День рождение

ДЕНЬ РОЖДЕНИЕ

У Риммы Андреевны день рождение! Эка невидаль, скажете вы, у всех бывают дни рождения, что ж делать из этого целое событие? Совершенно с вами согласен, НО...!

Есть одно очень маленькое, но очень существенное но. Выше упомянутая Римма Андреевна, отмечает его в первый раз в своей жизни! Нет, не подумайте, что ей один годик, вовсе нет, ей даже далеко не тридцать, даже далеко не сорок пять, но так получилось, что свой праздник она отмечает впервые. И, причем, решила отметить его с размахом, во всю ширь своей русской души, так, чтобы чертям тошно стало! Потому как она еще не знала, чем все это для нее закончится, и какие невзгоды выпадут на ее долю.

Что ж, сказано – сделано. Перво-наперво, взяла детскую тетрадочку в линейку, купленную специально для данного случая, и смахнув со стола, покрытого клеенкой в цветочек, крошки обильного ужина, чинно уселась за стол. Машинально посмотрела на часы, в большой деревянной оправе, и больше напоминавшие небольшой гробик, прибитый к стене, отметила про себя, что ровно девять часов вечера, приободрив себя тем, что это наверняка хорошая примета, принялась за дело.

Писала долго. Очень. Сама не ожидала, что выйдет так долго. Аж, устала вся и вспотела от труда непомерного и непривычного. И только почти исписав и перечеркнув всю тетрадь, она отложила от себя свой труд и, взглянула на часы, было четыре тридцать утра! Она матюгнулась. Матюгнулась смачно и длинно, от души, уставившись красными, усталыми глазами в тетрадь, и выругала весь список.

Облегчив, таким образом, свою уставшую душу, она разорвала тетрадь, предварительно вырвав последнюю, чистую страницу и, взяв ненавистный карандаш усталыми пальцами, долго морщила тяжелое, широкое лицо, с глуповатыми глазками, и аккуратно вывела на верхней строке имя ВАЛЯ. Потом в задумчивости подняла глаза к потолку и подумала, что Валя, конечно баба хорошая, но вот Витек ее совсем невозможная мерзость, которую никак нельзя сажать с интеллигентными, как она себя называла, людьми за один стол. И что этот самый Витек водку пьет, как воду, и что все её запасы этот пропойца пропьет быстро, и бесцеремонно будет требовать еще, ведь, как известно, на халяву и хлорка творог, а Витек это знал лучше, чем кто-нибудь другой. Одна эта мысль навела на нее зубную боль. Нет, пожалуй, Валю приглашать не стоит, ведь она одна не придет. И потом, ну что они могут принести в подарок? Ну, немного денег. Ну, самую малость, а выпивки и закуси умнут по первое число, Валька пожрать тоже не дурна. Нет, этого она допустить не могла, и твердой рукой жирно вычеркнула Валю.

Второе имя, которое она вывела, было - ПОЛИНА. Что ж, Полина была ее, чуть ли ни самой ближайшей подругой, которую непременно надо было приглашать, НО..! Полина была невозможно прожорливой, причем ела все подряд, даже то, от чего другого воротило бы, причем имела наглость говорить с туго набитым ртом, и сердиться от того, что ее никто не понимал. Причем ела всегда с настойчивой вороватостью. Схватит кусок курицы, быстро, в одно мгновение съест, косточки спрячет под ободок тарелки, и смотрит на всех наивными чистыми глазами, мол, я еще ничего не ела, и глазами рыскает по столу с нескрываемой жадностью, пытаясь выбрать момент, чтобы незаметно от хозяев, быстро и незаметно положить себе в тарелку что-нибудь вкусненькое.

Римма Ивановна на мгновение задумалась, вспомнила свою веселую, непомерно толстую, с дряблыми щеками подругу. На один лишь миг представила себе, как та все с чавканьем уминает, и быстро, с опаской, зачеркнуло имя Полина. Потом зачеркнула еще и еще раз, пока вместо любимой подруги Полины, не появилась жирная полоса. Римма Ивановна вновь тяжело и мучительно задумалась. Она и не предполагала, что составление списка гостей будет таким утомительным и сложным делом, но, решив, что начатое дело надо доводить до конца, продолжила.

