Дорога из Цветов Плоти. Другая Жизнь - 2

23 сентября 2009, среда


(СВЕТЛАНА)

«Мне уже все равно, выживу я или нет. С меня хватит. Хочу, чтобы вся эта история стала сном. Кошмарным сном. Чтобы ничего этого не было. Хочу домой. Хочу домой.

Я спросил «Минорского» об Александре и Кристине, не смог сдержаться, но он ничего не ответил. Просто оставил меня здесь…

* * *

По-моему, он возвращается. Я слышу.

Я рассказал все, что смог.

Говорить больше не о чем.

А вот и дверь открывается.

В любом случае, если кто-то прослушал эту запись, я хочу сказа…»

* * *

Раздалось шипение, и Светлана выключила диктофон. Вернула его на тумбочку рядом с кроватью. Полежала несколько минут в задумчивости, глядя в стену перед собой.

Улыбнулась, когда вспомнила о находке, которую сделала в больничном туалете. Обнаружила небольшое кольцо на своем клиторе. И сразу же сняла его. Вновь задалась вопросом, кем же она была до того, что случилось? А что, собственно, могло случиться? Почему она потеряла память и лишилась кисти руки?

Одно было ясно: порядочные женщины не цепляют кольца на клиторы. Значит, здесь что-то не чисто. Не зря она опасалась и не хотела вспоминать.

А рассказ Валерия Винарова не внес никакой ясности. Ответов по-прежнему не было. Вся эта запись показалась Светлане полнейшим бредом, который не имел к ней ни малейшего отношения. То, о чем рассказывал Валерий, являлось полным абсурдом. Большей части описываемого им не могло быть в реальности. И к ней не могло иметь никакого отношения.

А что тогда диктофон делал в кармане ее юбки? Как сказал доктор. И еще этот кулон.

Кулон.

Светлана взяла его в руку и покрутила перед лицом.

Кулон упоминался на записи. Это точно. И принадлежал он подруге Валерия Юле.

«Но ведь я не могу быть этой самой Юлей?» – подумала Светлана, вглядываясь в красное сердце.

Юле было девятнадцать лет, и она умерла.

Светлану вдруг передернуло, когда она вспомнила слова Валерия. Как он рассказывал об увиденном в морге трупе, а потом еще неоднократно вспоминал об этом.

Кулон был единственной реальной вещью, которая упоминалась в рассказе на диктофоне. А еще город. Ниаракамск, где она сама сейчас пребывала. Вторая половина истории происходила именно здесь. А вот название города, где проживал Валерий изначально, не упоминалось на записи. Но это было неважно.

Рассказ Валерия показался Светлане достаточно бредовым, во многом лишенным смысла и мерзким. Да, он был мерзким. После прослушивания записи хотелось помыть руки. И забыть об этой мутной истории, как о страшном сне.

«Слава Богу, я не участвовала во всем этом, – с облегчением подумала Светлана и сделала глубокий вздох. – Валерий этот и сам порядочный извращенец. Ни говоря уж об остальных выродках».

Она была уверена, что не являлась ни одной из женщин, которых упоминал Валерий. Не могла ими быть. Какое-то внутреннее чувство, интуиция, ей говорили об этом. Светлана не запомнила почти никаких имен из записи, не запомнила и упоминаемых Валерием людей. Ей до них не было никакого дела. Совсем никакого.

Светлане стало намного легче, после того, как она убедилась, что диктофонная запись почти не связана с ней. Только кулон. И город. Но это неважно. Главное, что у нее есть шанс начать все сначала.

«Реальные места, – вдруг вспомнилось ей. – Заправки не в счет, а вот клуб «Красная похоть» и загадочный отель в конце».

Светлана встала и подошла к окну. Отодвинула жалюзи и вгляделась вдаль. Дома, десятки и сотни домов, дороги, мосты, забегаловки, и торговые центры. Все это открывалось ей из больничного окна.

«Нет, – заключила она. – Я решила начать новую жизнь, и я ее начну. Никто мне не помешает мне это сделать. Никто. Я не хочу вспоминать. Я не хочу, чтобы меня кто-то узнал. Я не стану посещать эти злачные места, упоминаемые на записи. Никто меня не заставит это делать. Я уеду. При первой же возможности покину этот чертов город».

Светлана открыла левую оконную створку и вдохнула уличного воздуха. Он показался ей таким приятным и свежим, в отличие от больничных запахов, которые она терпеть не могла.

Она подошла к тумбочке, взяла здоровой рукой диктофон, после чего вернулась с ним к распахнутому окну.

– Я порядочная женщина. И всегда ей была. Никому не позволено портить мою жизнь. Сейчас, когда она только началась, – прошептала Светлана, последний раз взглянула на диктофон и медленно вытянула руку в окно.

Разжала пальцы и проследила взглядом за падающим вниз с восьмого этажа диктофоном. Вернулась к кровати, взяла кулон и пошла обратно к окну.

– И ты, дьявольская вещица, отправляйся-ка следом, – проговорила Светлана, оперевшись локтем на длинный подоконник.

Швырнула кулон на цепочке в окно, проследив взглядом за тем, как слабый ветерок подхватил его и унес в сторону, после чего тот скрылся из вида за углом здания.



