***

ВМЕСТЕ  ВЕСЕЛО  ШАГАТЬ…


                Пробуждение,  было  отвратительным.  Во  рту  пересохло,  голова  гудела  и  раскалывалась,  и  что  хуже  всего,  руки  и  ноги,  не  слушались  совсем.  Степаныч  полежал  ещё  немного,  затем  с  трудом  приподнялся,  и  сел  на  кровати.  Тяжело  повернув  голову,  огляделся  по  сторонам.  Одежда,  валялась  где  попало,  а  одного  тапка,  не  было  видно  вообще.  Проклиная  головную боль,  Степаныч  поплёлся  на  кухню.  Но  его  надежды,  не  оправдались.  Стол  был  завален  грязными  тарелками  и  объедками,  но  ни  капли  спиртного,  не  было  нигде.  Выпив  из-под  крана  тёплой,  крепко  отдающей  ржавчиной  и  хлоркой  воды,  он  пошёл  одеваться.  Можно  было  бы  и  подождать,  но  по  опыту,  Степаныч  знал,  что  рано  или  поздно,  ему  станет  так  хреново,  что  придётся  всё  равно  идти  в  магазин. 
                Спускаясь  по  грязной  лестнице,  он  услышал,  как  из  двухкомнатной  квартиры,  этажом  выше,  доносятся  звуки  скандала,  и  звон  разбитой  посуды.
       -   Опять  Батурины  успокоиться  не  могут,  -  подумал  он,  -  алкаши  хреновы.
Себя  к  алкашам,  Степанович  не  причислял  никогда.  Выйдя  на  улицу,  он  доковылял  до  магазина,  и  купил  у  знакомой  продавщицы,  чекушку  водки.  Дрожащими  руками  взяв  бутылку,  он  собирался  осушить  её  прямо  в  магазине,  но  под  окриком  Клавки,  вышел  наружу.  Залив  в  себя  содержимое,  Степаныч  занюхал  его  потёртым  рукавом,  и  уже  уверенными  шагами,  направился  домой.  Погода  была  неважная,  моросил  дождь,  но  головная  боль,  уже  отступила. 
                Возле  самого  подъезда,  Степаныч  увидел  девчонку,  зябко  жмущуюся  к  двери.  Это  была  дочка  Батуриных.  На  вид,  ей  было  лет  двенадцать-тринадцать.  Её  глаза  смотрели  в  одну  точку,  ничего  не  замечая  вокруг.  Внезапно,  что-то  кольнуло  Степановича,  и  он  остановился.  Девочка  не  замечала  его,  и  Степанович,  тяжело  шевеля  ещё  непослушным  языком,  спросил :
       -   Ну,  чего  ты  здесь  мокнешь ?  Пошли,  тогда  уже,  ко  мне.
Та  не  сразу  поняла,  чего  от  неё  хотят,  и  Степанычу  пришлось  повторить  это  ещё  и  ещё.  Наконец, он  взял  её  за  руку,  и  повёл  за  собой  наверх.  Тут  он  подумал,  что  сейчас,  он  мало  чем  отличается  от  её  родителей – пьяный,  грязный,  небритый.  Да  и  в  квартире,  куда  он  собирался  её  вести,  тоже  было  не  лучше. 
                Зайдя  в  прихожую,  и  закрыв  за  собой  дверь,  он  недовольно  буркнул :
       -  У  меня  тут  того,  беспорядок.
С  кухни,  доносились  звуки  радио.  Пикало  одиннадцать  часов. 
       -   А  ты  чего  не  в  школе ?  -  удивился  Степаныч.
Девчонка  впервые  подняла  глаза,  и  посмотрела  на  него.
       -   Так  ведь  сегодня  воскресенье.
И  хотя  для  Степановича,  давно  уже  не  было  особой  разницы – воскресенье  или  понедельник,  ведь  он  который  год  работал  сторожём  в  магазине,  где  добросовестно  спал  каждое  дежурство,  а  затем,  всё  свободное  время,  так  же  добросовестно  напивался  либо сам,  либо  с  друзьями.  Но  сейчас,  ему  почему-то,  стало  стыдно.  А  кроме  того,  пришла  в  голову  невесёлая  мысль,  что  если  для  этой  девчонки  так  проходят  выходные,  то  какие  же  тогда  у  неё  серые  будни ?  А  ведь  наверняка,  она  ещё  и  голодная.
       -   Ты  есть  хочешь ?  -  спросил  он  её.
       -   Нет,  спасибо,  -  сказала  она,  и  снова  опустила  глаза. 
       -   А  тебя  как  зовут ?
       -   Женька.
       -   Послушай,  у  мене  к  тебе  просьба.  Если  ты  не  голодная,  то  не  могла  бы  мне  помочь ?
       -   А  что  нужно  делать ?
       -   У  меня  в  холодильнике,  лежит  пачка  пельменей.  Ты  можешь  их  сварить ?  А  то  мне,  это  сейчас  сложно.
       -   Хорошо,  -  ответила  Женька,  и  пошла  на  кухню.
А  Степаныч  добрёл  до  дивана,  и  включил  телевизор.  Он  успел  посмотреть  повторение  какого-то  футбольного  матча,  но  беготня  игроков,  отзывалась  в  нём  тяжёлыми  пинками  в  голову,  и  он переключился  на  новости.  Дикторы  говорили  о  международном  положении,  и  Степанович,  переключил  программу  дальше. 
       -   На  хрена  мне  ваше  международное  положение,  когда  мне  своего  собственного  положения,  хватает  с  головой ?  -  пробормотал  он.
Наконец,  он  наткнулся  на  какой-то  фильм,  и  расслабился,  даже  не  пытаясь  понять,  что  происходит,  и  кто  с  кем  говорит.  Но  когда  лица  на  экране  стали  уже  узнаваемыми,  появилась  Женька,  и  пригласила  его  на  кухню.
                За  это  время,  она  успела  вытереть  со  стола,  перемыть  посуду,  сварить  пельмени,  и  выложить  их  горкой,  в  большую  тарелку.  Рядом,  лежала  ложка.  Чистая.  Степанович  посмотрел  на  Женьку,  уже  другими  глазами. 
       -   Слушай,  мне  сейчас  есть  всё  равно  не  хочется,  -  начал  он,  -  а  ты  у  меня,  вроде  как  гость.  А  гостей,  положено  угощать.  -  Степанович  говорил,  и  сам  не  понимал,  что  говорит.  Просто  у  него  проснулось  какое-то чувство  жалости,  к  этому  ребёнку,  обиженному  и  одинокому.  -  Поэтому  давай,  ты  сейчас  садишься  сюда,  и  начинаешь  есть.  А  я,  как  могу, стану  тебе  помогать.  Идёт ?
Женька,  только  кивнула.  Она  действительно  была  очень  голодной,  потому  что  взявшись  за  ложку,  начала  уничтожать  пельмени,  с  завидной  скоростью.  Хорошо,  что  упаковка  был  большой,  поэтому  ей  не  пришлось  краснеть,  когда  она  наелась.  Потом  они  смотрели  телевизор,  и  на  вопросы  Степановича,  Женька  отвечала  неохотно  и  односложно.  Вскоре,  дождь  за  окном  кончился,  и  Женька,  посидев  ещё  минут  пять,  начала  собираться.  Уже  возле  самой  двери,  она  повернулась  и  сказала :
       -   Спасибо.  Я  пойду. 
       -   Ну  ты  заходи,  если  что,  -  голосом  зверюги  из  мультика  ответил  Степаныч,  и  на  лице  Женьки,  впервые  появилась  робкая  улыбка.

                В  следующий  раз,  он  увидел  её  через неделю,  уже  под  вечер.  И  точно  также,  повёл  к  себе  домой.  В  доме  снова  царил  беспорядок,  только  вот  еды,  уже  не  было  никакой – перед  этим,  Степанович  пил  два  дня  подряд,  и  всё,  что  он  смог  сейчас  найти,  была  сухая  корка  хлеба.  Он  протянул  её  Женьке.
       -   Знаешь,  у  меня  сейчас  больше  ничего  нет.
Но  когда  он  увидел,  как  девчонка  вонзила  молодые  зубы  в  эту  корку,  и  расправилась  с  нею  за  несколько  секунд,  он  принял  для  себя,  два  очень  важных  решения :  Во-первых,  не  напиваться  больше  до  скотского  состояния,  а  во-вторых,  иметь  в  доме  неприкосновенный  запас  еды,  на  случай  прихода  Женьки.  Поэтому,  привычно  перехватив  у  сменщика  взаймы  до  получки,  Степаныч  купил  немудрёных  продуктов,  и  дал  себе  слово,  их  не  касаться.  Но  после  этого,  Женьки  и  след  простыл.  То  ли  это  было  специально,  то  ли  случайно,  он  не  знал.  Прошло,  наверное,  около  месяца,  прежде  чем  он  с  нею  столкнулся,  в  очередной  раз.  Выпивать,  он  конечно  не  бросил,  но  за  эти  дни,  старался  держать  себя,  хотя  бы  в  определённых  рамках,  поэтому  выглядел,  намного  лучше.  Видимо  Женька,  также  почувствовала  эту  перемену,  потому  что  когда  Степаныч  спросил,  почему  она  не  приходила,  Женька  посмотрела  на  него,  и  сказала :
       -   Ну  что  же,  теперь  приду.
Квартира,  теперь  тоже  выглядела  приличнее,  и  Степаныч  снова  накормил  Женьку,  затем  они  сидели  на  кухне,  и  пили  чай  с  баранками.  А  после  ухода  Женьки,  Степаныч  начал  наводить  у  себя  дома,  уже  серьёзный  порядок.  Он  и  сам  не  мог  объяснить,  почему  он  это  делает,  и  для  чего  старается.  И  чего  ради,  он  связался  с  этой  девчонкой.  Какое-то  время,  ему  казалось,  что  это  произошло  из-за  того,  что  он  тоскует  по своей  дочке.  Но  Иринка  и  Женька,  были  абсолютно  разными,  и  внешне,  и  по  характеру,  да  и  по  возрасту.  С  другой  стороны,  сказать,  что  для  Степановича  было  естественно  заниматься  добрыми  делами,  было  бы  просто  несправедливо.  А  особенно,  за  последние  годы.  Семь  лет  тому  назад  он  развёлся  с  женой,  и  она,  забрав  дочь-третьеклассницу,  уехала  из  города,  Бог  знает  куда.  С  тех  пор,  он  её  не  видел,  и  ничего о  них  не  знал. 
                Как  и  все  русские  мужики,  Степанович  периодически  выпивал,  иногда  срываясь  в  запой.  Причин  для  этого,  было  предостаточно – развод,  неудавшаяся личная  жизнь,  погубленная  карьера,  и  зарытые  в  землю  таланты.  То  есть,  тяжёлое  прошлое,  беспросветное  настоящее,  и  никудышное  будущее.  Словом,  всё,  как  если  не  у  всех,  то  у  многих.
                Поэтому,  не  раз  и  не  два  Степанович  приходил  к  тому,  что  его  отношение  к  Женьке,  это  обычная  блажь,  которая  закончится,  уже  через  несколько  дней.  Но  когда  он  переставал  о  ней  думать,  или  же  заставлял  себя  думать  о  чём-то  другом,  ему,  почему-то,  её  не  хватало.  Он  даже  не  мог  сказать,  зачем  она  ему  нужна.  Но  когда  её  не  было,  ему  хотелось,  чтобы  она  была  рядом.  Он  хотел  ей  хоть  чем-то помочь,  и  по  возможности  скрасить  безрадостную,  такую  же,  как  у  него  самого,  судьбу.  С  той  лишь  разницей,  что  ему  было  уже  тридцать  пять,  а  она,  была  ещё  ребёнком. 
                С  такими  мыслями,  Степаныч  выворачивал  содержимое  шкафов  и  антресолей,  избавляясь,  от  годами  накопившегося  хлама,  залежей  пустых  бутылок,  и  просто,  уже  ставших  ненужными,  вещей.  Но  самое  интересное  было  в  том,  что  для  себя,  он  и  не  подумал  бы  уродоваться,  наводя  чистоту,  потому  что  он  прожил  так  все  эти  годы,  и  подобное  желание,  ни  разу  не  посещало  его,  тем  более,  с  такой  силой,  как  сейчас.  Честно  говоря,  ничего  подобного,  ему  даже  в  голову  не  приходило.
                А  в  следующий  раз,  когда  в  квартире  раздался  звонок,  Женька  была  поражена  случившейся  переменой.  Да  и  сам  Степаныч,  выглядел  совершенно  по-другому – чистый,  подстриженный,  аккуратно  одетый,  пусть  и  не  с  иголочки,  но  зато  во  всём  крепком  и  целом.  И  даже  выражение  его  лица,  было  совсем  другим.  И  эта  разница  была  настолько  велика,  что  смущённая  Женька,  спросила :
       -   А  как  мне  сейчас  вас  называть ?
Правда  раньше,  она не  называла  его  никак.  Он  был,  один  из  многих.  Такой  же,  как  и  все  остальные.  Он  мало  чем  отличался  от  её  родителей,  и  единственная  разница  была  в  том,  что  он  не  прошёл  мимо.  Что  он  остановился,  и  протянул  ей  руку.  Он  помог  ей,  в  отличие  от  других,  которые  её  шпыняли,  и  старались обидеть  или  толкнуть.  А  сейчас,  он  стал  иным.  И  заслуживал,  того,  чтобы  его  называли  иначе. 
       -   Меня  зовут  Николай  Степанович,  -  ответил  он,  и  если  хочешь,  можешь  звать  меня  дядя  Коля.
       -   Хорошо,  -  согласилась  Женька. 

