Переход власовцев в Богемию ч. 11

Переход власовцев  в Богемию

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2012/01/31/410)

После вышеописанного  краха первого (и последнего) «наступления» власовской дивизии, Буняченко уже не заикался о «разгроме сталинских орд» Все его думы и действия были направлены только на самосохранение.  Для начала надо было как можно дальше уйти от передовой, от линии фронта и от частей РККА, которых они с Власовым ещё совсем недавно хвастливо обещали Гиммлеру  разбить.
Вот что пишет Хофманн о том, как власовская дивизия оказалась в Праге:

«13 апреля 1945 года в 21.30 был отдан приказ ОКХ о передислокации, а в 2 часа ночи Буняченко через посыльного получил приказ группы армий "Центр", согласно которому его дивизия передавалась в подчинение немецкой 275-й пехотной дивизии (5-й армейский корпус, 4-я танковая армия) и на нее возлагалась задача оборудования тыловых промежуточных позиций сразу за линией обороны немецкой дивизии. На утреннем совещании командиров 14 апреля Буняченко в присутствии вызванного сюда начальника немецкой группы связи Швеннингера назвал это распоряжение позором и оскорблением. Он заявил, что будет придерживаться полученного ранее приказа ОКХ и что в любом случае дивизия двинется сначала в южном направлении...
Буняченко резко возражал против подчинения своей дивизии, "привыкшей к совсем иному обращению", немецкому командиру. По его требованию Швеннингер немедленно отправился в штаб 5-го армейского корпуса, но переубедить командующего и штаб ему не удалось. Лишь прибывший вскоре генерал-фельдмаршал Шернер, прислушавшись к доводам Швеннингера, что дивизия вряд ли сумеет развернуться во всю боевую мощь в районе 5-го корпуса, отменил приказ о подчинении русских 275-й пехотной дивизии, но принимать окончательное решение относительно русских отказался.
Буняченко же не замедлил воспользоваться полученной отсрочкой и предпринял собственные шаги. 15 апреля после совещания со своими командирами он поручил Швеннингеру сообщить в 5-й корпус, что "по зрелом размышлении" он, Буняченко, пришел к выводу, что может выполнить либо приказ Власова, которому он подчиняется, либо немецкий приказ о походе на юг».


Очевидно, что Шернер, не ожидавший столь вопиющей подлости от новоявленных «союзничков»,  поначалу рассчитывал уладить дело миром. 15 апреля 1945 года фельдмаршалу Шернеру было уже не до подавления возможного бунта в ближайшем прифронтовом тылу своих войск. Приходилось надеяться, что власовцы отойдут от нервного потрясения и от  полученной ими взбучки на передовой, и вспомнят о своих благодетелях, начав выполнять приказы своих кормильцев.
Но Буняченко уже закусил удила и рвался в тыл изо всех сил. Будь обстановка на фронте поспокойнее, Шернер бы живо привёл власовское войско в чувство, разоружив дивизию и жёстко  подавив её сопротивление, при необходимости.
Выпущенное 9 апреля 1945 года указание начальника генштаба ОКХ генерала Кребса, со ссылкой на решение Гитлера, требовало «В случае появления явных признаков ненадежности "иностранных формирований", независимо от их национальности,  их разоружение, а затем использование в качестве стройбатов или групп по охране объектов либо придание солдат по отдельности и группами немецким частям для усиления пехотного состава.

Но тут власовцам сильно повезло: перешли в наступление  на немцев уже наши войска, и Шернеру пришлось смириться с «дуркующим» русским  командиром. Просто не до власовцев ему стало...
«...когда утром 16 апреля Швеннингер прибыл на командный пункт 5-го корпуса, 1-й Украинский фронт маршала Конева как раз перешел в наступление в районе 4-й танковой армии между Форстом и Мускау и добился первых прорывов. Тем не менее в дневнике боевых действий штаба ОКВ за тот день отмечалось, что ожидается прибытие "600-й (русс.) дивизии". Однако в такой обстановке командир корпуса никак не был заинтересован в концентрации в своем тылу сил, в надежности которых он мог сомневаться. Он попросил по телефону, чтобы группа армий разрешила дивизии двигаться дальше и, по словам Швеннингера,  явно был не прочь "избавиться от этого непрошенного гостя". Таким образом, генерал-фельдмаршал Шернер и командование группы армий "Центр" отказались от намерения бросить дивизию на опасный участок фронта к юго-востоку от Котбуса, тем самым обрекая ее на неминуемую гибель...»