25 сентября 2009, пятница


(ВАЛЕРИЙ)

Он был дома. В родном городе. В своей квартире. И не мог этому поверить. «Минорский» отпустил его. Просто отпустил. Сказал, что Карамель останется жива только, если он выполнит все условия. Одним из них было возвращение домой. «Минорский» сам все устроил. Даже выдал ему новый паспорт. Фальшивый, конечно, но от настоящего не отличить.

Еще одним из условий было не пытаться найти Карамель. Не искать связи с ней. Это было тяжело, но Валерий понимал, что так лучше. Это единственное, что он мог сделать, чтобы спасти ее жизнь. Сам же он хотел думать, что с Карамелью все в порядке. Он больше всего хотел так думать. Заставлял себя сам думать так.

Но «Минорский» также сказал, что все образуется само собой и встанет на места. Нужно только ждать. Только ждать. Валерий боялся на это надеяться, но все-таки полагал, что может быть еще сможет увидеть Карамель. Живой. Он боялся на это надеяться и думать о возможной встрече. Не хотел напрасно тешить себя ложными надеждами. Валерий хотел увидеть Карамель и в тоже время боялся. Сможет ли он посмотреть на нее прежними глазами? Сможет ли вести себя так, словно ничего не было? Словно, он не узнавал страшной тайны. Об убийстве ею ребенка.

* * *

Валерий стоял напротив квартиры Александры и не решался позвонить в дверь. Он держал в руках букет красных роз и боялся поднести палец к звонку. Ведь он так и не знал о ней ничего. Где Александра? Что с ней? Жива ли она?

Никто не дал ему ответов на эти вопросы. В голове крутились только слова из того текста, который был у Бартенева. «Черно-белые дневники» агентов. Эпизод, в котором описывалось жестокое убийство Александры.

«Это ложь, неправда, чей-то больной вымысел, подстава», – подумал Валерий, когда протягивал дрожащую руку к дверному звонку.

Но все-таки надавил на кнопку. Раздался звонок, и Валерию захотелось сбежать. Он уже хотел развернуться, когда дверь неожиданно распахнулась.

На пороге стояла Александра. Живая. Невредимая. Такая же красивая, как и раньше. Валерий не мог двинуться с места и произнести хотя бы одно слово. Какое-то время они смотрели друг на друга, лицо Александры излучало равнодушие.

«Живая или копия?» – с ужасом подумал Валерий, но пришел к выводу, что все-таки живая. Ведь Александра была не такой, как копии Юли или Дианы и ни такой, как копия Минорского. Она была живой.

– Аля, – вымолвил он, не чувствуя языка, и протянул ей букет цветов.

Лицо Александры оставалось таким же непроницаемым, кукольным и Валерий испугался. Но она протянула руку, взяла цветы, а потом сказала:

– Ты ублюдок. Трахаешься с кем попало, после чего исчезаешь неизвестно куда, а затем вот так просто заявляешься с букетом цветов, мол, все в полном порядке.

Она помедлила немного, а потом закричала:

– Убирайся! Знать тебя больше не хочу, подонок!

И со всей силы швырнула букет роз в лицо Валерия. Дверь с грохотом захлопнулась, а он постоял немного в ошеломлении, затем наклонился за цветами, поднял букет и, развернувшись, медленно побрел вниз по ступеням.

На улице Валерий, борясь со слезами, подошел к мосту и, размахнувшись, швырнул букет роз в бурлящую воду реки.

* * *

На кладбище было тихо. Валерий медленно брел среди могил в поисках одной единственной. Солнце едва пробивалось из-за туч, которые, плотной серой массой висели над этим местом, казалось, в любое время года.

Наконец, он нашел ту, что искал. Памятника еще не было, только деревянный крест с именем и датами рождения и смерти:

КАЛИНИНА ЮЛИЯ МИХАЙЛОВНА

07.06.1990 – 18.09.2009

И свежая цветная фотография стояла у подножия креста.

Юля на ней улыбалась.

Валерий опустился рядом с могилой, дотронулся пальцами до лица Юли на фотографии. Ощутил, как слезы побежали по щекам, и быстро смахнул их кулаком, коснувшись кожи перчаткой.

– Прости… – прошептал он только одно слово.

Больше не мог. Горло сводило, не позволяя говорить.

Он оглянулся и увидел женщину, направляющуюся к нему между могил. Эта была Анастасия, мать Юли.

«Проклятье», – подумал Валерий, поднялся, поправил воротник куртки и быстрым шагом пошел прочь от могилы Юли.

Свободно вздохнуть он смог только в машине, когда обхватил дрожащими пальцами руль.

* * *

Студия встретила Валерия сырой осенней прохладой. Он долго думал, прежде чем решил наведаться на свое рабочее место. Но что-то заставило его прийти сюда, и теперь Валерий медленно обошел вокруг стола, проведя пальцами по гладкому дереву.

Его взгляд упал на ворох почты, громоздящийся на столе. Среди многочисленных конвертов Валерий увидел большую плоскую посылку, завернутую в бумагу. На упаковке он прочитал: «Твоя Юля».

Валерий спешно разорвал упаковку, вытащил большую картину в черно-белых тонах. Посмотрел на нее, а затем медленно положил на стол.

«Откуда же это?» – подумалось ему, когда он смотрел на картину.

Рельсы, уходящие в море. Мужчина, сидящий напротив темной воды. Женщина, лежащая на его коленях. Он обнимает ее за плечи. И у нее нет рук.

