Коровы

КОРОВЫ

Я вам так скажу, если человек не привычен работать, не привычен что-то делать своими руками или работать головой, то считай что это самый настоящий моральный инвалид, а говоря по научному – шибзик. У нас в деревне есть такой парень, Петюня-адвокат, или как его еще называют Кролик, из-за двух передних больших золотых зубов.

Так вот, парень он молодой, двадцати пяти лет и работает у нас, кем вы думаете, правильно пастухом. Скажите мне, что это за работа для двадцати пятилетнего парня? Стыд и срам какой-то, а не работа. И главное что выдумал, стервец, выгоняют женщины своих коров на улицу, он ходит, собирает их в стадо, гонит это стадо на луг, который находится аккурат за деревней, ложится под дерево и спит, как сурок, пока мамка его, Людка-бизнесменша, ему поесть не принесет.

Она приходит, кормит его, и не успевает даже отойти, как он уже опять спит, как убитый, как будто всю ноченьку вагоны разгружал. Чем не работа, такую работу еще найти надо, одна беда, сезонная это работенка. Но все это присказка – сказка впереди, и какая сказка, Андерсен бы позавидовал.

И так слушайте сказ, даже не сказ, а самую настоящую быль про Петюню-адвоката. Надо сказать, в деревне молодежь не очень жаловала его, да и не только молодежь, никто его не жаловал, сверстники его сторонились, потому как, характер у Кролика был так себе, и не просто так себе, а говно. Как говорится, какой человек такой у него характер, а какой у человека характер такое к нему и отношение.

Так вот к Кролику было отношение соответственное его характеру, и решили ребята на этой почве над ним подшутить. Тогда еще никто не знал, чем вся эта шутка обернется, даже не предполагали, но как говориться человек предполагает, а Бог располагает.

Так вот слушайте. Однажды, Кролик, как всегда, пригнал стадо на луг и, естественно, тут же повалился спать, а сверстники его, как только он уснул, тихонечко отогнали стадо на старую, заброшенную ферму, которая располагалась в метрах пятистах от того места, где спал Кролик. Так вот, загнали всех коров туда, сена им натаскали и схоронились невдалеке, что бы поглядеть, чем же все это закончится.

Ну, часов в двенадцать приходит Людка, растолкала сыночка, покормила хорошенько, встала и, только собралась идти восвояси, посмотрела на луг и замерла. Коров не было. Ни одной! Она быстро растолкала Кролика, который уже успел крепко заснуть, и стала спрашивать, где коровы? Он посмотрел на нее семимесячными глазами, потом посмотрел на пустой луг и пожал плечами. Тут Людка струхнула, и струхнула по настоящему, шутка ли, почти пятьдесят коров, это вам не хухры мухры, а тот стоит тыкву чешет и спрашивает у матери что делать?

Да, было очевидно, что коров кто-то украл. Потому как не могли же они все разом сквозь землю провалиться? Ох, и разозлилась она на Петюню, ох разозлилась и как только его не называла, как только не честила, а он знай себе стоит, зевает да по сторонам смотрит. Ребята сидят в засаде, наблюдают да посмеиваются. Да, испугалась Людка как никогда, а кто, скажите мне, не испугается, это же целое состояние, и стала Людка думать, что не могло целое стадо просто так пропасть, не могло. Постояла, подумала немного и говорит Петюне, мол, тут надо придумать что-то такое, что было бы натурально и дух захватывало. А Петюня спрашивает, мол, нельзя ли просто сказать, что заснул случайно, проснулся, а коров, как корова языком слизала. Людка опять принялась его честить, доказывая, что если коровы пропали, когда он спал, это уже совсем другое дело, он должен будет за все это заплатить, или еще не дай Бог, в тюрьму посадят. Петюня, понятное дело, в тюрьму не хотел.

И тут Людке пришла в голову гениальная мысль, что Петюня должен сказать, что подошли к нему пятеро человек, не русские, а какие-то цыгане или еще кто и стали его бить и он, Петюня потерял сознание. А когда очнулся ни коров, ни цыган, мол, пусть милиция их и ищет, это их прямая обязанность, они за это деньги получают. На что Кролик ответил, что если бы его били, то на теле остались бы следы, а их у него нету. Людка посмотрела на сына, и с материнской нежностью в голосе сказала, что Петюне надо будет немного потерпеть, иначе, никто не поверит, что его били, потому как, правильно заметил сам Петюня, следов побоев нет и одежка целехонькая. Сказано сделано. Первым делом Людка достала из сумки, где лежала посуда, вилку и стала им рвать ватник сына. Поработала хорошо, на славу, искромсала ватник так, что, глядя на него, можно было подумать, что воры рвали Петюню зубами, как стая волков, но это было лишь пол дела, главное же еще предстояло сделать.

