеблясь ни минуты, принялся обдумывать свою идею. Впоследствии я сам нарисовал схему будущей постройки, и нанятые мной люди рьяно принялись за работу. То была наверняка самая крупная стройка за все время существования острова Теней. Многие зеваки приходили посмотреть на диковинный дом. С каждым днем его контуры вырисо¬вывались все яснее, и вот, наконец, последний камень был заложен и я увидел перед собой воплощение моей мечты. Вот так, дети мои строился замок Грез! Потом, конечно, ушел целый год на внутреннюю отделку замка, на закупку мебели (за ней пришлось отправиться через море ). Но настал час, когда все было готово. Залы сверкали роскошью, парк радовал глаз цветами и ровными аллеями, а на стене трепетал флаг с символом нашего рода (это новшество я тоже перенял у иноземцев). Спустя какое-то время я привел в замок молодую жену, вашу будущую мать. И так, в общем-то, моя жизнь была налажена..."
Сколько же раз он, Никлас, сын Рутта, слышал эту историю с уст отца? Казалось, он помнил её наизусть, слово в слово. Но больше всего отец любил фразу: "Мы возвысились!" Он повторял её всякий раз, как молитву, когда поглядывал из окон на раскинувшиеся внизу пейзажи.
– Мир у наших ног, – прошептал Никлас, зачарованно глядя на зеленую кромку леса.
Пожалуй, Рутт и вправду верил, что каменные стены способны возвысить его над остальными людьми, сделать кем-то особенным, более значи¬мым. Что и говорить, Рутт был сказочно богат и сказочно горделив, тем самым вызывая к себе крайне настороженное отношение окружающих. Высокомерие не позволяло ему ни с кем общаться.
"Тем самым я как бы унижаю себя", – говорил он своим сыновьям. Что ж всему своя цена. Цена гордыни – одиночество. И Рутт был одинок даже в кругу своей семьи, ибо его высокомерие задевало и их.
Теперь Никлас ясно воспроизводил в памяти картины из своего детства. Только мать он помнил плохо. Её образ был каким-то размытым, Никлас припоминал только бледно-золотистые локоны, струящиеся по узким плечам. И еще она пела песни. Древние баллады, под которые так легко засыпал её малыш Никлас. Кроткая, безропотная женщина. Жизнь была слишком тяжелым грузом для неё. Зато братьев Никлас помнил хорошо. Оба они были гораздо старше его и оба тянулись к отцу, которого обожествляли. Никлас же был любимцем и баловнем матери. Она учила его добру и любви.
Ты должен любить мир, Ники, тогда и он полюбит тебя, – доносились к нему сквозь года тихие слова матери.
Он хранил их в своем сердце, словно святыню. Даже после смерти этой единственной, по настоящему дорогой ему женщины, приступая к какому-либо делу, он мысленно спрашивал у неё совета и всегда получал ответ.
"Я слышу её слова сердцем", – говорил мальчик и улыбался, уверенный в своей правоте.
Потеряв мать в пятилетнем возрасте, Никлас был одинок. Сверстники из окрестных деревушек шарахались от сына гордеца Рутта, отец и братья относились к нему с большой долей безразличия. Но нельзя ска¬зать, чтобы мальчик страдал, он привык к одиночеству, заполняя образовавшуюся вокруг него пустоту другими вещами. Он любил животных и природу, и часами просиживал а парке, корня птиц и белок. Два огром¬ных пса с удовольствием играли с ним, сопровождая повсюду, Никласу казалось, что все птицы дарят свои песни ему, а деревья, шурша лист¬вой, разговаривают с ним. Мальчик все время прислушивался, пытаясь разгадать секрет их слов. В такие часы, окруженный доброжелательной природой, он чувствовал себя счастливым. Но, увы, время шло, а гор¬дыня Рутта все возрастала. Она требовала новых жертв. Никлас был слишком мал, чтобы понять до конца и оценить деяния отца.
"Я могу поступать так, как считаю нужным, К чему мне законы людей и богов, когда я могу составить свои правила и жить по ним. Более того я могу заставить и этих жалких людишек подчиняться мне..." – с апломбом заявлял Рутт.
Нет ничего страшнее гордыни в сочетании с пороком. Как же омерзительно её лицо в этом случае, как же низки её деяния и стремления. Рутт считал, что лучшим доказательством власти, является возможность безнаказанно совершать преступления. Подобная уверенность привела к диким оргиям в замке, отголоски которых то и дело долетали до слуха Никласа, закрывающегося в своей комнате. Мальчик затыкал уши и не позволял себе задумываться над происходящим. И лишь однажды ему, волею судьбы пришлось стать участником трагедии.
То была ночь, наполненная шумом ливня и грохотом грома. Небеса лили сплошные потоки воды на разбухшую землю. Яркие змейки молний на миг растворяли тьму и озаряли комнату Никласа странным холодным светом. Мальчику не спалось. Даже шум бури не мог заглушить голосов, долетавших с очередной оргии, разыгравшейся в главном зале замка. Никлас поднялся и, путаясь в подоле длинной белой сорочки, подошел к окну. В закрытые ставни бился дождь. Его брызги проникали в узкую щель, отчего на полу образовалась мелкая лужица. Никлас ступил в неё и отшатнулся, поежившись. Холодная вода обожгла ему ноги. В тот же миг откуда-то из глубины замка донесся пронзительный крик. Мальчик вздрогнул, его руки машинально взлетели вверх, затыкая уши. И снова грянул гром, и блеснула молния. Охваченный ужасом и отчаянием мальчик бросился к кровати, прячась среди шелковых подушек и одеял. С минуту в замке царила тишина, разбавляемая шумом дождя, затем снова послышались грубые голоса. К огромному удивлению Никласа, в коридоре, совсем рядом, зазвучали торопливые шаги. Еще миг, и дверь в его ко¬мнату распахнулась, пропуская внутрь какое-то белое облако. Мальчик резко сел, зашуршав одеялами. Облако застыло на месте. До Никласа доносилось прерывистое дыхание. В очередной вспышке молний, на миг осветившей комнату, он увидел юную девушку в белом платье. Оно было разорвано на плечах и свисало жалкими клочками. Длинные пряди волос укрывали полуобнаженную грудь. На миг их глаза встретились, и маль¬чик невольно содрогнулся от ужаса, который переполнял взгляд незна¬комки. И снова послышались шаги – тяжелая мужская поступь. Девушка задрожала и бросилась к Никласу.