С  этого  дня,  она  стала  бывать  у  него  чаще.  Как  выяснилось,  она  училась  уже  в  седьмом  классе,  и  ей  было  четырнадцать  лет,  хоть  она  и  не  выглядела  на  свои  годы.  Что  происходит  у  неё  дома,  она  рассказывать  не  любила,  но  зато  стала  приходить  к  Степанычу  каждый  вечер,  чтобы  готовить  уроки.  И  он  помогал  ей,  как  мог,  вспоминая  забытые  математические  правила,  или  законы  физики.  Шло  время.  Женька  перестала  бояться,  и  приходила  к  нему  запросто,  по  поводу  и  без  повода.  Они  часами  разговаривали  обо  всём,  и  Степанович  рассказал  ей о  своих  неудачах,  а  Женька,  пусть  и  не  сразу,  поведала  о  своих. 
                А  как-то,  наводя  у  него  порядок,  она  обнаружила  старую  коробку  масляных  красок  и  пучок  кисточек. 
       -   А  это  у  вас  откуда ?  -  спросила  Женька.
       -   Откуда ?  -  переспросил  Степаныч,  -  я  ведь  раньше  был  художником.  И  говорят,  неплохим.  И  временами,  мне  даже  казалось,  что  именно  в  этом,  и  заключается  моё  призвание.  Тем  более,  что  работать  по  специальности,  мне  не  нравилось  никогда.  Я  ведь  закончил  индустриальный  техникум,  но  когда  впервые  пришёл  на  завод,  то  сразу  же  понял,  что  там,  не  моё.  Но  тем  не  менее,  отработал  несколько  лет,  а  попутно  рисовал  для  себя,  оформлял  стенгазету,  и  наконец,  когда  кто-то  сказал,  что  чем   гробить  свой  талант  среди  станков,  лучше  бросить  всё  и  заняться  исключительно  живописью,  я  перешёл  работать  художником-оформителем,  и  начал  новую жизнь.  А  потом  развалился  союз,  и  художники  стали  никому  не  нужны,  поэтому,  мне  пришлось  искать  другую  работу.  Потом  я  развёлся,  и  перестал  рисовать,  даже  для  себя.  Этим,  всё  и  закончилось.
       -   Дядя  Коля,  ну  ты  же  можешь  что-то  нарисовать ?
       -   Могу.
Женька  сбегала  домой,  и  принесла  альбом  для  рисования  и  карандаш,  и  Степаныч  долго  возился,  выдёргивая  из  альбома  один  лист,  за  другим.  Но  всё  это,  было  что-то  не  то.  Но  вот,  с  листа  глянула  настоящая,  живая  Женька,  и  Женька-первая, захлопала  в  ладоши,  разглядывая  своё  изображение,  но  Степаныч  возмущённо  засопел,  сказав,  что  это  снова  не  то,  и  забрал  у  неё  рисунок.  А  обиженной  Женьке,  пообещал  нарисовать  и  подарить  её  портрет.  И  после  её  ухода,  Степаныч  не  раз  и  не  два  пытался  воспроизвести  её  черты  на  бумаге,  но  потом  снова  рвал  и  комкал  листы,  и  бросал  их  прочь. 
                На  следующий  день,  он  купил  несколько  альбомов  и  карандаши,  и  стал  потихоньку  тренироваться.  А  когда  наступили  каникулы,  они  с  Женькой  бродили  по  парку,  и  даже  ездили  в  лес,  и  Степаныч  рисовал  и  её,  и  всё,  что  видел  вокруг.  Но  странное  дело,  когда он  сам  был  законченным  алкашом,  а  Женька,  убежав  от  дерущихся  родителей,  бродила  вокруг  дома  в  любую  погоду,  для  всех  остальных,  это  было  и  нормально,  и  естественно.  А  сейчас,  когда  он,  практически  перестал  пить  совсем,  а  Женька,  обрела  в  его  лице  поддержку  и  опору,  то  для  жителей  подъезда,  да  и  для  всего  дома,  это  стало  скандальной  темой  номер  один.  Старухи-пенсионерки  обсуждали  их,  склоняя  на  все  лады,  а  недавние  собутыльники,  злобно  подначивали,  в  простых  и  понятных  выражениях  объясняя,  что  его  ждёт,  за  связь  с  несовершеннолетней.  Дошли  такие  слухи,  и  до  вечно  занятых  Женькиных  родителей.  В  результате  чего,  её  подвыпивший  папаня,  остановил  Степановича,  и  начал  ему  качать  права.
       -   Девку-то  мы,  шалаву  вырастили,  -  заявил  он,  -  вся  в  мать  пошла,  сучка  недоделанная.  Но  я  с  ней  сам  разберусь.  А  ты,  Степаныч,  гляди,  за  малолетних,  в  нашей  стране,  не  только  в  тюрьму  сажают,  но  ещё  и  пидором  сделают.  Понятно  тебе ?
Договорить  он  не  успел.  В  ответ,  Степанович  сгрёб  его  в  охапку  и  саданул  об  стену. 
       -   Если  ты  мне,  выкидыш,  Женьку  хоть  пальцем  тронешь,  я  тебя  здесь  и  прикончу.  Понял,  гнида ?

А  на  следующий  день,  Женька  не  пришла.  И  когда  Степанович  дождался  её  появления  во  дворе,  разговора  у  них  не  получилось.  Но  ведь  ещё  задолго  до  этого  случая,  Степаныч,  отчётливо  осознал  шаткость  своего  положения.  Ведь  пьяный  идиот,  колотивший  свою  жену  и  дочь,  был  совершенно  нормальным  явлением  не  только  для  жителей  дома,  но  и  для  местной  милиции.  Мало  того,  если  раньше,  на  Батуриных  жаловались,  за  их  скандалы  и  пьянки  ( правда,  толку  от  этого,  не  было  никакого ),  то  сейчас,  во  всём  доме,  не  было  человека,  который  бы  не  встал  на  защиту  батуринской  семейки,  защищая  с  пеной  у  рта,  право  главы  семейства,  самому  решать,  что  же  ему  делать,  со  своими  домочадцами.  Потому  что  и  жена  и  дочь,  принадлежали  ему  по  закону.  И  что  именно  он  с  ними  вытворяет – это  уже  его  личное  дело,  и  никому  туда,  лезть  не  следует.  И  если  даже  и  лупит – значит  есть  за  что.  А  вот  если  здоровый  мужик  клеится  к  малолетке,  то  чего,  спрашивается,  он  от  неё  хочет ? 
                Поэтому,  в  глазах  окружающих,  Степаныч,  мало-помалу,  превращался  в  чудовище.  И  то,  что  он  абсолютно  переменился  внешне,  да  и  внутренне,  только  лишний  раз  убеждало  жильцов,  в  их  собственной  правоте – ведь  если  так  себя  ведёт,  значит,  есть  ему,  что  скрывать.  А  уж  если  даже  пить  бросил,  то  и  представить  себе  невозможно,  какие  грязные  замыслы,  он  ещё  вынашивает.  Дом  бурлил.  И  истеричные  бабы,  уже  договорились  до  того,  что  надо  от  Степановича,  прятать  всех  детей  вообще.  А  то,  мало  ли  что.  А  ещё  лучше,  отселить  его,  куда  подальше.  И  уже  пошли  по  квартирам  собирать  подписи,  доморощенные  активисты…
                Поэтому,  в  очередной  раз  выследив  Женьку,  Степанович  начал  объяснять  ей,  что  им  сейчас  нужно  временно  прекратить  всякие  отношении,  и  в  будущем,  видеться  как  можно  реже,  потому  что  ни  ему,  ни  ей,  подобные  сплетни,  хорошего  не  принесут.  Женька  слушала  его,  низко  опустив  голову,  и  затем,  даже  не  обернувшись,  направилась  к  своей  двери.  Но  потом,  вдруг  с  жаром  набросилась  на  Степановича.
       -   Значит  мне  уйти ?  Хорошо.  А  куда ?  Снова  во  двор,  или  домой ?  Так  ведь  там  меня  уже  выпороли  за  то,  что  я  с  тобой  трахаюсь.  А  весь  двор,  так  об  этом,  только  и  говорит.  Ты  думаешь,  что  если  я  уйду,  что-то  изменится ?
       -   И  что  ты  предлагаешь ?  -  ошалело  переспросил  Степанович,  -  ты  же  ведь  никому  не  докажешь,  что  у  нас  ничего  не  было.
       -   Тем  более,  если  у  нас  ничего  не  было,  а  все  вместе,  и  каждый  в  отдельности  убеждены  в  том,  что  мы  с  тобой  трахаемся  с  утра  до  вечера,  месяцами  подряд,  значит,  нам  давно  пора  это  сделать !
       -   Что  это ?  -  не  понял  Степанович.
       -   Что ?  -  вскинула  голову  Женька,  -  да  трахаться  же !
       -   А  ничего,  что  я  тебе  в  отцы  гожусь ?  -  рявкнул  Степанович.
       -   Ну  если  всех  вокруг  это  не  удивляет,  то  почему,  спрашивается,  это  должно  останавливать  меня ?  -  возмутилась  Женька.
       -   Ну  ты  даёшь,  -  поражённо  пробормотал  Степанович,  -  А  потом,  ты  мне  будешь  передачи  носить ?
       -   Пусть  только  попробуют !  -  заявила  Женька  таким  тоном,  что  Степанович  понял – это  уже  не  тот  испуганный  ребёнок,  который  был  раньше. 
       -   И  как  ты  себе  это  представляешь,  -  дипломатично  спросил  Степанович.
       -   Как ?  Лучше,  если  на  кровати.
       -   О  Господи !  -  завопил  Степанович,  -  И  когда  ты  спрашивается,  успела  вырасти ?
       -   Учителя  хорошие  были,  -  отрезала  Женька,  -  пошли !

“Какой,  к  чёрту  секс,  может  быть  с  этим  цыплёнком”,  -  раздражённо  думал  Степанович,  но  цыплёнок  уже  схватил  его  за  руку,  и  потащил  к  двери.  Они  вошли  внутрь,  подошли  к  кровати,  и  Женька,  неумело  чмокнула  его,  где-то  возле  губ.  Затем,  не  сводя  глаз  с  мужчины,  она  медленно  опустилась  на кровать,  потянув  его  за  собой.  Ощущения  Степановича,  были,  мягко  говоря,  противоречивыми.  Но  видя  его  сомнения,  Женька  взяла  его  руку,  и  задрав  свою  майку,  положила  её  себе  на  живот.  У  Степановича,  мурашки  пошли  по  телу.  Он  чувствовал  пальцами  кожу  молодого  зверёныша,  и  понимал,  что  Женьке  сейчас  нужен  не  секс,  а  обычное  внимание  и  забота,  хотя  тонкие  электрические  импульсы,  покалывали  его  тело,  и  он  уже  начал  заводиться.  Свободной  рукой  он  обнял  её,  и  прошептал  на  ухо :
       -   Хорошо.
И  начал  гладить  её,  медленными  движениями,  по  животу.  Женькина  скованность,  постепенно  исчезла.  Она  повернулась  на  бок,  чтобы  видеть  его  лицо,  и  прижалась  к  мужчине.  А он,  ласково  и  неторопливо,  разглаживал  её  животик,  проводя  по  нему  то  пальцами,  то ладонью,  то  ногтями.  Вскоре  Женька  не  выдержала,  и  вместе  с  майкой,  задрала  вверх  и  лифчик,  освободив  маленькие  упругие  грудки,  с  тёмными  пуговками  сосков.  Степанович  гладил  их  осторожно,  как  котят,  и  не  переставая  шептал  Женьке  на  ухо,  какую-то  сладкую  чепуху.  А  она,  запрокинув  голову,  нежилась  под  незнакомыми  ласками,  и  улыбалась  загадочной  улыбкой  опытной  соблазнительницы.  Лицо  её  порозовело,  а  на  виске  отчётливо  пульсировала  тоненькая  жилка.  Степанович  не  удержался,  и  поцеловал  эту  жилку,  почувствовав,  как  бушует  кровь,  у  этой  маленькой  женщины. 
                Он  продолжал  гладить  девочку  медленными,  чувственными  движениями,  пока  её  дыхание  не  стало  спокойным,  и  она  заснула.  А  когда  Женька  проснулась,  она  с  удовольствием  для  себя  отметила,  что  мужчина  лежит  рядом,  оберегая  её  сон.  Она  потянулась,  как  кошка,  и  приподнявшись  на  локтях,  повернулась  к  Степановичу.
       -   Ты  действительно  считаешь,  что  я  ещё  не  доросла  до  большего ?
       -   Нет,  котёнок,  -  просто  ответил  Степаныч,  -  просто  мне  кажется,  что  первая  близость,  должна  выглядеть  как-то  иначе.  И  обстановка  должна  быть  другая,  да  и  причинами  должны быть  не  злость,  как  сейчас,  а  любовь  и  радость.  И  чтобы  ты  чувствовала,  что  иначе,  ты  просто  не  можешь.  Так  понятно ?
       -   Понятно,  -  отозвалась  Женька,  -  но  обещай  мне,  когда  я  буду  это  чувствовать,  ты  не  станешь  мне  забивать  голову  подобной  ерундой,  ещё  раз.
       -   Хорошо,  обещаю,  -  соврал  Степанович.
       -   Договорились,  -  согласилась  Женька,  и  стала  собираться.

