В поход, в Псков, в Пушгоры

В ПОХОД, В ПСКОВ, В ПУШГОРЫ.

     Не помню в каком году, но, кажись, еще в студенческие годы... А, нет, вот уже и вспомнил. Это  был год, когда проходил фестиваль молодежи и студентов в Москве. Значит, уже после института: 85-й. Забавно, но это хорошо, что я вспомнил, какой был год. Характерно! Институт мы уже закончили, по распределению годик отработали, а в отпуск ездили вместе. Дружба, однако!

     Лето, июль, надо думать, мы едем в поход. В Псков. Участвуют в проекте Мишки - двое, Сеня, Лева... Застрелите, не помню Оси в этом деле. Но и не удивительно. Наверное, он отдыхал с женой. А нам и так было неплохо. Компания проверенная, боевая. Маршрут выбран Дайчманом. Он уже бывал в тех краях и рекомендовал страшно!
     Сначала нами намечено было посетить Псковский монастырь, а потом - Пушкинские горы: Петровское, Михайловское, Тригорское... Не то, чтобы мы были такими фанатами Александра Сергеевича, но - почему бы и нет? Ведь ехать куда-то нужно. А здесь - и природа, и история, и литература... Все в тему. Условия при этом - котелково-палаточные, то что нам нужно.
     Люди мы теперь были уже все самостоятельные, зарабатывающие рублей по сто с гаком. Я точно помню свой первый оклад: 135 рублей без вычетов. На руки 105 оставалось, но ведь это - деньги! На   них не только в поход, и на курорт можно! Но нам курорты не глянуться. Так еще довольно долго будет продолжаться. Да и сейчас спросите меня, что я предпочту выбрать для отдыха - ответ не удивит никого.
 
     Особая тема в этом походе - билеты на поезд. Я уже упомянул: год был фестивальный. Думаю, помнят многие (а москвичи, в первую очередь) то, что всегда происходило накануне мероприятий такого ранга в нашей столице. Чистка происходила.
 
     За пять лет до этого, перед Олимпиадой, была произведена капитальнейшая чистка-высылка из Москвы всех неугодных куда-подальше, на месяц-другой. А, между прочим, к неугодным тогда относились не только алкаши и попрошайки, но        и дети всех возрастов, студенчество и прочий советский люд, неизвестно как себя могущий повести в экстремальной ситуации. Ситуация, конечно, никакой экстремальной не была, но доводилась она до абсурдного состояния легко как раз вот таким идиотским нагнетанием важности, секретности, и прочими глупостями наших властей, партии и милиции.
     Но во время Олимпиады мы, уже второкурсники, никуда высланы не были, потому что работали на благо любимой Родины, обеспечивая бесперебойную качественную связь со всем миром. Происходило  это за плотными стенами секретного объекта междугородной и международной телефонной связи, расположенного на Арбате, на Старом, конечно. Телефонная станция под номером 34 (точнее две станции: тройка и четверка) - почи вплотную к театру им. Вахтангова, вывесок не имела, как раз в силу своей секретности. Нам была дана инструкция не разглашать и не поминать всуе место несения службы, во избежании утечки и вообще... Это ''вообще'' всю нашу жизнь сопровождало и стало таким привычным, что задумываться над его смыслом уже в голову людям не приходило. Так и жили, соблюдали никому ненужный режим и хранили друг от друга никому неведомые тайны. Но сейчас - о другом...
 
     В июле 1985-го Москву опять зачистили, но на этот раз - послабже. Однако, все же, москвичам рекомендовалось на период проведения XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов покинуть любимый город, выехать в отпуск к морю (к Черному ли, к Белому ли, кто к какому мог), или еще куда. О загранице, разумеется, речь не шла, ведь и в пределах тогдашней нашей отчизны места на всех хватало с избытком. Детишек предлагалось высл... пардон, послать в пионерлагеря. Студентам устраивали практику подалее от окружной дороги... В общем, картинка повторялась. Отпуска в этот момент предоставлялись безоговорочно, чем народ и воспользовался. Мы с друзьями - уж точно.
     Вспоминаю сейчас, что я-то не должен был идти в отпуск. Ведь я начал свою трудовую биографию с декабря, а не как остальные - в августе или в сентябре. Значит, к лету я еще не успел заработать полноценного отпуска. Черт его знает как это получилось, но в отпуске-то я был. Значит, как-то устроилось.
     Итак, собрались мы с ребятами и поехали. Спросите, как мы тогда эти вопросы решали? Да легко! Позвонил один другому (по домашнему, кстати), сказал, мол так и так, идем  в поход, на пару недель...
     - Куда?
     - Туда!
     - Беседер!
     ...О-опс! Ошибочка. Никаких ''беседеров'' в то время быть не могло, были ''хоккеи''!
     Если кто из нашей компашки в те времена и спорил бы о маршруте, или о тонкостях проведения походных будней, то это - лишь Мишка Дайчман. Он мнения свои всегда отстаивал, а их у него было! Но в этот раз маршрут был им самим предложен, так что и спорить было не о чем. И некому.
 
