Начало и конец...

Светлой памяти детской писательницы Елены Мичуриной

Эту странную историю поведала сама главная героиня. Познакомилась я с ней на Иванов день, в гостях. По обычаю мы с друзьями, пригубив по чарочке в честь дня рождения Иоанна Предтечи, пустились в разговоры. Говорили про священное, каждый из присутствующих вспоминал какой-нибудь диковинный случай из жизни, после чего мы единодушно сходились на том, что все мы странники и пришельцы в этой жизни, и «как тень дни наши на земле». Новая же моя знакомая очень внимательно слушала и молчала. И я спросила:
– Лена, а с вами разве никогда ничего не случалось?
Она смущённо улыбнулась:
– Отчего же... И в моей жизни кое-что было... Только не знаю, стоит ли о том рассказывать...
– Стоит, стоит! – подзадорила я молчунью.
И не пожалела.

Вырастала Лена в рядовой советской семье, где в Бога не верили. Мать и отец были коммунистами и никогда не вели беседы о рае, аде, о грехах и страхе Божьем. Тем не менее, оба родителя были крещёными и дочку на всякий случай тоже крестили. Но, как говорится, «всяк крестится, да не всяк молится» – родители и сами оставались нерелигиозными, и дочке неверие прививали. Это сейчас Лена понимает, что отрицание Бога – не вина родителей, а их беда. В такое легкомысленное время они жили, когда большинство людей потеряло вкус ко всему духовному.
Лене было около двадцати лет, когда в семье произошла трагедия. Её отец при невыясненных обстоятельствах утонул на рыбалке, а мать от пережитого потрясения оказалась прикованной к постели. Все заботы по дому и уход за лежачей больной легли на Ленины плечи. Она бросила учёбу и устроилась дворником, чтобы днём иметь возможность присматривать за мамой. Усталость и нервное напряжение накапливались, и однажды, стоя у плиты, Лена потеряла сознание. Осталось загадкой, кто вызвал бригаду скорой помощи, но это и не столь важно. Сколько Лена находилась в бессознательном состоянии, она тоже не знает, но, как сама это описывает, вдруг спохватилась: «Маму ведь нужно накормить!» – и открыла глаза. И что же видит? Она лежит не у плиты, где ей стало плохо, а в комнате на диване, и врачи «колдуют» над ней. Причём, видит всё сверху, одновременно наблюдая за тем, что происходит в разных комнатах, и при этом слышит, кто и что говорит. Удивительно, но она не чувствует никакой боли и страха, напротив: ей непривычно легко, спокойно, даже появилось какое-то безразличие ко всему происходящему. И в этот миг Лена почувствовала, что ей не хватает простора, и подумала, что ничего страшного не произойдёт, если она всего лишь на секундочку оставит стены своего жилища... И только так подумала, как очутилась за окном... в густой темноте. Глянула вверх: ни солнца, ни луны, ни самого неба – одна кромешная тьма!
Глаза быстро свыклись с темнотой, и тут Лена поняла, что находится в какой-то комнате невероятно больших размеров. Вдоль стен тянутся длинные деревянные столы, за которыми сидят «люди», полностью закутанные в чёрные одежды. Ни ног, ни рук, ни лиц не видно – всё скрывают большие капюшоны, надвинутые по самые подбородки. И эти, в чёрном, как уже было сказано, сидят за столами и гнут большие гвозди, делая из них какие-то приспособления наподобие крюков. При появлении Лены они прекратили работу и повернулись в её сторону. Один из них глухо произнёс: «Зачем ты её сюда притащила? Хорошая девчонка», – и Лену после этих слов, словно волной, выбросило вон.
Там, куда её выбросило, было тоже темно, но не совсем, а так, как бывает на рубеже между ночью и рассветом, когда уже и не ночь, но ещё и не утро, а так, какая-то трепещущая, беспокойная, живая мгла. Лена огляделась и вдруг заметила на невероятной высоте откуда-то льющийся свет и изо всех сил метнулась к нему...
Как она летела? Она и сама не понимала. Крыльев у неё не было. Рук и ног, кажется, тоже, по крайней мере, она ими не пользовалась. Во всем же остальном ощущала себя прежней. Даже одета была, как всегда: в тёмное линялое платьишко и в домашние тапочки. Даже фартук, в котором она стояла у плиты и не успела снять, оставался на ней.
Свет приближался. И чем ярче он становился, тем радостней было Лене, невероятное счастье заполняло её душу. Наконец, свет стал таким ярким, что наше земное солнце в сравнении с ним – тусклая алюминиевая тарелка! Но внезапно... необъяснимая тревога охватила Лену, как будто какая-то страшная угроза нависла над ней. Она повернула голову – и в этот миг всё в ней затрепетало: некое существо стремительно летело ей наперерез, наводя ужас на всё окружающее пространство, мизерной частью которого являлась и сама Лена...
Не описать никакими словами то состояние уныния и безнадёжности, которое испытала бедная девушка, когда тот, кого она так подспудно боялась, стал различим настолько, что его можно было рассмотреть. С огненной копной рыжих волос, хищным горбатым носом, телом летучей мыши и страшными изогнутыми когтями вместо пальцев он пролетел над Леной, как вихрь, как последняя мысль умирающего человека. Он ничего не произнёс, даже не глянул, только обдал жутким, леденящим холодом, от которого всё оцепенело, и отсёк тот чарующий, влекущий к себе свет, к которому так спешила, так рвалась душа Лены... И она камнем полетела вниз...
Больно не было. Она только вздрогнула, как бывает, вздрагивала всем телом во сне, и... пришла в сознание.
Удивилась, увидев врачей. От предложенной больницы наотрез отказалась, поскольку за мамой некому было бы ухаживать. Пообещав точно выполнять все врачебные предписания, Лена долгое время глотала горстями таблетки и почти никуда не выходила из дома. Она перестала встречаться с подружками, знакомиться с парнями, веселиться на дискотеках. Жизнь стала скучной и однообразной. Весь день девушка хлопотала подле мамы, а ночью...
По ночам она повадилась летать! Да-да! Именно летать! Лена так и не смогла позабыть тот таинственный свет, который неудержимо влёк к себе! Как только тишина закутывала спящий город, она, погружаясь в сон, расправляла руки и устремлялась вверх, оставляя внизу деревья, крыши домов, улицы, площади... Без малейшего чувства страха легко поднималась всё выше и выше до тех пор, пока город не становился таким маленьким, что мог бы поместиться на ладони. Но дальше лететь не могла: каждый раз что-то останавливало её, не давало подняться к звёздам. Однако Лена не сдавалась. Раз за разом она пыталась преодолеть эту неведомую силу, препятствующую полёту...
И однажды случилось невероятное: она снова оказалась в той самой сумеречной пустоте, на грани между ночью и днём!
…На недосягаемой высоте льётся ослепительный свет. Душа Лены наполняется неизъяснимой радостью и ликованием. Но на этот раз пустота вовсе не пустота. Лена замечает железный бункер, в котором нет ни окон, ни дверей. Она подходит к нему, прикладывает ухо к холодной стене, и сердце её тотчас сжимается невыразимо мучительной тоской. И тут Лена увидела в белых одеяниях старика, идущего навстречу. Обрадовалась: он, наверное, давно здесь живёт, всё знает и поможет ей достичь света! Однако старик, приблизившись, строго сдвигает седые брови и испытующе глядит на незваную гостью добрыми, всевидящими глазами. И нет ничего тайного этим глазам, всё доступно им, всё открыто. Лена съёживается под этим пронзающим взглядом, а старик для пущей острастки грозит пальцем:
– Вот уж я тебе! Ещё раз тут появишься, посажу в этот ящик!
Лена пугается так, как пугаются проказливые дети родительской взбучки, но, превозмогая желание броситься наутёк, спрашивает:
– А что там за свет?
Лик старца просиял:
– Свет этот – Альфа и Омега, начало и конец, это есмь Сущий – Тот, который есть и был и грядет, Вседержитель!
Лена ничегошеньки не поняла из сказанного и уже хотела переспросить, но таинственный небожитель опять сурово поднял указательный палец, и она, испугавшись, что старик выполнит своё обещание замуровать её в эту страшную железную будку, собралась с силами и – круть – сиганула вниз, туда, где грязно-серой полоской едва-едва виднелась родная земля...