А  на  следующий  день,  Степаныч  столкнулся  во  доре,  с  Женькиным отцом.  Тот,  увидев  Степаныча,  засеменил  к  нему  наперерез,  явно  собираясь  скандалить.  Но  Степаныч,  без  долгих  разговоров,  заехал  ему  в  ухо,  а  затем,  подправив  левой,  расквасил  до  крови  нос.  После  чего,  яростная  решимость,  у  мужика  куда-то  пропала,  и  он  попятился  назад,  вытирая  красные  сопли.
       -   Ещё  вопросы  есть ?  -  спросил  Степаныч.
Мужик  затряс  головой,  и промычал  что-то  непонятное.
       -   И  ещё,  -  Степаныч  взял  его  за  воротник,  -  я  тебе  предупреждал,  чтобы  ты  Женьку  не  трогал ?      
Мужик  пялился  на него,  испуганно  косясь  на  разбитый  кулак  Степановича.
       -   Предупреждал ?
       -   Ага, -  боязливо  выдохнул  мужик.
       -   Получи. 
Степаныч  замахнулся  левой,  и  мужик  испуганно  вжал  голову  в  плечи,  прикрываясь  от  удара  руками,  но  Степанович  двинул  его  коленом  в  пах,  и  когда  тот  согнулся  пополам,  сказал :
       -   Ещё  раз  Женьку  тронешь, я  тебе  твой  хер  оторву,  к  чёртовой  матери.  Будешь  из  дырки  ссать,  как  баба  последняя.  Понятно ?
       -   Понятно-понятно  -  быстро  закивал  головой  мужик,  только  чтобы  отделаться  от  Степановича. 
       -   И  ещё.  Я  тебя,  сейчас  вообще  не  видел.  Ты  или  сам  споткнулся,  или  тебя  дружки  отметелили – выбирай,  что  больше  нравится.  Но  если  на  меня  какой  наезд  будет,  то  я  тебе  не  завидую.  Ты  всё  понял ?
       -   Ага,  -  гундосо  выдавил  тот  из  себя.
На  том  и  расстались.  А  уже  открывая  дверь  своей  квартиры,  Степаныч  поймал  себя  на  мысли  о  том,  что  он  хотел  бы  прямо  сейчас,  видеть  Женьку.  Ведь  раньше,  когда  она  бегала  к  нему  с  домашними  заданиями,  он  помогал  ей,  не  задумываясь  о  причинах  и  последствиях.  И  тогда,  она  была  для  него  ребёнком.  И  только  последние  события,  показали,  насколько  он  заблуждался.  Потому  что  ребёнок,  уже  давно  вырос.  Ведь  взрослеют  быстро,  не  от  хорошей  жизни.  Но  сейчас,  эта  перемена  занимала  Степановича,  всё  больше  и  больше.  Потому  что  ему  хотелось  уже  не  просто  приютить  чужую  девчонку,  накормить  её  и  дать  ей  успокоиться,  а  сейчас,  ему  было  интересно  принимать  её  у  себя, как  молодую,  красивую  женщину.
                Степаныч,  критически  осмотрел  своё  жилище.  Да  уж – не  дворец.  И  ему  захотелось  изменить  что-то  в  окружающей  обстановке,  но  всё,  что  приходило  в  голову,  требовало  либо  долгих  часов  работы,  либо  больших  расходов.  А  сделать  что-то,  нужно  было  прямо  сейчас.  И  осенённый  внезапным  порывом,  Степанович  подошёл  к  шкафу,  достал  оттуда  новый  сервиз,  и  понёс  его  на  кухню.  А  старые  тарелки,  чашки  и  миски,  он  сложил  грудой  на  кухонном  столе,  и  завернув  их  в  клеёнку,  отставил  на  пол.  Вымыв  стол,  и  приведя  в  порядок  кухню,  Степаныч  положил  на  стол  белую  простыню – скатерти  у  него  не  было,  а  пользоваться  снова  грязной  клеёнкой,  ему  уже  не  хотелось.  Ведь  если  уж  начинать  новую  жизнь – так  с  чистого  листа !  Затем  он  вернулся  в  зал,  взял  листок  бумаги,  ручку,  и  начал  составлять  список  того,  что  ему  необходимо  купить.  Затем,  наведя  порядок  и  там,  он  подошёл  к  кровати,  снял  старое  бельё,  и  достал  из  комода  новое.  Потом,  найдя  на  антресолях  ещё  одну  подушку,  выколотил  её  от  пыли,  и  надел  на  неё  новую  наволочку.  Перестелив  бельё  на  кровати,  заправил  постель. 
                Для  торжественности  момента,  не  хватало  ещё  цветов.  Но  где  же  их  взять,  поздно  вечером ?  Степаныч  вспомнил,  что  на  вокзале,  периодически  сидит  старуха,  продавая  цветы,  очевидно  из  своего  сада.  Он  закрыл  дверь,  и  поехал  туда.  Ему  повезло,  и  он  купил  у  неё  большую  охапку  роз.  Вазы  в  доме  не  было,  и  он,  набрав  воды  в  стеклянную  банку,  поставил  цветы  на  стол. 
                Тут,  ему  не  понравилось,  как  выглядит  прихожая,  и  Степанович  начал  хозяйничать  там.  А  обнаружив  на  антресолях  два  рулона  обоев,  он  задумчиво  повертел  их  в  руках,  и  пошёл  на  кухню,  варить  клейстер.  Последний  кусок  обоев,  он  наклеил  в  третьем  часу  ночи,  наскоро  убрал  самое  необходимое,  и  отправился  мыться  и  спать.  А  утром,  только  проснувшись,  вскочил,  чтобы  всё  закончить,  к  приходу  Женьки.  И  когда  она  зашла,  то  не  поверила  своим  глазам – прихожая  сияла  новыми  обоями,  везде  была  невиданная  чистота,  а  на  столе  в  зале,  стоял  букет  красных  роз.  Степаныч  выхватил  их  из  банки,  и  повернулся  к  Женьке.  Правда,  красивой  речи  не  получилось,  и  всё,  что  он  смог  сказать,  протянув  ей  цветы,  было:   
       -   Это  тебе.
Женька  взяла  цветы,  и  опустив  голову,  долго  смотрела  на  них.  А  когда  поглядела  на  Степановича,  на  глазах  её,  стояли  слёзы.  Степаныч  опешил.
       -   Это  мои  первые  цветы,   -  сказала  Женька,  -  мне  ещё  никто,  не  дарил  их.
Тут,  она  увидела  кровать,  с двумя  подушками,  и  посмотрела  на  Степановича  ещё  раз,  но  уже  совершенно  другими  глазами. 
       -   Пошли  лучше  пить  чай,  -  попробовал  изменить  ход  её  мыслей,  Степанович.
Кухня,  привела  Женьку,  в  полный  восторг. 
       -   Я  не  поняла,  что  здесь  случилось,  пока  меня  не  было ?  -  спросила  она.
       -   Тебя  не  было,  -  эхом  отозвался  Степанович,  -  в  этом,  и  вся  причина.  Но  не  задирай  нос,  а  лучше  поставь  чайник. 
Женька  улыбнулась,  и  пошла  набирать  воду.  А  затем  они  пили  чай,  из  новых  чашек,  и  Женька  ела  конфеты  из  коробки,  выгребая  их  по-детски,  жадно,  хотя  глаза  её,  смотрели  на  Степановича,  совершенно  иначе.  Это  были  глаза  женщины,  знающей  себе  цену – лукавые,  с  хитринкой  и  вызовом,  они  манили,  обещали,  и  затягивали  в  омут.  Но  у  Степановича,  не  выходило  из  головы  выражение  её  лица,  когда  она,  подняв  голову,  посмотрела  на  него.  Поэтому  отставив  чашку,  и  сказав  Женьке,  чтобы  она  его  подождала,  Степаныч,  бросился  за  карандашом  и  бумагой.  И  волнуясь,  стал  делать  торопливые  наброски,  старясь  запечатлеть  Женьку  такой,  какой  он  увидел  её,  и  запомнил  навсегда.  Пальцы  плохо  слушались  его – сказывался  многолетний  перерыв,  но  душа  пела,  и  Степаныч  рисовал  Женьку  ещё  и  ещё,  словно  продираясь  через  какие-то  немыслимые  заросли  к  свету,  к  новой  для  себя  жизни.  Наконец,  бумага  закончилась,  а  Женька  ползала  по  полу,  собирая  наброски.  Она  с  восторгом  рассматривала  их.  А  Степанович,  следил  за  игрой  её  лица.
       -   А  можно,  я оставлю  их  себе ?  -  спросила  Женька.
       -   Конечно,  -  согласился  Степанович,  - но  не  торопись,  ведь  дело  ещё  не  закончено.
       -   А  когда  же  оно  будет  закончено ?  -  удивилась  Женька.
       -   Много  будешь  знать – скоро  состаришься  -  шутливо  проворчал  Степаныч,  а  затем,  уже  другим  тоном,  добавил :  Не  знаю,  я  ведь  уже  столько  лет  не  рисовал.  Хотя,  я  очень  хочу закончить  твой  портрет.
       -   Так  это  будет  портрет  красками  -  переспросила  Женька,  -  или  карандашом ?
       -   Сперва  карандашом,  -  Степаныч  задумался,  -  А  чем  чёрт  не  шутит ?  Гулять  так  гулять !
       -   Ой,  здорово !  -  запрыгала  от  счастья  Женька.
       -   Не  торопись,  -  снова  заворчал  Степаныч,  -  может  и  не  получится  ещё.
       -   Получится !  -  заверила  его  Женька,  -  обязательно  получится !
Тут  Степаныч  вспомнил,  что  у  него  остались  куски  обоев,  и  начал  рисовать  Женьку,  на  их  обратной,  чистой  стороне,  стараясь  ухватить  выражение  её  глаз – оно,  почему-то,  ему  никак  не  давалось.  Когда  все  обои  закончились,  они  снова  сели  пить  чай,  и  Женька  доела  оставшиеся  конфеты,  но  вид  у  неё,  при  этом,  был  какой-то  отсутствующий.  Продолжая  думать  о  чём-то  своём,  она  спросила :
       -   А  кто  сейчас  моет  посуду ?
       -   Ну,  ты  же  у  меня  в  гостях,  -  галантно  ответил  Степаныч,  -  значит,  мою  я.
       -   Хорошо,  -  ответила  Женька,  -  не  буду  тебе  мешать.
Чем  она  занималась  в  зале,  Степаныч  не  слышал,  но  когда  он  вернулся  в  комнату,  то  увидел  улыбающуюся  мордашку  Женьки,  лежащей  в  постели,  и  натянувшей  одеяло,  до самого  подбородка. 
       -   Это  что  ещё  за  хулиганство ?  -  возмутился  он.
       -   Это  не  хулиганство,  -  оскорблено  ответила  Женька,  -  это  я. 

Степанович  открыл  было  рот,  но  Женька  перебила  его :
       -   Подожди.  Я  знаю,  ты  хотел,  чтобы  я  не  торопилась.  Хорошо,  не  буду.  Но  тогда,  и  не  останавливай  меня  специально.  Ладно ?
Степанович  не нашёлся,  что  сказать.  Он  подошёл  к  Женьке,  и  опустился  на  колени  перед  кроватью.  Женька  повернулась  к  нему.  Она  протянула  руку  из-под  одеяла,  и  положила  мягкую  ладонь  на  его  губы. 
       -   Не  надо,  -  сказала  она,  -  я  понимаю,  что  ты  сейчас  чувствуешь.  Хотя  мне  кажется,  что  ты  слишком  много  думаешь,  обо  всём  этом.  И  поэтому  мучаешься.  А  ты  не  думай.  Ты  просто  живи.
И  отвернувшись  в  сторону,  добавила :
       -   В  прошлый  раз,  мне  было  очень-очень  приятно,  когда  ты  гладил  меня.  И  я,  хочу  ещё.
И  пока  ошалевший  Степанович  собирался  с  мыслями,  она  стремительно  повернулась  к  нему,  и  взяв  его  руку,  положила  её,  себе  на  грудь.  Степанович  провёл  рукой  по  её  телу – этот  чертёнок,  лежал  под  одеялом  голышом.  Он  осторожно  просунул  под  одеяло  вторую  руку,  и  положил  её  рядом.  Внезапно,  он  почувствовал,  что  его  ладони  горячие,  а  кровь,  тяжёло  бьёт  в  голову.  И  через  секунду,  сорвался  в  вихрь  неистовых  движений.  Его  руки,  летали  по  телу  Женьки  со  страстью,  которой  он  сам  от  себя  не  ожидал.  Девочка  закрыла  глаза,  слегка  откинув  голову,  отчего  её  подбородок  поднялся,  а  аккуратные  грудки,  застыли  сосками  кверху.  Женька  раскинула  руки  в  стороны,  словно  шла  навстречу  нахлынувшему  чувству,  и  будто  бы  впитывала  каждое  действие,  каждое  движение  мужчины,  стараясь  не  пропустить  ничего.  Николай  повернул  её  набок,  заведя  одну  руку  под  голову,  и  лаская  грудь,  а  второй,  раздвинул  сжатые  ножки,  и дотянулся  до  вздрогнувшего,  под  его рукой,  гладкого  животика.  Женька  застонала.  А  Николай,  уложив  её  на  спину,  не  меняя  положения  рук,  продолжал  ласкать  и  исследовать  её  тело,  такое  податливое,  и  такое  нежное…

                В  следующий  раз,  когда  она  пришла  к  нему,  то  сразу  же  предложила :
       -   Пошли,  вместе  в  душ.
В  ванной,  Женька  разделась  раньше  него,  и  Николай,  впервые  увидел  её  тело  целиком. 
       -   Да  в  общем-то,  ничего  особенного,  -  ворчливо  подумал  он,  -  девчонка  как  девчонка.  Да,  грудь  уже  отчётливо  вырисовывается,  и  лохматится  поросль,  внизу  живота, но  это  тело  подростка – уже  не  ребёнка,  ещё  не  женщины.  Линиям,  не  хватает  округлости,  формам – законченности. Кожа,  тоже  ещё  не  разгладилась  и  не  приобрела  шелковистость,  и  тот  удивительный  оттенок,  который  будто  бы  проникает  сквозь  неё,  осеняя  тело  волшебным  сиянием,  когда  обнажённая  женщина,  кажется,  словно  омытой  лунным  светом.  Да,  ничего  этого,  сейчас  ещё  не  было.  Зато  глаза,  смотрят  уверенно  и  вызывающе. 
                Женька,  тоже  изучала  его  тело,  искоса  наблюдая,  как  предмет  его  мужской  гордости,  неуклонно  увеличивается  в  размерах.  Николай,  взял  её  за  руку. 
       -   Не  бойся,  -  сказал  он  ей,  -  потрогай  его.
Женька  осторожно  дотронулась  до  члена,  тот  в  ответ  ощутимо  дёрнулся,  и  она  ойкнула.  Оба  расхохотались.  А  потом,  брызгали  друг  в  друга  водой,  и  дурачились,  как  дети.  Наконец,  Николай  вытер  Женьку  полотенцем,  и  на  руках,  донёс  до  кровати.  В  этот  раз,  он  впервые  поцеловал  её  в  губы.  Потом  ещё  раз,  и  ещё.  И  наконец,  они  оба  сорвались  в  какой-то  сумасшедший  круговорот.  Лихорадочно  обнимая  друг  друга,  они  осыпали  поцелуями  лица,  шеи,  руки,  плечи,  и  снова  лица.  Потом,  тело  девочки  обмякло,  и  Николай  целовал  её  закрытые  глаза,  а  она,  в  ответ  вздрагивала,  и  еле  слышно  стонала.  Но  вот,  мужчина  спускается  поцелуями  к  Женькиной  груди,  и  ласкает  губами  сперва  один  сосок,  затем  другой,  он  целует  и  облизывает  их,  пока  они не  напрягаются  двумя  солдатиками.  А  Женька,  уже  не  стонет – она  шумно  дышит,  и  периодически  вскрикивает,  когда  ощущения  становятся невыносимыми.  А  Николай,  продолжает  её  целовать,  стараясь  не  обращать  внимания  на  тяжесть  в  паху,  держась  рядом  с  девочкой  так,  чтобы  не  задеть  её  напряжённым  членом,  и  не  сорваться  окончательно.  Но  вот,  она  открывает  глаза,  и  глядя  на  набрякший  член,  осторожно  касается  его  рукой.
       -   Тебе  тяжело,  да ?  -  спрашивает  она.
Николай  молчит,  а  Женька  наклонившись  к  нему,  и  взяв  член  двумя  руками,  пытается  неумело  его  сосать.  Теперь,  уже  стонет  мужчина,  а  Женька,  помогая  себе  руками,  начинает  уже  лучше  справляться,  с  поставленной  задачей.  Наконец,  всё  закончено.  Отдышавшись,  и  придя  в  себя,  Николай  спрашивает :
       -   И  где  же  ты  этого  нахваталась ?
       -   Где ?  Да  я  тебе  могу  рассказать  обо  всём.  Правда,  в  теории,  -  и  она  опускает  глаза.  -  а  у  нас,  многие  и  не  такое  делают.  И  по-настоящему.
       -   В  пятнадцать  лет ?  -  удивился  Николай,  -  что  же  это  за  девчонки  такие ?
       -   Что  ты  можешь  знать  об  их  жизни ?  -  ответила  Женька.
И  Николай  поперхнулся.  “Господи,  да  что  я  могу  знать  о  жизни  вообще ?  Если  этот  поросёнок  рассуждает  так,  словно  это  не  я,  а  она  старше  меня.”
       -   Прости  пожалуйста,  -  вслух  сказал  он,  -  но  тогда,  хвост  за  хвост.  Ты  знаешь,  я  читал  в  одной  книге,  что  у  народов,  живущих  на  островах  Тихого  океана,  есть  такой  обычай :  каждой  девочке,  когда  она  только  начинает  развиваться,  взрослые  мужчины  лижут  соски  и  клитор.
       -   И  что ?  -  не  выдержала  Женька.
       -   Это  для  того,  чтобы  ускорить  у  них  процесс  созревания,  и  сделать  их  более  красивыми  и  чувственными.
       -   Ух  ты !  -  вырвалось  у  Женьки.
       -    Так  неужели  мы  с  тобой  хуже  их ?  -  спросил  Николай.
       -   Мы  лучше,  -  убеждённо  ответила  Женька,  и  обхватив  голову  Николая,  она  медленно  опустила  её,  к  своей  промежности. 
А  Николай,  раздвинув  её  ножки  в  стороны,  долго  любовался  молодой  упругой  киской.  Затем,  аккуратно  поддерживая  девочку  за  попку, он  наклонился,  и  нежно  поцеловал,  это  маленькое  розовое  чудо.  Затем,  высунув  язык,  провёл  им,  по дрожащей  от  возбуждения,  расщелинке…

