Проверка

                Александр В. Дмитриев

                ПРОВЕРКА

1. ИВАН

     - Иван, обедать будешь?
     - Да.
     - А форму готовить? На собрание идёшь?
В ответ невнятное бурчание.
    - Не поняла…
Опять что-то невразумительное.
     - Ну, как знаешь. То он идёт, то не идёт! Минут через пятнадцать подходи на кухню.
     Иван, крепкий пожилой мужчина, полковник в отставке, поморщился. Не любил он эти выступления, встречи. Говорильня! Толку-то… Соберут молодёжь, поговорят, помесят былое, а они посидят, похлопают глазами, да и разбредутся к своим Интернетам. Или к телевизорам. А там – и смотреть толком нечего, а порой и стыдно. Лучше книгу хорошую почитать.   
     Но читать не хотелось и Иван наудачу нажал на пульте телевизора одну из кнопок. Шла передача про животных.  Что-то про птичек. Под их пересвист он стал подрёмывать. Сменился сюжет, раздался рокот океана. Иван встрепенулся. Накатили воспоминания…

     «А Вас, Штирлиц, я попрошу остаться!»
     Директор улыбнулся и кивнул на кресло рядом со своим столом.
     Иван тогда работал на одном из оборонных предприятий СССР руководителем отдела. Предприятие проектировало и выпускало бронетанковую технику. На совещании обсуждался один из вариантов бронетранспортёра-амфибии на гусеничном ходу.
       Особенно остро встал вопрос о гидроизоляции. Иван со специалистами отдела предлагал использовать новые материалы и конструкции примыкания люков. Им противостояла «старая гвардия», во главе с главным инженером, настаивавшим на проверенных решениях и апробированных видах резины. Главного инженера за глаза называли «Перепроверяй Скупердяевичем» за его бесконечные придирки, зацепки, мелочную экономию и неуступчивый нрав. Переубедить его в чём-то было очень трудно. Безопасность и надёжность он ставил на первое место, порой выдвигая совершенно невероятные варианты возможного развития событий.
     Как-то один из молодых инженеров не выдержал и в сердцах высказался:
     - Ага, ещё давайте учтём, что птица Семург бронетранспортёр подхватит, а потом уронит на землю или в море-океан!
     - А что это за птица - Семург? - спокойно спросил главный инженер.
     - Из сказок про Аладдина…
     - Вот оно как… - И невозмутимо продолжил. – Надо рассмотреть возможность падения с высоты, мало ли, если что не так с парашютом при выгрузке из транспортного самолёта. Определить критическую высоту. И подготовьте предложения по варианту амфибии, в том числе с гидроизоляцией при длительном воздействии агрессивной морской среды.
     - Амфибии?!
     - Да.
     - Амфибии на гусеничном ходу? С возможностью эксплуатации в море?
     - Да. Через месяц жду конкретных предложений. На сегодня всё.
     Скоро должны были провести «полевые» испытания в одной из войсковых частей. Дорабатывали каждую деталь. Иван нервничал, горячился, что приходилось по много раз доказывать одно и то же. Вот и сегодня высказался. Главный инженер остался непоколебим. «Люди должны быть в максимальной безопасности, а техника безукоризненно надёжна».
     Директор долго смотрел на Ивана. Глаза внимательные, доброжелательные, но усталые.
     - Не сердись, майор! Если что не так – никому мало не покажется. Уж поверь мне. Лучше сейчас всё проверить и перепроверить, чем из-за какой-то мелочи техника подведёт. Особенно в бою…  В этот раз испытания будут на краю земли. Во время учений будут ситуации близкие к экстремальным. То, что надо.
     Помолчал.
     - Похоже, засиделся ты в отделе? Знаю, знаю, что домосед, но порой и от любимой жены надо отдыхать. Не хочешь размяться? Посмотришь красоты земли нашей. Охота там, рыбалка! Знаешь, как умеют в частях принимать проверяющих?
     Вздохнув, продолжил:
     - Не хватает толковых людей. У одного жена вот-вот родит, у другого внеплановая операция. В общем, чего по кругу ходить: надо! Да и многое на заводе не заметишь. А там, в естественных, так сказать, условиях, проще будет разобраться…
     - Подготовь заместителя на период командировки. Может «Аладдина» этого? Вроде с головой парень, а? И собирайся.

2. ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

     Разговор с миловидной попутчицей, очень похожей на его тётку в молодости, скрасил очень долгий перелёт. В аэропорту встретил представитель части. Через несколько часов дороги в рокочущем УАЗе прибыли на место.
     Утром поразила осенняя красота дикой природы. Немного непривычно было вставать в это время. И дальний перелёт, и разница во времени сказывались, но, как человек военный, Иван давно привык к командировкам.
     Командир части пригласил к себе. После недолгой беседы пошли в офицерскую столовую. Территория была вполне ухоженной. После завтрака провели осмотр техники. Командир приглядывался к проверяющему. Разные люди приезжают, с разными целями. Этот вроде как ничего, не зануда. Правда, выпить вчера за ужином отказался. Сославшись на усталость сразу ушёл отдыхать. Но дистанции не чувствуется, не то, что иные…
     - Дела! -  вздохнул командир.  - Оставляю при Вас прапорщика. Это наш главный технарь. Михаил. Знает про технику всё. А остальные, в том числе офицеры, извините, готовятся к учениям. После обеда соберёмся в штабе.
     Пожал руку и ушёл широким шагом. 
     Похоже «афганец», подумал Иван, заметив выколотую на руке у прапорщика аббревиатуру. Держался прапорщик немного отстранённо, словно был внутри себя, всё думал о чём-то. На вопросы отвечал не сразу, после паузы. Наверное, побаловался там дрянью какой… Больно взгляд отрешённый. Но говорил толково, по сути. Так до обеда и ходил «тенью» за ним. Осмотрели выборочно несколько боевых машин, подготовленных к учениям. Механики проверяли ходовую часть, прислушивались к работающим двигателям. Подразделения бойцов отрабатывали посадку и высадку, в том числе на ходу.
     «Салаги… Пацаны необстрелянные… И этот, командир,  розовощёкий лейтенант выглядит их ровесником. Бойцы, эх…». Иван улыбнулся.
     После обеда определили маршруты, ответственных, прочие детали. За проверяющим тоже закрепили бронетранспортёр.
     Ну да, ну да, за это и не любят проверяющих, но, зная маленькие хитрости командиров, решил при посадке сменить машину.
     Расходились уже ближе к вечеру. Иван заметил, что впереди идущий лейтенант что-то выронил, вынимая платок. Подойдя ближе, увидел упавшую  фотографию. Поднял, рассмотрел. Девушка. Хорошенькая!
     Прибавив шаг, окликнул лейтенанта.
     - Держи! Выпала… Сестра? - невинно поинтересовался, словно и не заметил, машинально повернув фотографию, надпись «Любимому…» и прочее.
     - Нет. - Смутившись, лейтенант поблагодарил и спрятал фотографию.   

3. ЛЕОНИД

     Леонид, тот самый румяный лейтенант, сидел в беседке. Достал фотографию своей девушки. Посмотрел. Убрал. Снова достал. Несколько раз вздохнул.
     Его отец был кадровый военный. Вот и он пошёл по стопам отца. Неспешный, основательный, он во всё вникал до сути. Так же и с выбором невесты. Собственно он особо и не выбирал. Познакомились у одноклассника в гостях. Она показалась весёлой, даже озорной. Поговорили, потанцевали. А потом она предложила ему встретиться. Сам бы он долго ещё мялся, несмотря на то, что девушка понравилась сразу. Так и встречались, гуляли. Он не решался заговорить о чувствах. Она ждала. Так и дождались до его распределения.
     Он долго собирался, пока наконец не выдавил:
     - Ты ко  мне приедешь?
     - В качестве кого?
     Леонид покраснел и окончательно смутился.
     Она засмеялась.
     - Если я правильно поняла, то ты мне делаешь предложение. – Причём сказала это утвердительно. – Но мы люди серьёзные, основательные. Нам подумать надо, осмотреться, определиться, где и как будем жить. Так?
     Леонид кивнул. Он и правда испугался такого поворота, хотя в душе именно на это и надеялся.
     - Вот и хорошо! Обоснуешься, будет где жить – приеду! Там и свадьбу сыграем.
    Леонид ещё раз кивнул.
     Приехав в часть засомневался. Как-то всё легко и просто получилось. Не легкомысленная ли? Да и с жильём пока не решалось…

