Вертикальные и горизонтальные слои сюжета

Многие литературные тексты имеют многочисленные слои смыслов. Можно представить их в виде пересечения горизонтальных и вертикальных слоёв, своеобразную матричную структуру произведений.

Рассмотрим и мы таким образом «Золотой ключик» и «Пиноккио».
Сначала определим те слои текста, которые имеют как бы «сверхзадачную» заданность, социально нормированы. Они более наглядны и мы поместили их как бы в «верхние» этажи.

Наиболее заметен сюжет о деревянной кукле с носом, которая становится членом общества. В начале - он совпадает, но потом начинает резко отличаться по методам и критериям социальной адаптации.

Следующий уровень, как и отмечает М.Петровский, иносказательное сопоставление двух театральных направлений . Далее можно считать бунтарское освобождение марионеток под предводительством Буратино от власти деспота. А у Пиноккио – автор, в первую очередь, имел в виду скорее дидактическую цель и элементы христианского смирения, терпения и всепрощения.

Эти планы сюжета так или иначе были осознаваемы авторами. Но для нас важнее глубинные, подсознательные уровни. Они показаны с минусом.

На первом условно «нижнем» уровне совпадают глубокие подсознательные аспекты. В обоих текстах показан (в соответствии с разным культурно-историческим опытом авторов) механизм инициации ребенка, превращения его в подростка.

Ещё более глубоким, на наш взгляд, слой - это библейские темы ухода и возвращения блудного сына. Различие в траекториях, испытаниях и, главное, с различным итогом – возвращением. Как мы уже отмечали, это совершенно разные возвращения. Другие результаты взаимоотношений «отец – сын», где сыну и отец меняются ролями: отец приходит к сыну

Как видим, если в евангельской притче отец прощает бедного и несчастного сына, то при встрече с Буратино как раз несчастным становится отец.


Представление о «вертикальных» (психологических) и «горизонтальных» (культурных) слоях текстов
(последний у Пиноккио не показан)


                «ВЕРХНИЕ» слои сюжета
3-й Христианские и литератур-ные мотивы                Освобождение марионетки
2-й Дидактические назидания – как стать хорошим мальчиком              Сравнение двух театральных систем Мейерхольда и Станиславского
1-й                Сюжет про деревянную носатую куклу (общий сюжет)

        Пиноккио                Буратино ------------->Алиса Л.Кэррола->Щелкунчик П.Чайковского->Щелкунчик Э.Т.Гофмана

                "ГЛУБИННЫЕ" слои сюжета
- I  Инициация взрослеющего мальчика, его вторичное «рождение» (общий сюжет)
-II  Тема ухода, странствий и возвращение блудного сына (хождения по мукам) (общий сюжет)
-III Слабая связь с архетипом Пра-Матери (феи, чрево акулы)              Сильная связь с архетипом Пра-Матери (Тортила) и её полное одобрение
-IV Отсутствует у Пиноккио                Сексуальная инициация подростка
-V Отсутствует  у Пиноккио                Пародия на поэзию и поэтов-символистов как освобождение А.Толстого от своих ранних увлечений
-VI Отсутсвует у Пиноккио                Тайная надежда на свободу творчества в тоталитарном государстве и её крах.

   

Затем следует слои связанные с материнским началом. Ведь тот и другой персонаж полностью создан мужчинами, Отцами.

Но как различно это появление этого начала.
Пиноккио опекает фея, какое-то странное виртуальное создание с волшебными возможностями. Сперва девочка, потом женщина, в конце вообще козочка (христианский образ Агнца??)…

А у Буратино очень старенькая и ворчливая бабушка, в образе черепахи Тортилы, поначалу конечно немного бухтит не по делу, но потом помогает и утешает своего внука. Очень – очень старенькая и очень-очень ворчливая, но такая добренькая.

Между ними есть мощные древние отношения родства и близости - об этом говорят упрёки Буратино: «Не ругаться надо, - проворчал Буратино, - тут помочь надо…»( Т8, C180). Кому из нас не знакома эта привычная родительская воркотня в родном доме, когда, особенно по понедельникам с утра, как писал Юрий Тынянов, - «маменька привычно язвит папеньку» ("Смерть Вазир- Мухтара").
А можно ли ворчать на фею, как вы думаете?