– Не выдавай меня, – послышался её умоляющий шепот. Следом за этим она метнулась к тяжелой драпировке и скрылась за ней. Дверь, в тот же миг распахнулась, и со светом чадящего факела в комнату ворвался поток грязной ругани, слетавшей с уст пьяного Рутта. В отблесках огня Никлас видел его перекошенное от злости лицо. Мальчик поплотнее закутался в одеяло и сжался в комок, надеясь, что отец не заметит его. Но свет факела уже коснулся кровати, тускло освещая её и перепуганного Никласа. Расширенными от ужаса глазами он следил за приближающейся фигурой отца. У того рубаха была рас¬пахнута на груди, один рукав сполз, обнажая плечо. Черная змейка пропитанных потом волос прилипла к широкому лбу. В огромной руке мужчина сжимал плеть. Его пальцы мяли изящную рукоять, заставляя её поскрипывать. Никлас слышал, как гулко бьется его сердце. Неужели отец изобьет его? Раньше такого не случалось, но Рутт был пьян и вряд ли осознавал, что делает. Мальчик зажмурился, чувствуя, как те¬ло покрывается холодным липким потом. У отца была тяжелая рука. Однажды Никлас видел, как тот избил повара, этой же плетью, за пере¬жаренное мясо. У мальчика до сих пор в ушах стояли вопли несчастного, и виделась его одежда, пропитанная кровью. Теперь повар прихрамывает, а лицо его пересекает безобразный шрам. Ужас охватил все естество мальчика. Он попытался что-то сказать или закричать, но слова зас¬тревали в горле, и он только бесшумно шевелил губами.
– Где она? – услышал он над собой угрожающий рев отца. – Ты её видел? Никлас, не веря своим ушам, медленно открыл глаза. Так значит, его не будут бить. Отец ищет ту девушку. Ту, что стояла сейчас всего в нескольких шагах от него за толстыми складками драпировки. Никлас отчаянно замотал головой. Глаза Рутта зажглись новой вспышкой гнева. Его рука с плетью дрогнула.
"Если он не найдет девушку, то вернется и убьет меня", – промелькнуло в голове у мальчика. Тихий рык Рутта, от которого мурашки пробежали по коже, подтверждал его догадку. Мужчина был пьян и жаждал развлечений. Девушка из деревни, которую вместе с матерью и сестрой изло¬вили в лесу его старшие сыновья, была его жертвой. И если она выр¬валась, ускользнула из его рук... Ярость, подогреваемая изрядной дозой выпивки, душила Рутта. Никто не смел противостоять ему. Налитые кровью глаза мужчины остановились на Никласе.
"И этот жалкий, трясущийся выродок – мой сын? – с ненавистью подумал он, – Он только позорит наш род!"
В глазах мальчика засветился ужас. Неожиданно Рутт осознал, что высказал свою мысль вслух. Ну и что? Ему было все равно. Пальцы мужчины с силой сжали рукоять плети. Но в тот же миг из-под одеяла вынырнула дрожащая рука мальчика и указала на что-то в глубине комнаты.
– Она там, – заикаясь, произнес он. – Она там, та, что ты ищешь... Это сработало. Сквозь пелену слез, застилавшую глаза Никлас видел, как Рутт, резко развернувшись, бросился к драпировке. Его нечелове¬ческий рев слился с диким воплем жертвы. Рутт вытащил девушку и, за¬жав в своих лапищах её хрупкую руку, поволок за собой, даже не гля¬нув в сторону сына. Двери комнаты с треском захлопнулись. Никлас ничком бросился на кровать, зарываясь в одеяла, и затыкая уши руками, чтобы не слышать удаляющихся шагов отца и воплей несчастной жерт¬вы...
Никлас поморщился и тряхнул головой, словно пытаясь стряхнуть с себя груз неприятных воспоминаний. Эта история преследовала его многие годы. И каждый раз, когда он вспоминал о ней, глубокие чув¬ства стыда, ужаса и раскаяния тревожили душу. Никлас, запустив паль¬цы в густую копну волос, пытался припомнить, сколько оправданий ему удалось придумать себе за эти годы. Массу, порой самых неожиданных и нелепых.
"А чего следовало ждать от перепуганного ребенка? Мне было тогда всего 12 лет", – раздраженно подумал мужчина. Он давно успел возненавидеть эту историю!
– Сколько лет прошло, я успел натворить много и злого и доброго. Есть чем гордиться и в чем раскаиваться. Так почему же этот незначительный эпизод так мучает меня? Может быть потому, что это были последние воспоминания, связанные у меня с домом и семьей?
Он с сомнением покачал головой и глубоко задумался, уверенный, что отыскав ответ на свой вопрос, разрушит цепи, которыми сковала его память.
– Что случилось после того, как отец уволок девушку? – вспоминал Никлас. – Я не спал всю ночь. Шум бури смешивался с криками жертв. Страшно даже предположить, что творил с ними отец и его перепившие гости. Где-то к утру крики смолкли, и в замке воцарилась гробовая тишина. Почему-то это безмолвие показалось мне еще более жутким. Я дрожал, от ужаса пока первые лучики света не коснулись окон и сквозь узкие щели не пробились в комнату, разливаясь по полу неяркими бликами. Я стремительно поднялся, подошел к окну и настежь распахнул ставни, желая, чтобы ничего не препятствовало свету литься в комнату. В лицо мне ударил прохладный ветер. Сквозь пелену туч на небе прорывались солнечные лучи. Они скользили по жалкой, разбухшей от влаги земле, ласково касались безобразных мокрых пятен на стенах нашего замка; играли искрами во влаге, стекающей с ажурных листьев плюща у меня за окном. Я вздохнул с облегчением, думая о том, что дождь напрочь смыл следы ночного происшествия из моей души.