     Но я хотел рассказать о билетах. Так вот! Уехать из Москвы в тот период было очень даже можно, постояв в кассах часок другой. А вот вернуться - фигушки! Иногородних старались в Москву не впускать, ведь от своих еще не избавились; а москвичам билеты ''взад'' продавали, но только по предъявлении паспорта. В те времена это было нонсенсом: показывать паспорт при покупке железнодорожных билетов. Теперь, я знаю, это - нормально, но тогда!! На самолет, да, понятно! Всегда так было, но на поезд - да ради бога, куда хочешь и сколько хочешь! Лишь бы места нашлись.
     Однако, справились мы и с этой задачей: взяли билеты на пассажирский поезд Москва - Псков,         в плацкартный вагон, разумеется, (а зачем нам роскошества за наши же деньги?). А вот обратные билеты нам все таки не продали. Сказали, купить в Пскове, по прибытии туда и по предъявлении, как раз, этих самых паспортов.
     Значит, закупили мы по списочку всё нам необходимое, с учетом местных особенностей проложенного маршрута, запихали в рюкзаки то,    что требовалось с тем же учетом, и двинулись в путешествие.

     Совершенно ничего особенного не припоминаю по дороге в древний город Псков, на тот момент мне известный только из литературных описаний и учебников. События начались лишь по прибытии на псковский вокзал.
     В первую очередь предстояло добыть обратные билеты на нужное нам число. Но на вокзале нам      не удалось обнаружить билетных касс дальнего следования. С удивлением мы узнали, что купить билеты мы можем лишь в городских кассах, которые находятся в центре Пскова. Добираться туда надо было верхним транспортом, с пересадкой!
     То, что нижнего транспорта в этих краях не имелось, нас в целом не смущало. Смущало то, что от вокзала нельзя было удобно и быстро доехать до железнодорожных касс и вообще - до центра.
     Это приметное обстоятельство однозначно должно было просигнализировать нам о том, в какие сложные отношения мы вступаем с этой минуты с, окружающей нас, действительностью. Но, кто бы прислушался к такому звоночку?!! Материалисты и атеисты до мозга костей - мы и думать не могли, а скажи нам кто, обсмеяли бы, что этот знак судьбы был вовсе неслучаен.
     Быстро сориентировавшись на местности, мы с Дайчманом отправились за билетами. Поврину и Леве предстояло нас дожидаться, приглядывая за вещь-мешками, и вдыхать теплый, вокзальный воздух северного русского града с богатой историей.
     Мы довольно легко нашли в городе кассы и,   очень обрадовавшись отсутствию сколь-нибудь значительной очереди, купили билеты, козыряя своими паспортами с московской пропиской под завистливые взгляды псковичан, псковичанок и возможно каких-то других ...чанов и ...чанок, безнадежно дожидавшихся своего шанса на передвижение в сторону родимой столицы.
     Билеты на поезд в те времена были не дороги. Условно, но не привирая слишком, скажу, что стоила такая поездка рублей двенадцать, плюс рупь на постель и копейки на чай в вагоне. Однако, после произведения подобных затрат, в нашем бюджете  образовалась солидная брешь, и все последующие расходы требовали более вдумчивого, рачительного подхода.
     Доверять такие операции я никому не привык, поскольку хорошо был знаком с манерами ведения экономической деятельности каждым из мойх друзей.
     Предоставить банк в распоряжение, скажем,  Левы, означало бы в дальнейшем всеми делами заниматься самому, ввиду бесконечного количества сомнений,  рождающихся в голове моего друга, на тот момент еще пока не имеющего высшего экономического образования, но несомненно уже тогда обладающего всеми задатками толкового финансиста.
     Передать бразды Дайчману тоже исключалось по причине  авторитарности его манер тратить средства, да и вообще вести руководство общественными проектами. Мишка бы запросто мог употребить     все деньги на первое же ему понравившееся дело:  экскурсию, продукты, благотворительность... да на что угодно и, создав стопроцентный дефицит в казне, вынес бы на общее обсуждение вопрос о дальнейшем функционировании вверенного ему предприятия.
 
     ... знаю, что сейчас, читая эти строки, ты, мой друг, со мной не согласен и представляешь себе всю картину совершенно иначе. Однако, я обдумываю свои слова, прежде чем решиться предать их бумаге, поэтому подчеркну особо: то что мне тогда представлялось, относительно вопроса, кому лучше распоряжаться нашими общими деньгами, уже было не раз проверено жизнью и опытом. Да и в последствии - это подтвердилось неоднократно.
     Никого не пытаюсь обидить, а даже, наоборот,      с восторгом рекламирую душевные и деловые качества своих товарищей, как то: широта натуры, смелость в принятии решений, щедрость   и спонтанность, или же, наоборот: осторожность, неспешность, а так же бережливость и чрезмерная внимательность во всем ...