Трудно, но ещё можно представить фею «весёлой, дерзкой, шумной». Но чтобы она ещё и дралась???

Такого просто невозможно представить, что бы величавая, неземная красавица превратилась во взлохмаченное драчливое существо типа Пеппи-Длинныйчулок.
Рыжая (то есть опять бурая, буратинная) Пеппи ввязывается в драку с пятью мальчишками сразу уже во 2-й главе – она там заступилась за маленькую девочку, в 3-ей главе она загоняет двух полицейских на крышу дома и т.д. Такое поведение девчонок и женские драки хорошо показаны в кинофильме режиссёра и довольно молодой девушки (всего 24 года!) Валерии Гай Германики «Все умрут, а я останусь» (2009), или в её же спорном сериале «Школа» (1010).

По данным социологов, такие стычки – сейчас уже норма, почти каждый второй юноша (с 7-го по 11-й класс) и каждая седьмая девушка участвовали в драках в течение последних 2-х месяцев, причём, чем меньше возраст, тем выше частота конфликтов. А Пеппи, как мы помним, в начале книги было всего 9 лет.

А чрево акулы и спасение из него Пиноккио в конце текста – представляется образом нового рождения (ПЕРЕ-рождения) и ПРЕ-ображения, превращения в умного, красивого мальчика с каштановыми волосами и голубыми глазами, с веселым, радостным лицом (видимо, в отличие от прежнего - унылого и деревянного).

Тоже самое у Толстого в его сказке выполняет образ «пещеры», - Буратино возрождается/перерождается из этого своеобразного «лона»  и из неё уже выходит бесстрашным бойцом, воином с превосходящими силами врага. Он как самурай-камикадзе уже заранее примирился со смертью (кодекс воина - «бусидо») и готов пасть в сражении , но решил делать это дерзко и весело. Когда боец теряет страх перед смертью, отмечают специалисты по воспитанию боевого духа, - он становится непобедимым . Его ещё можно физически уничтожить, но победить уже нельзя.

Он предпоследними словами оскорбляет Карабаса, называет его то старым пивным бочонком, то жирным мешком, набитым глупостью: «...спустись к нам, - я тебе наплюю в драную бороду!» (Т8, С.206).

Для чего это делает наш занозистый деревянный воин?

Кстати, он почти дословно повторяет слова нашего критика «неистового» Виссариона Белинского, который в отчаянии в конце жизни, полемизируя с Гоголем, и, обращаясь к Богу(!!!), заявил, что плюет в его «гнусную бороду».

Буратино своими насмешками и нахальными оскорблениями хочет вывести противника из равновесия, чтобы он потерял голову и сделал ошибку, ведь гнев - плохой советчик в схватке. Кроме того оскорбления несут и функцию снижения статуса врага и подавления страха перед ним.

Ведь как он обращается к огромному страхолюдному Карабасу – «Эй, ты!». Так можно обращаться с существом гораздо ниже себя по статусу, презираемого, а, главное, заведомо ничтожному! Буратино его сразу подавляет словесной атакой, сбивает с толку, шокирует, осуществляет психологический натиск (берет «на голос»), а себя – вводит в боевое яростное состояние викинга - «берксерка», когда адреналин помогает умножить силы, приобрести нечувствительность к боли и резко обостряет двигательные реакции. (см. Шлахтер В. "Человек-оружие")

Такое задиристое поведение просто не могло бы прийти в голову Пиноккио, так что у нашего деревянного человечка есть чему поучиться, поверить в себя, быть бесстрашным и отважным. В реальном бою надо действовать именно по Высоцкому «Ударил первым я тогда/ Ударил первым я тогда -/ ТАК было надо»). Если драки не избежать – надо бить первым!

Конечно, сексуального формирования у Пиноккио никакого нет и в помине. Он ещё мал, а если и кого смог поцеловать, то только в благодарность рыбу Тунца. Эта рыба, как говорится, не считается. Он бы ещё медуз обнимал! (Чопорный ХIX век, что ж вы хотите! Сексуальная революция ещё только - только грядёт.).