...Долго Лена не могла забыть старика. Его строгие глаза навсегда выбили блажь из её головы: она прекратила свои воздушные путешествия.
Вскорости умерла её мама. Добрые люди помогли соблюсти православный обряд погребения; научили, как молиться в первые дни после смерти и подсказали, что нужно обязательно подавать записки о упокоении.
На третий день по смерти, то есть в день погребения мамы, Лена впервые переступила порог церкви. Взгляд сразу упал на икону с изображением старика, как две капли воды похожего на того, что встретился во время последнего воздушного путешествия. Лену всю так и обдало жаром! Она спросила у одной из прихожанок:
– Кто изображён на иконе?
– Николай Чудотворец, – был ответ.
Лена набралась смелости и задала ещё один, мучающий её вопрос:
– А скажите, кто такой Вседержитель?
Прихожанка, пристально посмотрев на Лену, позвала за собой. Подведя к иконе с поясным изображением Спасителя, благословляющего правой рукой и держащего Евангелие в левой, трижды положила поясной поклон и тихо сказала:
– Господь Вседержитель...

...Лена замолчала и вытерла платочком капельки пота, проступившие на лбу. Я вопросительно взглянула на неё. Она виновато пожала плечами:
– Вот и всё.
Но вдруг улыбка заиграла на её лице:
– Нет, не всё. Я ведь сказки стала писать для детей, сразу после той встречи с дивным стариком. И недавно у меня вышла книжка-малышка, издание которой благословил наш архиепископ.
И Лена достала из сумочки ещё пахнущую типографской краской чудесную книжицу с яркими картинками и удивительно доброй сказкой о святом благоверном великом князе Михаиле Ярославовиче Тверском.
Июль 2011 г.