На полотне стояла подпись Юли.

– Боже, – прошептал Валерий, медленно опускаясь на стул.

«Это же… это же… я? И Кристина? Быть не может этого. Откуда Юля знала? Но это же она рисовала. И она знала. Выходит, что знала».

Внезапно ему вспомнились последние слова Кристины:

«Почему ты так поступил? Почему позволил ему сделать такое с нами? Со мной? Я не хочу умирать. Мне страшно».

Валерий задумался о том, кого она имела в виду: Бартенева или копию Минорского? Он так и не узнал, что стало с Кристиной, после того, как «Минорский» лишил его сознания.

«Что же с ней стало?»

Заглянул в бумажную упаковку из-под картины и обнаружил внутри конверт с диском. Вставил его в дисковод ноутбука, нажал кнопку воспроизведения видео.

– Ох… – тяжело выдохнул Валерий, когда увидел то, что предстало его глазам на экране.

Юля сидела на диване в своей комнате. Полностью обнаженная. И занималась мастурбацией перед камерой.

И вдруг она заговорила:

«Я любила тебя, Валера… даже не знаю, что это такая за любовь была… но любила… мастурбировала по ночам, думая о тебе… мечтала пососать твой член… хотела, чтобы ты полизал мою киску, трахнул меня… я так этого хотела… но, конечно, не могла тебе сказать об этом… ты ведь не понял бы… а теперь вот говорю, чтобы ты знал… ведь меня уже нет в живых, когда ты смотришь это видео…»

Юля принялась плакать, при этом продолжая тереть пальцами вагину.

«В общем… это странно все… я даже не могу свои мысли объяснить… не знаю, любила ли тебя, как мужчину или… просто хотела трахнуться с тобой… завидую твоей Александре и Карамели этой… ведь ты трахаешь их обеих, хоть и не хочешь признаваться мне в этом…»

Валерий не мог смотреть дальше, перемотал видео в конец. Юля говорила:

«Прости меня. Ты не сможешь понять меня, я это знаю. Прости меня и этого будет достаточно. Просто прости».

Юля стала вытирать салфеткой половые губы, и Валерий выключил видео.

Ощутил тошноту и, поднявшись со стула, побежал в ванную. Склонился над раковиной и его вырвало. Когда сплевывал последние капли слюны, на глазах снова навернулись слезы. Он набрал в ладони холодной воды из-под крана и ополоснул лицо.

Вытирался полотенцем и в этот момент раздался звонок домофона.

«Кто это мог прийти в мою студию?» – подумал Валерий, кинувшись к двери. Мысленно видел лицо Карамели, но не хотел оживлять надежду внутри себя. Задержав воздух в груди, включил экран видеокамеры у входа.

Он увидел незнакомую женщину, которая стояла перед дверью. Валерий снял трубку и произнес:

– Кто вы?

– Ты меня не знаешь, – проговорила незнакомка. – А вот я прекрасно знаю тебя.

– Вы ошибаетесь, – ответил Валерий, перебирая в голове лица, которые мог когда-либо видеть. Нет, эту женщину он не знал.

– Впусти меня, тогда я все объясню.

Валерий поколебался секунду, но все же вдавил черную кнопку. Дверь открылась.

* * *

– Закурить будет? – спросила незнакомка, усаживаясь в кресло.

Валерий молча протянул ей пачку сигарет и зажигалку. Закурил сам.

Женщина была примерно его возраста, с короткими рыжими волосами и веснушками на лице. Одета в темно-синие обтягивающие джинсы и короткое пальто болотного цвета с густым мехом на воротнике.

– Я знала Кальду, – сказала вдруг она, затем приоткрыла губы и выпустила дым.

Валерий опустился в другое кресло, заинтересованный словами незнакомки. Почему-то спросил:

– Как вас зовут?

– Это не имеет значения, – произнесла она, затягиваясь дымом.

– Откуда вы знали Кальду? Кем она была? – проявил заинтересованность Валерий.

Женщина прищурилась.

– Она должна была помочь тебе. Если бы ты не убил ее там… она бы смогла убить Бартенева… и ты бы освободился.

– От чего?

– От его власти. От власти Бартенева над тобой.

– Но… – начал Валерий, однако не нашел, что сказать. Затушил сигарету и продолжил:

– Я ее видел на кладбище, на похоронах Дианы, тогда я еще не был знаком с Бартеневым… она знала мою сестру… еще она говорила, что Диана умерла из-за меня…

Рыжеволосая женщина громко рассмеялась. Затем сказала:

– Кальда следила за тобой. Знала, что будет. Знала, благодаря «Черно-белым дневникам». Мы с ней проникли в ваш мир из портала открытого агентами, которые преследовали Бартенева. Проникли вслед за Самиллой и ее подружками.

– Самилла? – непонимающе проговорил Валерий.

– Да. Главная героиня твоей пьесы. Ее роль исполнила Карамель. Охотницы, которые преследовали Бартенева, были ее подручными. Самилле было все равно, она бы и тебя убила, если бы агенты не прикончили ее. Самиллу интересовали только «Черно-белые дневники», при помощи которых она бы смогла управлять жизнями людей, твоей в частности. Как ты управлял ее жизнью в своей пьесе. А Самилла хотела, чтобы ваши роли поменялись. Она бы убила тебя.