Следующей, на право быть приглашенной, была НЮРА. Это имя она писала с двояким ощущением. Нюра было почтальоншей и приносила Римме Ивановне пенсию и вдобавок ко всему была соседкой, жила через забор, поэтому были уже две веские причины, по которым надо было ее приглашать НО..! Здесь было одно злосчастное но. Она приходила на любое торжество, на которое ее приглашали, со все своей семьей, а их у нее было аж семь душ, она сама, муж ейный Михаил, прозванный в деревне Масяней, два ее сына Сергей и Сашок и три дочери. Младшая ничего была девочка, но вот две другие, толстые, вечно что-то жующие, маленько перезрелые, в смысле возраста особы, были не лицеприятны. Римма Ивановна вспомнила ни миг их лица, напоминающие красные, надутые шары, с заплывшими от постоянного переедания глазами, и вздрогнула. Было еще одна не очень хорошая черта у Нюры, в день, когда их приглашали на какое-нибудь торжество, она вообще ничего не готовила дома, и вся семья с  вожделением ждала похода в долгожданные гости. А посему, в гостях, эта семейка напоминала стаю саранчи, которое в одно мгновение опустошало стол, и если вы замешкались и не успели положить себе в тарелку хоть какую-то закуску, то потом у вас не было ни малейшего шанса.

Именно по этой причине их вообще не приглашали куда-нибудь, даже на деревенские свадьбы их перестали приглашать. Римма Ивановна состроила гримасу, без малейшего колебания зачеркнула имя Нюра, и свободно вздохнув, продолжила. 

Четвертое имя, которое написала Римма Ивановна было – ГАЛИНА. Галя была бабой хорошей во всех отношениях, рассуждала хозяйка, во-первых, ест мало, почти что ничего, во-вторых, практически не пьет спиртного, в- третьих была очень компанейской, НО, была одна причина, по которой Галина была зачеркнуто быстрее, чем все остальные претендентки. При всех своих многочисленных плюсах, она имела один единственный недостаток, Галина никогда, ни при каких обстоятельствах никому ни делала подарков, это было так же очевидно, как и закономерно. Она приходит, повеселится, посмеется, чуть выпьет, чуть закусит, но никаких подарков от нее никто так и не дождался. Короче, что с ней, что без нее, а раз так, то нет никакого смысла и приглашать. Она быстро и с легким сожалением зачеркнула это имя и, закатив глаза в потолок, задумалась над следующим именем. Думала долго, перебирая в уме всех знакомых и подруг и, наконец, вывела следующее имя.

Пятое имя была ВЕРА. Да, Вера была то, что надо, почти что не ест, у нее язва, естественно, по той же причине не пьет ни капли, и по все вероятности принесет в подарок, что-нибудь эдакое, так как работает контролером на автобусе, который курсировал между их деревней и городом. В городе всего навалом, мечтательно думала Римма Ивановна, что-нибудь да выберет. Ей было интересно, что же ей подарит Вера, это мысль так раззадорила ее, что зачесалось от любопытства в носу. Хотя, Вера была своеобразным человеком, печать печали и угрюмости, чему была причиной болезнь, не сходила с ее лица, делая его еще более печальным и угрюмым. Но это мало волновало Римму Ивановну, главное, что человек не прожорливый и не жадный. Итак, почин был. После этого она вновь задумалась, пытаясь схватить мысль, собрав бровки домиком, отчего стала похожа на Винни Пуха их мультфильма. Мысль спала. Она грызла карандаш, пытаясь расшевелить полусонные мозги, как ни странно это помогло.

Следующее имя было АЛИНА. Конечно, кто же если ни она, ее старая боевая подруга и испытанный товарищ. Сколько вместе выпито, сколько пережито, эхма! Римма Ивановна предалась сладостным воспоминаниям своей шальной молодости, когда они вместе с Алиной ходили на танцы, учась в профтехучилище, в городе, а после этих самых танцулек шли в гости… Она с опаской огляделась, нет ли кого рядом, будто кто-то мог подсмотреть ее мысли, но быстро успокоилась. Она жила одна, ни мужа, который умер очень давно, ни сына, который уехал лет восемь назад, и за все время написал всего четыре письма, рядом не было. Она сладко улыбнулась и даже замурлыкала себе под нос песенку: «Миллион алых роз…». Но тут тоже было одно НО… У Алины был все же один немаловажный «дефект», она всегда делала так, что в любой компании сразу становилась центром внимания, и Римме Ивановне не больно-то хотелось быть в свой кровный, так сказать, день рождение на вторых ролях, что вполне справедливо! Да еще у себя дома, да за свои же харчи? Кому это понравится? Ясное дело, никому, и Римма Ивановна, немного поколебавшись, медленно, но решительно зачеркнула Алину, спрятав ее под толстый слой графита.