     Для порядка уточню, что и Мишку Поворина нагрузить бременем хозяйствования никак не представлялось возможным. Просто, тогда бы мы все подверглись полному аскетизму и спартанству, поскольку сам он - человек неприхотливый, не ищущий никаких излишеств в сфере комфортности, сытости и прочих бытовых сторонах существования, а довольствующийся элементарно необходимым, но при этом - серьезно погруженный в пространство творческого мировосприятия: музыку, языкознание и химические субстанции окружающей нас материи.
     Понятно вам? Ах, ну, ежели и после моих толкований не ясно, то поймите лишь, что я бы поступил правильно, если бы прибрал к рукам денежные средства всех участников похода еще в Москве! А на данный момент все оставшиеся деньги, после покупки билетов, находились у Дайчмана.
     Мы с ним вернулись на вокзал и узнали от ребят, когда идет ближайший автобус в Псковсо-Печерский манастырь. Какое-то время у нас пока оставалось, и надо было как-то его провести. Помню, что мы еще не решили как, но ясно было, что проводить его надо вместе, не разбредаясь по сторонам.
     Вообще, в наших походах всегда преобладал принцип общего времяпрепровождения и общего участия в задуманных делах. Обособление в нашей среде никогда не приветствовалось, хотя, полностью исключить его из поведения некоторых нам никогда не удавалось. Здесь все понимают на кого я намекаю?.. Правильно.
     Вот и сейчас именно ему захотелось пойти испить квасу! (Знаю, что надо писать в родительном падеже, но мне так больше нравится: ИСПИТЬ КВАСУ!!! И все!)  Видите ли, на обратном пути из касс он заприметил на вокзальной площади бочку. Разумеется, непереносимая жажда сразу подсказала Мише единственное верное и возможное в этой ситуации решение: надо срочно проверить на вкус качество псковского бочкового кваса. Срочно!
     Кстати, никакого другого кваса в те времена в природе не существовало. Его никогда и нигде не продавали, кроме как на разлив из бочки. В магазинах можно было приобрести экстракт в поллитровых бутылках и потом делать квас дома самому, но купить готовый квас в стеклянной, пластиковой или картонной упаковке было нельзя.
     Почему-то, не помню, но думаю, что лишь по интуиции, я просил Мишку никуда не ходить и не искать приключений на выпуклые места его упругого тела. Ну, хотя бы, до нашего предстоящего отбытия в Печоры, в монастырь. Так сказать - смириться и попоститься в предверии...
     Однако, каждый из нас привык доверять лишь собственной интуиции, которая не всегда поет в унисон с интуицией соседа. Историческим фактом является то, что, в описываемый момент, наши с Мишкой интуиции распевали совсем разные песенки. Вот он и пошел, бодро вышагивая, под мелодию, которую мне слышать было не дано.
     Вернулся он также бодро, но уже совсем под другую песню. Ее мы расслышали все, поскольку пропел Мишка вновь-сочиненное произведение громко и звучно. Оказалось, что на обратном пути  он потерял, или у него украли, кошелек, в котором находились все деньги и билеты, недавно нами купленные в городе.
 
     Очень хочется, описывая этот сюжет, вставить в него что-то типа:
     - Ну, кваса ты хоть успел попить? – спросил Дайчмана Сенька, подбадривая товарища и делая вид, что ничего страшного не случилось.
     - Да, успел, - кисло ответил тот, разумеется, понимая то, что ситуация - крайне неприятная, и то,  как  он подвел всю компанию...