4. МИХАИЛ

     Почти всю ночь прапорщик лежал без сна. Да и не только эту… Много дней и ночей слились, сплелись, пропитанные душевной болью.
     Афганистан… Вновь и вновь всплывали картины войны. Нелепой и нескончаемой. Друзья, ушедшие в мир иной или ставшие инвалидами. По большому счёту, все они, прошедшие эту мясорубку, инвалиды. Не только те, что получили урон телу, а все, все живут теперь с душой изломанной. А у него ещё и чёрным камнем душа придавлена.
     Он был смел. Порой рисковал за гранью возможного. Причём не на внешнем кураже, показухе, а внутренне собирался, приходила спокойная, твёрдая решимость. Разведчики в Афгане – особая каста.
     Но и войне приходит конец. Начали выводить войска и бои стали ещё яростнее, всё больше ненависти выплёскивалось. Неожиданным броском талибы взяли в «клещи» посёлок, где располагался наш госпиталь. Наши подготовили группу бронетранспортёров для вывоза медперсонала и раненых. А вечером, перед выездом, узнали, что ещё одно из подразделений оказалось в беде. Ребята, больше половины из которых ранены, остались на «точке». Все – его друзья. Братья. С ними прослужил всё это время. Короче, пешком не добраться им. Он был назначен старшим экипажа бронетранспортёра. Задача была поставлена чётко: вывезти госпиталь быстро и с минимальными потерями. Он знал все дороги в округе. Ему и поручили вести группу.
     Подошёл к комбату, спросил про ребят на «точке», а тот аж лицом потемнел. «Делай, мол, что приказано! - Но там же наши ребята! – Делай, что приказано, в госпитале тоже наши! Всё, некогда, «вертушка» прибыла! Мне пора улетать». 
     Командир, сутулясь и придерживая рукой фуражку, чуть боком пошёл к вертолёту, уже ревевшему в предвкушении рывка в небо.
     "Вот... ". Михаил невольно выругался. Хороший мужик командир, да, похоже, и для него "своя рубаха ближе к телу".
     Тогда он решил схитрить. Никому ничего не сказал, а построил маршрут так, чтобы и ребят прихватить с «точки». По времени это отнимало пару часов, вот и решил утром выйти пораньше. Да и второстепенные дороги реже минировали, меньше простреливались. Всё складывалось удачно поначалу. Но… Поторопился, не проверил дорогу, и уже на развилке, когда до «точки» оставалось пара километров, попал на мину… От взрыва его контузило. В бессознательном состоянии доставили в часть. Периодически у него были проблески сознания. В памяти врезалось перекошенное лицо комбата и обрывки слов, среди которых чаще всего рвало его мозг «Что же ты, … мать!»
     Потом было лечение, долгое восстановление. И опустошение. Стыд, горечь, боль и ненависть к себе самому. И ребят не спас, и к госпиталю поди не успели… И не мог он поступить иначе…
     Так и казнил себя. Домой не поехал. Родители давно ушли в мир иной, а приехать в родной посёлок, где жила его сестра, теперь уже вышедшая замуж, не смог. Стыдно. Что людям скажет, как будет в глаза смотреть? Да, война, да, всякое бывает. Но как самого себя простить?
     Попросил, чтобы направили в какую-нибудь часть подальше. Слухи, они, конечно хоть куда доходят. Так и жил, внутренне сжавшись, коря себя…
     Сестра ему писала. Первые письма он прочёл. Она переживала, звала в гости. Потом предложила, что приедет сама. Он резко обрубил. Сказал, что сам её найдёт, чтобы не тревожила его и никому адрес не давала. Потом читать письма перестал, просто складывал аккуратно в стопочку в прикроватной тумбочке.               