А вот Буратино, как сын другого века, уже вовсю обращает внимание на девочек. ХX век – дураков нет!
По устоявшимся обычаям младшего подросткового возраста, это выражается некоторой ритуальной агрессией к «предмету внимания», а именно: пугать, дергать за косички, как бы нечаянно толкать, щипать и т д. Сценарии ухаживания будут, конечно, меняться с возрастом и формируются под влиянием необходимых культурных образцов.
 
А вот Буратино – чем вам не образец?
 
Он снисходителен к девочкам, дружит с ними и помогает им, он смел и умел, самостоятелен, решителен, даже терпеливо принимает женскую благодарность: «Довольно, довольно лизаться, - проворчал Буратино» (Т8, С.205), кстати, этот поцелуй с Мальвиной у него уже второй. Выражаясь специфическим девичьим жаргоном, – он будущий «замечТательный мужчинка»!

Следующий глубинный уровень сказки Толстого - это отношение к поэзии и поэтам-символистам.
Можно расценить их пародийное изображение как попытку освобождения Толстым от своих ранних увлечений этим литературным направлением: «Весной 1907 года – я написал первую книжку «декадентских» стихов. …Символисты… дали мне начатки того, чего у меня тогда не было и без чего невозможно творчество: формы и техники. …я продолжал жить в кругу символистов..» . Это своеобразное самооправдание Толстого . Вот с этим «наследством» он и пытается таким образом расстаться.

Это хорошо показал М.Петровский , анализируя декадентско- блоковские мотивы в изображении поэта Пьеро. Толстой их нарочито спародироал, демистифицировал тем, что вложил их в уста такого пародийного, смешного, просто никчёмного героя.

Но самое тайное, а может даже смертельно опасное для той эпохи – это попытка автором смоделировать рывок на свободу в несвободном обществе. (Есть такая форма побега у заключённых – «на рывок», когда надо просто броситься из конвоируемой колонны, отчаянно надеясь на свой «фарт», быстроту ног и растерянность «вохры».) Пусть только этот побег только через художественное творчество как у Р.А.Штильмарка в «Наследнике из Калькутты» (1958), которое он писал в лагере.
Эта тайная наивная надежда на булгаковскую «окончательную бумажку, фактическую, бумажку-броню»  от шариковых и швондеров.
 
Обратите внимание, каково отношение Булгакова к официальному документу, мандату, ордеру. Он называет даже не бумагой, а, уничижительно, бумажкой. Такое пренебрежительное отношение к святыни бюрократии я встречал только в фильме «Чрезвычайное поручение» (1965, реж. Кеворков С.А.). Там белый офицер (артист Дружников  В.В.) своим знаменитым голосом брезгливо приказывал: «Сочините БУМАЖЕНЦИЮ этому фрукту (то есть, филёру - артист Б.П.Чирков), для взятия большевичка». 
Каждое слово тут надо выговаривать по отдельности, с долгой выдержкой пауз, так они насыщены интонациями! Тут и отвращение к себе и к тем, с кем приходится общаться, и вообще ко всей действительности как к дурному, плохо сочинённому водевилю. Офицер презирает полицейских, презрительно назвав их «фруктами», но и к большевикам он относится не менее отрицательно-уничижительно: большевички. И зря. Он ещё вспомнит об этом, но поздно, перед дулом нагана в Чека или, в лучшем случае, за шоферской баранкой в Париже.

Так вот, бумаженцию не пишут, не составляют -  её «сочиняют», то есть создают, сотворяют! Недаром старинное названия творческих профессий – сочинитель. Такое трепетное отношение к официальной бумаге я однажды испытал на себе. Будучи еще студентом на военных сборах, я обратился к нашему подполковнику о положенной мне увольнительной и неосмотрительно назвал её тоже «бумаженцией». Как он взорвался! Кроме часового разноса о неуважении к уставным и служебным документам, я лишился всех дальнейших увольнительных. 
Так что жив ещё, по документам, дух поручика Киже!