Женщина поднялась из кресла и подошла к окну. Продолжила:

– То, что Кальда говорила о твоей сестре, было полным бредом, отвлекающим маневром. Бартенев бы убил тебя, если бы та девушка в отеле не выстрелила в него. Убил бы ненамеренно, случайно, но это бы случилось. К счастью…

Она замолчала, а Валерий сказал:

– Уходите отсюда. Мне нет никакого дела до этих историй. Вы врете мне. Я вам не верю. Я хочу забыть об этом. С меня хватит всей этой чертовщины, – он внезапно перешел на крик: – Я хочу забыть! Забыть обо всем! Убирайтесь!

Валерий встал, подошел к двери и распахнул ее:

– Уходите.

Она обернулась, но не двинулась с места. Произнесла:

– А ты уже в курсе, что твоя Карамель всего лишь кукла? Бартенев-то знал это. Ее агенты создали точно так же, как Бартенев создал Юлю, Диану и свою порноактрису. Только не с фотографии, а с разработанной ими модели. Они ведь сотнями проституток выпускали. Зарабатывали на этом. И твоя Карамель была одной из них. Она не человек, Валер, она кукла. Бездушная кукла. И нет в ней ничего человеческого. Абсолютно ничего. Пустышка, предназначенная только для одной цели – удовлетворять мужиков своими естественными отверстиями.

Валерий задумался, затем улыбнулся, покачав головой.

«Это неправда. Все неправда. Я ее не знаю. Это опять повторяется. Все с начала, с самого начала, кошмар этот. Я не выдержу больше».

Он обхватил руками голову и процедил сквозь зубы:

– Ты лжешь… я тебя знать не знаю, вижу впервые в жизни, – Валерий помолчал, затем крикнул: – Я сказал, уходи из моей студии! Быстро! Пошла вон, дрянь! Убирайся отсюда, сука!

Рыжеволосая женщина улыбнулась уголком губ, бросила недокуренную сигарету на пол, после чего быстрым шагом направилась к двери.

– Будь осторожен, – проговорила она враждебным тоном и вышла из студии.
 


6 апреля 2011, среда


(СВЕТЛАНА)

Она счастлива вместе со своим супругом. Их дочери скоро исполнится один год. Ее муж – тот самый молодой доктор, Илья, который помог ей адаптироваться и вернуться к реальности.

Светлана так ничего и не вспомнила из случившегося с ней. Она считает, что это к лучшему.

Ее муж с этим смирился.

Они живут в частном доме. Они любят друг друга и любят свою дочь Дайну.

В этот день Илья на работе, а Светлана дома вместе с дочерью.

Она выкинула из головы больницу и смирилась с тем, что у нее нет кисти правой руки. Почти привыкла обходиться без нее. Фантомные боли, мучившие ее несколько месяцев, пошли на убыль.

Только иногда Светлана забывает об отсутствующей кисти и тогда случаются мелкие неприятности. Например, бьется посуда.

Также поначалу было не слишком удобно держать на руках дочь, но вскоре Светлана научилась обходиться без пальцев правой руки. Это далось нелегко, но другого выбора не было.

* * *

Светлана уверена, что прошлое к ней уже не вернется, и она не узнает истины о своей жизни. Она не знает точно, сколько ей лет, но в новом паспорте стоит вымышленная дата рождения. А исходя из нее Светлане двадцать шесть лет. Потому что она чувствует себя именно на двадцать шесть и выглядит на двадцать шесть. Она не хочет ничего знать о себе. Ее пугает неизвестная истина. Она начала новую жизнь. Она счастлива. У нее есть любящий муж и любимая дочь.

* * *

Но именно в этот день, когда Илья на работе, а Светлана дома вместе с Дайной, она получает почту.

Почтальон вручает ей лично в руки стопку из журналов и бумажных конвертов. Светлана не может удержать их все, и половина падает на пол. Она извиняется перед почтальоном и принимается поднимать упавшие конверты.

Светлана проходит в комнату и принимается разбирать почту. Часть конвертов и журналы по медицине адресованы ее супругу.

Она вскрывает только те конверты, которые адресованы ей. А их пять штук. Четыре среднего размера и один большой. В первых трех оказываются счета и рекламные брошюры.

На четвертом и пятом большом в графе «от кого» написано: «От Минорского на память».

«Минорский?» – думает она, и мурашки нехорошего предчувствия бегут по спине и рукам.

Светлана вскрывает четвертый конверт и достает из него маленький DVD-диск и диктофон. Диктофон точно такой же, как и тот, что был обнаружен вместе с ней полтора года назад.

Она вспоминает, что именно на той записи слышала эту фамилию. Минорский. В рассказе Валерия.

Светлана смотрит на диктофон, и холодный пот струится по ее спине. Она решает выбросить все это, но что-то внутри нее не дает этого сделать.

Она берет диск и вставляет его в дисковод плеера.

* * *

На большом экране плазменного телевизора появляется изображение. Светлана медленно опускается в кресло, когда видит себя. Одетую в черное обтягивающее платье и с длинными темными волосами, что ложатся на плечи. Сидящую на диване в какой-то комнате с шикарным интерьером и дорогой мебелью.

«Девушка, что вы любите больше всего в жизни?» – произносит голос за кадром.