                Но  им  пришлось  ещё  не  раз  возвращаться  к  этим  действиям,  исследуя  и  запоминая  тело  партнёра  и  его  реакции,  потому  что  Женьке  было  то  больно,  то  щекотно,  то  она  лежала  расслабившись,  не  в  силах  сосредоточиться,  а  Николай,  обессилено  падал  рядом.  Много  раз  они  просто  дурачились,  лёжа  в  постели,  в  самых  разнообразных  позах,  стараясь  понять,  как  на  это  реагируют  их  тела,  и  их  сознание.  И  с  каждым  разом,  они  продвигались  хоть  немного,  но  вперёд.  Пока,  наконец,  усилия  Николая  не  увенчались  успехом,  а  Женька,  закусив  зубами  подушку,  не  закричала  изо  всех  сил…
                А  потом,  она  лежала  обессиленная  и  счастливая,  в  объятиях  мужчины, а  Николай  смотрел  на  неё,  прислушиваясь  к  её  прерывистому  дыханию,  и  понимал,  что  всё,  в  этой  жизни,  только  начинается.

                Он  уже  давно  написал  её  портрет  в  карандаше,  и  сделал  десятки,  если  не  сотни  набросков,  пока  не  научился  достаточно  быстро  схватывать  выражение  её  лица,  её  мысли  и  чувства.  Но  в  масле,  ему  ещё  не  удавалось  передать  всё  то,  что  не  давало  ему  покоя – то  ускользающее  выражение  Женькиных  глаз,  в  котором  были  и  радость,  и  слёзы,  и  удивление,  и  счастье. 
                Николай  старался  писать  Женьку,  как  можно  чаще,  для  чего,  постоянно  носил  с  собой  карандаш  и  бумагу.  И  как-то  проходя  с  ней  возле  самого  дома,  он остановился,  и  начал  быстро  набрасывать  её  лицо.  Женька,  привыкшая  к  таким  зарисовкам,  только  смеялась,  и  вертелась,  поворачиваясь  к  нему  то  одной, то  другой  стороной.  А  две  старухи,  сидевшие  неподалёку на  скамейке,  видимо  решили,  что  без  их  участия,  эта  проблема  не  решится,  и  взялись  учить  жизни  Степаныча,  и  вертихвостку-Женьку.  Николай  только  крутил  головой – его  злили  замечания  старух,  но  отвечать  им,  или  спорить  с  ними,  значит  упустить  момент  озарения.  А  не  отвечать,  ему  очень  не  хотелось.  Старухи,  же,  расценив  его  молчание  по-своему,  бросились  клевать  их  обоих.
       -   Вы  что,  старые,  головой  тронулись ?  -  внезапно  остановила  их  Женька. 
       -   А  ты  помолчала  бы,  -  огрызнулась  одна  из  них,  -  не  твоё  собачье  дело.  И  вообще  не  встревай,  когда  взрослые  разговаривают.  Ходит  тут,  прости,  господи,  от  горшка  два  вершка,  а  туда  же  лезет.  Сопли  вон,  утри  лучше.
       -   Я  сейчас  так  утрусь,  что  вы  сволочи,  об  этом  ещё  долго  помнить  будете,  -  каким-то  звенящим  голосом,  проговорила  Женька,  -  значит  ты,  тварь  старая,  всю  свою  жизнь  самогоном  торговала,  а  теперь  мне  объяснять  будешь,  как  себя  вести ?
При  упоминании  о  самогоне,  бабка  испуганно съёжилась  и  притихла.
       -   Да  я  к  тебе  завтра  приведу  такую  команду,  -  продолжала  Женька,  -  что  ты,  зараза,  не  то,  что  самогон,  воду  будешь разливать  бояться ! 
       -   Ой,  да  какой  там  самогон,  -  засуетилась  бабка,  -  и  не  видела,  и  не  слышала.  И  вообще,  что  я  тут  с  вами  болтаю,  у  меня  вон,  суп  на  плите  выкипает. 
И  развернувшись,  чуть  ли  не  бегом,  понеслась  к  подъезду.  За  ней,  едва  поспевая,  молча  семенила  вторая.
Николай  расхохотался. 
       -   Ты  можешь  работать  спокойно,  -  заявил  после  случившегося  этот  свинёнок,  -  я  не  дам  тебя  в  обиду.

                И  Степанович  не  знал,  смеяться  ему,  после  такого,  или  плакать.  Он уже  не  раз  замечал,  что  после  их  неполной,  но  вполне  ощутимой  близости,  Женька  стала  меняться  на  глазах.  Как  весенний  поток,  вобрав  в  себя  воду  многих  ручейков,  и  не  найдя  куда  излиться  бурлит  в  ожидании,  и  только  дойдя  до  определённого  уровня  перехлёстывает  через  край,  и  течёт  уже  маленькой  речкой,  так  и  Женькино  поведение,  стало  совсем  другим.  Ведь  Степанович,  стал  ей  сперва  отцом,  а  потом,  практически  и  мужем.  А  так,  как  в  силу  своего  возраста  и  менталитета,  изображать  мальчика-сверстника  у  него  не  получалось,  то  эту  стадию,  Женька  и  проскочила  в  своём  развитии,  стремительно  развиваясь  из  угловатого  подростка,  в  уверенную  в  себе  женщину.  И  хотя  детского,  в  её  поведении,  было  ещё  предостаточно,  она  определённо  поняла,  что  она  именно  женщина,  а  не  скажем,  первокурсница  ПТУ.  А  так  как  в  её  детстве,  хорошего  было тоже  негусто,  она  и  расставалась  с  ним,  без  сожаления.  Поэтому,  она  могла  подолгу  крутиться  возле  зеркала,  или  позировать  Степанычу,  не  обращая  внимания,  на  практически  полное  отсутствие  у  неё  одежды.  Её  тело,  стало  занимать  её.  А  убедившись,  что  она  нужна  мужчине,  она  не  упускала  случая,  чтобы  показать  себя,  со  всех  сторон.  Женька,  могла  часами  дурачиться,  строя  рожи,  или  гримасничая,  пока  Степаныч,  уже  уверенными  штрихами,  набрасывал  на  бумаге  её  лицо  и  тело.  И  то,  что  они  делали,  нравилось  им  обоим. 
                Хотя  обещанный  портрет,  написанный  красками,  ещё  не  появлялся.  Женька  уже  устала  канючить,  выпрашивая  очередную  работу  Степаныча,  уверяя,  что  на  ней,  она  выглядит  замечательно,  и  что  никогда  в  жизни,  у  неё  не  было  таких  портретов,  но  тот  был  неумолим,  потому  что  никак  не  мог  выразить  то,  что  ему  хотелось.  Не  раз  и  не  два,  он  рвал  все  рисунки,  и  кричал,  что  ему  надо  идти  в  дворники,  если  уж он  не  может  изобразить  то,  что  видит,  но  Женька,  убеждённо  доказывала  ему,  что  если  на  то  пошло,  то  с  каждым  разом,  он  рисует  всё  лучше,  и лучше. 
                Честно  говоря,  она  не  всегда  видела  разницу  в  нарисованном,  так  как  ей  нравились  все  работы  и  наброски  Степаныча,  но  как-то  в  очередной  раз,  после  такого  замечания,  Степаныч  долго  сопел  над  бумагой,  и  показал  ей  такое,  что  она  не  выдержала,  и  притихла,  молча  разглядывая  картинку,  вместо  обычных,  в  таком  случаев  восхвалений,  хоть  и  не  профессиональных,  но  вполне  искренних.  С  листа  бумаги,  смотрело  её лицо.  Это  была  и  она,  и  не  она.  Во  всяком  случае,  в  зеркале,  Женька  выглядела  немного  не  так.  Но  с  другой  стороны,  она  понимала,  что  именно  это  лицо – её  настоящее.  Ей  было  непонятно,  как  Степаныч  смог  этого  добиться,  но  он  выразил  то  главное,  что  было  в  ней  самой,  и  её  характере. 
       -   Обалдеть,  -  только  и  сказала  Женька.
Степанович,  тоже  уловил  эту  перемену.
       -   Ай  да  Звягин,  ай  да  сукин  сын !  -  радостно  завопил  он,  и  оба  закружились  по  комнате,  изображая  каких-то  танцующих  папуасов. 
                После  этого,  долгожданный  портрет,  был  написан,  буквально,  за  пару  дней. Тем  более,  что  холст  для  него,  был  уже  давно  готов,  и  стоял,  на  самодельном  мольберте,  что  называется,  в  ожидании.  Готовый  портрет,  в  простой,  купленной  на  базаре  рамке,  был  повешен  на  стену,  над  кроватью.  Потому  что  Женька,  хоть и  пропадала  у  Степановича  целыми  днями,  но  нести  такую  ценность  к  себе  домой,  не  решалась.  Сперва  ей  хотелось,  чтобы  рамка  была  другой,  но  Степанович  объяснил,  что  рамка  и  картина,  должны  соответствовать  друг  другу,  и  гармонировать  между  собой.  А  когда  на  рынке,  продают  какой-нибудь  пейзаж,  с  курами  на  навозной  куче,  или  с  грязью  и  лужами  привычных  просёлков,  и  всё  это  выставлено  в  золочёную  раму,  снятую  с  какой-то  картины  прошлых  лет,  то  на  подобные  хитрости   идут  только  для  того,  чтобы  бросающейся  в  глаза  показухой,  заставить  раскошелиться  недоверчивого  российского  покупателя,  и  таким образом,  заработать  хоть  немного  денег. 
       -   Вот  если  я  буду  тебя  писать  в  вечернем  платье,  и  с  драгоценностями,  тогда  золочёная  рама,  будет  уместна.  Хотя  и  не  обязательна.  Понятно ? 
       -   Понятно,  -  вздохнула  Женька,  -  а  как  ты  ещё  будешь  меня  писать ?
       -   А  как  ты  хочешь ?
       -   Ну,  так,  как  я  хочу,  ты  точно  не  согласишься.
       -   Что  значит  не  соглашусь ?
       -   Это  значит,  без  одежды.
       -   Совсем ?
       -   Ну,  ты  же  взрослый  человек.  И  должен  понимать,  что  “без  одежды“,  это  и  означает  “совсем“,  -  фыркнула  Женька.
Степаныч  внимательно  посмотрел  на  неё.
       -   А  если  соглашусь ?  -  только  и  сказал  он.
В  следующий  момент,  Женька  уже  висела  на  нём,  визжа  от  восторга,  и  целуя,  куда  попало – в  глаза,  в  щёки,  в  уши,  в  шею.  И  хотя  она  была  готова  позировать  уже  сейчас,  Степаныч  отослал  её  на  кухню,  чтобы  прежде  всего,  обдумать  самому,  как  это  всё  будет  выглядеть.  Женька  надулась,  и  ушла  мыть  посуду.  А  Степаныч  взял  стопку  листов  и  карандаш,  и  начал  набрасывать  эскизы.  Ему  хотелось  изобразить  Женьку  так,  чтобы  показать  неуловимость  превращения.  Чтобы  было  видно,  что  у  молодой  девушки,  тело  ещё  не  сформировалось  окончательно,  а  сознание,  вырвалось  далеко  вперёд,  и  подгоняет  это  самое  тело,  к  тем  рубежам  и  удовольствиям,  о  которых  она  давно  слышала,  и  неоднократно мечтала.  Что  она  живёт  в  ожидании,  в  предчувствии  огромного  счастья,  которого  ждёт  каждый  из  нас,  но  не  всем  оно  перепадает.  Но  молодость,  ещё  не  знает  этого.  Она  ждёт  этого  счастья,  с  распахнутой  душой,  и  широко  раскрытыми  глазами.  Она  верит,  что  оно  рядом.  И  вот  этот  контраст  ещё  детского  тела,  и  выражения  лица,  выражения  глаз  молодой  женщины,  ему  и  хотелось  изобразить. 
                В  это  время,  из  кухни,  раздался  звук  разбитой  посуды.
       -   Женька,  что  ты  там  творишь ?  -  спросил  Николай.
       -   А  что  не  видно,  посуду  мою,  -  невинным  голосом,  ответила  та. 
       -   Не  видно,  но  зато  слышно.  Ладно,  уговорила,  можем  начинать.
       -   Как  это  начинать,  когда  у  мня  ещё  куча  тарелок  осталась,  -  зловредно  отозвалась  Женька,  -  вот  домою  все,  тогда  и  приду.
Господи,  как  мало  нужно  женщине,  чтобы  устроить  скандал !  Степаныч  отчётливо  понял,  что  надо  срочно  идти  мириться.  И  хотя,  в  ходе  процесса  его  окатили  водой,  и  они  вместе  разбили  ещё  одну  тарелку,  но  согласие  было  достигнуто,  и  Женька  разлеглась на  кровати,  следуя  указаниям  Николая.  Он  расположил  её  по  диагонали,  заставив  приподняться,  опираясь  на  подушки,  и  повернуться  лицом  в  его  сторону,  словно  отзываясь  на  зов,  а  ноги,  закинув  одну  на  другую,  вытянуть  вдоль  кровати.  При  этом,  край  кровати  указывал  перспективу,  а  чтобы  уравновесить  правую  часть  пространства,  Николай отодвинул  туда  смятую  простыню,  и  бросил  диванную  подушку.  После  этого,  набросал  карандашом  черновик,  и  уже  на  нём,  отрабатывал  особенности  композиции.  Когда  схема  была  готова,  он  взял  следующий  холст,  и  решительными  мазками,  стал  писать. 
                Женька  притихла,  и  теперь  всячески  пыталась  изобразить  из  себя,  Бог  знает  что.  Степановичу  это  не  понравилось,  и он  заметил  ей,  чтобы  она  не кривлялась.  После  этого,  Женька,  отчаянно  волнуясь,  застыла  с  каменным  лицом – это  было  тоже  не лучше.  В  конце  концов,  когда  нужного  выражения  не  получилось  вообще,  он  посоветовал  ей  строить  рожи,  раз  уж  по-другому,  не  выходит  никак.  И  в  результате,  довольно  быстро  изобразил  всё,  кроме  злополучного  лица.  Но  с  ним,  сколько  ни  возился,  ничего  хорошего  не  получалось.  Поэтому,  Степаныч  пошёл  мыть  кисти,  сказав  Женьке,  что  сеанс  переносится  на  завтра.