Видите, КАКУЮ тональность выбрал власовский летописец  для этого эпизода. Речь о разгроме РККА и «переломе хода всей войны уже не идёт, власовские грёзы развеялись. Власовцы прекрасно понимали, что немцы расценят их поведение как мятеж, и хитрили изо всех сил, пользуясь благоприятной им обстановкой, чтобы окончательно обдурить своих немецких «союзников» и выскочить с фронта в тыловые районы, а там – и перебраться поближе к американским войскам.
Хофманн повествует о дальнейших действиях власовцев так:
«Буняченко еще не раз пришлось сопротивляться попыткам Шернера подключить русских к немецкому фронту обороны, причем он отнюдь не всегда сообщал начальнику немецкой группы связи свои истинные намерения. Едва ускользнув от 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, 1-я дивизия РОА в боевом порядке, обеспечивая защиту обращенных к врагу левых флангов от неожиданных танковых атак, 16 апреля прибыла в Зенфтенберг, а 17 — в Хойерсверда. Но вместо того, чтобы согласно последнему приказу группы армий отклониться резко на восток и занять оборонительную позицию у Козеля, северо-западнее Горлица, Буняченко продолжал идти в южном направлении и 18 апреля достиг Каменца. Командующий группы армий, казалось, смирился с этим самоуправством и не возражал против похода дивизии в Богемию, несмотря на указание фюрера от 1 февраля 1945 года, запрещающее перевод добровольцев славянского происхождения в протекторат во избежание возможного братания с чехами».

- Однако такие приказы фюрера уже не выполнялись. Не было для этого у немцев ни сил, ни средств, ни времени.
- Нельзя не подчеркнуть того, КАК «ВОЕВАЛА»  1-я дивизия РОА в это критическое, для своих кормильцев, время: вместо того, чтобы биться на передовой и громить «большевистских варваров», она драпает в тыл, забыв все свои обещания и грозные намерения. Вместо описания победного марша власовцев на Восток Хофманн вынужден писать о том, что они «ЕДВА УСКОЛЬЗНУЛИ от 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов», «скрывают свои истинные намерения» от своих союзников и т.д.
Ну и как должны были относиться сами немцы к тем, кого они кормили и вооружали, а те – предали их в самый драматический для Германии момент?!

«Шернер предпринял еще одну попытку отправить русских на восток, на фронт. 23 апреля он послал Буняченко приказ о занятии дивизией промежуточной позиции у Хайды, к северу от Богемского Лейпа. Приказ был отправлен в обход немецкой группы связи, через офицера связи майора Нейнера. (Майору Швеннингеру в группе  армий больше не доверяли, упрекая в том, что он утратил независимость суждений и находится "под сильным влиянием" Буняченко).
Буняченко сделал вид, что согласен, и заявил о готовности 24 апреля в 17.00 лично приехать в Хайду и встретиться с Шернером, чтобы тот ознакомил его с заданием. Но вместо него в назначенное время явился командир разведотряда майор Костенко и объяснил фельдмаршалу, который едва сдерживал раздражение, что генерал не смог приехать по техническим причинам: его машина попала в аварию. На самом деле Буняченко воспользовался этим временем для решительных действий, имевших серьезные последствия для дивизии. В ночь на 24 апреля его войска перешли мост через Эльбу в районе Бад Шандау».

Говоря новомодной приблатнённой терминологией, Буняченко попросту «кинул» своего «пахана», как «лоха педального» и  дешёвого фрайера. Вместо себя на «стрелку» прислал какую-то «шестёрку», а сам «сделал ноги», рассчитывая сменить своих «обхезавшихся»  покровителей (немцев) на новых, сильных и авторитетных: западных союзников. А уж  у них разом получить индульгенцию за все свои предательства.