"Свет разогнал демонов", – думал я, вспоминая фразу из какой-то кни¬ги.
Теперь, ранним утром, создавалось впечатление, что ночь ушла навсегда и кошмар никогда не повторится. Но я был не прав. Все только начина¬лось. Отец, все глубже и глубже познавая сладость порока и упиваясь видимой безнаказанностью, преступал все грани возможного. Оргии в замке повторялись едва ли не каждую ночь и становились все изо¬щренней. Холодные, мерзкие щупальца зла опутывали наш дом.
Однажды отец, как обычно изрядно подвыпив, пришел ко мне и, вытащив из постели поволок за собой со словами:
Пойдем, докажешь, что ты достойный сын Рутта, иначе я не позволю тебе порочить наш род, слабовольное ничтожество!
Я с ужасом соображал, что может обозначать это "иначе". На полпути откуда-то из боковой галереи выскользнула, шурша шелками, фигура женщины. Я видел её лицо, освещенное подрагивающим пламенем свечи, ко¬торую она держала в руке, Её тонкие брови удивленно поползли вверх, когда она заметила меня. Я мигом опустил глаза, чтобы скрыть позор¬ные слезы, переполнявшие их, и тут же тонкая, прохладная рука жен¬щины мягко коснулась моей щеки.
– Какой он хорошенький, – услышал я её вкрадчивый голос, и дернулся, сбрасывая руку. Её пальцы жгли мне кожу. Женщина мелодично рассмеялась,
– Маленький дикарь!
– Эй, Раула, зачем тебе мальчишка? – вмешался отец, которому, похоже, совсем не понравилось поведение женщины.
– Я думала, ты ведешь его к нам, – удивилась та. – И решила...
– Решаю здесь я! – отрезал Рутт, и с силой отшвырнул меня в сторону, одновременно свободной рукой грубо привлекая к себе женщину.
Я отлетел к стене, и, ударившись обо что-то головой,  потерял сознание. Какая-то тьма, наполненная призрачным туманом, окутала меня. Когда же я очнулся, коридор был пуст. Отец и женщина исчезли. С трудом я поднялся. В голове шумело, все плыло перед глазами. Кое-как я доб¬рел до своей комнаты и рухнул на постель, тут же снова погружаясь в забытье. Утром я проснулся, чувствуя себя совершенно разбитым. Сильно болела голова. Но не это тревожило меня больше всего. Я ду¬мал о том, сколько пройдет времени, прежде чем отец снова вспомнит обо мне. Наверное, немного. О том, что может произойти тогда, я боял¬ся и думать. К полудню, почувствовав себя немного получше, я отпра¬вился в глубину сада к поросшему буйной травой холмику – могиле матери. Несколько часов я очищал её от сорняков, потом опустился на ко¬лени и, закрыв глаза, начал мысленный разговор с матерью. Я сам спрашивал и сам придумывал ответы. Эта процедура принесла свои ощу¬тимые плоды. Мне удалось спокойно разобраться во всем и понять, как действовать дальше. В замке оставаться дальше было опасно. Здесь я рисковал стать очередной жертвой разбушевавшегося демона отца, или же спасая себя, опуститься до его уровня. Я припомнил далеких род¬ственников матери, живущих в небольшой деревушке на севере, В тот же день, пока отец и братья отсыпались перед очередной попойкой, я, прихватив кое-что из еды и одежды, покинул замок, верхом на своей любимой лошади – Дейсе. Мне удалось отыскать несколько золотых мо¬нет, но взять что-нибудь более ценное я побоялся, понимая, что Рутт достанет меня и из-под земли, дабы вернуть одну из своих золотых по¬брякушек.
Не знаю, какую реакцию вызвало в замке известие о моем исчезновении, по крайней мере, я не наблюдал никаких признаков погони, пока неско¬лько дней полуголодный и уставший пробирался, плутая, к северной деревушке. Каким-то чудом мне удалось найти её и своих дальних род¬ственников. Я с трудом слез с лошади, наверное, не менее измотанной, и подошел к воротам, окружавшим фруктовый сад, в глубине которого виднелся довольно большой дом. На стук вышла служанка и с недоуме¬нием уставилась на меня. Пробормотав несколько бессвязных слов, я свалился прямо к её ногам. Нервное напряжение и усталость сломили меня, и несколько дней я провел, мучимый приступами жестокой лихо¬радки. В полузабытьи, сквозь туман застилавший глаза я видел скло-няющиеся надо мной лица, словно сквозь слой ваты слышал голоса. По¬том мне стало лучше, и я смог, наконец, поговорить с людьми приютившими меня. В семье родни, как оказалось, бережно хранили воспоминания о моей бедной матушке. Её считали едва ли не святой, волей судьбы оказавшейся во власти чудовища. Ради этой памяти меня не прогнали, но относились скорее как к отпрыску Рутта, чем как к сыну своей матери. Я всеми силами старался не оказаться грузом у них на шее. Семья жила зажиточно, но огромное хозяйство постоянно требовало рабо¬чих рук, и мне приходилось гнуть спину наравне со слугами. Так продолжалось пять лет. Я вырос и возмужал. Границы чужого имения стали слишком узкими для меня, я рвался на свободу. Свобода. Пожа¬луй, это досталось мне в наследство от отца. Жадное желание вырваться, порвать сковывающие цепи переполняло меня. И не знаю, то ли мое желание было слишком сильным, и судьба смилостивилась надо мной, но в один из дней в имение приехал Олстон, родной брат моей матери. Он был купцом, как в свое время и мой отец. С удивлением выслушал дя¬дя мою историю, после чего, покачав головой, сказал:
– Нелегкую ношу приходится нести тебе за плечами, парень. А Рутт... В свое время я знал его. Он был ловким дельцом. Хитрил, изворачивал¬ся, но своих не трогал. Теперь я слышал, он совсем опустился, спился.