Однако в процессе работы над сюжетом для пьесы, а тем более киносценарием Толстой понимает, что надежда на свободу творчества в тоталитарном государстве оборачивается полным крахом. От швондеров ещё можно как-то освободиться «бумажкой», от всесильного Хозяина Всех «Бумажек»  – нет.
Путь к свободе оказался ещё большим рабством, превращающим писателя в сервильного Дуремара. Вот как определяет его суть  М.Петровский: «Дуремар – сказочный вариант Смердякова, лакейская душонка, чья профессия наводит ужас омерзения даже на Карабаса, - ничтожество, продающееся за ужин, доносчик и предатель». Вот какова альтернатива поражения для творца.

Этот процесс накладывался на то, что происходило в стране и в предисловии к «Реквиему» скорбно-лаконично написала Анна Андреевна Ахматова:

«…Я была тогда с моим народом,
Там, где мой народ, к несчастью, был» .

Вот как это происходило.
В 1934 - 1935 годах - работа Толстого над «Золотым ключиком», в 1936 году – повесть выходит отдельной книгой, 1938 – переработка повести в пьесу (герои попадают в страну детства – СССР), в 1939 году – выходит одноимённый фильм, где прилетает летучий корабль с товарищами (во главе усатый начальник) в кожаных куртках, расправляются железной рукой с Барабасом и забирают всех кукол во главе с Буратино и Карло в Страну счастья.

Вспоминается лозунг на Соловках: «Загоним всех железной рукой в счастье» . Каждое слово в этой людоедской фразе потрясает, а счастье похоже на загон для скота, настоящий оруэлловский «скотный двор». Характерно даже изменение карательной аббревиатуры: сперва СЛОН (Соловецкий лагерь особого назначения, а потом – СТОН (Соловецкая тюрьма особого назначения), которая невольно выразила запредельную жестокость ГУЛАГовской администрации.

В то же время для страны это десятилетие выглядит так: 1929 год  - год Великого «перелома», потом борьба с уклонами и троцкистами, создание в 1934 году подконтрольного Союза писателей, в 1937-1938 годах – кровавый кошмар «ежовщины». И аресты, аресты, аресты…

Как видим, с небольшим запозданием, но жестокая реальность быстро выветрила начальный наивный оптимизм писателя. Недаром М.Липовецким подмечено , что аббревиатура «Золотого ключика» странно ассоциируется с термином «заключённый канал-армеец» или просто ЗК (название дало строительство первого канала, превратившееся в торговую марку папирос «Беломорканал», в просторечии превратившимся в «белый мор»).

Марк Липовецкий оценивает эту коллизию сказочной повести как "утопию свободной марионетки". Мы бы ещё усилили и обозначили её как бунт и неизбежное поражение марионетки, которая, пусть очень недолго, но всё же была свободной.
Чёрный юмор эпохи: «Шаг в сторону – это побег, а прыжок вверх – приравнивается к  попытке бегства». Или другой: «Попытка – не пытка, верно, Лаврентий?»

Да, пусть бунт писателя был обречен на поражение, силы несравнимы. Однако, как мы знаем, что может иногда «теленок бодаться с дубом». И рано или поздно этот несокрушимый дуб, извините за каламбур, - всё-таки даст «дуба»!

Кстати, конфликт в июне 2011 года в театре на Таганке в обсуждениях все часто сравнивали с бунтом бесгласных кукол-артистов с деспотичным режиссёром, а самого Юрия Любимова сравнивали с Карабасом Барабасом, который публично назвал их «клопами в диване», пьяницами и т.д.
Однако он сам в своих воспоминаниях о приходе Владимира Высоцкого в свой театр заявлял: «Ну, пусть будет ещё один пьющий актёр».
Сразу вспоминаются фраза знаменитого комика Сергея Филиппова, который обращаясь к молодому злоупотребляющему актёру, заявил: «Не по таланту пьёшь!»

Видимо, таланты на Таганке все повывелись, остались одни «клопы».
 
Актёр и режиссёр Ролан Быков в своём стихотворении «На смерть В.Высоцкого» так предвидел эту ситуацию:
«…Полжизни за такую жизнь,
Настало время тараканов,
Они ползут из океанов
И занимают рубежи»

Приведём слова Сирано де Бержерака, который уже ранее упоминался как апологет «носологии»:

Считайте смешною,
Ненужной выходку мою.
Я знаю, что меня сломает ваша сила.
Я знаю, что меня ждет страшная могила,
Вы одолеете меня, я сознаюсь…
Но всё-таки, я бьюсь,
                я бьюсь,
                я бьюсь!