Та Светлана, которая на экране, высовывает язык, затем смущенно улыбается, отводя глаза в сторону. На ее щеках заметно выделяется розовый румянец.

И она говорит серьезным тоном:

«Люблю ****ься, как шалава, и сосать, как пылесос».

Оператор смеется, изображение наклоняется, а потом возвращается в нормальное положение.

«Что у вас там еще?» – спрашивает Светлана на экране.

«А у меня пососете?» – в ответ говорит мужчина с камерой.

«А не пошел бы ты на ***, милочек», – произносит Светлана и показывает в камеру средний палец.

«О…» – бормочет мужчина.

Светлана на экране продолжает:

«Лучше ты полижи мою дырку, пососи мою похотливую щелку между этих прекрасных ножек».

Проводит ладонями по коленям.

«Вставь свой огромный член в мою девственную попку».

«Ох, мать… – начинает смеяться оператор, и изображение вновь отклоняется, прыгает. – Я больше не могу, умру сейчас».

* * *

Экран гаснет, а Светлана продолжает сидеть в кресле и не может двинуться с места.

Она видела саму себя на экране. И прекрасно это понимает. Но не верит. Не верит, что была такой. Не хочет верить.

Светлана подходит обратно к столу, берет в руки диктофон, собирается нажать клавишу воспроизведения, но вдруг решает не делать этого. Кладет диктофон на прежнее место.

Вскрывает второй конверт, остервенело рвет бумагу пальцами левой руки, зажав его под мышкой. На пол падают листы бумаги с напечатанным на них текстом. Светлана трясет конверт и следом за листами из него сыплются фотографии. Много фотографий. Она опускается на колени и принимается рассматривать снимки, волосы свешиваются на лицо и она резко откидывает их назад, переворачивает фотографии, вглядывается в каждую из них.

На всех фото изображена она. Светлана. В основном без одежды, выставляя на всеобщий показ свои половые органы и развратно улыбаясь.

На одном из снимков она голая, к ее животу прикреплен накладной, имитирующий беременность. В рот вставлены скобы, раздвигающие губы. И одна находится между ног, похабно раскрывая вагину. А в волосы заплетена белая роза.

«О, Боже! – думает Светлана. – Этого не может быть, я не такая, не такая».

– Я не такая! Это не я! – кричит она, ударяя кулаком по ковру, а затем зажимает рот рукой.

Дайна спит, и она может разбудить и напугать ее своими криками.

Светлана берет в руки другой снимок и видит на нем себя, одетую в одну короткую черную кофточку и стоящую с широко разведенными ногами, а в это время в ее вагину вставлен длинный и толстый фаллоимитатор. На лице выражение полного блаженства. И еще она сжимает пальцами ручку большой детской коляски. И это со вставленным между ног искусственным членом.

– Ну и гадость, – шепчет Светлана, принимаясь резать фотографии ножницами на мелкие кусочки. – Больше не хочу это видеть, это ложь, меня хотят опорочить.

* * *

Все фотографии разрезаны. Только мелкие обрывки валяются на полу. Светлана собирается все сжечь и забыть об этом, как о страшном сне. Илья ничего не узнает. Ничего.

Она берет первый лист из тех, что были в конверте вместе с фотографиями и читает:

«ЧЕРНО-БЕЛЫЕ ДНЕВНИКИ»

«Что это такое?» – думает она и принимается листать дальше.

В начале следующего листа напечатано:

* * *

«Картина была закончена. Юля отодвинулась от ватмана и несколько минут безотрывно смотрела на свое произведение. Все в темных тонах. Вода, песок, рельсы. Железная дорога уходит в море. У рельсов на земле сидит мужчина, а рядом с ним женщина, лежащая на его коленях. Ей больно. Она умирает. Или уже мертва. Он не может помочь. Им остается только смириться. И у женщины этой нет обеих рук».

* * *

Она пролистала несколько страниц и открыла следующий раздел. Прочитала первый абзац:

* * *

«Комок рвоты подступил к горлу в тот момент, когда он мочился в дорогой фарфоровый унитаз, находясь в шикарном особняке своей хорошей знакомой, владелицы подросткового модельного агентства. Спешно застегнув ширинку, Минорский в два шага преодолел расстояние до раковины и склонился над ней. Надрывно кашлянул и из его рта вырвался густой поток рвоты, в котором перемешались изысканные устрицы и элитное голубое шампанское».

* * *

Светлана перебирает еще несколько листов, но текст не читает. Она хочет сжечь все это. Все сжечь. И проклятые фотографии, и эти листы с бредовым текстом. Сжечь до прихода Ильи.

«А вдруг их это не остановит? Что, если теперь мне постоянно будут присылать нечто подобное, чтобы смутить, запутать, поставить на неверный путь? Ведь это неправда, все это ложь. Меня хотят оклеветать. Но кому это нужно?» – думает она, пока идет к столу.

Берет диктофон и решает уничтожить его вместе со всем остальным, но любопытство в ней пересиливает гнев. Светлана нажимает на клавишу воспроизведения, зная, что возможно это приведет к полнейшему разрушению ее, казалось бы, устоявшейся новой жизни.

