Колюня
Мы рассказывали это Кольку. Я сидел с перевязанной ногой в сланцах. Комбат Тагашов сказал, что это был умышленный самострел, что я дезертир и хотел отправить меня в госпиталь, одновременно написав рапорт в штаб полка о том, что я симулянт. Я предусмотрительно отказался ехать в госпиталь, проявив одновременно солдатское благородство. Комбату я сказал, что прострелил ногу в туалете. Калаш лежал на коленях. Предохранитель был снят. Я растяпа нажал на спуск. Продырявил ногу. Она скоро сама заживёт. Комбат остыл и посадил меня на семь дней на губу. Я отсидел свой срок, Колька пришёл менять аккумуляторы и объявить мне условную вольную. Мы сидели и курили. Ржали на пике своих, брызжущих молодостью, способностей. И началась бомбёжка. Первое, что пришло в голову, что Ахмадшах – сука хитрая, купил самолёт. Ведь говорили, что Панджерский Лев и Король Саланга купил себе танк! А почему бы не прикупить самолёт. Но это была одна из мыслей, в ошарашенных мозгах. Вообще, сначала молча пролетели сверхзвуковые. Они всегда появляются беззвучно. Это было нечастое, но не необычное явление для нас. С запозданием на несколько секунд за самолётами полетел их гул. Гул Сушек, нарастал из воздуха, из ниоткуда и почему то вызывал определенный трепет. А уже потом послышался свист летящих бомб. Очень похоже на то, как это показывали в кинофильмах. Затяжной свист и оглушительный взрыв разорвавшейся бомбы. Кажется, следующий свист попадёт в тебя.. .Не укакаться бы! В надежде укрыться от бомб, мы забежали в каменный домик Кости, я оставил автомат на улице, вспомнил, метнулся назад за боевым другом. Костя успел меня хромого перехватить возле двери, заорал также громко как тогда семь дней назад, когда я выстрелил сам себе по ногам. Что он орал буквально не запомнилось, да и не воспринялось теми словами, которыми он их произнёс. По сути его ор, состоял из ревущих мин, бешенных взрывов, нечленораздельного буквосочетания с каким то немного бабским визгом. Буквы запомнились в таком порядке. Нераздельно. Слитно. Ёпнахплясугафродёпяпонскийгородовой тебе с твоим автоматом. Никуда твой кореш не денется. Выживет.
Мой Калаш. Колюня. Я его так зову. Знаемся прилично, уже год. Подружился на третий день знакомства. Первые два дня я его один раз разобрал и почистил. Потом я научусь делать это мастерски. Вслепую. За секунды. Наверное, это единственное, что я делал мастерски с автоматом, это разбирать, и чистить. Колюне это нравилось. Я не вылизывал его как сумасшедший. Как делали некоторые маньяки-черпаки. Это были какие-то выставочные автоматы. Ни пылинки. Подкрашены тонко кусбаслаком царапины. На прикладе сводилка восточной страстной женщины. Приклад в аккуратном брезентовом чехольчике на верёвке с карабином. Ну, просто тьфу ты, ну ты! У моего друга была тяжелая солдатская судьба.
На третий день службы на артбатарее в Хинжане случилась тревога. Часовому показалось, что возле ближайшего дувала бродят духи. Стали обстреливать места, предполагаемого скопления противника. Я стрелял из автомата третий раз в жизни. Три патрона на стрельбах в Союзе, два рожка по двадцать патронов в полку в Джабаль-Уссарадже и вот третий раз, на третий день службы на батарее. Я легко надавил на спуск в положении предохранителя «автомат» и Колюня уверенно, хотя косо из-за кривого ствола, стал пахать. Я выпустил весь магазин зараз, целиком. Все тридцать патронов. С первого патрона Колюню потянуло вправо, где сидел дед - механик Евдокимов. Патроне на 13 руки сами по инерции стали двигать ствол автомата вправо. Положение было критическое, мозги не успевали дать команду рукам просто прекратить стрельбу, не нажимать на спусковой крючок. Они подавали неопытный, а потому часто ложный, посыл рукам попытаться удержать автомат от крена. Но руки сами уже двигали ствол вправо!!! И тут я почувствовал, что Колюня весь напрягся и стал сопротивляться движению вправо. И по-моему даже быстрее, чем это положено по уставу, выстрелил находящиеся в его чреве пули, чем сократил время для движения ствола вправо. Мушка остановилась в миллиметрах от плеча Евдокимова. Он обернулся, в пылу боя, что-то крикнул мне, как всегда ласково и матерно. Я сразу оценил потенциал душевных качеств Колюни. И мы с ним пробыли вплоть до моего дембеля, когда я его передал достойному духу весной 85-го – Толику Губанову.