5. ВНЕШТАТНАЯ СИТУАЦИЯ

     Выдвижение назначили на 5 утра. К этому времени Иван побрился, позавтракал.
     Подошёл к плацу, где его уже ждал молчаливый прапорщик. Экипажи, а за ними и бойцы, двинулись к бронетранспортёрам. Майор стоял на месте.  Прапорщик с недоумением посмотрел на него. Иван не спеша подошёл к командиру. О чём-то спросил. Командир дёрнул плечом с недоумением и досадой, затем согласно кивнул головой.
     Иван,  подозвав прапорщика, двинулся к бронетранспортёру, в котором старшим был тот самый лейтенант…
     Всё хорошо было в семье у Ивана. Росла красавица дочь. Любил он её. Но всё равно хотел сына. Вот бы кому он передал свои знания, жизненный опыт, традиции. Не позволило здоровье жене ещё родить. А девочка… Выйдет замуж и уйдёт в чужую семью. А этот парень ему глянулся. Своей серьёзностью, неспешностью, какой-то глубокой основательностью. Есть, есть в нём стержень! Так что совсем не случаен был его «случайный» выбор экипажа.
     Долгий путь в колонне, среди предрассветных разноцветных сопок. Ближе к обеду подошли к реке. Привал решили делать после переправы. Машины медленно съезжали в воду, уходили от берега. Мощное течение реки заметно сносило, но вот уже первая машина с рёвом стала выбираться на противоположный берег. Иван наблюдал в бинокль. Вопросительно поглядывал на радиста. Тот отрицательно покачивал головой. Перед марш-броском Иван договорился с командиром, чтобы в случае протечки или других проблем, сразу сообщили. Всё шло ровно. Вот и их очередь подходит.
     Молодой парень, заняв водительское место, заметно волновался. Иван заметил, как напряглись желваки у прапорщика. Глянул на него, но он молча сел со всеми в машину.
Поехали…
     Доплыли почти до середины, когда водитель как-то резко перегазовал, дёрнул машину в одну сторону, затем в другую, бронетранспортёр сначала накренился, а затем стремнина его закрутила и понесла. Несколько попыток выровнять машину ни к чему не привели. Ниже по течению река сужалась, скорость резко возросла и бронетранспортёр, кружась как пробка, понёсся к океану. Течение довольно далеко вынесло в океан.
     Иван огляделся. Немного растерянные солдаты переглядывались. Порой бросали взгляд на проверяющего или  лейтенанта. Лейтенант сжал губы так, что они побелели, как и костяшки пальцев, до боли сжатых в кулаки. Только прапорщик казался таким же отстранённым, словно происходящее и не касалось его вовсе.
     Океан покачивал машину на огромных, пологих волнах. Немного успокоившись, в полной тишине, Иван выглянул в окошко. Надо было сориентироваться, в какой стороне берег. Что-то заслоняло ему обзор. Машинально протёр окно и похолодел. Вокруг бронетранспортёра резвилось несколько гигантских косаток. Они затеяли хоровод, блестя выгнутыми огромными чёрными спинами, бесконечно долго, словно струились над поверхностью, затем уходя в серые глубины. Метра на полтора поднимались плавники у некоторых  из них над водой. Иногда поворачивались боком, показывая белое брюхо. Высовывали огромные морды с желтоватыми нашлёпками вокруг глаз. Круг сужался, машину стало ощутимо болтать. Одна из косаток неожиданно выпрыгнула из воды и рухнула буквально в нескольких метрах от машины, окатив волной брызг. Что если эти чудовища решат поиграть? Если перевернут? Или сверху навалятся?
     Иван вспомнил, что смотрел фильм про их силу, жестокость, изворотливость. Недаром их называют киты-убийцы… Именно так, падая сверху всей многотонной массой они глушат добычу, а затем рвут огромными зубами, достигающими полутора десятков сантиметров.  Неужели к атаке готовятся?
     - Спокойно! - Сказал он очень тихо. И зачем-то добавил. - Всем оставаться на местах!
     А косатки тем временем теснили бронетранспортёр в сторону океана.
     И от нелепости ситуации, бессилия перед первобытной мощью, в душе его всколыхнулся животный ужас, который периодически накатывал из далёкого детства...

