А слабо выйти на схватку с жизнью?

               
               
       А слабо выйти открыто на схватку с плутовкой жизнью?
Ведь вечное русское: "Кабы чего не вышло!» заканчивается, как обычно: "Авось не подведёт!" А она, коварная, подводит всегда. И лучше выйти к ней с открытым забралом и принять вызов, чем погибнуть в вечной борьбе с самим собой. Эх! Где  наша не пропадала!
      "Так думал молодой повеса, летя в пыли на почтовых!" Далее по тексту великого Пушкина. Но, увы и ах, я не Пушкин, не молодой, и не повеса, и мчусь не на почтовых, а в переполненном вагоне метро, где ежесекундно кто-то наступает на ноги, висит над головой, занимает твоё место, или кладёт тебе книгу на плечо, чтобы удобнее было читать. Словом - московское метро. Раннее утро. Ладно, едем! А ехать далеко... И вот еду я и философствую, и думаю о нашей с вами жизни.
       Если кому-нибудь прямёхонько "въехать" глазами в глаза, и пусть даже с добрыми намерениями, получишь в ответ взгляд-удар: «Не смей смотреть на меня!» И всё. Реже можно встретить безразличие, еще реже спокойствие, и практически никогда — улыбку. Да что там! Никогда не встретишь.
       В переполненном метро, особенно в часы «пик», все наши граждане похожи на бульдожек (простите, господа, за сравнение!) Но правда похожи: уголки губ опущены вниз, взгляд затравленный и говорит одно: «Не подходи, укушу». Ведь так? Так... Да и сам я такой. От жизни этой лукавой. Ладно, сейчас не об этом. Вон стоит один. Улыбается. И как он в метро попал? Сразу видно - иностранец. Вычищен, надушен, подтянут и с улыбкой. Куда он в час пик собрался? Стоит и улыбается. И всё-то у него срослось, и всё то у него получилось, а у нас всё грусть да тоска... А ему весело!
       Нет, граждане, ну нельзя же так! Ну давайте уже и мы улыбаться. Вот я, например, уже начал. Вспомнил, что сегодня зряплата. Деньги, то есть, нам будут давать. А это разве деньги - 10 тысяч рублей? Зряплата это, а не  зарплата. И что  мы можем купить на эти слёзы в бумажках, в наши смутные девяностые, военно-бандитские времена? К примеру, конечно: десять кило говядины, четыре кило колбасы, тройку литров молока, немного творога, деткам конфетки, остальное уйдёт на коммуналку.
       Как на эти деньги одеваться, обуваться и прочее — никого не волнует в нашем немаленьком Государстве. Жена моя тоже актриса. Да! Забыл представиться: я актёр. Маленький актёр одного из маленьких театров, на окраине очень большого города. Так вот: моя жена тоже была актрисой, но из театра ушла. Дети ( а у нас двое - мальчик... и мальчик) учатся в начальной школе, за которую тоже надо платить. И супруга моя распространяет теперь косметику, французский «парфюм» польского разлива. Так мы потихоньку выживаем.
       Сначала, когда удивительно быстро закончилась "перестройка", и началась "перестрелка", то есть, простите, началось строительство капитализма - все, кому ни лень, бросились в «челноки». Тут хочу сказать отдельное слово о Стамбуле. Позвольте, граждане! Стамбул - это такой... город! Это такой город...Город контрастов... То бишь - Константинополь.
       Ах, Константинополь, Константинополь. Сколько раз ты принимал русских беженцев, нуждающихся в твоей помощи! Через тебя прошли тысячи эмигрантов, бежавших от Великой Революции. Можно утверждать без преувеличения, что никогда больше во время эмиграции, даже в гостеприимных славянских странах, русские не чувствовали себя «так у себя», как в двадцатые годы прошлого столетия в Константинополе.
       А сердцем этого города были церкви, построенные в XIX веке для русских паломников, направлявшихся к Святой земле и на Афон. В двадцатые годы прошлого столетия для измученных и голодных, потерявших родных и Родину русских изгнанников, эти храмы стали настоящей отдушиной, помощью, Спасением во всех смыслах этого великого слова. Мощный город!
       И вот в девяностые годы прошлого столетия Турция опять раскрыла свои жаркие объятия для русских. Первые советские челноки ринулись в Стамбул, и приезжая с баулами одежды, рассказывали о красотах Константинополя, о сытой жизни древнего города, и это послужило причиной очередных эмиграций в Турцию.
       В жаркие объятия Стамбула попали и первые советские путаны от многочисленных и пошлых «Конкурсов Красоты». Да так там и остались... Кого не успели убить. В этом терпеливом и гостеприимном граде есть неразгаданная тайна! И почему-то русские люди связаны с ним навечно.
       Вот и моя Зинуля в девяностые годы, уйдя из театра, попытала там счастье, покупая шарфы, джинсы и кожаные куртки для русского обывателя. Много было там всего-всякого, но один случай растопил лёд её настороженного сердца. И в этот город влюбилась она навсегда.
       Обычно "челноки" ходили группками, но в тот день она решила пойти одна. Вокруг повозки с лошадьми, машины, автобусы,  незнакомые люди, а на плечах
баул с куртками, в руках по сумке. Ведь как русская баба иначе может ходить по магазинам? Бери пока есть - вот  с каким лозунгом выросло советское поколение женщин! Итак, она стояла среди всего этого хаоса и плакала, не зная  куда шагать. Эта была её первая поездка, и Зина не понимала ни одного слова по турецки. И вдруг сзади, где-то вверху, услышала весёлый голос, на великолепном русском языке:
       «Ну что ты ревешь? Заблудилась?» Зина обернулась. Двухметровый африканец улыбался ей, открыв жемчужные зубы, а потом тихо стал снимать баулы с её плеч. Зина начала кричать, но крик от испуга, получился очень тихий. « Да не бойся ты!- сказал мужчина, - я не вор. Помочь тебе хочу.»
       Как выяснилось, он учился в Москве, снимал квартиру в Беляево, а после окончания универа, судьба забросила в Турцию. И теперь он работает в Стамбуле переводчиком с турецкого на русский.
       «Вас, русских, видно издалека, - сказал он тогда Зине,- вы  непохожи на других. Либо испуганные, либо  буйные!" И он довел Зинулю прямо до отеля. Вот такие были дела. Зина в театр не вернулась. Привыкла к суете торговли, и ей понравилось. Как она говорит: «У меня теперь одна роль — до конца жизни: приказчик торговли."  Для неё главное — свободное время, семья требует самоотречения. Детей, коли родила, воспитывай и образовывай. Молодец она у меня. Памятник ей, при жизни надо поставить. Золотой!
        Да, впрочем, не только ей, а всем русским женщинам, которые в любые времена тянули на себе тяжесть русской жизни при любом царе, генсеке или президенте. Работали, как волы: готовили, стирали, шили, консервировали, выстаивали очереди за мукой, сапогами, детскими вещами, и при этом успевали забежать в парикмахерскую и выкроить себе на кофточку, детям на сладенькое, а мужу на пиво.
        Нет, граждане, дорогие мои соотечественники! Ничего у нас не изменилось с некрасовских времен. По-прежнему, наша женщина «и коня остановит, и в горящую избу войдет!»
        Я, опять же, говорю о простых русских женщинах, а не о тех, которые и понятия не имеют, что вставать надо в шесть утра, готовить завтрак, заниматься уборкой и бежать на работу. Но та категория женщин очень мала, и что о ней говорить? О них можно узнать из «Светской хроники». Да и то, если вам интересно. Мне, например неинтересно.
        В данный момент мне интересен гражданин, который мило прикорнул на моем плече: «Эй, товарищчь! - говорю ему ласково, - проснитесь, следующая станция конечная». Вагон затормозил, и вся толпа подалась вперед. Приехали. «Поезд дальше не пойдет, просьба освободить вагоны!" Освободили, и... понесли. Толпа выплывает из душных вагонов на платформу метро.
        Уф! На одной ножке прыгаю к эскалатору, вторая зажата сзади бегущими. Скок-поскок и я на движущейся лестнице, которая еле-еле ползет сегодня, а иногда, напротив, несется как оголтелая! Всё зависит от Времени, с этим товарищем шутки плохи. Оно само по себе. Время. У него, у Времени, много всяких фишек в запасе. Хочет-растягивается, хочет сжимается. Недаром оно среднего рода... О Времени мы ещё поговорим...         
        Так! Еще рывок, и я глотаю полными легкими свежесть зимнего утра...