Он замолчал и поморщился. Потом снова обратил свой взор ко мне и произнес:
– Знаешь что, парень. Не дело тебе отсиживаться здесь и выгребать навоз из крестьянских хлевов. Поехали со мной, и если у тебя обна¬ружатся те же задатки, что и у твоего отца, я сделаю из тебя хорошего купца.
Я молчал, не веря своим ушам. Олстон меж тем пояснил:
– У меня был помощник, молодой паренек вроде тебя. Смышленый такой и не привередливый. Во время последнего моего морского путешест¬вия был сильный шторм, и его смыло волной за борт, и теперь я ищу достойную замену. Предлагаю это место тебе. Ты не чужой, а работа в имении сделала тебя крепким и выносливым. Давай, попробуй. Но знай, жизнь и работа у меня не сахар и тебе поблажек не будет.
Я согласился и через несколько дней навсегда покинул кров своих родственников, с сожалением видя, что они не особо огорчены моим отъездом. Вскоре я понял, что значит быть помощником моего дяди. С утра до ночи приходилось всюду бегать за ним и выполнять любую работу. Олстон был несдержан, зачастую даже груб и жесток. К вечеру я валился с ног от усталости. Но кроме всего прочего я учился. Я внимательно прислушивался к словам дяди, наблюдал за его действиями, и со временем, все ухищрения купца, все способы заключения торговых сделок были мне известны. Постепенно осваиваясь, я брал инициативу в свои руки. Иногда приходилось хитрить, иногда совершать поступки, идущие вразрез с моей совестью. Воля необходимости. Таковы были её жестокие законы. Проще говоря, не прошло и нескольких лет, как из помощника я превратился в равноправного партнера Олстона, а после вообще отошел от него, начав собственное дело. Я много путешество¬вал, многое повидал. Мир открывал мне свои белые и черные стороны. Так прошло около десяти лет. Однажды, находясь в маленькой придо¬рожной гостинице, я совершенно случайно услышал о судьбе отца. Ка¬кой-то бородатый постоялец громко рассказывал своим друзьям о трагедии, развернувшейся в замке Грез. Это случалось где-то спустя во¬семь лет с того дня, как я покинул  его. Крестьяне из окрестных деревень возмущенные бесчинствами, творящимися за стенами замка, преступившие уже всякую межу разумного, подкараулили Рутта и его сыновей  в лесу, когда те с компанией своих дружков охотились, предвкушая веселый вечер. Нападение крестьян было внезапным и вызвало панику в рядах уже изрядно подвыпивших негодяев. Завязался бой. Топоры и ножи крестьян скрещивались с мечами и кинжалами ненавистных им противников. Лесная поляна окрасилась кровью жертв. Я слышал, мно¬гие погибли тогда, в том числе и Рутт с обоими сыновьями. Это изве¬стие потрясло меня. Я закрылся в комнате и просидел там весь день, глядя в пустоту и ни о чем не думая. Трудно сказать какие чувства я испытывал. Не было той горечи и боли, которые так обычны в подобных случаях. Но была пустота. Холодная, расширяющаяся и давящая пустота. Я остался совершенно один в этом мире. Странно, что это пугало меня, ведь отец и братья никогда не были близки мне. Замок не был мне до¬мом. И все-таки какая-то ниточка или надежда вдруг оборвалась с их смертью и дала ощущение гнетущего одиночества. Потом конечно дела увлекли меня, и я успокоился, возвращаясь к ритму прежней жизни. Я много работал. И спустя еще три года пришло это решение, нет, скорее навязчивая идея возвращения в замок. Мне было 28 лет, я скопил до-статочно денег, чтобы прожить безбедно еще лет 30. У меня было все, не было только дома. И потому я вернулся сюда, в место, овеян-ное страшными легендами и проклятиями. Уныние и запустение царили тут, средь мира покоя. Люди не решались приблизиться к замку. Я ис¬кал работников, чтобы восстановить его былое величие, но тщетно. Бо¬лее того, люди поглядывали на меня недоверчиво, порой враждебно. По¬томок Рутта было созвучно для них с понятием – "демон"...
Никлас обвел взглядом комнату, некогда служившую ему спальней. Но подумать ничего не успел, так как услышал самый неожиданный для этого дома звук – звук чужих шагов. Кто-то ходил внизу в огромной прихожей. Никлас, с излишней поспешностью вышел из комнаты и спустился по лестнице, покрытой пропитанным пылью ковром. На изящных перилах клочьями висела паутина. Мужчина, брезгливо морщась, стара¬лся не касаться их. В прихожей прямо под лучом света, пробивающегося в окно, стояла женщина. На её плечах висел старенький серый плащ. Спущенный капюшон открывал взору красивые светлые волосы, стянутые на затылке узлом. Несколько непослушных прядей струилось по краю бледного лица. Свет играл в них золотистыми искорками. Никлас с лю-бопытством разглядывал это лицо. Оно показалось ему простоватым, но довольно привлекательным. Особенно глаза – большие теплого серого оттенка, они завораживали и успокаивали одновременно. Сколько ей могло быть лет? 30–35? Хотя она могла быть и моложе. Странная печать какой-то усталости лежала на всем её облике.
Спустившись по ступеням в самый низ, Никлас вежливо поприветствовал гостью. Она ответила слабым, смущенным голосом.
– Я слышала, вы ищите прислугу, – сказала она, робко погладывая на него сквозь сетку густых ресниц.
– В общем-то, да, – Никлас почему-то смутился. – Я много лет не жил в этом доме и теперь намерен привести его в порядок. Я рассчитывал на помощь мужчин, но и для женщин найдется много работы. Тут давне¬нько не делали уборки, – улыбнулся он.
Женщина пристально смотрела на хозяина замка. Её губы даже не дрог¬нули. Никлас почувствовал себя неловко, и, откашлявшись, продолжал более официальным тоном:
– Работы здесь много, а вы пока единственная, кто предложил мне свои услуги. Если хотите, я нанимаю вас за два золотых в неделю и еду.