                Но в  следующий  раз,  лицо,  всё  равно  не  вытанцовывалось.  А  запасы  краски,  были  уже  на  исходе.  И  когда  он  в  сердцах  разругался,  Женька  заявила :
       -   Ну  и  чего  ты  сердишься ?  Не  получается  лицо – напиши  его  так,  словно  я  отвернулась,  например,  стесняясь.
       -   Это,  очень  на  тебя  похоже,  -  ядовито  заметил  Николай.
Но  Женька,  не  обращая  на  его  реплики  внимания,  деловито  продолжала :
       -   А  кроме  того,  растиражируй  эту  картинку,  чтобы  она  у  тебя  была  в  нескольких  экземплярах.  Ведь  если  не  писать  глаза,  краски  тебе  хватит ?
       -   Хватит,  ну  и  что ?  -  не  понял  Степаныч.
       -   Как  что ?  Да  продашь  их  на  рынке,  и  заработаешь  на  краску.  Я  ведь  вижу,  как  ты  смотришь  на  тех,  кто  там  торгует  картинами.  А  по  сравнению  с  их  пейзажами,  твои  картинки,  что  называется,  с  руками  оторвут.
И  хотя  это  было  чудовищной  наглостью,  Степаныч  задумался.  Ведь  в  чём-то,  Женька  оказалась  абсолютно  права.  Хотя  его,  всё  равно,  одолевали  сомнения.
       -   И  что  же,  я  твоей  задницей,  буду  деньги  зарабатывать ?  -  проворчал  он.
       -   Ну,  во-первых,  не  задницей,  а  красотой,  а  во-вторых,  на  таких  условиях,  я  этим,  могу  ещё  и  гордиться.
       -   А  тапком  по  заду  не  хочешь ?  -  спросил  Степаныч,  ошалевший,  в  очередной  раз,  от  Женькиных  фокусов. 
Женька  только  фыркнула,  и  отвернулась.  Тогда  Степанович  подошёл  к  ней,  и  примирительно сказал :
       -   Ладно,  свинёнок,  ты  меня  убедила.
       -   Я  не  свинёнок !  -  возмутилась  Женька. 
       -   Хорошо,  маленькая  моя  женщинка,  прости  меня  пожалуйста,  за  свинёнка.  Я,  наверное,  никак  не  могу  привыкнуть  к  тому,  что  ты  у  меня  уже  взрослая.
Но  Женька  сидела,  демонстративно  глядя  в  другую  сторону,  и  Степановичу  пришлось  сперва  погладить  её  по  коленке,  выглядывающей  из-под  халатика,  затем  подняться  выше,   потом  другой  рукой  нежно  почесать  за  ухом,  и  наконец,  пощекотать  пальцем  живот,  показавшийся  в  складках  халата.  Женька  взвизгнула,  и  примирение  пошло  значительно  быстрее…

                А  её  идея  с  картинками,  действительно  оказалась  удачной.  Во  всяком  случае,  когда  в  воскресенье,  Степанович,  слегка  смущаясь,  выставил  первую,  из  написанных  им  картинок,  её  купили  тут  же.  А  подошедший  следом  мужчина  спросил,  нет  ли  у  него  ещё,  такой  же ?  Степаныч  отдал  ему  вторую,  и  после  этого,  хозяйственно  повысил  цену.  А  когда,  за  несколько  минут  расхватали  оставшиеся,  он  понял,  что  цену,  ещё  есть  куда  корректировать. 
                Поэтому,  накупив  красок,  он  всю  следующую  неделю  изображал  тот  же  сюжет,  в  разных  вариантах.  Его  фантазии,  хватило  на  полтора  десятка  картин,  но  когда  он  их  продал  меньше,  чем  за  два  часа,  Степаныч  крепко  задумался.  С  одной  стороны – деньги  сами  шли  в  руки,  и  не  в  его  положении,  было  от  них  отказываться.  С  другой,  он  понимал,  что  поставив  обнажёнку  на  поток,  он  рискует  остановиться  в  своём  развитии,  а  ведь  ему  самому  было  приятно  видеть,  что  он  не  только  вернулся  к  прежнему  уровню,  но  и  в  чём-то,  даже  превзошёл  его.  С  третьей  стороны,  другие  художники  тоже  не  дураки,  и  кто  лучше,  кто  хуже,  начнут  сами  выдавать  оголённую  натуру.  И  последнее – всё,  что  с  ним  произошло,  случилось  только  из-за  его встречи  с  Женькой.  Поэтому  с  неё,  он  и  решил  начинать.       
                Пересчитав  деньги,  Степаныч  прикинул,  на  что  их  лучше  потратить.  И  отправился  в  центр.  Он  обошел  все  ювелирные  магазины  города,  замучил  нескольких  продавщиц,  но  всё-таки  купил  то,  что  хотел – маленькие  золотые  серёжки,  форма  которых,  по  его  мнению,  идеально  подходила  к  Женькиной  лукавой  мордашке.  После  этого,  было  уже легче.  Выбрав  в  центральном  гастрономе  торт,  и  купив  бутылку  шампанского,  он  поехал  домой.  И  когда  пришла  Женька,  её  ожидала  целая  череда  сюрпризов.  Она  никак  не  ожидала  подобного,  поэтому  были  и  слёзы  радости,  и  крики  восторга.  А  чуть  позже,  и  стоны  удовольствия…

                Как  Степаныч  и  предполагал,  на  следующие  выходные,  рынок  расцвёл  изображениями  пышнотелых  красавиц.  Но  в  этот  раз,  он  ничего  своего  не  выставлял,  а  кроме  того,  пришёл  туда  как  обычный  покупатель,  разве  что,  вместе  с  Женькой.  Кстати,  сделать  перерыв  и  затаиться,  чтобы  определиться  с  ответным  ходом,  было  её  идеей.  Она  критически рассмотрела  всю  выставленную  на  продажу   груду  картин,  и  сделала  для  себя  вывод :
       -   Они  все  пишут  так,  словно  подглядывают  в  замочную  скважину.  Да  и  бабы  у  них,  какие-то  разухабистые.  Ты обратил  внимание,  что  торговля  у  них  идёт  вяло ? 
       -   Да,  ну  и  что ?
       -   Потому  что  те,  кому  такие  бабы  нравятся,  их  не  купят – или  жена  не  позволит,  или денег  жалко.  А  вот  те,  кто  готовы  заплатить,  не  хотят  вешать  себе  на  стену  то,  что  должно  по  своему  уровню,  висеть  где-нибудь  в рабочей  общаге,  или  в  дешёвом  кабаке.  То  есть,  одни  из  них  хотят,  но  не  могут,  а  другие  и  могли  бы,  но  не  очень-то  и  хотелось.  Ты  понял,  что  нам  нужно  делать ?
       -   Что ?
       -   Нужно  писать  большие  картины,  с  претензией  на  шик  и  роскошь. Ну  там,  бронзовые  подсвечники,  бархатные  портьеры,  шёлковые  платья.  Или  всё  это,  на  фоне  рыцарских  замков,  знаешь,  какие-нибудь  решётчатые  окна,  колонны,  заросшие  плющом,  полная  луна  и  небо,  усыпанное  звёздами.  Или  озеро  в  горах,  и  девушка,  которая  хочет  в  нём  купаться.  Или  водопад…
       -   Женька !  Откуда  у  тебя  всё  это ?  -  поразился  Степаныч.
       -   Сама  не  знаю,  -  призналась  Женька,  -  у  меня  такое  ощущение,  что  я  это  всё,  уже  где-то  видела.

                Теперь,  они  вместе  засели  за  работу.  Хотя,  слово “засели“,  не  будет  точно  отражать  их  действия,  потому  что  Степаныч  часами  стоял  за  мольбертом,  а  Женька  крутилась  по  всей  квартире,  принимая  самые  разнообразные  позы.  Они спорили  и  ссорились,  обсуждая  каждый  сюжет,  определяя  колористику  картины,  и  её  композицию.  Периодически  они  ходили  в  библиотеку,  где  перерыли  горы  книг,  в  поисках  иллюстраций,  с  нужными  фрагментами.  Всё  найденное,  Николай  зарисовывал  в  особый  альбом.  Иногда,  эти  находки,  действительно  оказывались  полезными.  Мало-помалу,  у  него  выработался  особый  стиль,  потому  что  он  уже  врос,  в  этот  романтический  период,  и  сам  чувствовал,  где  и  чего  нужно  добавить,  или  убрать.  А  лучшей  натурщицы  чем  Женька,  нечего  было  и  представить  Потому,  когда  полтора  десятка  больших  полотен  были  готовы,  а  рынок,  к  тому  времени,  был  завален  третьесортной  продукцией,  появление  Степановича  с  его  картинами,  было  подобно  разрыву  бомбы.  Сперва  народ  бросился  смотреть  на  такое  удовольствие  на  халяву,  а  потом,  появились  люди,  серъёзно  оценивающие  полотна,  и  собираясь  что-то  купить. 
                Услышав  от  Степановича  цену,  какой-то  крутой  бизнесмен,  вальяжно  спросил :
       -   А  сколько  это  будет,  в  долларах ?
       -   Двести,  -  быстро  сказала  Женька,  пока  Степанович  мучительно  прикидывал  в  уме,  позабытые  правила  умножения  и  деления.  Но  бизнесмен,  поднаторевший  на  таких  расчётах,  удивлённо  посмотрел  на  неё :
       -   Тут  ведь,  даже  ста  не  будет.
       -   Мы  ошиблись,  -  не  смущаясь,  заявила  Женька. 
Мужик  покрутил  носом,  но  достал  из  лопатника  две  сотни,  и  молча  протянул  их  Женьке.  Та  взяла  деньги  с  таким  видом,  будто  для  неё,  это  самое  обычное  дело – получать  оплату  в  долларах. 
       -   А  вон  та  сколько ?  -  указал  бизнесмен  на  соседнюю.
       -   А  та,  триста,  -  нахально  ответила  Женька.
       -   А  за  двести  пятьдесят ?
       -   Двести  восемьдесят.  Как  первому  покупателю.
Мужик  молча  отсчитал  деньги,  забрал  вторую  картину,  и  уже  уходя,  сказал  Степановичу :
       -   Молодец  девка.  Держись  за  неё – с  такой  не  пропадёшь. 
Степаныч  не  ответил.  Он  стоял,  совершенно  охреневший  и  от денег,  которые  так  неожиданно,  и  в  таком  количестве  свалились  им  на  голову,  и  от  того,  как  себя  вела  Женька,  и  от  собственных  ощущений.  Неужели  вот  эту  девчонку,  он  подобрал  на  улице,  два  года  назад ?  И  неужели  ему  платят  такие  деньги,  которые   даже  сейчас,  на  своей  работе,  он  может  получить,  за  несколько  лет ?  И  неужели  он,  ещё не  так  давно  опустившийся  и  раздавленный  жизнью  алкаш,  сейчас  стоит  рядом  с  молодой  девушкой,  которой  обязан  и  этим  превращением,  и  профессиональным  ростом,  и,  наконец,  успехом ? 
       -   Женька,  -  он  повернулся  к  ней,  но  не  мог  ничего  сказать,  губы  его  дрожали.
       -   Господи,  тебе  плохо ?  -  спохватилась  Женька.
       -   Нет,  мне  очень  хорошо. 
       -   Ну,  слава  Богу.  От  этого  не  умирают.  А  то,  ты  меня  напугал. 
       -   Извини,  я  не  хотел  тебя  пугать.  Я  тебе  очень  благодарен.  Правда.  Спасибо  тебе.  Если  бы  не  ты…
       -   А  если  бы  не  ты,  -  перебила  его  Женька,  -  нас  бы  здесь,  вообще  не  было.   
Они  обнялись,  и  долго  стояли  молча.  Просто  все  слова,  были  уже  ни  к  чему.  И  ничего  не  надо  было  объяснять.  Из  этого  состояния,  их  вывело  чьё-то  негромкое  покашливание. 
       -   А  сколько  стоит,  вон  та  картина ?  -  спросил  хорошо  одетый  мужчина.
Правда,  он  торговался  до  последнего,  и  картина  ушла  за  сто  пятьдесят,  но  до  обеда,  они  продали  ещё  три,  заработав,  больше  тысячи  долларов. 
                А  вечером,  сидя  на  диване  после  роскошного  ужина,  Женька  строила  планы  на  будущее. 
       -   Получается  так,  что  мы  сегодня,  сняли  все  сливки.  И  в  следующий  раз,  такой  везухи,  уже  не  будет.  И  народ  станет  осторожнее,  и  те,  кто  хотел  купить,  уже  своё  получили.  Поэтому  остальные  картины,  не  стоит,  наверное,  таскать  все  сразу.  Достаточно  будет  взять,  одну-две.  Да  и  с  теми,  ещё  постоять  придётся.  Зато  знаешь,  какой  надо  брать  следующий  курс ?
       -   Какой ?
       -   Нужно  делать  картину  экстра-класса.  Одну.  Такую,  чтобы  её  взяли  в  подарок,  очень  крутому  начальнику.  Потому  что  себе  такое,  уже  не  купят,  а  вот  для  босса,  особенно  если  он  не  женат,  или  придерживается  свободных  взглядов,  будет  в  самый  раз.  И  даже  такому,  не  всегда  удастся  повесить  её  дома.  А  вот  у  себя  в  кабинете – очень  даже  может  быть.  Значит  картина  должна  выглядеть  так,  чтобы  он  мог  ею  похвалиться,  перед  другими.  Понятно ?  Это  значит  очень  большой  размер,  и  очень  серьёзный  уровень.  Сделаем ?
       -   С  таким  командиром – запросто.
       -   А  разве  я  командир ?
       -   Во  всяком  случае,  у  тебя  это  здорово  получается.
       -   И  ты  будешь  меня  слушаться ?
       -   А  что  я,  по-твоему,  делаю ?
Они  расхохотались.  А  позже,  когда  они  лежали  в  постели,  и  мысли  и  чувства  развернулись  в  ином  направлении,  Николай  наконец  сказал :
       -   Женька,  я  люблю  тебя.  Ты  будешь  моей  женой ?
Та,  до  боли  обняла  его,  и  долго  молчала.  А  потом  спросила :
       -   А  кто  же  я  сейчас ?  Любовница ?
       -   Ну,  тебе  же  нет  восемнадцати,  -  начал  было  Николай.
       -   Глупый,  когда  живут  и  любят,  возраст  не  спрашивают.  Я  тебя  люблю,  уже  давно.  И  перед  Богом – я  твоя  жена.  А  всё  остальное,  не  имеет  значения.
       -   Женька,  -  помолчав  спросил  Николай,  целуя  её  в  шею,  -  а  как  тебе  удаётся  сделать  так,  что  в  разговорах  с  тобой,  я  постоянно  чувствую  себя  дураком ?
       -   И  как  ты  к  этому  относишься ?
       -   Я  удивляюсь  тому,  какая  ты  умная.
       -   Значит,  из тебя  получится  действительно  хороший  муж.
Николай  не  выдержал,  и  захохотал. 