     Но ничего подобного, конечно же, написать нельзя. Все было банальнее и нервознее, чем хотелось бы. Да-да, мы стали выяснять, как же это случилось, искал ли он свой кошелек, спрашивал ли людей из очереди??? (За квасом очередь стояла нехилая, в отличии от касс с билетами. Еще бы, ведь чтоб выпить кружечку того, что французы в 1812-м окрестили ''свинным линонадом'' не нужно было показывать паспорт.) Разумеется, что все мы по одному и попарно успели сбегать поискать Мишкин кошелек на площади перед вокзалом, в стенах самого вокзала и вообще...
     Наконец, успокоившись немного, в смысле, поняв, что не вернем мы вот так в одночасье пропажу, мы услыхали от Мишки версию о случившемся, которую решили принять в качестве рабочей и единственно верной. По его словам выходило, что уже после того, как он попил кваску   и отошел немного в сторонку, ему пришлось остановиться и высморкаться. Хронический насморк требовал постоянного присутствия в кармане его тренировочных штанов носового платка. Оттуда его Мишка и извлек, защемив кончик платочка большим и указательным пальцами. И точно в этот момент ему показалось, что какой-то парень из очереди за квасом странно на него смотрит. Тогда Дайчман      не придал значения этому взгляду, но вот сейчас, восстанавливая в памяти все события досконально, ему кажется, что парень заметил (а сам Мишка нет(!)), что из заднего оттопыренного кармана застиранных синих треников выпал бумажник. Этого парня Мишка в точности не запомнил, но когда ходил искать утрату, его в очереди уже, конечно, не было.
     Итак, картинка прояснилась. Стало понятно, ''кто виноват?'' Теперь предстояло решить, ''что делать?'' Четыре умных головы довольно быстро разработали очень четкий и совершенно логичный план действий. 
     Во-первых, нам предстояло уведомить о краже   (и только - так!) начальника вокзала и попытаться заполучить от него хоть какой-нибудь документ, закрепляющий наше эксклюзивное право на те места, которые были обозначены в пропавших билетах. Слава богу, мы их запомнили: и номер вагона и дату - всё знали точно.
     Проблемка таки образовалась в процессе нашего общения с начальником. Нет, ну конечно же, ему  была совершенна понятна сложившаяся ситуация. Ну, разумеется, он однозначно  сочувствовал нам и  в положение наше вникал полностью... И так же, совершенно однозначно, он ничем нам не мог помочь! Максимум, на что нам удалось его уговорить, это оставить у него бумагу, где было указано все, что этих билетов касается, плюс наши паспортные данные. В случае чего, при отправке поезда, на который эти билеты были проданы, он бы смог проконтролировать возникшие вопросы! Это бала совершенна туманная и никому непонятная формулировка. Но нам хоть в таком виде удалось оставить сведения о билетах. Несколько успокаивало то, что проданы они были по паспортам, и воспользоваться ими бы смог не любой. Спасибо Фестивалю!
     Далее, по совету того же начальника вокзала,    мы с Мишкой опять отправились в кассы, дабы попытаться там получить дубликаты утраченных билетов. Но сначала на коротком общем собрании ''погорельцев'' было решено ни в коем случае не обращаться за помощью в Москву, а решать свалившиеся на нас проблемы своими силами. Мы выгребли остатки денег изо всех щелей, чтобы представить себе, как собственно мы сможем просуществовать до конца похода, и когда он, этот конец, действительно настанет?
     Несмотря на то, что перед первым нашим заходом в городские кассы мы уже произвели выемку средств из карманов всех участников проекта, оказалось, что некоторые резервы у бережливых туристов в закромах еще остались. Какая-то мелочь завалялась у самого Дайчмана. Видимо, это была сдача от покупки кваса, не попавшая в кошелек, а ''провалившаяся за подкладку''. Рубля три-четыре заныкал Лева, но теперь  был вынужден их отдать.   У меня на черный день был отложен червонец, про который, конечно, никто не знал. Но успешнее всего произошла полная и окончательная (окончательная ли?) экспроприация скрытых авуаров у Поврина. По его сусекам нам удалось наскрести ни много ни мало - аж тридцать пять рублей! Мишка, элементарно перестраховался, собираясь в поход, а точнее - это его мама, Анна Матвеевна, снабдила сына лишними деньжонками на случай вот таких непредвиденных обстоятельств. Майк, справедливо полагая, что НЗ,  он и есть НЗ, ничего нам не сказал и не выдал        эти средства в момент, когда мы в первый раз скидывались на общие расходы.
     Таким образом, получалось, что финансов у нас хватало, если бы даже надо было покупать билеты снова. В обрез, но хватило бы. А покупать снова таки пришлось!
     В кассах в ответ на нашу жалобу и просьбу о выдачи дубликатов нам ответили отказом. Не принято это у них в железнодорожном ведомстве в случае утери билета оформлять его повторно.
     - Да! Билеты мы вам продали, помню, - сказала нам кассирша, - даже верю, что их у вас украли. У нас на вокзале - это запросто, не вы первые, не вы последние! Но продублировать не могу, не имею права!
     - И что же нам делать? Ведь Вы же знаете, что мы не врем. Ну, к чему бы нам вторые билеты? Нам только надо уехать домой. А если, кто с нашими ворованными билетами появится, то мы хоть доказать сможем, что это - наши места! - довольно напористо пытались мы настоять на своем. Но наша правозащитная речь не возымела должного действия.
     - Могу продать вам билеты на те же места. А если ваши билеты найдутся, то вы сдадите их в кассу и получите деньги обратно.
     Этот вариант мы и приняли, за неимением никакой альтернативы. О том, что наши билеты найдутся, однако, никто из нас и не мечтал. Даже если в день отправления поезда и появятся люди с нашими билетами, то, скорее всего, это будут случайные прохожие, перекупившие дефицит у тех, кто сейчас копается в Мишкином кошельке. Какой с них спрос?
     Вернувшись на вокзал, мы опять пошли к начальнику и объяснили ему всё, чего удалось нам добиться. Тот нам клятвенно пообещел, что в день нашего отъезда он будет рядом, и если что, то сразу!..

     А в нашем распоряжении на тот момент не осталось и десятки. И это не было здорово. Ведь нам были необходимы элементарные средства на автобусное передвижение, покупку хлеба, молока, всех тех продуктов, которые мы не тащили с собой, ввиду прохождения маршрута исключительно по населенным пунктам. Ещё мы расчитывали покупать билеты на вход в музеи и заповедники; да и на обратный путь иметь хоть какие-то средства нужно было обязательно. Короче, стало ясно, что походик нам предстоит экстремальный. Режим жестокой экономии был введен тут же на месте, безо всякого голосования и долгого обсуждения.
 
     Все автобусы в сторону монастыря на сегодня мы уже упустили, поэтому было решено выезжать на первом же утреннем рейсе, а пока искать местечко для ночлега. И вот именно в этот момент я вдруг осознал, что чудеса этого дня ещё далеко не закончились. Был уже поздний вечерний час (время пролетело из-за наших проблем незаметно), но на улице было совершенно светло, как-будто день был в самом разгаре. Через час-другой я понял, что ночи не будет. Смеркалось вяло и неуверенно. В это время уже давно пора было любоваться на звёзды, что я всегда и делал в походах и поездках, но не сегодня! Было светло. Пусть, не как днем, но светло, о звёздах не могло быть и речи. Но была ночь! Первая белая ночь в моей жизни!

     Никогда мне не приходилось видеть белых ночей. Мои поездки в Ленинград случались совсем в другое время года, и я совершенно не представлял себе, как это выглядит на самом деле. Уже далёко за полночь чуть-чуть стемнело, но не по-настоящему, лишь слегка. Я, по-моему, в эту ночь совсем не спал, смотрел по сторонам, бродил вокруг вокзала, по пустой площади, возвращался к ребятам. Мы никуда не сдвинулись и ночевали тут же на скамейках, в парке рядом. Было тепло. И светло.
     Первая для меня (и, как выяснилось, последняя - следующая была уже не такая, стемнело, хоть и не надолго) белая ночь закончилась и, г-хм, наконец рассвело. Мы появились у автобусной остановки самыми первыми и не напрасно. Позже народу, жаждущего ехать в этом направлении, скопилось множество. Пробивая себе дорогу вещевыми мешками и московским нахальством, мы влезли в автобус и потратили еще пару целковых из скудных своих остатков на билеты.
     После этой поездки нам придётся ещё всего лишь дважды прокатится на автобусе: в Пушкинские Горы и оттуда - обратно в Псков, в день своего возвращения домой. Все остальные передвижения в этом походе будут пешие и вплавь. Но об этом пойдёт речь впереди.