Как видим, здесь отражено состояние настоящего воина, который хорошо понимает возможность своего поражения, но стоек, - бьётся и бьётся до самого конца. Пусть обречённо, даже без всякой надежды на победу. Пастернаковское «… и пораженье от победы ты сам не должен отличать».

В «горизонтальных» уровнях текста есть многочисленные следы других литературных сходных (субстициональных) явлений. Это своеобразный отклик Толстого на культурные события его писательской молодости. Об этом подробно даётся анализ в работах И. Вдовенко  и ранее упоминаемого Петровского.

Вот упоминание некоторых моментов.
Аналогии с «Щелкунчиком» как со сказкой Э.Гофмана, так и с одноимённым балетом , кстати заново поставленным Василием Вайноненом в 1934 г., то есть к началу работы Толстого над текстом «Золотого ключика»:

• борьба с мышиным королём/Буратино с крысой;
• спасение от туфельки девочки Маши/ башмака Карло;
• там есть театр кукол за маленькой дверцей (театр в театре);
• Владелец кукольного магазина очень напоминает Карабаса Барабаса;
• В финале происходит непревращение куклы Щелкунчика в человека/Буратино тоже остаётся деревянным.

Аналогии с «Алисой в стране чудес» Л.Кэррола находит уже ранее цитируемый нами М.Петровский.
• Маленькая дверца, находящаяся за занавеской;
• Есть упоминание тоже о золотом ключике;
• Узкий проход, который похож на крысиную нору;
• Учительский педантизм Алисы/Мальвины;
• Облако над домом Мальвины, похожее на кошачью голову и т.д.

Рассказ о поиске сакральной потайной двери настолько неоднозначен, что в разные эпохи рождает десятки интерпретаций.

Юрий Романов и Андрей Сучилин в статье «Театр детей и зверей» (http://www.mitin.com) тоже имеют это в виду, когда говорят, что «Далеко-далеко за морем стоит золотая стена,/в стене той заветная дверца, за дверцей большая страна» приводят в пример преемственность английской литературной традиции про «Маленькую зеленую дверь в стене» Герберта Уэллса, и золотой ключик, занавеску, дверку – сад в «Алисе» Л.Кэрролла.

Валерия Словиковская (http://gif.ru/texts/txt-slovikovskaya-buratino/) тоже нашла эту канву «Приключений Буратино» даже в американской(?) киноленте(??) «Быть Джоном Малковичем», где вместо нарисованного очага на холсте за офисной мебелью спрятан таинственный портал (вот она современная дверца! – Н.М.) с переходом в мозг самого известного актера.

Очень важная характеристика образа Буратино (особенно на экране и радиопьесах) – это его своеобразный голос.

Ускоренное воспроизведение магнитной записи создавало эффект пищащей куклы, с пронзительными вибрирующими модуляциями маленького, назойливого и, заметим, довольно противненького существа. До сих пор стоит в ушах вибрирующий «буратинный» голосок, когда он картаво канючит: «Папа, па-па Кар-ло».

Недаром существует словесный оборот: «работать, как папа Карло». Он является синонимом: работать много-много и остаться бедным (примерно так же «работать, как негр»). Или работать так же, как наши нищие пенсионеры.

Наши нынешние власти тоже обещают старикам своеобразные тысячи курток с золотыми пуговицами и когда Путин на «голубом глазу» говорит о цифрах повышения пенсий, её валоризации – он точь-в-точь, как Буратино без колпачка. Кстати, в обращении к гражданам России на телевидении 3 декабря 2009 г. он публично пристыдил за сквалыжное поведение некоторых политиков СНГ, что они «зажали (финансовые ресурсы- Н.М.) в потном кулачке, как Буратино свои пять золотых монеток».

Или в разразившемся осенью 2011 года в расколе партии «Правое дело» одна сторона обвиняет в этом известных кремлёвских «кукловодов», другие – называют саму эту партию «кукольной».

Да, крепко сидит образ нашего деревянного героя в политической лексике и политическом подсознании.


Смотри страницу: http://proza.ru/2011/12/20/1656