Глаза женщины вспыхнули удивлением. Два золотых – это была щедрая плата!
– В ваши обязанности будут входить уборка и приготовление пищи, – продолжал Никлас. – Как только мне удастся подыскать еще людей, я ос¬вобожу вас от части обязанностей, не понижая платы. Он на миг задумался.
– Кстати, если у вас есть семья, я бы хотел, чтобы вы все переехали жить в замок. Мне было бы удобно иметь вас всегда под рукой.
– У меня нет семьи, – поспешно ответила женщина.
Никлас окинул её внимательным взглядом и кивнул.
– Что ж так даже проще, – пробормотал он и добавил более отчетливо. – Пойдемте, я покажу вам вашу комнату,
Они прошли по широкой открытой галерее и очутились в небольшой пристройке, в которой располагались комнаты для слуг. Никлас распахнул двери одной из них, Женщина в нерешительности переступила порог вслед за ним. Внутри царил беспорядок. Никлас прошелся по побитому молью ковру и, сложив руки на груди, с задумчивым видом остановился у окна.
– Я дам денег, чтобы вы могли обустроиться здесь, – сказал он. Ему хотелось, чтобы женщина понимала его истинное положение – богатого хозяина, временно вынужденного жить в таких жалких условиях.
– Завтра можете заниматься исключительно своей комнатой. Разве что приготовьте еду. Кухня за галереей направо. Там есть все необходимые продукты. Если возникнут вопросы, то я буду на втором этаже... об¬ращайтесь.
Мужчина решительно двинулся к двери, потом, вспомнив что-то, останови¬лся.
– Кстати, как ваше имя?
– Я – Агнес, – представилась женщина сдержанно.
– А нет у вас, Агнес, подруги или родственницы, которая могла бы помочь вам? Я право не понимаю, почему в этих краях так сложно отыскать прислугу.
– У меня никого нет, – немного резковато, как показалось Никласу, ответила женщина.
– Ну что ж ладно, там будет видно, – обескуражено промолвил он и вышел из комнаты.
Пересекая галерею, он отметил, что погода резко изменилась. Сильные порывы ветра клонили к земле корявые ветви деревьев. Облака пыли взметались над дорожками. Где-то тревожно вскрикивали птицы.
"Похоже, ночь будет неспокойной", – решил Никлас, и вспомнил о сломанной защелке на ставнях в его комнате.
Ночью и вправду поднялся настоящий ураган. Никласу не давало уснуть потрескивание кое-как скрепленных ставней. Холодные струйки сквоз¬няка то и дело пробегали по лицу мужчины. Он поплотнее закутался в одеяло. Какое-то тревожное чувство неожиданно закралось в душу. Ник¬лас знал природу этого чувства, оно уже не раз возникало у него в прошлом и значило какую-то невидимую угрозу. Мужчина глубоко вздох¬нул и закрыл глаза. Что может случиться? Разве что крыша замка не выдержит порывов ветра и обрушится ему на голову. Сон упорно не шел к нему. Где-то за стеной среди воя бури раздался треск. Вероятно, ветер свалил старое дерево. Машинально внимание Никласа переключи¬лось на звуки, доносящиеся с улицы, и он вздрогнул от неожиданности, услышав негромкий скрип. Кто-то открыл дверь в его комнату и теперь притаился неподалеку в кромешной тьме. Никлас, затаив дыхание, при¬слушивался, но в комнате висела тяжелая непроницаемая тишина.
"Может мне показалось", – с сомнением подумал мужчина и в тот же миг различил в темноте какое-то движение, чей-то неясный силуэт. Незваный гость крался совершенно бесшумно, как призрак. Никлас не шевелился, застыв в напряженной позе и готовый в любой миг отразить нападение невидимого врага. Тот почти вплотную приблизился к постели. Отчетливо слышалось его отрывистое нервное дыхание. Движение воз¬духа подсказало Никласу, что кто-то занес над ним руку для удара. Мужчина резко откатился в сторону. В нескольких дюймах от него в одеяло воткнулся кинжал. Злобное и разочарованное восклицание сор¬валось с уст злоумышленника. Его цепкие руки вонзились в плечо Никласа. Мужчина рванулся, пытаясь подняться и сбросить с себя противника. Завязалась борьба. Нападавший явно уступал в силе закаленному в путешествиях Никласу, но неистовое желание убить, жажда чу¬жой крови сделала незнакомца настырным и цепким. С нечеловеческим отчаянием он боролся, не замечая, как казалось, довольно увесистых ударов сыпавшихся на него.
– Я убью тебя! – шипел надтреснутый голос, и вдруг ошеломленный Никлас осознал, что голос этот принадлежит женщине. Агнес?! Неужели она? Изумленный своим открытием мужчина немного ослабил хватку. Противница, мигом воспользовавшись этим, выхватила застрявший в оде¬яле нож и вновь ударила. Лезвие распороло ткань на рукаве рубашки Никласа, не задев кожи. Женщина взбешенно выругалась.
– Агнес! – выкрикнул Никлас зло и одновременно предостерегающе. Казалось, она не услышала. Её острые ноготки царапнули шею мужчины. Раздраженный настойчивостью Агнес, тот грубо схватил её за руку и вывернул кисть так, что женщина закричала.
"Неужели эта дура полагает, что справится со мной?!” – думал Никлас, прижимая женщину коленом к постели.
В несколько минут ему удалось скрутить бешено вырывающуюся про¬тивницу, и поясом связать ей руки за спиной. После этого Никлас поднялся и зажег свечи. Свет озарил обезображенное ненавистью лицо жен¬щины. Она походила в ту минуту на демона из кошмарного сна. Растре¬панные волосы, горящие глаза, рот, кривящийся в зловещей ухмылке.
– Ты все равно погибнешь, погибнешь! – шипела она.
Никлас, стараясь держать себя в руках, подошел к Агнес. Она дрожала от переполнявшей её злости, повторяя как заклятье:
– Ты умрешь, ты умрешь...