     Память меня может подвести, но я почему-то припоминаю, что дорога наша пролегала, не только по Псковщине, но и через какой-то малый кусочек Литвы. Если очень захотеть, то можно залезть в атласы, поглядеть на карты и разобраться: могло ли такое быть и было ли? Но я по своему обыкновению не стану сам себя проверять. Опишу так, как вспоминаю, а если немного привираю, или, что так же возможно: возникает ложная память, то ошибки мои поправят придирчивые читатели, добрые критики и милейшая цензура...
     Еще в ранние утренние часы мы добрались до Псково-Печерской Лавры.
 
     Сам-то я - страшный нелюбитель разного рода религиозных достопримечательностей, сооружений, культовых объктов, связанных с проведением церковных служб, обрядов и тому подобного.
     Обусловлено такое мое отношение к подобным местам  тем, что еще в детстве, когда сознательным атеистом меня никак нельзя было назвать, мы с братом попали на обряд отпевания покойника. Причем - дважды. Впервые это произошло, когда папа решил нас с Осей поближе познакомить с архитектурой и историей православной церкви. В один из выходных он повел нас, не как обычно, в Политехнический музей, планетарий, или зоопарк, а - в Новодевичий Монастырь. Ну, кладбище, это понятно, оно, по задумке отца-просветителя должно было восприниматься нами как парк-музей! А вот то, что в церковных стенах нам предстоит вкусить непритворных ''радостей'' от лицезрения и ощущения  скорби траурной толпы, провожающей какого-то (возможно, вполне очень достойного) человека, этого, конечно, никто заранее не знал и не планировал. Но оно случилось.
     По незнанию мы вперлись под скорбные своды в самый разгар церемонии и не сообразили сразу (даже папа), что там происходит. Все было торжественно, красиво (как считается) и громко. Монотонно и гулко тянул поп (или, кто он там был то по своему церковному званию?), звучно же подпевал хор, голосили какие-то тетки...
     Я, к счастью, в подробностях уже не всё помню (мал был - лет 10), но ощущения влезли мне под кожу глубоко и остались там навсегда. Очень и очень неприятные, какие-то гадко-стискивающие голову и тошно-пригибающие спину, чувства. Просто не знаю как их лучше описать. И запах! Отвратительный для меня, такой задавливающий и выворачивающий запах. Поп размахивал кадилом (вижу это - как сейчас), оно дымило, свечи коптили густо... и пахло!
     Пробыли мы там несколько минут: четыре... пять... десять?! Чего-то папа еще пытался нам объяснять шепотом, который только добавлял раздражения и испуга. Вероятнее всего, я ипытал не просто неприязненные ощущения, а именно детский испуг перед смертью, перед покойником (которого к счастью видно мне не было, а только - гроб), перед чем-то неимоверно чужеродным и отталкивающим.
     А через пару лет, наш класс побывал на экскурсии в Загорске. Картина повторилась в точности! И по внешнему сходству, и по внутреннему моему восприятию. Этот случай закрепил уже навсегда во мне особое отношеное к разного рода церквям, соборам, равно, как и кладбищам, к ним прилегающим. Нигде и никогда я  с тех пор стараюсь не попадать внутрь подбных помещений, да и снаружи вблизи них чувствую себя не комфортно. По этой же причине и в храмы различных других концессий я абсолютно не вхож, даже из любопытства.
 
     Но что было делать, если мы уж приехали за тридевять земель, да еще с такими приключениями?! На территорию монастыря я пошел вместе со всеми. Не стоит вам читать историко-географический очерк об этом замечательном и очень необычном месте, написанный в моем исполнении. И без меня о нем уже рассказано предостаточно! Да я и сам не стану брать на себя подобной задачи, а коротко лишь обрисую свои впечатления о монастыре.
     Конечно, меня поразило само строение, принцип, по которому этот манастырь был создан. Он, как бы, вырублен в скале, а точнее - в холме. В землю углублены гроты, пещеры, какие-то лазы. Все это соединено между собой проходами, проулками, замкнуто в единый ансамбль. Я старался не обращать внимания на культовую сторону этого места, а воспринять его, как архитектурно-исторический памятник, тем более, что оно таковым и является! Мы полазили там и побродили предостаточно, наблюдая изподволь за монахами; поразглядывали атрибутику в лавках и внутренних помещениях. В целом я спокойно это все перенес и даже местами испытал интерес и любопытство.
     Как вы понимаете, никаких богоугодных отправлений мы там не предприняли и даже, кажется, никто из нас не проявил инициативы по приобретению крестика, образка или чего-то подобного. Если я ошибаюсь, Поворин Михаил Владимирович меня поправит. Другому - точно некому. А далее наш маршрут продолжился в Пушкинские Горы.