                И они  снова  окунулись  в  напряжённые  будни – отбирали  сюжеты  для  будущей  картины,  делали  пробные  зарисовки,  ходили  в  библиотеку.  За  выходные,  продали  ещё  одну  картину – Женька  и  здесь,  оказалась  права.  И  снова  потянулись  рабочие  дни.  Но  разговоры  о  том,  что  Степаныч  продаёт  картины  за  доллары,  и  продал  их  уже  с  полсотни,  и  не  знает,  куда  теперь  девать  деньги,  крепко  ударили  по  мозгам  недовольных  соседей.  И  притихшие  было  прежние  сплетни,  возобновились  с  удвоенной  силой.  А  женькин  папаша,  помня  былое унижение,  стал  как-то  недобро  усмехаться.  С  тем,  что  его дочка,  фактически  ушла  к  взрослому  мужику,  он  почти  смирился.  Но  тот  факт,  что  Степаныч,  ещё  недавно  пьянь  подзаборная,  сейчас  гребёт  деньги  лопатой,  а  он,  слесарь  пятого  разряда,  из-за  пьянок  и  скандалов  живёт  впроголодь,  возмутил  Лёху  Батурина,  до  предела.  И  так  как  смириться  с  этим,  Лёха  не  смог,  то  закончилось  это  всё  тем,  что  однажды  утром,  Степаныча,  возвращавшегося  со  смены,  грохнули  по  голове  обрезком  трубы,  сразу  же,  как  только  он  вошёл  в  тёмный  подъезд.  А  потом,  уже  упавшего,  ещё  пинали  ногами. 
                На  его  счастье,  его  обнаружила  соседка,  спешившая  в  магазин.  Она  подняла  шум, приехала  скорая,  и  окровавленного  мужика,  увезли  в  больницу.  Женька,  когда  узнала  об этом,  чуть  с  ума  не  сошла,  и  пропадала  возле  больницы,  днём  и  ночью.  Когда  её  пускали  в  палату,  она  сидела  рядом  с  койкой  Степановича,  в  белом  халате,  непривычная  и  незнакомая.  Черты  лица  её,  стали  резче.  У  губ,  появилась складка.  Хотя  она  исправно  старалась  улыбаться,  и  говорить,  только  о  хорошем.  У  Николая,  оказалось  сотрясение  мозга,  и  сломана  пара  рёбер,  не  считая  синяков,  но  он  ещё  легко  отделался.  И  если  бы  не  меховая  шапка,  смягчившая  удар,  всё  закончилось  бы  совсем  по-другому.  А  через  несколько  дней,  Женькин  папаша  по  пьянке  проговорился,  что  Николая  уделал  он,  вместе  с  дружками. 
                Что  было  после  этого,  не  знает  никто,  но  Женька,  забрала  свои  пожитки,  и  ушла  из  дома.  А  папаша  напился  до  свинячьего  визга,  и  больше,  к  водке,  не  приближался  совсем.  И  бродил  по  двору,  непривычно  трезвый,  озираясь  по  сторонам,  с  перепуганным  видом.  Но  обо  всём  этом,  Степанович  узнал  после  выписки.  А  пока,  Женька  сидела  у него в  палате,  удивляя  видавший  виды,  медперсонал.
       -   Какая  у  вас  дочка  хорошая,  -  не  могли  нахвалиться,  на  неё  глядя,  санитарки  и  медсёстры.
Женька,  только  молча  улыбалась  в  ответ.
       -   Слушай,  -  заговорщицки  шепнул  ей  Николай,  -  а  ты  что,  ни  разу  не  сказала  им,  что  ты  мне  не  дочка ?
       -   Глупый,  и  что  это  даст ?  Пока  они  считают  меня  дочкой,  они  и  к  тебе  относятся  по-хорошему.  А  скажи  я  им  правду,  так  тебе  же  хуже  будет.  Ну  так ?
       -   Господи,  прости  меня,  пожалуйста.  Женька,  ты  у  меня  редкая  умница.  Но  скажи  мне,  и  зачем  тебе  тогда  такой  дурак  понадобился ?
       -   От  дураков,  дети  красивые  бывают.  Так  понятно ?
       -   А  ты  хочешь  детей ?
       -   А  кто  же  их  не  хочет ?
       -   Так  я  хоть  сейчас !  -  хорохорился  Николай.
       -   Лежи  уже,  горе моё,  тебе  сейчас  выздоравливать  надо.  Успеешь  ещё,  детей  наделать.   
Они  проговорили  допоздна,  пока  нянечка  не  выпроводила  Женьку  из  палаты. 
       -   Завтра  ещё  придёшь,  -  заявила она, -  тогда  и  наговоритесь.
       -   Ну  да,  а  то  я  ему  завтра  скажу,  что  уже  полтора  месяца,  как  беременна,  -  подумала  Женька. 

                Зато  когда  Николая  выписали,  и  Женька  привезла  его  на  такси  домой,  она  сказал  ему  просто :
       -   Знаешь,  я  ушла  из  дома.  Так  что  теперь,  мы  вместе.  Ты  не  против ?
       -   Женька,  -  Николай  кинулся  к  ней,  -  я  так  счастлив ! 
И  уже  позже,  обнимая  Женьку,  Николай  признался :
       -   Я  не  могу  представить,  за  что  мне  это,  но  такого  подарка,  в  моей  жизни,  никогда  не было.  За  одно  твоё  появление  в  моей  судьбе,  и  за  то,  что  ты  сделала,  мне  тебя  надо  на  руках  носить,  и  ноги  целовать. 
       -   Серьёзно ?  -  Женька  развернулась  к  нему,  и  положила  свою  маленькую  ступню  Николаю  на  грудь,  -  тогда  можешь  начинать.
И  пока  Николай  расцеловывал  каждый  пальчик,  она  добавила :
       -   Тем  более,  что  в  твоём  нынешнем  положении,  носить  меня  ещё  нельзя,  а  как  станешь  на  ноги,  будет  уже  труднее.
       -   Это  почему ?  -  спросил  Николай,  целуя  другую  ногу. 
       -   А  потому,  что  тогда,  я  буду  килограмм  на  десять тяжелее.
Николай  замер  с  открытым  ртом. 
       -   Это почему ?  -  снова  спросил  он.
       -   Потому  что беременные  женщины,  как  правило,  прибавляют  в  весе. 
       -   Женька !!!
       -   Тише  ты,  сейчас  и  тебе  прыгать  нельзя,  и  мне  уже  нежелательно. 

И  когда  счастливая  возня  уже  утихла,  она  спросила :
       -   А  знаешь,  что  я  подумала ?
       -   Что ?
       -   Я  поняла,  что  ты  будешь  писать,  в  следующий  раз.  Помнишь,  мы  ведь  собирались  сделать  картину,  для  рабочего  кабинета.  Мне  кажется,  я  знаю,  что  нужно  изобразить,  чтобы  очередную  картину,  купил  даже  женатый  мужчина.
       -   И  что  же ?
       -   Это  будет  женщина,  обнажённая  и  красивая,  где-нибудь  в  естественной  среде,  например,  у  берега  моря.  А  рядом  с  ней,  будет  маленький  ребёнок.  По-моему,  это  пойдёт  на  ура.  Как  ты  считаешь ?