– Объясни мне... – начал было Никлас, но его слова утонули в потоке брани. Женщина не контролировала свою ярость. Не сдержавшись, мужчи¬на влепил ей пощечину. Агнес дернулась, но, похоже, удар привел её в чувство. Она как-то враз сникла, из потухших глаз потекли слезы. Женщина с досадой закусила губу.
– Почему боги не позволили совершить справедливый суд? – всхлипнув, проговорила она.
– Суд, ненависть – откуда все это? Я не понимаю, объясни! – потребовал Никлас, усаживаясь в кресло против кровати. Его глаза изучали женщину. – Ты пришла в этот дом для того чтобы убить меня? – спокойно поинтересовался он.
– Да! Я и сейчас готова зубами вцепиться тебе в глотку!
Никласа шокировали чувства, ясно проступавшие в тоне женщины. Помол¬чав немного, он сказал:
Как видишь, твой план не удался. Сейчас ты в моей власти, и я хо¬чу знать лишь одно – что стало причиной твоей ненависти, толкающей тебя на столь безумные поступки?
Он внимательно вглядывался в лицо женщины.
"Вероятно, я должен знать её", – неуверенно рассуждал Никлас, но память изменяла ему. Лицо женщины казалось совершенно чужим.
– Мне кажется, я даже не знаю вас, – наконец проговорил он.
Эти слова произвели на женщину сильное впечатление. Слезы мигом высохли, а в покрасневших глазах снова вспыхнул огонь негодующей зло¬бы:
Не знаешь?! – закричала она. – Ну конечно, где уж тебе! Зато я хорошо помню тот день, когда по твоей вине погибли мои мать и сестра, и я сама чудом избежала их участи. Я хорошо помню ту ночь!
Никлас нахмурился. Эти слова невольно вернули его в далекое прошлое. Вероятно, женщина побывала в роли жертвы в руках его отца. Но причем здесь он. Разве что...! Никласа осенило, и тут же бросило в дрожь. Этого не могло быть! Это казалось немыслимым! Мужчина повнимательнее вгляделся в лицо женщины. Оно по-прежнему казалось ему незнакомым. Но ведь столько лет прошло. Время наложило на все свой отпечаток. Никлас прикрыл глаза. События той далекой ночи вновь промелькнули пе¬ред ним: он, насмерть перепуганный, указывает на драпировку, за кото¬рой спряталась девушка – новая жертва ненасытного Рутта, Тогда он мельком видел её лицо. Сейчас ему было трудно восстановить его в па¬мяти. Уставшим голосом Никлас спросил:
– Вы та самая девушка. Шестнадцать лет назад вы пытались спрятаться в этой комнате и... Он запнулся.
 Женщина тут же продолжила:
– И ты тут же поспешил выдать меня своему папаше. А знаешь, что он сделал, со мной потом? Со мной, моей сестрой и матерью? Ты не хочешь слушать?! Но все же я скажу...
– Не нужно, – тихо попросил Никлас. – Трагедия происшедшая в замке в ту ночь не дает мне покоя все эти годы. Вы вините меня... Но я был всего лишь ребенком, к тому же запуганным бесчинствами собственного отца. Я боялся, Агнес. День ото дня я жил рядом с этим чудовищем, зависимый от него, вернее от его  непредсказуемых прихотей. Предста¬вьте себе хоть на миг все это и вы, возможно, поймете, что если я и заслужил наказания, то давно получил его. Я никогда не участвовал в оргиях отца, но и противостоять им не мог. В окружении этого ада под постоянной угрозой, мой инстинкт самосохранения обострился до предела.
– Вы один из них! – завизжала Агнес в приступе бешенства. – Вы один из этого рода – живого воплощения зла и порока. Моя мать умерла в канаве при дороге, на рассвете после той ночи и последними её слова¬ми были проклятья в ваш адрес. В ту ночь я потеряла все – семью, дом и саму себя. Я вынуждена была скитаться, узнать нищету и унижение. Мне не находилось места в этом мире, но все же я выжила. Выжила и вернулась, чтобы отомстить! Теперь мертвы все кроме вас, и именно вас я обвиняю в своих несчастьях! Вы один из них, и доказали это в тот миг, когда так хладнокровно отдали меня на надругательство Рутту. Все ваше племя должно быть истреблено, стерто с лица земли!
– Её бессвязные слова резали слух Никласу. Он поднялся и прошелся по комнате. Почему мрачная тень отца должна нависать над ним, отравляя ему жизнь?
– Похоже, мне не будет покоя в этом краю, – пробормотал он. – Люди не идут ко мне, потому что я сын Рутта. Они боятся зла...
 – Они боятся не зла, а проклятья, – уже более спокойно вставила Агнес.
Мужчина повернулся к ней, ожидая пояснений.
– Рутт, умирая, наложил печать проклятья на свой замок. Я сама слышала эти слова, так как была среди тех. кто справедливо осудил его на смерть. "Всякий, кто посмеет преступить порог моего замка, вско¬рости погибнет!" – вот что он сказал, и люди слышали это.
– Потому-то замку и удалось остаться нетронутым все эти годы, – догадался Никлас. – Да, такое проклятье было вполне в стиле Рутта. Ведь вот уже столько лет он из могилы нагоняет на всех вас ужас. Всего несколько оброненных в предсмертной агонии слов, обеспечили ему власть над людьми на многие годы.
Мужчина пытливо взглянул на Агнес.
– Ну а вы? Как же вы рискнули преступить порог проклятого замка? Или вы вообразили, что бог, вложивший вам в руки меч правосудия, защитит вас?
Его губы изогнулись в насмешливой улыбке. В глазах женщины в ответ вспыхнули ледяные искорки.
– Я пришла, чтобы окончить благородное дело! – с апломбом проговорила она.
– Убийство вы называете благородным делом? – холодно поинтересовался Никлас. – В таком случае Рутт был благороднейшим из мужей, а вы, милочка, не далеко от него ушли.