     Доехали мы до Михайловского и с этого села начали основную и продолжительную часть своего (теперь уже в прямом смысле слова) похода. Денег на билеты для посещения музейных экспозиций у нас уже совсем не было. Негласно мы решили довольствоваться подробным осмотром лишь внешних сооружений и окрестностей.
     Надо отметить, там есть что осматривать!
     Красоту природы этих мест не мне воспевать, но невозможно не восхититься видами, которые открываются там буквально с любого пригорка, с любой точки на местности. Погода нам благоволила абсолютно. Видно, господь принял наше посещение святого места, как признание его могущества и уверение в его владычестве, ну, и решил побаловать нас, особенно, имея в виду все обстоятельства, сопутствовавшие нашему прозрению.
     Мы долго и неспешно передвигались с холма на холм, обходили парки, удалялись в стороны от самого музейного комплекса и наслаждались прелестями, открывшегося нам великолепия.
     Тогдашнее свое настроение я помню до сих пор: очень бодрое, восторженное, счастливое настроение. А уж после пережитых накануне неприятностей - особенно легко и радостно было на душе!
     Однако, где-то надо было уже располагаться на ночлег. Разумеется - не в чистом поле. Вскоре мы подыскали уютный перелесок в стороне от деревень, как и полагалось возле какой-то речушки. Палатка, костер, нехитрый ужин туриста - все это добавило нам положительных ощущений от путешествия в конце такого насыщенного и продолжительного дня. Утром нам предстоял неблизкий пеший бросок в Тригорское. 
     Не для того чтобы приврать, а ради собственного ощущения правдивого изложения событий я предположу, что до следующей усадьбы, связанной с именем величайшего русского поэта, мы добирались не один день. Наверняка оно так и было: во-первых, нам некуда было спешить, поход-то был у нас запланирован достаточно продолжительный. Не может быть, чтобы мы поехали в такую даль меньше, чем дней на десять. А, во-вторых: расстояние между этими знаменитыми селами - не маленькое. Вряд ли бы мы легко его протопали за один переход.
     Никуда с утра мы не сдвинулись, а хорошенечко выспались, отдохнули, позавтракали и лишь после этого стали собираться в путь. Ну, а как собрались, так и пошли. Не сидеть же на рюкзаках без дела.
 
     Шли мы по обычным проселочным дорогам, срезали углы, преодолевая какие-то лески, холмы и овраги, и добрались наконец до речки, преградившей нам путь.
     Вечерело. Из-за сгустившихся сумерек мы не могли разглядеть в ближайшей перспективе хоть какое-нибудь подобие моста, и нам пришлось задуматься о переправе более архаичным способом: вплавь. Бережок был очень подходящий: низкий, песчано-глинистый. На противоположной стороне все тоже выглядело вполне нормально. Ширина  реки нам представлялась совсем незначительной. Помнится, была она метров тридцать, не более. Течение, правда, в реке было заметное. Мы кидали палки и наблюдали, как их сносит влево от нас довольно быстро; но все же это была не бурная горная река, а обычная среднерусская речушка с достаточно теплой водой.
     Единственное явное неудобство при подобном форсировании  представляет переброска на другой берег вещей. Рюкзаки и палатка - довольно тяжелые предметы, чтобы их держать в одной руке над водой, как это обычно изображается в правдоподобном приключенческом кино. Но, уж чем-чем, а водной преградой нас было не испугать. Хотя, как вскоре выяснилось, отнюдь не все из нас одинаково пренебрежительно отнеслись к предстоящей мокрой операции. Леву этот момент слегка озадачил, если не сказать - испугал. Да и Поврин, если честно, вдруг подумал, что на гитаре он играет куда лучше, чем плавает. Однако отступать было поздно. А главное - некуда!
     Скинув одежду, завязав ее в узлы, перепаковав как-то вещи, чтобы тяжесть тючков была поменьше, мы с Дайчманом первые вошли в реку.
     Я плыл на спине, работая лишь ногами и удерживая над собой поклажу. Довольно быстро и легко добрался до противоположного берега, и убедившись, что дно там вполне приемлемое, ила мало, я оставил тючок на сухом месте и поплыл обратно. То же самое сделал и Мишка. Раза три мы вошли в одну и ту же воду и перекинули почти все  наше барахлишко.  Нам оставался последний заплыв.
     И тут Левик обратился ко мне со словами, которые ему было очень нелегко произнести: ''Сенька, ты мне поможешь доплыть, если вдруг я устану на середине?''
     Не думаю, что я был настолько бессердечен, чтобы обсмеять одного из лучших своих друзей по такому пустяку. Но, зная свой нрав, подозреваю, что от какой-то, пусть даже не очень едкой колкости, я не удержался. И мы поплыли.
     Точно на середине я остановился и обернулся назад. Лева работал конечностями сосредоточенно и упорно, но это ему не сильно помогало. Продвигался он не прямо, а по гипотенузе. Течение его сносило ровно настолько вбок, насколько он успевал проплыть вперед. Я двинулся к нему и, приближаясь, спросил: ''Помочь?'' Вопрос мой был излишен. Было видно, что Левка выдыхается. Но он нашел в себе силы произнести довольно твердым голосом: ''Если ты не устал, то помоги пожалуйста''.
     Я едва поддержал его под правую руку и сразу почувствовал, что проблема у моего товарища - скорее психологическая, нежели - физическая. Почти ничем я ему не помог, но он, почувствовав опору, заработал руками и ногами куда производительнее. Абсолютно сам, без моего участия Лева проплыл остаток пути и причалил к берегу изрядно вымотанным. При этом я его касался время от времени, чтобы он понимал, тонуть некуда, под ним - что-то есть.
     Все четверо мы разлеглись на берегу и несколько минут отдыхали. Потом переоделись, собрались опять в дорогу и пошли уже в потьмах искать место для стоянки.
 