Я не знаю, сколько всего компаньонов по войне у него было? Сколько держали его в руках. 10, двадцать, пятьдесят человек. Солдат. Сколько раз они стреляли из своего коллеги. Нет, не точное число, хотя бы приблизительно. Это был наверное первый выпуск, то есть ему было примерно 10 лет. Такой вывод можно было сделать исходя из отшлифованного солдатскими руками приклада. Многочисленных царапин на стволе, мушке, газовом компенсаторе. Очень часто я спал с ним в обнимку. В солдатской двухярусной металлической кровати. На подстилке тростниковой на земле в секрете. Пару раз на посту. Один раз стоя. Упал вперёд. Колюня в тот раз упал вперёд меня на землю и предательски звякнул. Я, падая, успел вытянуть руки вперёд и принял положение «упор лёжа». Дед, стоявший на соседнем посту в 50 метрах, дежурно проворчал в мой адрес вопрос, мол, не уснул? Случаем? Ну, только в свойственной деликатной солдатской манере. Отмазка сбежала с языка быстрее мысли, родившейся для её сочинения, - Споткнулся, упал! Безукоризненно точная и вовремя сказанная отмазка это значит не получить лишних пряников. Но Колюня, конечно, не нарочно это сделал. Он наверное и сам прикемарил. А тут я падаю, он даже сориентироваться не успел. Чтобы не уснуть опять, я стал монотонно бродить по дороге вперёд-назад. Колюня позвякивая карабинами ремня, извинялся передо мной. Я не обижался. Представляю состояние Колюни когда он выпустил пулю мне в ногу. Весь его мозг кричал, - Что, ты делаешь, сука!!! Ты же в своего друга стреляешь, он попытался использовать кривой ствол и заклинить пулю!!! Но он знал, что Бог его создавший, по имени Михаил Тимофеевич, исключил все изъяны у своих детей. Колюня был безотказен в стрельбе. Не стрелять было выше его сил. Но выстрелить в боевого друга. Это всё равно, что стать предателем и перейти на сторону душманов. Я потом долго уговаривал Колюню успокоиться. Он тёрся мне ремнём об плечо. С юмором постукивал по правому бедру мушкой.
И тут я оставил Колюню под ударами бомб! Своего кореша!
Костя удержал меня у выхода. Через несколько минут грохот прекратился. Причём в этот период время исчезло. То есть оно не замедлилось, не убыстрилось. Оно исчезло напрочь. Мы в состоянии «одухотворения», которое полирнули эмоции бомбёжки, потеряли ощущение времени. Это когда ты сразу и в прошлом и в будущем и в настоящем. В деталях и в подробностях. Одновременно. Свист бомб ещё звучал в ушах, но бомбы уже не взрывались. Нет, они взрывались в мозгах! Хотя бомбёжки уже не было, но она стояла в глазах. И одновременно мы вышли из домика. То есть в нашем представлении (а может в реальности) ещё летели самолёты, рвались бомбы, а мы ещё прятались в домике и, в тоже самое время, вышли из домика. Рядом с домиком стоял БТР, между ним и домиком торчало оперение кассетной бомбы. Она воткнулась на всю свою тридцатисантиметровую длину. И не разорвалась. От дома вольняшек выскочил небритый мужик в трениках и как-то картинно вскрикнул, Там человека убило!!! Или он сказал женщину. Я не смог тогда определить слово. Что это была за бомбежка, - это отдельный разговор. Длительный и обстоятельный. На гражданке я слышал, как эту бомбёжку вспоминали. Мол, где то читали, от кого-то слышали.То ли корректировщики попутали ориентиры, то ли лётчики замахнули перед вылетом по стакану самгаря.
Колюня от бомбёжки не пострадал. В 50 сантиметрах от Колюни воткнулась кассетная бомба, только оперение из земли торчало. Не разорвалась. Судьба у Колюни была такая - пережить эту бомбёжку.
P.S. Номер Колюни 120191. АК-74. Слегка кривой ствол. Надёжный.
Свидетельство о публикации №212020400515