Так маясь, записывая, потом вычеркивая, приводя доводы за и против, она вновь поочередно обошла всю деревню, порядком потрепав себе нервы и прилично изведясь она, наконец, под утро завершила свой трудоемкий процесс. Облегченно откинувшись на спинку стула, она отодвинула от себя листок с именами пятерых счастливчиков, которые удостоились чести быть приглашенными на её первое день рождение.

Итак, пять имен: ВЕРА, АЛИНА, к имени которой она все-таки вернулась, сквозь тяжелые думы и переживания, следующей шла НИНА, так себе дамочка, ни рыба ни мясо, длинная и худая, как болотный жердь, кажется, тоже чем-то болеет, но не выставляла это на показ, поговаривают, что учась в городе, она даже умудрилась выйти там замуж за городского, но что-то у них там ни сложилось и ей пришлось приехать обратно в деревню.

Потом по списку шел ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ – механик, холостяк, был человеком юморным и веселым, ел очень мало, чтобы не опростоволоситься, так как имел вставную челюсть, о которой, как он думал никто не знает, и о которой вся деревня знала уже на следующий день после того, как ее поставили. Правда, пивал, но тоже не много, без закуси пьянел быстро, а, опьянев, начинал безпричинно хохотать, и хлопать по коленям, которые попадались под руку. А, упившись, мирно засыпал там, где сидел.

Римма Ивановна рассчитывала на неплохой презент со  стороны Федор Николаевича, так как он считался человеком щедрым, и часто угощал всех «Примой», хотя сам курил сигареты с фильтром. Короче, слыл человеком щедрым и безотказным.

И, наконец, последним в списке званных гостей шел ИВАН ИВАНЫЧ, по прозвищу Жорж. Иван Иваныч, он же Жорж, он же Жорик, он же Ив-Ив был балагуром, который к месту и ни к месту вставлял французские слова, громко хохотал и больше всего любил щипнуть сидящую рядом женщину за зад, приговаривая при этом «Мерси боку». Иногда, напившись вдрызг, он начинал хрюкать, а потом, глядя мутными глазами на соседку, кусал ее за плечо, приговаривая «Миль пардон, ни смог удержаться от столь аппетитного плечика» и заливался демонским хохотом. Иногда, когда на него находило вдохновение, обычно это происходило после пятой стопки, он говорил длинные витиеватые тосты, перча и соля их европейскими выражениями, например, это звучало следующим образом: «Дорогие мои леди и мосье, рад сделать вам бонжур и пожелать вам всяческих селяви. Я имею честь поднять этот тост за наших шерше ля фам, за этих ослепительных вумен и за их неувядающих гарсон и пуриуа!»

Как правило, его слушали раскрыв рты, с умилением глядя в рот знатоку иностранных языков, как было не пригласить? Итак, Жорж был последним в списке приглашенных, так как его присутствие на торжествах подобного рода, считалось хорошим тоном. Закончив писать, она устало посмотрела на дело рук своих и устало, но удовлетворительно откинулась на спинку стула, взглянула на часы 6.45. Она матюгнулась, и как всегда смачно, потому как уже утро, а она еще не ложилась и уже навряд ли удастся лечь. Но ее успокаивало то, что она выполнила самую сложную работу, которую необходимо было выполнить, все больше убеждаясь, что сделала правильный выбор.

Итак, наступил долгожданный день. Стол был накрыт, новорожденная удобно сидела на диване, потому что стулья никак не подходили под ее устрашающие размеры, и ждала дорогих гостей, облачившись в синее парчовое платье. На душе была легкая тревога. Но вот часы ударили пять раз, и в то же мгновение, как по мановению волшебной палочки, раздался стук в дверь.