6. ВАНЮША

     …Тот день он не мог запомнить. Мал был, слишком мал. А родился в грозном, роковом сорок первом, в год, когда началась война. Крохотный младенец, едва вступив в жизнь, попал в жернова ужаса и ненависти. Через рассказы тётки, её воспоминания стали и его воспоминаниями. Его душа, тело, помнили тот липкий страх, ощущение безысходности, врезавшиеся в него навсегда. От этого замирало сердце, холодели руки и ноги.   
     - Немцы! Немцы! Бегите! Каратели!
     Истошный крик захлебнулся в пулемётной очереди. Охватывая деревню цепью, шли солдаты, стреляя на ходу. Из пролеска выехали мотоциклисты, за ними подтянулись машины.  Солдаты выпрыгивали из кузова, слышались гортанные команды, разбившись на группы,  пошли по дворам.
     Мать была на дальних огородах. Рванула к дому, причитая, «Ванюшка! Ванюшка! Он же там…» Но уже занималась огнём крайняя изба, дым потянулся в синее небо. Из деревни разбегались люди.
     Упорное сопротивление взбесило захватчиков, в озлобленности они прочёсывали деревню за деревней. Убивали, грабили, насиловали, жгли. Редко брали в плен, чаще беспощадно, жестоко уничтожали. Словно хотели извести людей на земле этой, никого не оставить.
     Мать бежала к деревне, когда наткнулась на соседку. С побледневшим лицом, одутловатая, она семенила к лесу. Только там спасение и укрытие! В лесу они с детства знали все укромные места, тропинки заповедные.
     - Куда? Дура! Немцы там!
     - Ваня, Ванюшка остался! – Выла мать. – Я… я… побегу… спасу!
     - Не успеешь, поздно уже! – и неуверенно добавила. – Не тронут младенца-то. Отсидишься, а уйдут – заберёшь!
     Замелькали фигуры карателей, шагавших в сторону леса. Протрещала короткая очередь, соседка затопталась, всплеснула руками и вдруг осела, побледнела, стала заваливаться набок. Изо рта потекла тёмная струйка крови.
     Крик застрял в горле, не помня себя от ужаса, мать помчалась прочь от надвигающейся смерти…
     Тётка Ивана была в хлеву, когда услышала стрельбу. Быстро сообразила, метнулась в избу, схватила младенца и побежала в поля.
     Рожь, васильки хлестали по ногам. Ещё вчера она гуляла здесь, не могла наглядеться на простор, гладила колоски. А теперь мчалась, мчалась с одной мыслью: успеть скрыться. От страха немели ноги, руки еле держали кричащего, вырывающегося мальчонку. Краем глаза, боковым зрением, увидела, что навстречу, со стороны леса, шла шеренга солдат, безжалостно поливая свинцом всех бегущих.
