Глава 29. Призвание Матфея

Призвание Матфея

Was weissen zwei, so weisst die Schwein.
(Что знают двое, то знает и свинья).
Немецкая пословица.

По 9-й главе Матфея.

Если продолжать моё повествование, после главы «Кесарю – кесарево, а чудакам – расчудесное», то можно вполне записать так: что и было незамедлительно сделано (речь идёт о том, что Иисус с учениками удалились от тех мест, где им было отказано в нахождении, даже и не отказано, а, практически, приказано, а то…). Вот из-за этого «а то…», от возможной неминучей для себя беды, и вернулись они в свой город.

Тут и произошло избрание пятого ученика, Матфея, этого самого евангелиста. Конечно, странно, что находясь и раньше в родном городе, только сейчас был избран один из его жителей, мытарь Матфей. Нельзя же думать, что Иисус к нему долго присматривался, Ему известно должно было быть, что именно этот мытарь и будет потом с Ним мытариться. Но, видно не время было, подати ещё не все были собраны. Всему своё время, как говорил Екклесиаст-проповедник по имени Соломон (дальний родственник Иисуса по материнской линии, а также по линии приёмного отца) ещё задолго до этих событий. Что тут поделаешь, никуда не денешься от повторов, хотя бы и с этим Екклесиастом.

Но Марк (2:14) с Лукой (5:27,28) пишут, что подати собирал не Матфей, а Левий Алфеев, который потом, вероятно, волей гусиного пера, а то и какого другого пишущего инструмента, благополучно превратился в Матфея самим Матфеем же либо писавшим евангелие за Матфея. А у Иоанна процессу избрания учеников внимание не очень уделено. Да и правильно, что там разглагольствовать. Иоанну-то, этому особенному из летописцев, пришлось бы как-то обосновать божественное появление Иуды Искариота. А вопрос был, конечно, интересный. Очень хотелось бы знать, что думал (и думал ли) про это Иоанн. Но он решил своих мыслей на этот счёт не высказывать. Да и насчёт других учеников он как-то скромно умолчал. Даже себя с братом назвал всего лишь только сыновьями Зеведеевыми. Иуду упомянул практически только в день предательства. О Фоме сказал только в день доказательства Иисуса о Своём распятии на кресте. В самом начале 21-й главы (стих 1) говорит о семи учениках, но ленится назвать всех их поимённо, хотя и вряд ли это было трудно сделать, дописать ещё два имени:

«После того опять явился Иисус ученикам Своим при море Тивериадском. Явился же так: были вместе Симон Пётр, и Фома, называемый Близнец, и Нафанаил из Каны Галилейской, и сыновья Зеведеевы, и двое других из учеников Его».

Или дальше (21:8):
«А другие ученики приплыли в лодке, - ибо не далеко были от земли, локтей около двухсот, - таща сеть с рыбою».

О двухстах локтях сказать можно, а вот кто из других из учеников приплыл – молчок. Жалел, вероятно, писца-Прохора, как бы его рука не устала. Но о себе Иоанн (будем пока считать, что сам, потому что это его Евангелие) отозвался однозначно, как самый любимый из учеников Иисуса (21:20,24):
«Пётр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус, и который на вечери, прислонившись к груди Его, сказал: Господи! Кто предаст Тебя? … Сей ученик и свидетельствует о сём и написал сие; и знаем, что истинно свидетельство его».

Сам Иоанн, понятно, таких слов сказать о себе не мог. Это мог говорить и записать о нём посторонний человек. Ученик он Иоанна или нет, неважно, но другой человек.

Здесь же приводится чудо исцеления расслабленного (аналогично и у Луки в главе 5, стих 18), весьма почитаемое в церковной службе. Даже такая и неделя есть: неделя о расслабленном. (Расслабленный – это парализованный.) У Луки и у Марка (2:3,4), пожалуй, это даётся посильнее (приводится по Марку):
«И пришли к Нему с расслабленным, которого несли четверо; и, не имея возможности приблизиться к Нему за многолюдством, раскрыли кровлю дома, где Он находился, и, прокопавши её, спустили постель, на которой лежал расслабленный».

Здорово, да? Никто не расступился из присутствующих, чтобы доставить к Врачу тело расслабленного. Пришлось даже для этого ломать чужую крышу, Бог с ней – не своя же! А Иисус, понятно, в соответствии со Своими способностями, знал о происходящем, но не вмешался, допустил разорение крыши, хотя мог бы и на расстоянии сделать случившееся потом, то есть исцеление этого больного. Ведь чтобы Богу исцелить больного, не обязательно к нему прикасаться, а тем более – плевать на него, как это часто делал Иисус.