Сначала раздается шипение, а затем она слышит свой собственный голос:

* * *

«Холодно. Я не знаю, где сейчас нахожусь. Здесь темно, только настольный светильник едва освещает стол передо мной. На столе диктофон. Я должна говорить. За какие-то несколько дней моя прежняя жизнь рухнула, от нее ничего не осталось. Я заперта здесь. Меня здесь заперли. В этой комнате. Наглухо закрыли. Я не могу выбраться отсюда. Мне плохо. Мысли теряются. Но я расскажу о том, что со мной произошло за последние шесть дней.

Меня зовут Карамель, пусть будет так. Я привыкла к этому имени, и оно мне нравится. Мне двадцать пять лет. Я была фотомоделью в стиле ню, мягко говоря. В основном же снималась в стиле, как сказал бы Минорский, порно-трэш. И мне это нравилось. Я хорошо зарабатывала. Эти штуки, знаете ли, пользуются хорошим спросом у извращенцев. Но я никогда бы не стала сниматься в порнухе. Ни за какие деньги не стала бы трахаться с мужиками перед…»

* * *

Диктофон выпадает из руки Светланы, а она опускается на колени и, наклонившись, упирается лбом в пол.

В голове ее звучат слова:

 «Карамель»

«Валерий»

«Минорский»

«Модель»

«Порно-трэш»

«От Минорского на память»

«Наталья»

Неожиданно Светлана вспоминает запись Валерия и слова Карамели, который он процитировал:

«Да, мать вашу! Я убила этого ребенка! Родила и убила! Этими руками убила! Размозжила ему голову камнем! Убила я его! Убила!!!»

Светлана, вытирая слезы, прокрутила пленку на диктофоне дальше.

Услышала свой голос:

* * *

«Но я сбежала. Избавилась от ребенка и сбежала. Честно, не знаю, что руководило мною в те ужасные минуты. Роды прошли в каком-то трансе, я не воспринимала реальность. Когда младенец закричал, я инстинктивно схватила первое, что попало под руку. Это оказался тяжелый камень. Я испугалась, испугалась, что меня обнаружат. Мне пришлось убить ребенка. Пришлось сделать это.

И дальше началась моя новая свободная жизнь…»

* * *

Светлана взмахивает левой рукой и бросает диктофон в стену.

– Гори в аду! – кричит она, а ее голос, доносящийся из диктофона, обрывается, когда записывающее устройство разбивается об стену и падает на пол в виде обломков пластика.

Светлана плачет, крутится на полу, дергает себя за волосы в истерическом припадке, из ее рта вырывается некая смесь рыданий и стонов. Потом она начинает визжать и скулить, опрокидывает стол, бьет по нему руками.

Успокаивается, когда видит кровь, текущую из культи. Поднимается, подходит к шкафу и достает полотенце. Принимается наматывать его на руку.

Голова раскалывается, и Светлана не может ни о чем думать. Только стоит, сжимая пальцами больную руку, в которой зарождается новая боль, пульсирует, сводя с ума.

Она слышит плач дочери и бежит в детскую.

Берет Дайну на руки, вытаскивает из кроватки, прижимает к себе, целует заходящуюся криком девочку, плачет сама, шепчет ей на ушко:

– Не отдам, я тебя никому не отдам… никогда не отдам… ты все, что у меня есть… все, что у меня есть…

Она шепчет эти слова, но сама их не слышит. Все звуки заглушает ее собственный голос, который звучит в голове, словно звон колоколов, который не дает забыть, прийти в себя, опомниться:

* * *

«Когда младенец закричал, я инстинктивно схватила первое, что попало под руку. Это оказался тяжелый камень. Я испугалась, испугалась, что меня обнаружат».

испугалась, что меня обнаружат…

что меня обнаружат…

меня обнаружат…

обнаружат…

обна…

* * *

Раздается звонок в дверь и Светлана, придя в себя, идет открывать, держа на руках Дайну. По пути вытирает рукавом слезы на щеках.

Распахивает дверь и видит перед собой незнакомую женщину. Она стоит, заведя руки за спину.

– Кто… – начинает Светлана, но женщина ее обрывает:

– Меня зовут Афелия. Я пришла за девочкой. Давай ее сюда.

– Что вы говорите…

–  Антонио – отец девочки, а не твой муж. Помнишь, как трахалась с ним в моем доме? Тебе очень понравилось трахаться. Девочка теперь моя. Отдай ее мне.

Светлана собирается захлопнуть дверь, но женщина внезапно ударяет ее чем-то по голове. Руки Светланы ослабевают, голова начинает кружиться, и она выпускает дочь из объятий.

Незнакомка подхватывает Дайну и выбегает с ней из дома в вечернюю темноту. Светлана, придя в себя, кидается за женщиной.

– Стой! Верни мою дочь! Верни ее! – визжит она, следуя за похитительницей, которую видит впервые в жизни.

Дайна плачет, вырывается из рук Афелии, но та крепко держит девочку. Похитительница удаляется от дома, выбегает за ворота и уже приближается к дороге.

Светлана думает о том, что впереди должна быть глубокая яма – будущий бассейн.

Но слишком поздно.

Ее ноги теряют опору и она падает. Погружается в кромешную темноту. Резкая боль в левой ноге пронизывает все тело. Светлана слышит громкий хруст, чувствует кровь, струящуюся из колена.

И теряет сознание.