               
                КОРОЛЕВА ОГНЯ. Часть 2.

     А вот и театрик, где я служу. Бегом, бегом, не опоздать бы на репетицию, а то еще и без оклада оставят. Тикает десять ноль, ноль. Вбегаю. Не опоздал. Ура! Со всеми здороваюсь, перешучиваюсь, но понимаю, что в воздухе висит напряжение. Актёры сидят в зрительном зале и я плюхаюсь в кресло рядом с «амплуа» (кликуха моего приятеля по театралке).
   - Что за сыр с бором? — спрашиваю.
   - Боб, ты ничего, не понимаешь? Или притворяешься?
Я говорю:
   - Нет, не понимаю.
«Амплуа» отвечает нежно:
   - Посиди минут пять и поймешь.
     И тут до меня доходит. У него пар идет изо рта! Холод жуткий. Бедные дамы закутались в пальтишки и платочки, мужчины в курточках. Актёры, конечно ко всему привыкшие, как говаривали в старину, но доколе же?
     На мой взгляд, в администрациях наших городов сидят нездоровые  люди.
А иначе говоря, какую же логику можно подвести под распоряжения властей о том, чтобы в лютые морозы отключали отопление в домах, равно же как не выключали его, когда на улице уже плюсовая температура?! А ведь это повсеместно. Всегда было интересно узнать, каким таким местом думает администрация?
     Хотя, если почитать Салтыкова-Щедрина и Чехова, не говорю о Гоголе и Булгакове, мастерах сатиры, в администрациях уже лет триста сидят одни и те же люди. Они бессмертны.