     Она заметалась. Не успеть! Ах, не успеть! А солдаты неумолимо приближались. Кинулась к глубокой борозде, где погуще заросли ржи. Упала на землю, прикрыв малыша собой. Он заходился криком, покраснел, судорожно двигал ручонками и ножками. Извивался и вырывался, не понимая ничего от страха.
     Услышат! А коль услышат, заметят и тогда обоим погибель. Не раздумывая, схватила горсть земли, затолкала ему в рот и зажала ладонью, обхватив и накрыв телом. Пальцами другой руки  впилась в землю, укоренилась, вжалась, распластавшись.
     «Господи! Господи! Только бы он не задохнулся! Господи! Если крик услышат немцы, то оба погибнем! А и бросить не могла я его, Гос-по-ди!»  Заходилась в беззвучном крике…
     Громче и ближе выстрелы, крики боли, стоны, проклятия. Тенькнув, пропела пуля над ней, уронив в волосы головку василька.
     Немцы прошли в нескольких шагах.  Уберёг Господь…
     Потом каратели неспешно шли обратно, добивая раненых. Она боялась пошевелиться. До боли прислушиваясь в нависшую звенящую тишину, очень осторожно повернулась на бок, выковыривала грязь изо рта малыша, качала, дула в посиневшие губки, и снова качала, качала, качала на руках, прижимая к себе, к сердцу, всей душой посылая тепло жизни…
     Выжил Ванюша, выжил, невзирая ни на что.
     А деревню спалили. Согнали каратели всех, кто не сумел убежать и расстреляли. Даже прикапывать не стали. Всё, что смогли, подожгли и уехали. А иные спрашивают, отчего, мол, такая ненависть была у партизан к фашистам?
     Да, они выжили. И была долгая и изнурительная дорога с беженцами. Нужно было что-то есть, а для этого где-то работать. Всех призывали. Кого воевать, кого работать. Фронт был и там, и здесь. Некому было за ребёнком присмотреть, да и с питанием совсем тяжко стало. Пришлось тётке отдать Ванюшу в детдом. Там и вырос. А она нашла его после войны. Отвезла к матери. Помнил он это из рассказов тётки, а со временем воспринимал как свои воспоминания.   
     Так и жили рядом до самой её смерти, да и сейчас не потерял душевной связи. А с матерью как-то не то, чтобы не сложилось. Переживала она сильно, думала, что потеряла сестру и сына. Замкнулась. А когда приехала сестра с Иваном, так и не смогла отпустить боль, всё время ей казалось, что это как сон, может в любой момент растаять. А ему тогда это показалось холодностью, отчуждением.   
     Мать… Он её не винит. Кто знает, как всё могло повернуться, побеги она в сторону избы. Кто знает… А вот мало общаются…
     Так – значит так. Будем жить!