Она тяжело поднялась с удобного места и засеменила к двери. На пороге, улыбаясь довольной улыбкой, стоял Жорж. Он вошел, галантно поклонился, преподнес цветы, которые сорвал у нее же во дворе, и со словами: «Мон шер, вы ослепительны в этом голубом де вуалю. Позвольте поздравить вас с, так сказать, знаменательным событием, о котором французы говорят «Мон парнас», и преподнести сей скромный призентэ!» Он с улыбкой протянул ей небольшой картонный коробок. Римма Ивановна зачарованно приняла подарок со словами: «Ну что вы, не стоило тратиться, проходите, пожалуйста, за стол» Жорж уселся на диван. Рядом, пытаясь не раздавить дорогого гостя, аккуратно опустилась новорожденная. Тишину нарушали тиканье часов, да редкое урчанье в животе гостя.

Ожидание затянулось, гости не шли. Жорж начал выказывать беспокойство по поводу отсутствия сотоварищей, на что Римма Ивановна ответила, что сама в ауте от такого к ней отношения, со стороны столь дорогих ее сердцу гостей. Но ловелас Жорж не растерялся, а так сказать, предложил выпить по первой за, так сказать, новорожденную. Римма Ивановна нашла идею блестящей и немедленно поддержала. Они опорожнили по первой и чуток закусили. Жорж не замолкал ни на секунду, засыпая хозяйку всяческими комплиментами, неизменно вставляя французские слова, чем приводил Римму Ивановну в полнейший восторг.

Прошло время. После очередного тоста, Жорж, коротко хохотнув, ущипнул хозяйку за широкий, расплывшийся по всему дивану, зад. Римма Ивановна от неожиданности хрюкнула и томно проговорила: «Ой! Экий вы, ей Богу!» Вскоре Жорж осмелел и уже не переставал выражать свое восхищение задом новорожденной, постоянно разминая на ней свою пятерню.

Прошел час. Захмелевший Жорж уже во всю хохотал, а после неожиданно громко хрюкал и кусал за плечо, осоловевшую от выпитого новорожденную. Захмелевшая Римма Ивановна раскраснелась от выпитого и стала похожа на упитанную Бабу Ягу, волосы ей чуть растрепались, движения стали медлительны, и после каждого тоста, она сначала смущаясь, а потом видя, что Жорж хохочет над ее словами, все громче и увереннее позволяла себе материться в адрес не пришедших гостей. Оставим их на несколько минут одних и пойдем, посмотрим, что же помешало остальным собраться в урочный час, в урочном месте?

Итак, ВЕРА. К четырем часам она почувствовала себя не важно, боли в животе не успокаивались и она, приняв лекарство, решила никуда ни идти. «Одним больше, одним меньше» - лаконично подумала она и никуда не пошла, тем более, что не было в этом походе никакого смысла. Пить нельзя, есть нельзя, а подарочек купить нужно, да и знакомы они не настолько, чтобы непременно пойти. «Короче, у меня чрезвычайно важное оправдание» - подумала она. А посему оставим Веру в покое и пожелаем, чтобы эти проклятые боли поскорее прекратились. Посмотрим, что же произошло с Ниной?

Итак, НИНА. Она специально поехала в город, чтобы выбрать подарок ко дню рождения и так случилось, что встретила в магазине свою старую подругу по училищу и та, что тоже естественно, пригласила Нину к себе в гости, многозначительно намекнув, что у нее, именно сегодня, соберутся некоторые их общие знакомые. Она никак ни могла пренебречь таким предложением и открытым намеком. Нина прикинула, что без нее одной день рождение никак не расстроится и решила задержаться в городе на денек, а там, зная свой разухабистый норов, и вовсе как Бог на душу положит. Короче, сами видите, причина весьма и весьма уважительная, не пойти нельзя, столько лет не виделись! Теперь посмотрим, что же произошло с Алиной, лучшей подругой новорожденной, которой должно было икаться от постоянных матов Риммы Ивановны в ее адрес!