     Помощник режиссера, дамочка лет шестидесяти объявила:
   - Главный режиссер приказал репетировать в одежде.
По залу посыпались усмешки моих собратьев:
   - Да мы собственно всегда в одежде.
   - Новое дело — репетировать на морозе!
   - Интересно, а главный режиссер в одежде?
   - Послушайте, господа, ну как в военное время. Холод и мрак!
   - Да у нас всегда военное время.
   - Это точно!
   - Элке надо сказать, пусть со своим миллионщиком поговорит и тот пусть поставит кондишен!
   - Точно! А то спонсор называется, на здоровье актеров ему жалко денег.
   - Ой, ой удивили! Кому и когда было дело до простых актеров, да пусть хоть совсем окочурятся!

     Так наперебой жаловались друг другу мои собратья. А мне вдруг стало тепло. Не оглядываясь знаю: пришла она, королева. И огоньки забегали по залу.
   - Салют всем. Салют Боб!

     Боб это я, Борис то есть, и мне приветствие отдельно. Коллектив оценивает это обращения однозначно: у нас роман. Да что вы! Она же  Королева! Королева Огня. А кто я? Но строго поворачиваюсь и безразлично бросаю:
   - Салют! Может правда, поговоришь с Цукало? Замёрзли все как жирафы в Сибири.
Элка начинает веселиться:
   - Борис Васильевич, это они вам сами сказали?
   - Кто? — спрашиваю и теряюсь,как мальчишка.
   - Жирафы, кто же еще? Обязательно передам спонсору ваши пожелания. И завтра же на сцене и в зале будет подано тепло. Господа актеры не должны мерзнуть!
И обращаясь лично ко мне:
   - Борис Васильевич, не хотите покурить?
Я насмешливо отвечаю:
   - С вами, Элла, даже огонь не страшен!
   - Огонь от сигареты, или пожар? — веселится Элка.
   - Иногда огонь от сигареты становится причиной пожара, — почему-то очень серьезно говорит мой друг и разводит руками. А мы, под завистливые взгляды, уходим в курилку. Плетясь по заброшенным комнатам, через старые декорации, доходим до черного выхода, в наш «мкад», то есть - «место курения для" - как точно придумали наши юмористы. Затягиваемся смертоносным дымом. Элка мне говорит:
   - Салют, Равик!
И я отвечаю:
   - Салют Жоан!

     В шутку мы называем друг друга именами любимых героев Ремарка. Вот в этой обшарпанной курилке всё и началось. Вернее всё началось с появления Элеоноры в нашем театре. В белой, волнующей своей изысканностью, шубке, в беленьких сапожках, она была похожа на эльфа.
     Но впрочем, когда она заговорила, все иллюзии лопнули как мыльный пузырь. Голос её был низким и самоуверенным. Когда директор начал представлять коллективу новую актрису, она грубо перебила его:
   - Я в состоянии сама о себе рассказать. Я Элеонора Вольская. Можно просто Элка, буду работать в вашем театре.
   - И каким это норд-остом занесло к нам такую райскую птицу? - не сдержался я. 
     И вдруг она улыбнулась. А вот что было потом, я не понял. Каким-то образом, её добрая улыбка смыла с неё маску надменности и грубости и открылась душа. Нежная и ранимая. После той улыбки зал и сцена осветились сотнями огней, они засверкали, запрыгали по креслам, и по стенам тёмного зала, как маленькие горящие свечки. И согрели мою душу. Один огонек попал в сердце и растопил его. Гармония не нарушилась.
   - Это судьба, - просто ответила Элеонора.
     И мне стало так славно в себе. Так тепло и светло стало моему сердцу! Точь в точь по сказке Андерсена, но наоборот. Там королева была снежная и Каю в сердце попал лед. А мне пламень. Пламень любви. И я назвал Элку - королевой огня. Началась репетиция. Элеонору вводили в спектакль на ходу. Пьеса была по обыденной в те дни, теме. Богатый мужчина, имеющий семью и детей влюбился в молодую девушку. Мужчину играл я. Молодую девушку - Элка....


http://proza.ru/2012/02/04/755 - продолжение.