     Проснувшись на утро, мы обнаружили себя на склоне очень живописного холма, над речкой, которую мы накануне так удачно преодолели. Уйти далеко от нее мы в темноте не могли и не хотели. Поэтому и заночевали поблизости, отдалившись лишь от дороги  и, как выяснилось, интуиция нас не подвела: место оказалось превосходным. Как на ладони, перед нами открывались два живописных села: Михайловское и Тригорское. Между ними зеленели леса, поля, холмы, на которых тут и там виднелись стада, копны сена, какие-то отдельные домики, то ли мельницы, то ли что-то еще. Все      это пересекалось речушками с озерцами, их раздувающими в нескольких местах, дорогами и тропами, совсем редкими столбами с телеграфными или какими-то еще проводами.
     Левитан, Репин... ну, может еще кто, приходили на ум при созерцании этой вот панорамы. До речки нам было совсем недалеко, палатка была разбита на самой опушке чудесной березовой рощицы, беспокойного соседства рядом не наблюдалось: ни дороги, ни деревни,  словом - роскошнейшее место для дневки. Споров и разногласий по этому вопросу у нас не возникло.
     Разбившись на две равные бригады, мы разделили обязанности. Мне с Мишкой выпало идти на поиски магазина, а Леве с Майком - кашеварить и обустраивать быт. Ведь с ночи мы ничего не делали, в смысле походных удобств, а только лишь воспользовались найденным кострищем. Теперь надо были и рогатки вбить подходящие, и пеньков или ящиков каких отыскать для удобства сидения, и что-то типа стола соорудить... Словом - полный простор для творческой фантазии и технических эксперементов!   
     Выйдя на дорогу, мы быстро определили в какую сторону держать путь, и через полчаса добрались до окраины какой-то деревеньки. Народу навстречу нам почти не попадалось, и мы продолжили движение вперед пока сами без распросов не уткнулись в сельмаг, который нам так был необходим. А требовался нам в первую очередь хлеб. Может, и еще чего-то мы были не прочь прикупить, но наше безденежье не позволяло нам разгуляться даже слегка. И тут нам с Мишкой одновременно на глаза попался ОН! На прилавке этого невзрачного магазинчика, на самом видном месте лежал знакомый любому ребенку, студенту, инженеру, рабочему и (как теперь выяснилось) колхознику вафельный тортик.
     Мы с другом переглянулись и... потратили рубль.
     Пир на весь мир был вечером, а до ужина мы умудрились скрывать такую роскошь от друзей, предвкушая, предстоящие удивление и восторг. Вафельный тортик с шоколадом я ел до этого сто тридцать четыре раза и после этого еще двести девятнадцать раз. Но этот тортик был вкуснее в тысячу раз всех остальных точно таких же. И дороже, конечно, во столько же, если объективо оценивать нашу покупательную способность на этот момент.

     В Тригорское мы вошли утречком, еще было прохладно. Вообще, замечу, что весь наш поход прошел под солнышком и в исключительно комфортных условиях. В палатке было сухо, не жарко днем, а и не холодно по ночам. Повезло! Погода в этих северных краях, не всегда так нежна к туристам и местным жителям.
     Опять же, ни в какие музейные дебри мы не вдавались, а бродили лишь по улицам, аллейкам, лужайкам и вдоль воды (было там что-то водное: пруд ли, ручеек ли?)... Исторические подробности совсем не запечатлелись в моей памяти, а вот общие виды и картины - пожалуй да! До сих пор стоят перед глазами и холмы, и леса, и речки. Вспоминаю памятники Пушкину, или, вернее будет сказать, статуи, которые в местных парках, то на лужайке прилегли, то на скамеечке присели полюбоваться родной русской натурой и сочинить какой-нибудь там стишок... элегию... или даже поэму.
     До позднего вечера пропутешествовали мы по окрестностям этого села и на пол-пути в Петровское остановились на ночь. Дабы не перегружать мой рассказ однотипными подробностями я не стану подробно описывать следующие пару дней наших прогулок и валянок. Они прошли приятно и спокойно. Провианта нам хватило, хлеба мы подкупали во время, и путешествие наше стало подходить к концу.
 
     В назначенный день оказались мы на знакомом вокзале, в Пскове, в ожидании поезда домой. Для начала мы посетили кабинет начальника вокзала на предмет поинтересоваться: а не сдавал ли кто из сознательных граждан, найденные наши билеты, или может еще какие-нибудь новости приключились в наше отсутствие и ждут порадовать нас за дверьми этого славного просторного кабинета?!
     Но не суждено нам было более узреть лика доброго и работящего стража железной дороги во глубине северо-западных рассейских земель. Двери в его обитель оказались крепко заперты, а сам он пребывал в неизвестности. Ни милиция, ни справочная никакой ясности в наши недоумевающие головы не внесли. А, меж тем, состав, требуемый нам, уж подали на указанную платформу.
     Вошли в вагон мы одни из первых, но с неудовольствием констатировали, что места наши уже заняты! Ага! Вот они, злостные перекупщики краденных билетов!! Ну, уж сейчас правосудие свершится! Справедливость будет восстановлена! Все вернется на круги своя!!!
     Выяснение, кто у кого чего украл, и кто чьи места занял происходило бурно и драмматично. Тетка, восседающая на ''нашей'' полке, ни за что слезать с нее не собиралась и уверяла, что сидит там законно  и будет сидеть. До самой Москвы не слезет. Проводница, девочка молоденькая, низенького роста и симпатичная до неприличия не могла сама разрешить возникшей неурядицы. На помощь ей пришла ее напарница, тоже практикантка, тоже приятненькой внешности, но гораздо нахальнее по характеру. Правда, и вдвоем им было не под силу ни тетку сдвинуть, ни нас четверых (хотя спорили лишь мы с Мишкой) перебазарить.
     Позвали они начальника поезда, и он пришел, потребовал себе билеты противоборствующих сторон, изучил их быстро, но внимательно и объявил вердикт: ''Никто не виноват. Всем места будут!''
     Оказалось, что у конкурентов наших на руках были, абсолютно законно ими приобретенные, билеты. В центральных городских кассах любимого уже нами города Пскова им продали два билета на те же места (из наших четырех), на какие и нами самими были приобретены проездные документы дважды в течении одного злополучного дня. Дата продажи билетов, проданных в третий раз на одни и те же места, не вызывала сомнений, что это - не наши утеренные, а совсем свеженькие и законные документы.
     Материться хотелось и умелось, кстати, уже тогда вполне сносно! Но не было себе позволено. Девчонки-проводницы засуетились и выделили нам с Мишкой две недостающие полки, нижние, но боковые. И даже - совсем недалеко от наших сопоходников. Народу в вагон набилось уже прилично, и вскоре поезд тронулся. До дома оставалось нам сутки приключений.