А вот КАК в очередной раз обманули власовцы немцев при переправе через Одер:
«Выразительное описание этой переправы оставил нам подполковник Артемьев. Мост уже был подготовлен к взрыву и занят немецкой группой саперов, которые отказывались пропустить дивизию. Не сумев уговорить немецкого офицера, Буняченко попросил пропустить хотя бы раненых. Тот согласился. По узкому проходу на мост въехали машины с ранеными, вплотную за ними последовали танки, кавалерия и артиллерия, занявшая огневые позиции на противоположном берегу. В это время из группы армий "Центр" прибыл офицер — выяснить положение и заставить дивизию повернуть назад. Пока подполковник Николаев вел с ним переговоры, колонны непрерывной чередой "в полном порядке и при соблюдении строжайшей дисциплины" тянулись по мосту. Ранним утром 24 апреля 1-я дивизия РОА оказалась на западном берегу Эльбы — здесь до поры до времени ей были не страшны ни приближавшаяся Красная армия, ни притязания фельдмаршала Шернера. Буняченко, вероятно, пытался из Бад Шандау установить связь с американскими войсками, но эта попытка не увенчалась успехом. Во всяком случае теперь, когда путь на запад был закрыт, дивизия двинулась по пригорьям Эльбы. В районе Шнееберга, западнее Тетшен-Боденбаха, дивизия устроила двухдневный привал».
Как видим, самым ПОДЛЫМ образом, прикрываясь ранеными, власовцы смогли-таки переправиться через Эльбу. Немцы были ошарашены таким паскудным приёмом не на шутку.

Дадим слово Хофманну:
«26 апреля дивизионный штаб получил радиосообщение о том, что на следующий день в штаб-квартиру в Шнееберге прибудет самолетом сам Шернер. Буняченко, чувствовавший себя в районе старой германо-чешской границы в относительной безопасности, подготовил немецкому командиру торжественную встречу. Такая любезность отчасти объяснялась тем, что запасы продовольствия и горючего в дивизии подходили к концу и их было необходимо срочно пополнить.
Утром 27 апреля в назначенное время офицеры штаба  и почетный караул с оркестром были выстроены для встречи фельдмаршала, но вместо Шернера прибыл начальник штаба группы армий генерал-лейтенант фон Нацмер и под гром "труб и литавр" вручил категорический приказ фельдмаршала о выступлении на фронт в районе Брюнна в Моравии. Буняченко заявил, что согласен, однако вновь отказался грузить дивизию в поезда. Фон Нацмер не стал спорить. Он предложил дивизии двигаться прямо в тыл группы армий и распорядился о выдаче горючего и продуктов на неделю.
Начальнику своего штаба Буняченко сказал: "Идти за хлеб? Нет!".
 Менее чем когда-либо он был расположен участвовать в боевых действиях на фронте, однако возразить открыто боялся, так как Нацмер был готов принять серьезные меры. Понимая, что он уже не один отвечает перед немецким командованием, он созвал своих командиров и каждого по очереди спросил о его мнении — подчиняться немецкому приказу или нет. За исключением подполковника Архипова, все командиры полков — Артемьев, Александров-Рыбцов, Сахаров, Жуковский, Максаков, начальник штаба и командир разведотряда — высказались за то, чтобы, игнорируя немецкий приказ, продолжать поход на юг до запланированного воссоединения с остальными частями РОА. Принимая это решение, офицеры исходили из того, что всякое применение дивизии на фронте кончилось бы неминуемой гибелью формирования, а плен для русских солдат, в отличие от немецких, исключался».

Ну и как вам нравится поведение ТАКИХ союзников?! Тут и комментировать нечего. Единожды предавший – предаст и ещё много раз! Власовцы блестяще подтвердили эту старую истину.
Ну и это: «Принимая это решение, офицеры исходили из того, что всякое применение дивизии на фронте кончилось бы неминуемой гибелью формирования...» - просто гениально!!!  Два месяца назад эти «герои» готовы были в одиночку изменить ход войны для Гитлера, разгромив «сталинское отребье», а теперь - категорически возражают вообще ПРОТИВ «применения» своей дивизии на фронте, из-за того, что в плен из героев брать не будут. Надо полагать, власовские «г.г. офицеры» раньше рассчитывали, что в плен будут брать (или не брать) ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО ОНИ!!!