Женщина молчала, закусив губу, и сверля взглядом своего ненавистного противника. Тот продолжал более миролюбиво:
– Вы могли бы постараться забыть о кошмаре, завести семью, нарожать детей, но вместо этого вы вынашивали в себе зло многие годы, зло которое съело вашу душу. Не знаю, может быть, у вас еще есть шанс все исправить. Подумайте, к чему вам это безумство.
Он опустился рядом с ней на кровать и заглянул в её испуганные гла¬за.
– Я не Рутт. Много дет назад я фактически сам был его жертвой. Нужно ли за это судить меня? Подумайте, Агнес. Я не желаю никому зла.
Никласу казалось, что смысл его слов доходит до сознания женщины. Её взгляд стал более спокойным и осмысленным.
– Я развяжу вам руки, и вы уйдете. Мой вам совет, попробуйте начать новую жизнь, – мягко предложил он, вдруг ощутив жалость к этой сбив¬шейся с пути женщине.
Она молчала, обдумывая услышанное, и, наконец, покорно кивнула. Никлас выдавил из себя улыбку. Быстро освободив руки Агнес от веревок, он встал и отошел от кровати. Она медленно поднялась и нетвердой походкой направилась к двери. Мужчина, облегченно вздохнув, отвернулся к окну. Похоже, все обошлось; но он наверняка еще долго будет вспоми¬нать этот кошмар. Шаги Агнес замерли у двери. Сейчас эта дверь скрип¬нет и навсегда закроется за женщиной. Никласа сковало нетерпеливое ожидание. Сейчас она уйдет. Но этого не произошло. Накопившееся за многие годы зло взяло верх над недолгой вспышкой благоразумия. С диким воплем женщина бросилась на Никласа. Тот едва успел отпрянуть в сторону и заметить несущуюся на него фурию с перекошенным от нена¬висти лицом. В руке её был зажат кинжал.
"Когда она успела подобрать его?" – мелькнуло в голове у Никласа. В тот же миг Агнес, зацепившись за что-то, с размаху полетела к окну. Острие кинжала царапнуло стекло, пальцы судорожно уперлись в заскрипевшую ставню. Прогнившая задвижка не выдержала, окно распахнулось под яростным напором ветра. Его порыв скользнул вдоль стены и увлек за собой не удержавшую равновесие женщину. С нечеловеческим воплем она полетела вниз. Ошеломленный Никлас с минуту стоял, не смея шелох¬нуться. Частые порывы ветра хлестали его по лицу.
"Здесь не так уж и высоко, она могла выжить", – с этой мыслью, пульсирующей в мозгу, он сорвался с места и, на ходу набросив плащ, бегом спустился по лестнице и выскочил во двор. Сильный ветер сбил его с ног. С трудом поднявшись, Никлас продолжил свой путь, отвоевывая у стихии каждый шаг. Густой мрак кольцом сжимался вокруг него. Завывания урагана походили на чьи-то зловещие голоса и вздохи. Никлас шел наугад, цепляясь за стены. Неожиданно, задев что-то, он снова упал, а поднимаясь, нащупал распростертое на земле тело.
–Агнес! – позвал он и его голос тут же утонул в вое ветра.
Его рука коснулась головы женщины. Волосы, мечущиеся под порывами урагана, тут же обмотались вокруг его пальцев. Что-то теплое и липкое осталось на них. Кровь! Женщина разбила себе голову. Осторожно Ник¬лас подобрался к её шее, пытаясь нащупать хоть какие-то признаки пульса. Все напрасно.
"Я должен отнести её в дом", – решил мужчина, и с неимоверным усилием поднял на руки тело Агнес. Ураган винтом промчался рядом с ним, поднимая в воздухе облака пыли. Никлас с трудом сделал шаг. Его ша¬тало. Тело в руках казалось неимоверно тяжелым. Мрак нависал над ним угрожающей стеной. Теперь мужчина брел наугад, лишенный возможности держаться за стену. Он пытался различить в зыбких силуэтах контуры здания. Иногда ему казалось, он слышит хлопанье распахнувшейся входной двери. Никлас медленно добрел на звук. Прошло несколько мучительно долгих минут. Мужчина с беспомощностью слепого блуждал среди мрака. Наконец он остановился и поднял голову к небу. Там царил хаос. Грязно-синие вихри спиралями носились средь черных пятен туч. Не было видно ни луны, ни звезд, лишь этот тяжелый нависающий мрак.
– Такие бури не рождаются сами по себе. Может быть, это сам Рутт из преисподней выплескивает на землю свою ненависть, – шептал Никлас, не отрывая взгляда от неба.
– Меня не пугают ни Рутт, ни его проклятья! – прокричал он и решительно двинулся дальше. Ветер с силой ударил его в спину. Еще шаг и нога Никласа зацепилась за что-то, скорее всего за поваленную ветку. Он, не удержавшись, рухнул на землю. Тело Агнес тяжело упало в нескольких шагах от него.
"Зачем я тащу её на себе? Ведь она наверняка мертва", – подумал Никлас раздраженно. Но все же, медленно поднявшись, он побрел к рас¬простертой на земле женщине. Та последняя мысль испугала его. Он знал, он чувствовал – Агнес не могла умереть! Она должна жить, на этот раз он должен спасти её. Мужчина цеплялся за тонкую, готовую порваться в любой миг нить надежды. Воспоминания об этой женщине преследовали его долгие годы. Во имя избавления себя от страданий он предал её, и теперь настал час искупить этот грех. Все происходя¬щее казалось ему чем-то символичным. Медленно, очень медленно он по¬дошел к женщине и, встав на колени, склонился над ней.