                А  ещё  через  полгода,  когда  Женька  уже  собиралась  рожать,  Николай  сказал  ей,  не  то  в  шутку,  не  то  всерьёз :
       -   Смотри у  меня,  чтобы  всё  было хорошо.  Чтоб  и  у  тебя  и  у  малыша,  всё  было  в  порядке.  Потому  что  мне  без  тебя,  делать  нечего. 
       -   А  куда  ты  от  меня  денешься ?  -  вопросом  на  вопрос,  ответила  Женька.
Но  когда  ещё  через  три  недели,  в  половине  второго  ночи,  он  вызвал  скорую,  и  Женьку  увезли  в  роддом,  Николай  не  находил  себе  места.  Он  попробовал  заснуть,  но  ничего  не  получилось.  И  к  восьми  часам,  он  уже  стоял  у  дверей  родильного  отделения.  Там  ему  ответили,  что  Женька  ещё  не  родила,  и  он  слонялся  из  угла  в  угол,  пока  его  не  выпроводили  санитарки.  Время  тянулось,  побитой  улиткой.  И  когда  прошла  уже  вечность,  Николай  посмотрел  на  часы – оказывается,  в  этом  мире,  они  отсчитали  только  двадцать  две  минуты. 
                Он  старался  вспоминать  их  совместную  жизнь,  начиная  от  первой  встречи  до  сегодняшней  ночи,  в  деталях  и  подробностях,  но  всё  равно,  не  мог  отделаться  от  мысли,  что  может  случиться  что-то  страшное.  Он  видел  всё,  кроме  Женькиного  лица,  и  это пугало  его.  Он  напрягал  свою  память,  он  слышал  её  смех,  он  чувствовал  прикосновение  её  рук  и  тела,  но  вместо  лица,  была  какая-то  маска. 
                Николай  снова  пришёл  в  отделение,  и  услышав  привычное  “Нет“,  не  выдержал,  и  пошёл  в  магазин.  Но  и  водка,  не  спасла  его.  Он  просто  выпил  её,  как    воду  из  под  крана.  По  крайней  мере, ни  облегчения,  ни  отупения,  не  наступило.  А  в  голове,  чугунным  молотом  билась  мысль : “Что  там,  с  Женькой ?”  И  когда  совершенно  измученный  и  задёрганный,  он  в  очередной  раз  пришёл  в  роддом,  то  дежурная  сестра,  едва  увидев  его,  крикнула,  улыбаясь :
       -   Танцуй,  папаша,  девка  у  тебя  родилась !
       -   А  что  с  Женькой ?  -  вскинулся  Николай.
       -   Да  всё  у  них  хорошо,  не  дёргайся.
И  с  души  у  Николая,  словно  камень  свалился.  А  когда  Женька  с  девочкой  вернулась  домой,  всё  наполнилось  какими-то  новыми  ощущениями.  С  одной  стороны,  Николай  уже  прошёл  эту  школу,  много  лет  назад,  с  Иринкой,  но  сейчас,  ему  казалось,  что  всё  происходит,  совершенно  по-другому.  Хотя  его  честные  попытки  помочь,  чаще  всего  заканчивались  неудачей.  Поэтому,  ему  пришлось  заниматься  хоть  и  необходимой,  но неквалифицированной  и  неблагодарной  работой.  Другими  словами,  стирать  пелёнки.  Но  когда  Женька,  стараясь  его  разгрузить,  предложила  купить  памперсы,  он  первый  отказался,  мотивируя  это  тем,  что  за  весь  исторический  период,  люди  ими  не  пользовались  совсем,  и  росли нормальными  и  здоровыми.  А  перемены,  да  ещё  и  для  малышей,  неизвестно  к  чему  приведут. 
                Девочку,  они  назвали  Валерией.  Просто  раньше,  когда  они  обсуждали,  как  называть  малыша,  Николай  предлагал  свои  варианты,  но  когда  Женька  сказала,  что  мальчика,  она  бы  назвала  Николаем,  а  из  женских  имён,  ей  больше  нравятся  такие,  которые  могут  принадлежать  и  мальчику,  и  девочке,  то  есть,  либо  Александра,  либо  Валерия,  Николай,  стал  с  ней  спорить. 
       -   Тогда  я  тоже  хочу  назвать  девочку  Женькой,  -  возразил  он,  -  а  то  получается  какое-то  ущемление  интересов.
       -   И  что  ты  будешь  делать,  с  двумя  Женьками ?
       -   А  ты,  с  двумя  Николаями ?  -  парировал  он.
В  конце  концов,  после  долгих  споров,  пришли  к  тому,  что  мальчика  назовут  Александром,  а  девочку  Валерией.  Или,  как  они  говорили  чаще,  Валеркой. 
                Валерка  росла,  как  и  все  дети,  то  поражая  их  тишиной  и  послушанием,  то  устраивая  рёв,  в  самый  неподходящий  момент.  Но  если  раньше,  она  тянулась  только  к  матери,  то  после  года,  стала  проявлять  активный  интерес  к  Николаю.  А  когда  она  начала  чисто  выговаривать  слово  “Папа“,  они  стали  разговаривать  на  равных :
       -   Папа !
       -   Что ?
       -   Папа !
       -   Что ?
Так,  они  могли  беседовать  часами.  И  оба  ходили,  довольные  и  хитрые.  А  Женька,  придя  в  себя  после  родов,  стала  очень  красивой  женщиной.  Нет,  конечно,  она  и  раньше  была  то,  что  надо,  но  тогда  во-первых,  в  ней  ещё  ясно  проглядывал  подросток,  а  во-вторых,  материнство  добавило  ей  спокойствия  и  гармонии.  И  если  раньше  она  могла  отшить  любого,  то  сейчас,  её  просто  не  задевали.  А  Николай,  старался  сделать  так,  чтобы  его  любимые  женщины,  имели  всё  необходимое.  И  частенько,  даже  сверх  того – ему  нравилось  их  баловать.  Женька,  хоть  и  ворчала,  от  его  расходов,  но  было  видно,  что  ей  это  тоже  приятно.  И  когда  они  вместе  ходили  гулять  с  Валеркой,  на  них  оборачивались  многие :  красивая  молодая  мама,  с  копной  тёмно-каштановых  волос,  развевающихся  из-под  шляпы,  хорошо одетая,  с  очаровательным  малышом,  и  рядом  с  ней  представительный  мужчина,  в  дорогой  кожаной куртке  и  ковбойских  сапожках. 
                А  вскоре,  им  неожиданно  очень  повезло.  Дело  в  том,  что  Николай  и  Женька,  жили,  как  на  острове – посреди  если  не  злобы,  то  хотя  бы  отчуждения  соседей.  Но  вот,  Женькины  родители  поменяли квартиру  в  другой  район,  и  на  их  место,  вселилась  очень  интересная  женщина.  Она  была  уже  на  пенсии,  но  её  энергии,  позавидовали  бы  люди,  намного  моложе  её  по  возрасту.  Женьке,  она  сразу  понравилась,  и  вскоре,  они  разговорились,  и  познакомились  поближе.  Женщину,  звали  Елена  Михайловна.  Она  проработала  всю  жизнь  учительницей,  но  это  не  испортило  её  характер,  как  это  бывает  у  многих,  а  наоборот,  очень  любила  и  детей,  и  взрослых.  Правда,  взрослые,  не  торопились  отвечать  ей  взаимностью,  особенно  после  того,  как  увидели,  что  она  сошлась  с  Николаем  и  Женькой.  Но  с  другой  стороны,  никто  из-за  этого,  и  не  страдал. 
                Елена  Михайловна  вошла  в  их  жизнь  так,  словно  всегда  была  рядом,  и  знала  о  них  всё.  Они  ходили  друг  к  другу  в  гости,  а  Николай,  практически  сразу  же,  попросил  разрешения,  написать  её  портрет – у  Елены  Михайловны,  было  действительно  красивое  лицо  увлечённого  человека.  А  Валерка,  так  просто  не  слазила  у  неё  с  колен.  И  вскоре,  Елена  Михайловна,  предложила  им :
       -   А  что,  если  Валерка  будет  у  меня,  а  Женя,  сможет  тогда  помогать  Николаю ?  Во  всяком  случае,  у  вас  будут  развязаны  руки,  а  мне,  с  таким  ребёнком,  намного интереснее,  чем  без  него.  Как  вы  думаете ?
                И  после  этого,  жизнь  уже  четырёх  человек,  прочно  вошла  в  новую  колею,  и  все  были  довольны.  Ведь  Николаю,  действительно  не  хватало  Женьки – во  всех  смыслах,  и  теперь,  они  переживали  второй  медовый  месяц,  тем  более,  что  первый,  из-за  его  травмы,  был  не  совсем  таким,  как  хотелось.  Как  следствие,  это  вылилось  в  новую  серию  картин.  И  теперь,  даже  Николай,  был  согласен  с  тем,  что  они  здорово  отличаются  от  тех,  что  были  раньше.  В  лучшую  сторону. 
                Кроме  этого,  написав  портрет  Елены  Михайловны,  он,  видя,  как  она  тянется  к  Валерке,  подарил  ей  портрет  девочки,  а  когда  женщина  заплакала,  ему  тоже  стало  не  по  себе,  и  Николай,  поколдовав  за  мольбертом,  принёс  Елене  Михайловне  большую  картину,  на  которой  были  изображены  и  она,  и  Валерка.  В  отличие  от  её  первого  портрета,  где  Елена  Михайловна  выглядела  официально – в  строгом  платье,  здесь,  они  были  обе  изображены  в  обычной,  домашней  обстановке.  Комнату  пронизывали  лучи  света,  и  девочка  и  женщина  улыбались,  вокруг  них,  всё  было  зелёным  и  цветущим – Елена  Михайловна  обожала  цветы,  и  всё  это,  было  таким  радостным  и  добрым,  что  каждый,  кто  смотрел  на  это  полотно,  тоже,  невольно  улыбался. 
                Елена  Михайловна,  не  смогла  сдержать  слёз,  и  когда  она  успокоилась,  то  расцеловала  и  Николая  и  Женьку,  а  Валерка  прыгала  вокруг  неё,  и  не  могла  понять,  почему  взрослые,  такие  странные,  и  плачут  тогда,  когда  надо  радоваться.  А  потом  они  все,  долго  решали,  как  будет  лучше  повесить  картину. 
                Валерка,  уже  давно  называла  Елену  Михайловну  бабушкой,  потому  что  даже  при  нормальных  родителях,  ребёнку  всё  равно  необходимы  тети  и  дяди,  бабушки  и  дедушки,  а  никого  этого,  у  неё  не  было.  Николай  был  поздним  ребёнком,  и  его  мать  давно  умерла,  а  отца,  он  не  помнил  совсем.  А  женькины  родители,  так  и  не  смогли  примириться  с  её  выбором.  Поэтому,  кстати,  они  и  переехали.  Так  что  всё  внимание  Валерки,  которое  предназначалось  для  остальной  родни,  было  всецело  заполнено  Еленой  Михайловной.  Которая,  тоже  была  одинокой.  Её  сын,  закончил  военное  училище,  и  уже  старшим  лейтенантом,  погиб  в  Афганистане. 
                А  почувствовав  свободу,  и  заработав  неплохие  деньги  на  последних  картинах,  Николай,  пошептавшись  с  Еленой  Михайловной,  предложил  Женьке,  поехать  в  Москву.  Ему очень  хотелось  повезти  её  куда-нибудь,  тем  более,  что  за  всё  своё  детство,  Женька  ездила  только  в  пионерский  лагерь,  в  двадцати  километрах  от  города,  да  один  раз  была  в  соседнем  городишке,  пыльном  и  неухоженном.  Женька  завизжала  от  восторга,  и  они  начали  собираться.  Тем  более,  что  Елена  Михайловна,  предложила  им  переночевать  у  её  старой знакомой,  живущей  практически,  в  самом  центре.  Она  созвонилась  с  ней,  и  уладив  все  вопросы,  написала  им  адрес  и  телефон,  своим  круглым  учительским  почерком.

                Отдав  Валерку  Елене  Михайловне,  Николай  и  Женька  уехали.  Ночь  езды – и  они  в  Москве.  Показав  Женьке  Кремль  и  Красную  площадь,  Николай,  повёл  её  было  по  магазинам,  но  она  предложила :
       -   Пойдём,  лучше  посмотрим  картины. 
Так  они  оказались  на  Арбате,  и  добросовестно  прошли  его,  из  конца  в  конец.   Время  уже  близилось  к  обеду,  и  Николай  предложил :
       -   Пошли,  кого-нибудь  съедим. 
Они  зашли  в  небольшой  грузинский  ресторанчик,  и  пока  ждали  заказа,  обсуждали  увиденное.  Стиль  московских  художников  был   несколько  иным,  и  хотя  техника  письма  была  ненамного  выше,   москвичи  брали  другим – разнообразием  жанров  и  направлений,  и  уже  отработанным  умением,  угодить  публике.  Тем  временем,  принесли  закуску  и  горячее.
       -   Ты  знаешь, -  говорила  Женька,  с  полным ртом,  -  я  только  здесь  поняла,  почему  мы  с тобой  так  удачно  продали  первые  картины,  за  доллары.  Ну  те,  помнишь,  когда  мы  за  день,  больше  штуки  заработали ? 
Николай  кивнул.
       -   А  ведь  просто  тогда,  те  мужики,  знали  больше  нашего.  Те  видел,  что  здесь  предлагают  за  двести-триста  долларов ?
Голодный  Николай  сосредоточенно  жевал,  поэтому  только  кивнул.  А  Женька,  продолжала :
       -   А  представь  себе,  привезти  сюда  наши  большие  полотна ?  Сколько  бы  они  стоили  здесь ? 
Николай  присвистнул. 
       -   И  чего  ты  предлагаешь ?  -  спросил  он,  -  переезжать  сюда ?  Так  ведь  столичное  жильё,  кусается.  У  себя  дома,  мы  уже  в  состоянии  купить  хорошую 
квартиру,  и  сделать  ремонт.  А  здесь ?
       -   Нет,  квартиру  в  Москве,  мы  не  потянем,  -  замотала  головой Женька.
       -   Тогда  что ?  Приехать  сюда,  с  ящиком  своих  работ ?  Но  ведь  это,  мало  того,  что  лошадиный  труд,  так  ведь  ещё  надо  найти  где-то  недорогое  жильё,  и  самое  главное,  пристроить  в  надёжном  месте  картины.  И  если  какой-нибудь  гадюшник,  мы  ещё  можем  снять  за  гроши,  то  соваться  туда  с  несколькими  десятками  работ,  будет  просто  бессмысленно,  и  наоборот. 
       -   Не  ломай  себе  голову,  -  улыбнулась  Женька,  -  я  что-нибудь  придумаю. 
И  когда  они  вышли  из  ресторана,  Женька  снова  пошла  обратно,  вдоль  лоточников  и  матрёшек.  Степаныч  не  спорил – он  уже  давно  понял,  что  если  Женька  что-то  затевает,  значит,  так  нужно.  А  та,  останавливалась  возле  торговцев,  спрашивала,  сколько  стоит  та,  или  иная  картина,  обменивалась  с  ними  несколькими  фразами,  и  шла  дальше.  И  только  когда  они  прошли  по  Арбату  трижды,  Женька  устало  выдохнула :
       -   Всё. 
       -   Кофе  будешь ?  -  спросил  её  Николай.
       -   Не  откажусь. 
Они  зашли  в  кафе,  заказали  по  чашке  кофе,  а  Женька  не  устояла,  и  слопала  два  больших  пирожных.  И  только  после  этого,  она  начала  рассказывать.
       -   Как  ты  сам  говорил,  жить  здесь,  нам  пока  не  по  карману,  а  периодически  сюда  приезжать,  чтобы  продавать  свои  работы – это  не  выход.  Поэтому  я  подумала,  а  что  если  жить  и  работать  у  нас,  а  картины,  продавать  здесь ?
       -  Это  как ?  -  вклинился  Николай.
       -  Слушай.  Ты  же  видел,  я  разговаривала  с  продавцами.  Тех,  кто  мне  сразу  не  понравился,  я  отбрасывала,  а  тех,  кто  может  нам  пригодиться,  старалась  вытянуть  на  разговор.
       -   Это  кто  нам  может  пригодиться ?  Вон тот  рыжий  жулик,  возле  матрёшек ?  -  не  выдержал  Николай.
Женька  посмотрела  на  него,  как  на  маленького  ребёнка.
       -   Коля,  -  сказала  она,  -  из  честных  людей,  получаются  самые  плохие  продавцы.
       -   Здрасьте,  а  как  же  ты ?  -  удивился  Николай.
       -   А  я,  хорошая  только  с  тобой,  -  улыбнулась  Женька,  -  Так  вот,  из  всех  тех,  кого  я  цепляла,  на  контакт  пошли  не  все – отсеялись  слишком  жадные  и  злые.  А  из  остальных,  я  отобрала  шесть  человек.  И  как  ты  думаешь,  сколько  из  них  дадут  своё  согласие,  если  им  предложить  твои  картины  на  реализацию ?
       -   Наши  картины,  -  твёрдо  поправил  её  Николай.  -  А  что  касается  того,  сколько  человек  согласится,  то  всё  будет  зависеть  от  того, кто  будет  с  ними  разговаривать.  Если  я,  то  вряд  ли  больше одного,  а  если  ты,  то  наверное,  все.
Женька  засмеялась.
       -   Ну,  нам  хватит  и  одного.  А  остальные,  будут  пока  запасными.  Но  я   выберу  того,  с  кем  договорюсь  на  лучших  условиях.  А  с  другой  стороны,  ты  согласен,  что  ему  придётся  скинуть  немалую  часть ?  Где-то,  процентов  тридцать ?
       -   Так  много ?  -  удивился  Николай.
       -   Ну,  во-первых,  это  ещё  не  окончательный  вариант,  а  во-вторых,  посмотри  на  эту  ситуацию,  с  другой  стороны – ты  сидишь  и работаешь  дома,  ни  на  что  не  отвлекаясь,  а  где-то  на  стороне,  твои  картины  продаются  за  хорошие  деньги,  да  ещё  и  без  твоего  участия ?
       -   Если  ты  ещё  раз  скажешь  “твои  картины“,  -  заявил  Николай,  -  я  заведу  себе  другую  натурщицу.
       -   Хорошо,  милый,  наши  картины,  -  поправилась  Женька,  -  но  прежде,  чем  я  буду  говорить  о  скидке,  мне  нужно  прикинуть  на  калькуляторе,  во  что обойдётся  наш  приезд,  гостиница  или  квартира,  сохранность  картин,  питание,  проезд,  аренда  грузовика  и  оплата  места  на  рынке,  чтобы  я  знала  точно,  сколько  мы  можем  уступить,  этой  акуле  капитализма.  Хорошо ?
       -   Женька,  ты  у  меня  просто  прелесть.  Что  бы  я  без  тебя делал ?
       -   Я  не  знаю,  удивишься  ты  или  нет,  но  я  часто  думаю,  точно  так  же.
Они  помолчали.
       -   Ладно,  а  как  ты  собираешься  возить  картины  в  Москву ?  Поездом ?
       -   Нет,  поездом  будет  накладно,  да  и  неудобно. 
       -   А  как  тогда ?  Самолёты,  из  нашего  райцентра,  ещё  не  летают. 
       -   А  зачем  нам  самолёт ?  Ты  видел  новый  книжный  магазин,  на  проспекте ?
       -   Нет.  А  причём  здесь  магазин ?
       -   А  при  том,  что  выбор  там,  обалденный.  И,  как  я  понимаю,  его  хозяин  возит  книги,  с  какой-то  московской  базы.  Пусть  расстояние  и  немаленькое,  зато  и  по  количеству,  и  по  качеству,  он  сейчас  первый  в  городе.  А  следовательно,  ему  есть  смысл  тащить  товар  из  столицы,  если  прежде  всего,  покупатели  пойдут  именно  к  нему.
       -   Ну  и  что ?  -  не  понял  Николай. 
       -   А  то,  что  если  он  возит  книги,  значит  гоняет  в  Москву  свой  транспорт.  Причём,  скорее  всего,  в  столицу  он  идёт  порожняком.  Ведь  не  будет  же  он  в  одной  фуре,  возить  в  одну  сторону  солёную  рыбу,  а  в  другую,  альбомы  об  искусстве ?
       -   Женька,  ты  гений !  -  завопил  Николай.  -  Значит,  мы  не  просто  предлагаем  ему  попутный  груз,  а  именно  такой,  какой  ему  подходит,  к  его  же  собственному  товару.
       -   Ну  да,  -  закончила  мысль  Женька,  -  а  на  таких  условиях,  я  думаю,  мы  вообще  сможем  договориться  о  доставке,  от  порога,  до  порога.  Как  ты  думаешь ?
       -   Да  я  просто  в  восторге  от  того,  как  ты  можешь  в  любом  вопросе  не  просто  разобраться,  а  ещё  и  разложить  всё,  по  полочкам.
       -   Подожди,  -  отозвалась  Женька,  -  это  ещё  не  всё.
       -   Что  ты  имеешь  в  виду ?
       -   Видишь,  если  эта  схема  окажется  действительно  работоспособной,  почему  бы  нам  её  не  запустить  и  в  нашем,  как  ты  говоришь,  райцентре ?
       -   Это  как ?
       -   Это  значит,  что  мы  с  тобой  открываем  художественный  салон,  и  кроме  твоих  работ,  будем  брать  на  реализацию  и  картины  других  художников.  Ведь  это  будет  интересно  и  им  и  нам – потому  что  салон открыт  ежедневно,  а  рынок,  у  нас  работает  только  по  выходным.
       -   А  где  его  открывать ?
       -   Ну,  тут,  по  крайней  мере,  два  варианта.  Первый,  как  мне  кажется,  более  простой  и  дешёвый,  а  поэтому,  недолговечный.  В  общем,  у  нас  же  в  городе,  уже  есть  такой  салон.  Но  в  последние  годы,  он  просто  закрыт.  А  так  как  это  помещение  трудно  использовать  как-то  иначе,  то  нам  с  тобой,  его  отдадут  с  радостью.  Это  плюс.  А  вот  минус  это  то,  что  мы  выгребем  оттуда  весь  хлам  и    мусор,  сделаем  ремонт,  прикормим  посетителей,  и  когда  наши  дела  пойдут слишком  хорошо,  хозяева  помещения,  повысят  нам  арендную  плату,  раз  в  десять.  И  на  раскрученном  месте,  станут  работать сами,  или  приведут  туда  близких  родственников.  И  не  важно,  будут  они  преуспевать  или  нет,  а  важно  то,  что  в  этом  случае  мы  с  тобой,  оказываемся  на  улице.  Поэтому,  мне  больше  нравится  второй  вариант – выкупить  на  первом  этаже  квартиру,  в  приличном  районе,  и  открываться  там.  Мороки  будет  столько  же,  денег  уйдёт  больше,  но  зато  там,  мы  сами  себе  хозяева. 
       -   Но,  мы  же  откладывали деньги  на  новую  квартиру,  -  понимая  к  чему  она  клонит,  возразил  Николай.
       -   А  что  тебе  беспокоиться ?  -  удивилась  Женька,  -  если  салон  прогорит,  у  нас  и  будет  квартира,  да  ещё  и  с  новым  ремонтом.  А  если  нет,  то  на  квартиру,  мы  заработаем  гораздо  быстрее.  Ты  не  согласен ?
       -   С  тобой  трудно  спорить.  Ты,  прямо,  у  нас  генерал.
       -   Генерал  у  нас  ты,  -  улыбнулась  Женька,  -  ведь  таких  художников,  ещё  поискать.  А  я  просто  делаю  всё  остальное,  чтобы  ты  мог  нормально  жить,  и  спокойно  работать.
       -   Чтобы  мы  могли  нормально  жить,  -  с  нажимом  произнёс  Николай.
       -   Ну  ладно,  не  заводись.  Мы.