     Вскоре проводница начала разносить белье! Девушка была совсем неизбалованная, абсолютно не нахальная, а напротив - скромная, молчаливая и вежливая. Народ разбирал наволочки и простынки бойко и охотно. Доставал рубли и трояки и деловито размахивал полусырыми тряпками, упаковывая в них пыльные матрасы и свалявшиеся подушки.
     Когда очередь дошла до нас, мы объяснили проводнице, что бедны, как церковные крысы. И что не только белье, даже чая от нее получить не сможем. Я точно помню, что мне было стыдно мотивировать отказ от белья отсутствием денег. Но лучше уж было сказать правду, чем, искать какие-то другие неправдоподобные объяснения. Девушка нам сразу не поверила. По-моему, она решила, что мы хотим ей отомстить. Она даже пыталась получить с нас обещание в этом случае не пользоваться матрасами, чтобы их не запачкать. Отчетливо помню, как захихикал Дайчман, возражая, что этим чистым матрасам совершенно ничего не угрожает, в отличии от наших парадных вещичек. Одеты мы были, как вы понимаете, все в те же тренировочные костюмы, замусоленные штормовки и обуты в свеженачищенные кеды.
     Позже, однако, девушка вернулась и предложила нам один комплект на всех за ее счет. Ну, вправду, классная девчонка попалась. Чувство неудобства в нас только усилилось, но она отказа не приняла, оставила белье и ушла по своим делам. Тут же какие-то сердобольные соседи стали нам предлагать излишки своих комплектов. Помню, что та тетка, оказавшаяся на нашем месте, отдала нам парочку полотенец, объясняя, что негоже лицом на ''ихние'' подушки ложиться...
     Взаимовыручка и просто человеческая поддержка восторжествовали: далее ехали мы, уже не чувствуя себя белыми воронами (или, все-таки, грязно-белыми?), бедными родственниками, или еще       как-то не так.
     Через часок-другой народ перешел к обычному времяпрепровождению в пути, а именно - к чаепитию. Напряжение постепенно вновь грозило нарасти до максимума из-за неимения у нас уже ни одной копейки, кроме четырех пятаков на метро, припрятанных в надежном месте. И тут из еще более надежного места Майк Поврин вдруг извлек несколько пакетиков для заварки чая.
     Не будем забывать, что в те уже далекие от нас годы чай в пакетиках был чем-то совершенно недосягаемым. Ну, как например жувачка, виски, кроссовки ''Адидас''... Ей-богу, это был предмет неимоверной роскоши. В СССР он не производился, привозился лишь из-за бугра, куда в те времена еще все же мало кто ездил. Помню, например, что дядя Боря всего дважды присылал его в посылках из Америки. Это был Lipton, в пачках по сто штук, которые честно делился между тремя семьями: Саррой, Беллой и Фридой (да, представьте, и в Ленинград не забывали такое богатство отправить). А тут вдруг - такое сокровище, при нашей-то нищете!!! Фурор! Взрыв атомный! Шок, в полном смысле слова!
     Запасливый наш Миша сразу усек, что он будет делать с этими пакетиками, когда оказались мы в положении, в котором оказались, после утраты Дайчмановского кошелька. И, со свойственным ему спокойствием, весь поход не говорил нам ни слова, храня свою тайну мертво и свято. Спасибо ему!
     Чай этот оказался не обычным черным, а - зеленым, жасминовым! Это был китайский чай, который и на чай-то похож не был, но нам он пришелся не просто кстати, а как манна с небес. Интересно, что обсыпал этой манной еврейский народ в лице моем, Левы и Дайчмана - вполне обыкновенный русский человек, комсомолец, кажется, даже крещеный.
     Проводница, с которой мы уже и помирились и познакомились, дала нам кипятку в стаканах, и мы прихлебывали желтенький ароматный чаек с хлебом и плавленным сыром, купленныным на последние гроши в магазине у вокзала специально в дорогу.

     Расставались мы с девчонками-проводницами на Ленинградском вокзале с большим сожалением, поскольку уже успели здорово подружиться, когда пригласили их на жасминовый чай из пакетиков, какого там у них (откуда они были родом) и не видали!
     Сам я такого чая еще лет десять после этого не встречал. Правда, совершенно об этом не жалею.

                август 2010. Хайфа.