– Нам нужно идти, – проговорил он, неожиданно ощущая грузом навалив¬шуюся усталость. Подхватив Агнес, он попытался оторвать её от земли, но безуспешно. Руки не слушались. Никласа охватило отчаяние. Если они не проберутся к дому, то могут погибнуть. Он был почти уверен в этом. Вдруг с губ женщины слетел явственно различимый стон. Она слабо шевельнулась. Словно тяжкий груз свалился с плеч мужчины. Это неожиданное "воскрешение" придало ему сил и уверенности. С трудом, но он таки поднял Агнес на руки. Женщина, по-видимому, очнулась, и разбушевавшаяся стихия перепугала её. Её руки судорожно вцепились в плащ Никласа. А он, бормоча ей какие-то бессвязные слова ободрения, шел вперед, туда, где как ему казалось, вырисовывался силуэт дома. Ветки деревьев хлестали его по лицу, оставляя кровоточащие царапины. Несколько раз он едва не упал, путаясь в высокой траве, жадно опле¬тавшей ему ноги. Никлас блуждал по парку. Неожиданно невдалеке он заметил контуры какого-то маленького строения. Беседка! Там они, по крайней мере, могли бы быть защищены от валящихся веток.
– Нам придется подождать там, пока просветлеет, иначе я боюсь, мы не доберемся до замка, – шептал он, чувствуя, как горят уставшие мышцы.
Агнес наверняка ничего не слышала, но он и не ждал ответа. До бесед¬ки осталось преодолеть всего несколько метров. Но в этот миг старый клен, вывернутый с корнем, медленно, со зловещим скрежетом начал валиться на землю. Никлас в нечеловеческом усилии отпрыгнул в сторо¬ну. Тяжелый ствол грохнулся совсем рядом. Густые ветви накрыли мужчи¬ну и бросили его на землю. На какое-то время Никлас впал в забытье. Когда же, наконец, он открыл глаза, первой его мыслью была – "Агнес"! Как она перенесла падение? Прилагая неимоверные усилия Никлас начал выбираться из плена ветвей. Вся его одежда была изодрана, кожа по¬царапана, но к счастью никаких серьезных повреждений он не получил. Агнес лежала совсем рядом. Никлас вытащил её из-под веток, постоянно повторяя её имя. Ему показалось, женщина пробормотала что-то в ответ. Никлас почувствовал, что не в состоянии будет дотащить её до беседки на руках. Кое-как он забросил себе женщину на плечо. Она громко застонала. Сердце мужчины сжалось. Сколько еще страданий он причи¬нит ей? Вскоре он добрел до беседки и пробрался внутрь. Здесь было не намного спокойней, чем на улице, но по-крайней мере, решетки на стенах и крыша могли послужить какой-то защитой, Никлас бережно уса¬дил Агнес на пол и сам опустился рядом. Поддаваясь порыву, он при¬тянул женщину к себе, словно пытаясь оградить от опасности своими объятьями. Теперь Никлас ощутил в полной мере невероятную усталость. Его мутило. Все плыло перед глазами. Наконец мужчина сдался и пог¬рузился в тяжелый нездоровый сон.
Очнулся он от яркого света, пробивающегося сквозь закрытые веки. Недоумевая, Никлас открыл глаза. Было утро. В высоком чистом небе сияло солнце. Не осталось и следа от ночной бури.
"Ничего мне напомнят о ней выкорчеванные деревья в парке и царапи¬ны на теле",  – мрачно подумал мужчина.
Он ощутил в своих руках тело Агнес. Неподвижное.
"Неужели она умерла, и я сжимаю в объятьях труп?" – с невообразимым ужасом подумал Никлас и после некоторых колебаний решился взглянуть на женщину. Вид у неё был жалкий. Мужчина осторожно отвел прядь волос, сбившуюся на лицо. Оно было таким бледным! Пальцы Никласа коснулись её кожи. Он даже удивился, когда не обжегся о лед. Её щеки бы¬ли теплыми и гладкими. Губы мужчины невольно дрогнули в улыбке. Аг¬нес зашевелилась и с трудом разлепила опухшие веки. В её серых гла¬зах испуг сменился недоумением. У Никласа комок застрял в горле. Он все же спас её. Может быть, теперь небеса сочтут, что он искупил свой грех. Мужчина бегло скользнул взглядом по её фигуре, отмечая кое-где порванную одежду и останавливаясь на волосах, слипшихся от крови. Осторожно он отвел несколько прядей и заметил небольшую ранку над ухом. Она выглядела немного припухшей, но больше не кровоточила.               
Агнес слабо вздрогнула от его прикосновения.
– Не волнуйтесь, все будет хорошо, – попытался ободрить её Никлас. Она ответила ему встревоженным взглядом.
– Что это было? – услышал мужчина, её слабый голос. – Мне кажется, мы побывали в аду этой ночью.
– Похоже на то, – улыбнулся Никлас. – Но теперь все прошло.
– Проклятье Рутта, – вспомнила она и в её серых глазах промельк¬нула тень ужаса. – Это оно пыталось убить нас!
Никласа позабавила убежденность, звучащая в её голосе.
– Думаю, нам удалось разбить сети зла, – сказал он серьезно. – Больше бояться нечего.
Она задумчиво нахмурила лоб.
– Мне кажется, проклятьем Рутта было зло, заключенное в самих нас. Я пыталась убить вас, а вы спасли мне жизнь...
Она замолчала, как-то странно глянув на него.
– Я искупил зло, которое причинил вам много лет назад, а вы избавились от терзавшей вас ненависти. Мы очистили свои души и потому сумели развеять чары проклятья, – ответил Никлас, потом помолчав, до¬бавил:
– Но еще многое предстоит сделать. Нужно очистить замок от дурной славы.
Он осторожно коснулся щеки Агнес.
– Вы ведь останетесь здесь и поможете мне?
Она слабо улыбнулась и кивнула.
– Тогда пойдемте домой, нам нужно возвращаться, – сказал он и бережно поднял женщину на руки. Она, склонив голову ему на плечо, при¬крыла глаза. На пороге беседки Никлас остановился, глядя на залитые светом серые стены, проглядывающие сквозь зеленый ажур парка.
"Замок грез, я никогда не покину тебя, – думал он. – Тень Рутта нав¬сегда исчезла с земли, и сегодня день первый новой жизни. Я уверен она будет прекрасной!"
Легкий порыв ветра коснулся его лица, пошевелил волосы Агнес и умчался куда-то в глубину парка. Холодные цепи зла были разрушены, и в сиянье света и тепла Никлас и Агнес входили в новую жизнь...

 1999год