Излечивал Иисус в нём (в городе) направо-налево, всех, кто к Нему приходил: дочь одного начальника, женщину через прикосновение, двух слепых, немого бесноватого. Но Он был скромный, стеснительный. Просил Он их, чтобы об этом никому не рассказывали. Строго просил:
«И Иисус строго сказал им: смотрите, чтобы никто не узнал».

Или у Марка (3:12):
«Но Он строго запрещал им, чтобы не делали Его известным». 

Но где там! Они тут же всем и разболтали:
«А они вышедши разгласили о Нём по всей земле той».

Уловка известная. Доверь тайну многим. Понятно, что все скоро и узнают. А Иисус не наказал их за разглашение этой тайны, не стал их ослеплять. Слава Ему!

Ниже я приведу мою версию лжесвидетельствования Матфея. Я убеждён, что Матфей – самозванец, а может быть, и не было Матфея, придуман в одной из христианских сект. Меня несколько шокировали некоторые нелепости, приведённые Матфеем в 5-й главе, касающиеся соблазняющих человека его некоторых органов. Поэтому и привожу свою версию возможного состояния автора Евангелия, когда он рассуждал на эту тему. Я не стал записывать свою версию в разделе «Нагорная проповедь», где как раз говорится о соблазняющих частях тела, а привёл её в этой главе, в которой впервые появляется Матфей.

Версия, на мой взгляд, в данном случае – вещь прилагательная, поэтому и прилагается она к конкретному человеку в конкретном месте.

Версия автора о Матфее-евангелисте

Матфей с трудом подошёл к столу, на котором лежала незаконченная рукопись нового евангелия. До болезни он успел отредактировать только четыре главы. Болел долго, да и до конца не выздоровел, теперь уж, скорее, и не выздоровеет, потому что это болезнь расслабленного, об исцелениях которого или которых Иисусом он часто писал. Вся левая сторона плохо действует: левый глаз практически не видит, левая рука висит как плеть, нога приволакивается. Но кто его-то исцелит? Он записал в евангелии, что Иисус наделил всех Своих учеников даром исцеления. Но это только для других, а не для себя. Учеников-то Он наделил этим даром, а он-то какой ученик? Просто заставили так написать, что призван был не Левий Алфеев, как у Марка, а Матфей. Сначала, в черновике, так и записал, как у Марка, но заставили исправить на Матфея, на себя, то есть. Только поставить призвание Матфея не в первых главах, а подальше, чтобы не так обращать на это внимание…

Он уж и не рад, что взялся за такой труд. Получается, что даже и греховный, поскольку сотворил лжесвидетельствование, приписав себя к ученикам Иисуса. Может быть, и наказал его Бог за это, такой болезнью. Отказывался, но его упросили, поскольку он среди всех оказался самым способным к литературной работе, да и мысли его были приемлемыми по всем многим обсуждаемым в их сплочённом кругу вопросам.

Рядом с его рукописью-черновиком лежали свитки двух евангелий, евреев и Марка. Пятикнижие Моисеево у Матфея было, но он им не пользовался, поскольку всё, что было ему из него надо, помнил наизусть. Впрочем, он помнил и всё евангелие Марка, от слова до слова. Вот их он и обрабатывал для своего нового евангелия, которое его друзья поручили ему написать.

Матфей взял свиток-чистовик, продолжил в нём, как и в черновике, «Глава 5». Это очень важная глава, о проповеди Иисуса на горе, о блаженных. У Марка этого не было, отдельно такой проповеди. Матфей, когда ещё писал черновик, очень долго возился с этим текстом, обсуждал с друзьями некоторые его тонкости. Наконец, что-то получилось, поэтому, при переписывании в чистовик только немного пришлось поправить. Дошёл до места о соблазнах и их последствиях. Второзаконие на этот счёт говорит вполне определённо: соблазняющего тебя, кто бы он ни был, убей. Даже если это провоцирующий тебя посланник Божий, пророк или сновидец. И даже своих родных, сына, дочь, брата, сестру, жену, а то и близкого друга, не жалей ради Бога, убей и их, соблазняющих тебя. «Побей его камнями до смерти; ибо он покушался отвратить тебя от Господа, Бога твоего, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства», – вспомнил Матфей указание Господа, записанное Моисеем. Также поступи и с жителями города, в котором ты живёшь, если кто-то из них соблазняет тебя служить другому богу или другим богам, говорится дальше во Второзаконии. Добро из города не бери, а город вместе с его народом, малыми, старыми и прочими, преврати в развалины.