А сделать надо было, так как для полноты картины именно второй части и не хватало, потому как, у Петюни лицо было кровь с молоком, а по Людкиной версии оно должно было быть как раз наоборот. Посмотрела Людка на сына, смахнула скупую слезу с глаз и нежно сказала, что ему придется чуток потерпеть, потому как без синяков нельзя, никак нельзя, что они там, в милиции, тоже не совсем идиоты, и им нужны будут доказательства, причем доказательства должны быть на лицо, в данном случае они должны быть у Петюни, на лице.

Петюня покручинился маленько, и рассудил здраво, что случалось с ним крайне редко, что лучше получить по морде, чем сесть ни за что, ни про что в тюрьму, и дал свое положительное согласие. Людка попросила его чуток присесть, потому как, больно высокий был Петюня, тот выполнил просьбу матери, присел и не успел как следует закрепиться на полусогнутых ногах, как схлопотал по сопатке такой мощный удар, что с трудом удержался что бы не грохнуться. Петюня держась за лицо, выпрямился. Людка осторожно убрала его руку с лица и внимательно осмотрела.

Нет, лицо было как и прежде, белое и румяное. Надо было повторить все сначала, и она упросила сына присесть еще раз, Петюня немного подумал и, нехотя, присел, укрепился на ногах и попросил мать ударить в другое место, потому как место, куда пришелся первый удар, очень болело. Людка успокоила сына, пообещав, что ударит в другое место, потом сосредоточилась, размахнулась и ка-ак врежет, Петюню как ветром сдуло, лежит на земле, обхватил лицо руками, стонет. А ребята, черти такие, сидят в засаде да хохочут им то что, такая комедия, даже Данелия позавидовал бы.

Людка наклонилась над сыном и заботливо спросила все ли у него в порядке, на что Петюня ответил, что все в порядке, если не считать того, что он не чувствует своего лица. Она успокоила сына, сказав, что лучше потерпеть пять минут, чем мучаться пять лет на нарах, потом она вновь осмотрела лицо сына и огорчилась. Ничегошеньки, будто и не было никаких ударов, хотя у нее после второго удара рука ныла нестерпимо, но она держалась, и не показывала этого. И, немного помолчав, огорченно сказала, что плоховато вышло, лицо только чуток покраснело, будто жарко ему. И она с трудом уговорила сына стать еще раз в знакомую позу, тот нехотя, но все же стал и попросил мать бить в другое место, будто лицо у него бесконечное, мать успокоила, сказав, что так и сделает. Петюня настороженно глядел на мать, та сосредоточилась, плюнула на ладонь, от чего глаза сына увеличились вдвое, и как даст, ребята, наблюдая за ними, чуть животы не надорвали, это прямо такой фокус получился, что Коперфилд от зависти бы лопнул. Представьте себе, стоит, пригнувшись, здоровенный Петюня, удар и нет Петюни, будто и не было его никогда, да это надо было видеть.

Итак лежит Петюня на земле, ругается, стонет, держится за лицо. Людка бросилась к сыну и стала успокаивать, дуть на лицо, махать платком, короче, помогала, как могла. Через несколько минут, он оправился от удара, присел на траву и спросил у матери на счет своего лица, мать посмотрела на лицо сына, но оно было красным не более, как если бы он спал и отлежал лицо.

Подумав, она поняла, что так дело не пойдет, надо было придумать что-то другое, что бы зря не колошматить сына и, оглядевшись вокруг, придумала. Она обняла сына за плечи и стала успокаивать, говоря, что все хорошо, но надо попробовать еще разочек и что этот разочек будет последним, в чем она клянется и Божится, и будь что будет.

Петюня долго не соглашался, но Людка напомнила про тюрьму и он, с тяжелым сердцем и недобрым предчувствием, согласился. Он медленно поднялся и нехотя присел в прежней позе, мать попросила его закрыть глаза, так как сердце ее обливается горячими слезами, глядя на то, как мучается ее чадушко.

Петюня подозрительно закрыл глаза и замер. Тогда Людка сделала следующее: она подняла с земли длинную палку, которая служила ее сыну посохом, размахнулась и, что есть силы, врезала по любимому широкому лбу. Палка разлетелась в щепки. На этот раз любимое чадо не успело даже вякнуть а, подлетев над землей метра на полтора, грохнулось наземь, как подкошенное. Увидев, что произошло с Петюней, хохотавшие без умолку пацаны сами маленько струхнули, испугавшись за жизнь Петюни. Увидев, что произошло с сыном, Людка бросилась к нему, вытирая платком кровь с его лба, слезы текли по ее щекам застилая глаза, она проклинала себя за то, что сотворила с сыном из-за проклятых коров, но сын лежал без движения.