14 июня 2011, вторник


(ВАЛЕРИЙ)

Он стоит перед дверью комнаты, за которой находится Карамель. Теперь ее зовут Светланой, и она уже почти два месяца проживает в приюте для бездомных. Валерий не видел ее с сентября две тысячи девятого, через три месяца будет два года. За это время он многое узнал о дальнейшей жизни Карамели, благодаря своим новым связям. Но Валерию не удалось найти хоть что-то о жизни Карамели до того, как ей исполнилось семнадцать лет. Пустота. Словно, ее и не существовало вовсе. Он вспомнил о словах той женщины, которая заявилась в его студию уже после случившихся событий.

Рыжеволосая женщина сказала:

«Они ведь сотнями проституток выпускали. Зарабатывали на этом. И твоя Карамель была одной из них. Она не человек, Валер, она кукла. Бездушная кукла. И нет в ней ничего человеческого. Абсолютно ничего. Пустышка, предназначенная только для одной цели – удовлетворять мужиков своими естественными отверстиями».

Валерий не нашел подтверждения этим словам. И факт того, что Карамель была создана агентами, остался неподтвержденным.

Она потеряла память и лишилась кисти правой руки после событий сентября две тысячи девятого года. Вскоре вышла замуж за врача и стала Светланой Никифоровой. У них родилась дочь по имени Дайна. В апреле две тысячи одиннадцатого Дайна внезапно пропала, а Карамель (Светлана) провалилась в глубокую яму во дворе собственного дома и сломала левую ногу. Ее доставили в больницу, но что-то пошло не так и ногу ниже колена спасти не удалось. Вдобавок во время ампутации Карамель была заражена неким вирусом, то ли сифилисом, то ли чем-то еще. Муж подал на развод из-за пропажи дочери и лишил Светлану всего. Так она оказалась на улице. Никому ненужной. И через какое-то время попала в приют для бездомных.

Так, в двадцать семь лет Карамель, некогда успешная модель, потеряла абсолютно все. Свою прошлую жизнь, а затем и свою новую. Лишилась памяти, кисти руки и части ноги, заболела неизвестной болезнью.

Валерий много думал об агентах и охотницах. После смерти Бартенева и после того, как «Минорский» отпустил его, он больше не слышал ни о ком из них. Вначале Валерий опасался, что охота продолжится за ним, но по прошествии времени практически полностью убедился в том, что это все в прошлом.

В кейсе оказалась пустышка, Бартенев мертв, агенты и охотницы испарились. «Минорский» заставил его сделать запись, а потом отпустил.

На этом история закончилась. История, в которой не было никакого смысла. И вот теперь он нашел Карамель совсем в другом городе, куда она перебралась с будущим мужем после выписки из больницы. Нашел в приюте для бездомных.

* * *

Валерий понимает, что зря приехал сюда, но все же толкает дверь и входит в палату. Видит Карамель. Они сидит в инвалидном кресле спиной к нему и смотрит в окно.

Ее волосы грязного цвета, ни светлые и ни темные, спутанные, свисают с головы неровными паклями, ложатся на худые плечи.

– Кто там? – оборачивается к нему Карамель.

Ее раньше невероятно красивое лицо теперь бледное, худое, глаза запали, а под ними проступили темные пятна. Кожа на лбу и щеках воспалена и покрыта красными язвами, часть из которых полопалась и оттуда вытекает белая жидкость. Надеты на ней белая майка и спортивный костюм – куртка и штаны. Правая рука оканчивается культей, а левая штанина обрывается в районе колена.

– Ва… Ва… лер… Валера? – шепчет Карамель и зажимает зубами нижнюю губу.

Валерий стоит какое-то время в оцепенении, затем негромко произносит:

– Ты вспомнила меня?

Она принимается быстро кивать головой. Вытирает рукавом слезы и шепчет:

– Вспомнила, все вспомнила. Наверное, шок. Когда провалилась в ту яму и сломала ногу, все вспомнила. Такова вот цена, – она бросила быстрый взгляд на левую ногу, – за воспоминания о прошлом. О жизни, какую никому не пожелаешь… Теперь я все помню. Я была Натальей, убила ребенка и сбежала от своего босса… затем стала Карамелью, встретила тебя… эта жизнь была раем… – Карамель больше не может сдерживать слезы и плачет, продолжая при этом говорить: – Потом началось все это… Почему мы поехали в Ниаракамск? Почему мы туда поехали? Я столько перенесла. Столько ужаса вытерпела. Ну почему? Я узнала о том, что никогда не рождалась… была создана этими агентами в качестве проститутки… – Карамель смеется сквозь слезы. – Ты знаешь уже об этом? Ну конечно знаешь. А… а Бартенев? Где он сейчас?

«Значит, правда. Правда, что Карамель была создана агентами», – проносится в голове Валерия, и он говорит:

– Он мертв. Бартенев мертв.

Карамель медленно кивает, молчит с минуту, а затем вновь продолжает:

– У меня началась новая жизнь. Я не хотела ничего вспоминать. Сознательно не хотела, ставила психологическую преграду и всячески оберегалась от правды, словно чувствовала… и вот… моя дочь… Дайна… я так ее люблю… представляешь, я вспомнила все… всю свою жизнь… а вот лицо дочери забыла… я не помню лица своей дочери… своей маленькой девочки, которую любила больше всего на свете, больше жизни… Почему я встретила эту Афелию? Почему она забрала мою дочь? Ответь мне…

Валерий не понимает, о ком говорит Карамель.

«Кто такая Афелия?» – думает он, но ничего не спрашивает у нее, только слушает.