Открыл евангелие Марка о том же, о соблазнах, в главе 9, но не читал эту главу, а тоже вспомнил, что в ней написано. Марк не говорит об убийстве соблазняющих, родных, близких или друзей. Словом, об убийстве человека у Марка не говорится. Он останавливается только на членах человеческого тела. Да и правильно, иначе, ведь, нарушится одна из наипервейших заповедей Господа, «не убий!», сказанной на заре человечества и записанной в скрижалях.

Матфей снова с горечью вспомнил своё лжесвидетельствование и другую заповедь – «не лжесвидетельствуй», относящуюся теперь уж наверняка и к нему. Но, как сказали на собрании: «Ради нашего дела, брат Матфей». Ещё Матфей подумал, что, вот, и он соблазнился. Но не ученичеством у Иисуса, а «ради нашего дела». Что больше перетянет у Господа? Его соблазн «ради нашего дела» или его лжесвидетельствование об ученичестве у Иисуса? За что из этого его наказал болезнью Господь?

Ведь напиши, как во Второзаконии, «убей брата своего», противники сразу схватятся за это, упрекать будут. В черновике Матфей полностью переписал текст Марка о соблазняющих человека руке, глазе и ноге. А сейчас он задумался, как переписывать это в чистовик, ведь получается, что он пишет от себя, и свои мысли и надо бы сюда поместить, от Матфея.

«И если глаз твой соблазняет тебя…», - читает Матфей с трудом в рукописи у Марка и в своём черновике.

«Какой же мой глаз? – думает Матфей. – «Левый не видит, так что и соблазнять не будет». Поэтому он записывает в чистовик: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя; ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело твоё было ввержено в геенну».

«И если соблазняет тебя рука твоя…», – читает Матфей в своём черновике и у Марка. – «Меня может соблазнить только правая рука, поскольку левая даже не шевелится», – подумал Матфей и записал далее:

«И если правая рука твоя соблазняет тебя, отсеки её и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не всё тело было ввержено в геенну».
 

Про следующий соблазняющий орган, записанный у Марка, ногу, Матфей даже и не знал, что подумать. Как нога может соблазнить? Впрочем, и с рукой-то не совсем складно получается. Что-то Марк тут не додумал. Поэтому про ногу Матфей в чистовике не стал ничего записывать. Ещё он подумал, что и не все органы тела человека перечислил Марк. Нет в перечислении носа, ушей, да и главного соблазняющего в некоторых вопросах, детородного, тоже нет. Вообще говоря, Марк не прав. Причём здесь руки и ноги с глазами и ушами и другими членами. Надо было бы записать так: «Если разум твой соблазняет тебя, лишись его; ибо лучше тебе быть неразумным в Царствии Божием, чем быть тебе разумным в геенне огненной». А в конце ещё и добавить, усилить, как у Марка про червя.

Матфей прямо устрашился этой своей мысли. Да, подумал он, что, вероятно, и у Марка были такие мысли. Вся его эта глава к этому и вела. Но и Марк не решился записать о разуме в геенне и обратном в Царствии Небесном. Поэтому и получилась нелепость и нелогичность с получившимися у него, благодаря Марку, перечислениями членов человеческого тела.

«Оно, конечно, так, – подумал Матфей, – но больно уж противоестественно и тоже не логично, с разумом-то. Да и друзья вряд ли одобрят такие мысли. Поэтому оставим так, с глазом, пусть и с рукой, но без ноги».

Уже дальше, в своей 18-й главе, Матфей снова возвратился к соблазняющим органам. Здесь он уже не стал делать акцента на правые части тела, а записал, как и первоначально у Марка, только объединил в одном разделе соблазняющие руку и ногу. Подумал сначала, что надо бы исправить и в пятой главе, но торопился дописать то, что уже было написано, боясь не успеть, поскольку снова почувствовал себя не очень здоровым, боялся возвращения болезни, теперь он уже точно знал, что за лжесвидетельствование. Да и сложно это, делать вставки в уже написанный свиток. А потом и забыл про эти свои небольшие несоответствия, посчитал их не очень существенными. Да и переписывать даже с небольшими переделками свитка уже было бы довольно много.

               
Далее: Глава 30. Все в сборе.