Тогда Людка, побуждаемая материнским инстинктом, с огромным трудом взвалила себе на спину обмякшее, родное тело и потащила его в деревню. Ребята, увидев, что Людка скрылась из виду, бросились к старому коровнику и погнали бедных, ни в чем ни повинных коров галопом на прежнее место, а сами помчались в деревню. А там… А там было нечто. По главной улице шла Людка, неся на спине полуживого Петюню, и голосила на всю округу, что ее сына убили из-за этих проклятых коров. Мужики подхватили Петюню и бегом отнесли к доктору. Туда же, через несколько, минут примчался Швондер участковый наш.

Врач, осмотрев пострадавшего, нашел, что у него сотрясение мозга второй степени и рассечена кожа на лбу от удара тупым предметом, доктор так же извлек из-за щеки больного золотой протез, два передних золотых зуба Петюни, увидев которые, Людка чуть не потеряла сознание, и пришлось доктору откачивать и ее. Когда она открыла глаза, доктор успокоил ее, сказав, что угрозы жизни ее сыну нет никакого, что ушибы не такие уж и сильные, и что он будет в полном порядке, буквально через две, три недельки. Услышав, что жизнь ее сына вне опасности, она рассказала участковому, как все было на самом деле, как ее сын мужественно защищал коров, но эти цыгане напали него и чуть не убили, а все стадо угнали в неизвестном направлении, и что милиция, непременно должна найти этих бандитов и предать их суду.

Участковый все чинно записал и так, между прочим, спросил, что у Люды за сумка? На что она, без задней мысли ответила, что в сумке посуда, в которой она сыну обед носила, участковый полюбопытствовал, поел ли Петюня. На что Людка ответила, мол, как не поесть, если с самого утра ни маковой росинки во рту не было, и тут Швондер спросил, мол, поел сынок после того, как его избили, или до того? Тут Людка поняла, что маленько опростоволосилась, но быстро нашлась, сказав, что в эту посуду она сыну, перед тем как он уходит из дома, еду кладет, что бы он брал с собой и там, в поле ел, мол, не голодным же ходить целый день? А когда пришла к сыну на поле, что бы проведать его, то увидела, что сын лежит весь в крови и вся посуда разбросана, ну она быстренько собрала всю посуду, не оставлять же в поле?

Участковый на минуту задумался и попросил Людку показать, так сказать, место страшного преступления. Людка, убедившись, что с сыном все относительно в порядке, повела Швондера к месту разбойного нападения. За ними шли человек сорок жителей деревни, что бы посмотреть на все своими глазами, всем же было интересно, что же такое произошло, из-за чего чуть не погиб смертью храбрых от руки бандитов всеми горячо любимый, храбрец Петюня, и если что подсобить, вдруг бандиты не далеко ушли.

Людка вышла на луг и замерла. Коровы, как ни в чем ни бывало, мирно паслись на лугу. Все до единой. Увидев это, Людка потеряла сознание, пришлось и ее быстро нести к врачу. Очнувшись, она стала рыдать в голос, проклиная себя, свои руки, кричала, что она не мать, а змея подколодная и так далее и тому подобное, но люди списали это на легкий психический стресс, из-за случившегося с ее сыном.

Но, слава Богу, все закончилось хорошо, как говорят, все хорошо, что хорошо кончается. Правда, на следующий день, после этого злоключения, все лицо Петюни было сплошным синяком, доктор это объяснил тем, что Петюню, скорее всего, долго били по лицу, но свойство его кожи таково, что синяки проявляются только на следующий день. Так что все удары Людки были у Петюни на лице.

Но случилась еще одна странность, не понятно как, не понятно кто, но слух о том, как все происходило на самом деле, разнесся вскоре по всей деревне, каждый раз дополняясь новыми подробностями этого загадочного обстоятельства. Хотя многие бабы оправдывали Людку, конечно, кому же охота, что бы его родное дитя попало в тюрьму, ясное дело, никому.

А Петюня, слава Богу, жив и здоров, Людка на него теперь чуть ли не молится, а что касается ребят, придумавших все это, так что ж, ребята, они же хотели только пошутить, кто же предполагал, что все так сложится. Не зря говоря, человек предполагает, а Бог располагает. Вот так то.