 
«Как отнесся фельдмаршал Шернер, привыкший к беспрекословному повиновению, к своеволию русского генерала, маневрировавшего в районе группы войск фельдмаршала и к тому же, по мнению Шернера, подчиненного ему? По сообщению Швеннингера, фельдмаршал заявил, что Буняченко за неподчинение приказам следовало бы поставить к стенке и расстрелять, а на дивизию "направить эскадрилью бомбардировщиков и бомбить, пока они не запросят пощады"...
 Сам Шернер признает, что "грозил строгими мерами", так как дивизия "открыто саботировала" его приказы и сознательно прибегала к тактике затягивания. И все же он предпринял последнюю попытку достичь взаимопонимания. Сообщив предварительно о своем приезде по рации, он 29 апреля приземлился в Кланах, к югу от Лобозиц, и демонстративно явился в штаб-квартиру в Козоедах, как пишет Швеннингер, "прикинувшись простачком (с бутылкой водки и ящиком сигар"), чтобы выпытать у Буняченко, собирается тот воевать или нет. Беседа с командиром дивизии протекала с соблюдением всех формальных приличий, однако не привела ни к каким результатам: Буняченко не собирался связывать себя твердым обещанием и явно не желал вести дивизию на фронт. Хотя Шернер больше не выдвигал никаких возражений против выбранного Буняченко маршрута, разговор настроил его на решительные меры. Впрочем, на такие меры, которые ему потом приписывались и которых опасались русские, у него уже не было достаточных средств»
Можно только посочувствовать Шернеру, неожиданно заполучившему ТАКИХ горе-союзников, которых он мечтал разбомбить, а их командира – расстрелять за трусость и уклонение от выполнения боевых приказов...
«29 апреля Власов узнал от генерала добровольческих соединений в ОКХ Кестринга о  конфликте, и в ночь с 29 на 30 апреля в сопровождении обер-фюрера доктора Крёгера отправился в штаб-квартиру группы армий "Центр".
Там он сумел добиться втречи с Шернером и его начальником штаба и произвёл на них "прекрасное впечатление". Шернер был поражён тем,  тем, что Власов  все еще "строил планы и выдвигал какие-то задачи", в то время как немецкая сторона уже полностью примирилась со своим поражением....Беседа кончилась "примирением", и Шернер отменил все свои грозные приказы, махнув на власовцев рукой (потом ему придётся горько пожалеть об этом «примирении».

Группа армий отказалась от попыток отправить 1-ю дивизию на фронт и больше не препятствовала ее походу на юг. Как пишет фон Нацмер, "мы ограничились поверхностным наблюдением за этим походом". Шернер после войны говорил полковнику Кромиади:
Пока я не узнал подробности о власовской дивизии, я не уничтожил ее только потому, что у меня не было авиации, а когда узнал, в чем дело, то предпочел закрыть глаза на то, что делал Буняченко.

Командующий округом Рудных гор, по-видимому, не знал о том, что вечером 30 апреля события приняли новый оборот. Генерал-полковник Хот, предвидя бунт в дивизии, был очень удручен перспективой, как он выразился, "гражданской войны, братоубийства" и, чтобы воспрепятствовать этому, попросил находившегося поблизости и хорошо знакомого русским по его деятельности в Дабендорфе старшего лейтенанта барона фон Клейста отправиться парламентером к Буняченко и попробовать вступить с ним в переговоры.
Ранним утром 2 мая Клейст явился в штаб-квартиру в  Козоедах, навстречу ему вышел командир дивизии "в короткой ночной рубашке, с накинутой сверху новехонькой немецкой генеральской шинелью" и заявил ему, что дивизия постарается во время похода избегать каких бы то ни было столкновений и будет воевать только в том случае, если на нее нападут.  Власов по дороге из Йозефштадта в Козоеды заехал на командный пункт к Хоту и сообщил ему о договоренности с Шернером. Тем самым опасность вооруженного столкновения была снята, к вящему удовлетворению Хота, у которого не хватало людей для проведения разоружения дивизии».
Нет сомнения, что даже месяц назад, ДО начала наступления Красной Армии, Шернер с удовольствием раздавил бы власовскую дивизию за невыполнение боевых приказов и самовольное оставление фронта, но 3 мая 1945 года ему было уже не до них. Его фронт трещал и рушился под ударами РККА.

Вот так и появилось «освободительное войско батьки Бурнаша» ( невольно вспоминается  эта фраза  из незабвенных «Неуловимых мстителей.») конечно же: «освободительная дивизия эсэсовского генерала Буняченко» под Прагой в начале мая 1945 года.
ДВАЖДЫ изменив присяге: сначала – советской, забыв гордые слова: «Я, сын трудового народа», а потом – и гитлеровской, которую ВСЕ власовцы принимали в обязательном порядке. (Об этом ОЧЕНЬ не любят вспоминать их нынешние адвокаты и «реабилитёры» предателей).

На фото: власовский подручный Краснов (рядом с попом) перед строем власовцев.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/02/07/447