Карамель говорит:

– И вот я оказалась здесь. – Она кричит: – Смотри, что они сделали с моим лицом! Они меня заразили чем-то! Заразили меня этой гадостью! – Карамель подносит руки к лицу и проводит по щекам, лбу, язвы лопаются, кровоточат еще сильнее, белая жидкость размазывается по коже вперемешку с кровью. – Ты поможешь мне? Поможешь ведь? Я хочу стать лучше… хочу искупить свою вину перед Богом… убийство ребенка… хочу вернуть дочь… хочу вырастить ее, подарить ей всю свою любовь… я смогу, Валер, я смогу это сделать… мне нужен шанс… я хочу стать другой… лучше… намного лучше, чем была раньше… хочу начать новую жизнь… у меня не было прошлого, но будет будущее… Поможешь? Ты поможешь мне? Пожалуйста… Ведь поможешь? Валер?

Карамель замолкает, вытирает слезы, выжидательно смотрит на Валерия и он читает в ее глазах мольбу.

– Я умру, если ты мне откажешь, – шепчет она. – Ты ведь не сделаешь этого? Простишь меня? Простишь за все, что я натворила? Прости меня. Помоги мне вернуть Дайну. Кроме нее у меня никого нет больше…

Валерий молчит, только смотрит в ее глаза. Он решает, что должен рассказать Карамели о том, что изнасиловал ее тогда. Очистить совесть. Валерий открывает рот, чтобы сказать это, но Карамель говорит первой:

– Скажи… скажи, что прощаешь… скажи это… и мы найдем ее, вместе найдем мою девочку… только скажи это… скажи, Валер…

Валерий опускает глаза, смотрит в пол, но ничего не говорит. А потом разворачивается и выходит из комнаты. Закрывает за собой дверь и упирает в нее руку.

Слышит голос Карамели:

– Нет, нет, нет, нет… – принимается причитать она. Затем кричит: – Нет! Не уходи! Не бросай меня здесь! Не бросай меня! Не оставляй меня одну в этом кошмаре…

Валерий слышит, как Карамель толкает дверь, но он ее держит. Не дает Карамели выйти из комнаты. Сам не знает, зачем это делает.

Она кричит:

– Господи, не оставляй меня здесь! Не бросай меня в этом аду!!!

Карамель последний раз бьет в дверь, а затем Валерий слышит лишь ее плач. Он отпускает дверь и идет по коридору. Слышит ее отдаляющийся голос:

– Не уходи… не уходи… прошу…

Валерий оборачивается и видит, что Карамель в инвалидной коляске медленно следует за ним по узкому коридору. Ее губы беззвучно двигаются, а глаза застыли в одном положении. Он останавливается и в этот момент кресло Карамели переворачивается, и она падает из него на пол. Лежит без единого движения и вдруг к ней начинает сбегаться персонал приюта. Они поднимают ее, усаживают обратно в коляску, но Валерий разворачивается и продолжает движение к выходу.

Оказывается на улице, шагает прочь от здания приюта, а потом переходит на бег. Он бежит, желая оказаться где-нибудь в другом месте. Желая забыть об этой женщине. Забыть навсегда. Никогда больше не возвращаться. Даже в мыслях. Вычеркнуть Карамель из своей жизни. Словно, ее и не существовало никогда.

Никогда не существовало.

Н и к о г д а



(НАТАЛЬЯ / КАРАМЕЛЬ / СВЕТЛАНА)

Она сворачивается калачиком на кровати, натягивает одеяло, скрывая под ним голову, бормочет что-то невнятное во сне. Она в приюте для бездомных, брошенная и никому ненужная. Лишенная всего в жизни.

Когда-то у нее было все, а теперь не осталось ничего.

Совсем ничего.

Она спит на грязных простынях, в комнате с гниющими стенами, запахом застоявшейся мочи, сырости и плесени, но ночью не чувствует противного запаха, не видит окружающего ее кошмара, не слышит криков безумных стариков за стенами, жизнь которых также кончена, как и ее собственная.

* * *

Во сне она возвращается в прошлое.

Ее зовут Карамель. Она является популярной моделью. Снимается для элитных изданий. Живет в роскошном доме и в ее жизни есть все. Абсолютно все.

В ее жизни есть мужчины, готовые поклоняться ей, готовые подарить ей целый мир. Она красивая и любит секс. Мужчины готовы отдать все, что угодно за одну лишь ночь с ней. И она этим охотно пользуется.

Разбивать мужские сердца – самое лучшее удовольствие для нее.

* * *

По ночам в приюте ей снится, как она подходит к большому зеркалу в своем доме. Любуется собственной красотой. Влюблена в саму себя. Ведь она прекрасна, божественна. Таких, как она, больше нет.

Она – идеал…

Она – само воплощение женской красоты…

Она – Богиня…

Она смотрит на свое отражение, поворачивается перед зеркалом, крутится, вытягивает пухлые губы в поцелуе, смотрит на свои упругие груди, любуется отражением голубых глаз, запускает пальцы в длинные волосы, разводит их в стороны, поднимает вверх, улыбается самой себе…

Она так довольна жизнью…

Ей так нравится жить…

Она смотрит на свое отражение и в голове ее одна за другой проносятся мысли:

«Я красивая… такая красивая… самая красивая… самая…»