Враг не должен видеть твоих слёз
Мне дали задание зачистить «сектор 4» . Это означает не оставлять в живых никаких объектов после дезактивации газовых камер. Работа была не сложная, нужно было методично обойти все камеры и убедиться, что газ справился со своей работой. Мне уже приходилась делать это дважды, но в тот раз живых людей в камерах уже не было. Газ никогда не подводил, и на полу лежали лишь растерзанные плохо освещённые фигурки людей. Каждый раз, тихо попискивая, биоскан выдавал отрицательный результат.
Эта женщина каким-то чудом оказалась живой. Возможно, автоматика по какой-то причине не сработала, и смертельный газ не поступил в эту камеру. Возможно, произошло что-то ещё. Видимо это был именно тот случай, когда действительно требовалась моя работа. Но я не был к ней готов, утро только начиналось, и я не хотел весь день думать об этом. Наконец я очнулся и сделал шаг вперед. Я дотронулся до решётки, её холодные прутья были покрыты ржавчиной, и я медленно убрал руку. Словно во сне я достал пистолет, моя рука при этом дрожала словно в ознобе. Я попытался улыбнуться, но улыбка не получилась, превратившись в гримасу. Рука медленно поднималась, наводя чёрный ствол на безропотно стоящую за решёткой жертву. Мне нужно просто сделать свою работу. Передо мной был враг, предатель народа, ненавистный противник нашего Вождя. Она не была обычной женщиной, смертная казнь была суровым приговором только для всех изменников Большого Дома. Я был оружием возмездия. Я ни на миг не сомневался в справедливости суда, и мои колебания стали бы позором в глазах моих сослуживцев. Но мы были только одни. Одни во всём «секторе». Возможно уже одни на всём острове, так как глиссер мог курсировать уже по другому маршруту, отвечая на вызовы других членов Бригады.
Я бросил взгляд на её красивые губы, в уголках которых запеклась кровь, они еле двигались, словно она что-то шептала сама себе. В этот предрассветный час женщина, скорее всего, молилась. Она была врагом народа и значит врагом Всего Сущего, но видимо какая-то духовность в ней была. Возможно, она не понимала, что с ней происходит сейчас, и это меня останавливало. Я не мог прервать жизнь человека, возносящего Молитву Создателю.
- Эй, - мой голос оказался хриплым и необычно громким под сводами камеры, эхом отражаясь от стен подземелья. Женщина не шелохнулась, словно меня не было. Это разозлило меня и привело в чувство. – Эй, я к тебе обращаюсь, шлюха!
На этот раз её глаза наполнились каким-то смыслом, её руки медленно поднялись к груди, расстегнули молнию и одним движением сбросили тюремную робу с хрупкого тела. Одежда с тихим шелестом упала на пол, обнажив то, ради чего многие члены нашей Бригады отдали бы свой месячный эрзац-гвардейский заработок. Я впился глазами в изгибы её тела и на минуту подумал о том, что мы совсем одни и её поступок – это жест расположения ко мне, возможно, она, таким образом, пыталась купить свободу. Но, бросив беглый взгляд на её лицо, я понял, что ошибаюсь.
Её взгляд выражал лишь холодное презрение Врага ко мне и к собственной участи. Эти глаза лихорадочно блестели, в них отражались небольшие искорки света, пробивавшегося из соседней камеры. Вся её фигура говорила о несломленном протесте и силе духа, которая в ней ощущалась, словно скрытая пружина в мягкой пушистой собаке – моей любимой детской игрушке, которую мальчишки из соседнего квартала раздербанили на моих глазах. Тогда я не мог дать им отпор и только просил вернуть мне моего Шуцика, который на моих глазах превращался в бесформенную массу лоскутков и проволоки. Я впервые плакал тогда, возвращаясь украдкой домой, растирая слёзы по лицу грязными руками. Отец с презрением относился к проявлению всякой слабости и свирепо бил меня по голове, если я давал волю чувствам. Шуцик был единственной памятью об умершей маме, которая оставила наш мир, когда мне было всего три года. Умирая, она протянула мне эту собаку, нагретую теплом её рук. Я спал с Шуциком, и никогда не плакал, потому что так велел мне отец. «Мужчины никогда не плачут». Но в тот день я просто рыдал. Ночью, когда отец заснул, я вылез в окно и руками вырыл в саду небольшую могилу для своей собаки. Похоронив остатки Шуцика, я долго сидел над его могилой, и слёзы тихо стекали по моим щекам на небольшой холмик земли. Мамочка, как мне было жалко, что ты ушла, эти слёзы были первыми в моей жизни слезами по тебе, и я понял в ту ночь, что мужчины тоже плачут.
И сейчас воспоминания об этом с новой силой нахлынули на меня. Комок подступил к горлу, и я отвернулся. Враг никогда не должен видеть моих слёз. Когда первая горячая капля потекла по щеке, я быстро поднял пистолет и выстрелил…
На улице ярко светило солнце. Остров был райским уголком с многочисленной обильной растительностью и высокой до пояса травой. Я шёл по нагретой зноем земле к океану. Огромные волны накатывались на песок, и солёный ветер быстро высушивал мои щёки.
Свидетельство о публикации №212020401264