                Понятное  дело,  когда  салон открылся,  хозяйничать  там  стала  Женька.  Но,  в  отличие  от  большинства  подобных  заведений,  в  которых  царит  жесточайшая  скука,  да  висят  посреди  паутины  крикливые  полотна,  дела  у  Женьки,  были  с  самого  начала,  поставлены  совсем  по-другому.  Во  всяком  случае,  у  неё  не  просто  всегда  была  выручка,  а  она  ещё  становилась  с  каждым  днём,  всё  больше  и  больше. 
       -   Ты  что,  волшебница ?  -  удивлялся  Николай,  -  как  это  тебе  удаётся ?
      -   Ну,  какая  я  волшебница ?  -  смеялась  Женька,  -  просто  я,  ещё  задолго  до  открытия,  обошла  всех  художников  и  мастеров,  которые  торгуют  своими  поделками,  и  переговорила  с  ними.  И  с  большинством,  сразу  же  нашла общий  язык.  Правда,  когда  они  пришли  с  мешками  непроданного  за  всю  жизнь  барахла,  я  принимала  у  них,  далеко  не  всё.  Ты  ведь  обращал  внимание,  как  много людей,  у  нас  сутками  торчит  на  барахолках,  пытаясь  продать  с  утра  до  вечера  всякую  дрянь,  и  искренне  не  понимая,  почему  у  них  ничего  не  берут ?
       -   Ну,  есть  такое.  И  почему ?
       -   Да  потому  что  они  выносят  на  продажу  то,  что  им  самим,  уже  не  нужно.  А  не  нужно  им – не  нужно  и  другим.  Кто  же  будет  покупать  то,  что  не  нужно  никому ?
       -   И  что  же  ты  хочешь  сказать ?
       -   Только  то,  что  отбирала  те  вещи,  которые  купила  бы  сама.  И  они,  действительно  продавались.  Хотя  хозяева,  со  мной  разругались  вдрызг.  Ведь  они  были  уверены,  что  я  заберу  у  них  весь  хлам,  и  буду  из  кожи  лезть,  чтобы  впарить его  покупателям,  а  они  будут, только  за  деньгами  являться.  Зато  когда  я  распродала  то,  что  отобрала,  и  заказывала  им  что-то  похожее,  но  уже  не  такое,  и  снова  оказалась  в  выигрыше,  многие  из  них,  и  сами  стали  задумываться,  что  они  делают,  и  зачем.  А  кто  не  стал,  с  теми  я  переговорила  особо.  И  кроме  того,  я  ведь  обязательно  с  каждым  покупателем  разговариваю.  Мне  же  надо  знать,  что  именно  ему  хотелось  купить ?  И  даже  если  купил,  то  остался  доволен  или  нет ?  Может,  ему  хотелось  по-другому ?  Даже  тетрадь,  для  этого,  завела  специальную.  А  потом,  своим  мастерам,  по  этой  тетради  и  заказываю.  И  все  довольны. 
                Кстати,  ты  знаешь,  я  вот  посмотрела на  людей,  которые  ко  мне  приходят,  какие  они  все  разные,  в  том  смысле,  что  говорят  одно,  а  думают  другое,  и  мне  самой  захотелось  написать  картину.  Ты  слушаешь  меня ?  Так  вот,  представь  себе  какую-нибудь  европейскую  гостиную,  заполненную  народом.  Взгляд  идёт  сверху,  и  немного  сбоку.  Вдоль  стены,  стоит  большой  стол,  и  десятка  два  стульев,  и  слуги  ходят  с  подносами,  выкладывая  на  него  угощение.  Лучше  даже,  пусть  это  будет  не  просто  гостиная,  а  с  выходом  в  парк.  На  диванах  и  в  креслах,  группами  и  поодиночке,  расположились  гости.  Только  от  каждого  из  присутствующих,  нужно  поднять  вверх  такое  прозрачное  облако,  или  даже  не  облако,  а  скорее  свечение,  только  направленное,  как  луч,  упирающийся  в  предмет  его  или  её  размышлений.  Ты  понимаешь ?
       -   Нет.
       -   Ничего  страшного,  слушай  дальше.  Так  вот  женщина,  сидящая  на  диване,  вместе  со  своим  мужем,  окружила  своим  свечением,  совершенно  другого мужчину,  стоящего  рядом  с  креслом  молодой  женщины,  недалеко  от  неё,  а  тот,  светится,  в  отношении  этой  самой  женщины,  сидящей  в  кресле.  А  муж,  первой  женщины,  оживлённо  разговаривающий  с  пожилой  седой  дамой,  на  самом  деле,  накрыл  своим  вниманием  молодую  девушку,  с  теннисной  ракеткой,  которая  стоит  возле  входа  на  террасу,  и  разговаривает  с  молодым  человеком,  но  её  собственное  внимание,  приковано  к  мужчине  средних  лет,  увлечённо  рассказывающему  что-то  очень  смешное,  двум  дамам.  По  крайней  мере,  обе  заразительно  смеются,  но  одна  из  них,  просто  светится,  глядя  во  все  глаза  на  рассказчика,  а  вот  вторая,  хоть  и  смотрит  на  него,  на  самом  деле,  накрыла  аурой  своего  внимания  молодого  человека,  атлетического  сложения,  только  что  вышедшего  на  газон,  с  ракеткой  в  руках.  А  молодой  атлет,  хоть  и  смотрит  в  сторону  девушки  с  ракеткой,  очевидно  предлагая  ей  сыграть  партию  в  теннис,  но  его  внимание,  на  самом  деле,  окружает  молодого  человека,  который  в  данный  момент,  разговаривает  с  этой  девушкой.  А  он,  излучает  интерес  к  той  замужней  женщине,  которая  сидит  на  диване,  со  своим  мужем.  Чуть  правее,  в  углу,  под  кадкой  с  пальмой,  лежит  огромный  пёс.  Его  внимание,  приковано  к  маленькой  собачке,  принесённой  кем-то  из  гостей.  А  мысли  собачки,  не  идут дальше  пакетика  с  едой,  лежащего  в  сумке  её  хозяйки,  рядом  с  креслом.  Так  же,  как  и  мысли  двоих  мужчин,  курящих  сигары,  возле  выхода.  Они  заботливо  укрыли  своими  тайными  взглядами,  весь  стол.  Тогда  как  мысли  слуг,  приносящих  подносы  с  едой,  тоже  отличаются  между  собой – один  из  них  думает  только  о  том,  что  находится  у него  в  руках,  очевидно  беспокоясь,  чтобы  не  споткнуться  и  не  перевернуть  это  всё  на  ковёр,  то  второй,  обращён  к  пожилой  даме,  с  которой  разговаривает  муж  женщины,  сидящей  на  диване.  И  только  седой  мужчина,  сидящий  в  одиночестве  с  трубкой  в  руках,  осеняет  своим  светом  всех,  присутствующих  на  террасе.  Но  о  нём  самом,  не  думает  вообще  никто.  Ну,  как ?
       -   Потрясающе.  Правда,  я  ещё  не  представляю,  как  это  можно  изобразить.  Такое  и  описать-то сложно.  А  прорисовать  в  деталях,  показав  выражения  лиц  и  глаз,  жесты,  позы,  манеру  держаться – мне  пока  даже  в  голову не  приходит,  как  это  можно  сделать.
       -   Но  тебе  интересно ?
       -   Да  не  то  слово !  Если  такое  получится,  это  будет  шедевр !  Как  тебе  только  приходят  в  голову  подобные  мысли ?
       -   Сама  удивляюсь.

                А  вскоре,  они  все  вместе,  отмечали  день  рождения  Валерки – целых  два  года.  Было  весело,  шумно,  и  Николай  разлил  по  бокалам  шампанское,  и  поздравив  Валерку,  сказал,  что  слава  Богу,  у  них  всё  хорошо  и  замечательно,  и  что  он  счастлив  от  того,  что  рядом  с  ним,  находятся  три  такие  прекрасные  женщины.  А  прекрасные  женщины  стали  уверять  его,  что  без  такого  мужчины,  они  были  бы  совсем  другими.  И  Николай  с  ними  спорил,  но  всем  было  приятно.  Выпив  до  дна,  он  заметил,  что  Женька  только  пригубила  шампанское,  и  поставила  бокал  обратно.
       -   А  это  ещё  что ?  -  шутливо  начал  он.
       -   Это  то,  что  скоро  у  нас  будет  ещё  один  ребёнок – ответила  Женька.
И  пока  Николай  кричал  “Ура“,  и  целовал  Женьку  и  Валерку,  Елена  Михайловна,  только  улыбалась.  Она  давно  уже  всё  знала. 
                А  потом,  когда  парадное  угощение  было  съедено,  так  же,  как  и  торт,  все  пошли  гулять.  И  Валерка,  держа  Николая  за  руку,  повернулась  к  Женьке  и  Елене  Михайловне,  идущим  сзади :
       -   А  я  новую  песню  выучила.  Будете  мне  подкричать ?
       -   Не  подкричать,  а  подпевать,  -  поправила  Женька,  -  будем !
И  Валерка  запела :
       -   Вместе  весело  шагать,  по  просторам,  по  просторам,
            И  конечно  подпевать,  лучше  хором,  лучше  хором.

Они  шли  вместе,  держась  за  руки,  дурачились,  смеялись  и  пели.  А  солнце  светило  им  сверху,  и  на  душе  у  каждого,  было  радостно.