Итак, АЛИНА. Вначале автобус задержался в городе из-за какой-то поломки, которую водитель кое-как устранил и у самого выезда из автовокзала в их автобус втюхался запорожец. Сами понимаете – ляпсус! Ну, естественно милиция, протокол и как Алина не просила сотрудника ГАИ отпустить ее, тот оставался неумолим, и никак не мог отпустить важную свидетельницу. Так что Алина, покорная воле небес, сидела и ждала когда, наконец, закончится эта бумажная канитель. И естественно, безбожно опоздала. Короче, сами видите, в данной ситуации она была совершенно ни в состоянии что-либо изменить. Поэтому причина более чем уважительная. Теперь плавно перейдем к последнему герою нашего повествования, к Федору Николаевичу.

Итак, ФЕДОР НИКОЛАЕВИЧ. С ним произошло вот что. В сущности, это может произойти с каждым, кто ни в состоянии соизмерять свои возможности, со своими потребностями. Он подумал, что до назначенного времени, то есть, семнадцати часов, слишком далеко, и решил чуток употребить, так сказать для разгону. И надо сказать, так сильно разогнался со своим соседом Афанасием, что так и остался лежать на соломе в сарае, совершенно потеряв не только понятия времени, но и временно сознание, ибо употребил сверх меры, даже для такого бывалого мастера. Короче, сами видите, он не мог, никак не мог, он был просто не в состоянии. Я бы сказал больше, он был в полной прострации. Поэтому, сами видите, причина весьма и весьма уважительная. Даже, как сказал бы его приятель Афанасий, если бы был, конечно, в состоянии что-то говорить, причина супер уважительная.

Между тем, абсолютно готовая, в смысле пьяная,  Римма Ивановна сидела в компании совершенно охмелевшего Жоржа, и осоловелыми глазами глядела на него, пытаясь понять, что эта незнакомая пьяная рожа делает у нее дома, да еще на ее родном диване. Гость же часто и беспричинно хохотал, что-то бубнил себе под нос на французском, и вновь хохотал, потом хрюкал и кусал за плечо, уже не ощущающую боль, хозяйку. Естественно, не забывая время от времени пощипывать увесистый зад новорожденной.

Правда после этого празднования, Римма Ивановна несколько дней не могла спать на правом боку, из-за огромного, болючего синяка, который оставил ей переусердствовавший Жорж. Но это было пол беды, беда таилась впереди.

Так вот, захотелось новорожденной в туалет по малой нужде, сами понимаете, не пойти нельзя, можно вконец опростоволосится. Так вот, она медленно, с огромным трудом поднялась с дивана, отодвинула от себя стол и хотела пройти мимо Жоржа, как тонкие, неуверенные ноги не удержали огромное тело, она упала и, падая, ударилась лицом о тощее колено Жоржа, слабо вскрикнула, повалившись на пол, и мгновенно уснула у ног хохочущего кавалера.

Когда спустя довольно долгое время она все-таки очнулась, то поняла, что лежит на полу, почувствовала сильную боль в области ягодицы и машинально посмотрела на часы. Было странно то, что работал только один глаз. Она ничего не могла понять.

Встала, приложив неимоверные усилия, нетвердой походкой, держась за стену, подошла к зеркалу и ахнула. С зеркала на нее смотрело какое-то странное существо, с совершенно синим лицом, правый глаз полностью заплыл, и по этой причине напрочь отказывался выполнять свои функции. Прическа, напоминала взрыв на макаронной фабрике, и делало ее еще больше похожей на перекормленную Бабу Ягу. Голова гудела, как перегруженная трансформаторная будка. Она смотрела на свое отражение и никак ни могла понять, что же с ней такое произошло.

Она подошла к столу, налила в рюмку водки, залпом выпила, тяжело опустилась на диван, выпила еще оду рюмку и только после этого, воспоминания выстроились в логическую цепочку. Она все вспомнила, а, вспомнив, матюгнулась так, как никогда в жизни, и только поле этого почувствовала легкое облегчение. «Да, ничего себе погуляла!», подумала про себя Римма Ивановна, заваливаясь на бок, медленно погружаясь в спасительный сон. После этого она месяц не могла выйти во двор из-за того самого синяка, полученного в результате неудачного падения.

Вот так, весьма своеобразно встретила свой первый и последний день рождение Римма Ивановна. Потому что после этого, она дала себе зарок, никогда, ни при каких обстоятельствах не отмечать свой день рождение.