7. МАРШ-БРОСОК

      Страх остался и порой, как сейчас, выползал из тайников души.
     - Спокойно! – повторил Иван.
     - Главное, что не перевернулись. Хотя… И тогда выбраться можно!
     - Живы будем - не помрём! - добавил весело.
     Да, выбраться-то оно можно, только как до берега добраться. Вплавь, в ледяной воде… Маловероятно. Сейчас не хотелось об этом и думать, но внутри бронетранспортёра становилось всё холодней, по краям окон появился конденсат от дыхания. «Как в консервной банке закупорены! Живой корм для этих морских чудищ. Да и не банка даже для них машина, а так, скорлупка».
     Иван не знал моря, не чувствовал его. Рядом с ним он ощущал себя маленьким и беззащитным, испытывал смутное опасение от глубины и пространства. Тем более сейчас, вдали от берега.
     Косатки продолжали свою игру, то отдаляясь, то приближаясь к неведомому для них существу.    
     Почти все члены экипажа смотрели в окошки, смотрели, что называется во все глаза, как зачарованные. И в глазах их не было страха, а был живой интерес, волнение, изумление.
     Сколько продолжался «танец» косаток, никто толком и не запомнил. Тогда показалось, что долго, бесконечно долго. 
     Тишину нарушил прапорщик.
     - Товарищ майор! – неожиданно прозвучал его негромкий голос. До этого он выглядел абсолютно безучастным, словно его и не касалось, происходящее за бортом.
     - Товарищ майор! – повторил прапорщик. – Разрешите обратиться к товарищу лейтенанту!
     Иван не сразу сообразил, что говорят с ним. Он чуть было не сказал по-простому: «Валяй!», но вовремя спохватился, собрался и произнёс:
     - Разрешаю!
     - Товарищ лейтенант! Разрешите занять место водителя. – И немного поспешно  добавил. – Пусть отдохнёт парень…
     - Давай… - выдохнул лейтенант. Его только сейчас немного отпустило. Иван понял, что зажатость лейтенанта была вызвана не страхом, а стыдом, что так получилось, тем более, в присутствии проверяющего. Лейтенант внутренне уже всю ответственность взял на себя, и корил только себя.               
     Прапорщик завёл двигатель бронетранспортёра. Медленно, очень медленно развернул машину. Поплыли. Периодически в отдалении возникали то с одной, то с другой стороны, чёрные паруса огромных плавников. Глянув в окошко, Иван увидел, что они плывут не к берегу, а к каменистой косе, глубоко входящей в залив. Зачем? Там же камни? Хотел вмешаться, потом сообразил, что вдоль косы мелко, косатки туда могут и не пойти. Но, похоже, косатки не признали бронетранспортёр за пищу. Может из-за запаха солярки, может ещё почему…
     Какое-то время двигались вдоль косы, потом вдоль берега, пока не нашли место для выезда.
     - Рацию включи! – приказал Иван радисту. Её выключили, боясь, что шум может привлечь излишнее внимание косаток.
     - Наверное, там полный переполох. Успокоить надо. И разобраться в обстановке. 
     - Лейтенант, организуйте костёр, питание, всё, что нужно для ночёвки. Сегодня уже никуда не поедем.
     Быстро накатывали осенние сумерки. Солнце скрылось за сопками, мерно ревел океан. Хорошо, что до темноты выехать успели, а то, возможно, что пришлось бы и до утра в прибрежной полосе болтаться.
     - Товарищ майор, Вас! – Радист протягивал наушники.
     - Да, слушаю… Есть… Всё в порядке, потерь личного состава и боевой техники нет. Да! Нет, не надо… С ребятами… Потом… Нет… Есть, передать связь лейтенанту!
     Пока лейтенант докладывал командиру части, Иван подошёл к прапорщику. Он отметил, что прапорщик действительно чувствует технику. Вывел бронетранспортёр виртуозно. Сейчас он с тем же невозмутимым видом помогал развести костёр. Ребята негромко переговаривались, даже раздался приглушённый смех – начинало выходить нервное напряжение.
     - Дорогу знаешь?
     Прапорщик неопределённо пожал плечами.
     - Разве что по карте. Разберусь потихоньку!
     - Да… Похоже погорячился я, отказавшись от помощи вертолётчиков. Надо было воспользоваться их услугами.
     - Лейтенант! Свяжите с командиром!
    Пошёл к рации, а прапорщик невесело усмехнулся. «Ну да, конечно,  погорячился. «Отцы-командиры»… Тебя вертолётом вывезут, а мы уж как-нибудь сами… Проходили...» И сам поморщился от такой мысли.
     - Товарищ командир! Что с вертолётом? … Да нет, не передумал! …Попросите, чтобы утром «пробили» маршрут. …Сверху видней, это точно! …Есть! До связи…
      Ужин у костра напомнил Ивану детство. Когда он, с такими же голодными пацанами, пёк в костре мёрзлую картошку, найденную на убранных полях. В детдоме постоянно недоедали, искали пищу где могли и как могли. Порой и приворовывали. Но своих не предавали никогда. С тех пор осталась привычка делить мир на «своих» и «чужих». Да ещё не смог избавиться от обидчивости, ранимости. Так и жил с обострёнными чувствами, с уверенностью, что в этой жизни надеяться можно только на себя, проверенных друзей, да Бога. И, конечно, на замечательную страну, которая воспринималась как нечто огромное, не совсем понятное, словно заботливое и строгое существо, которое находилось и рядом, вокруг, словно окутывая и защищая и, одновременно, бесконечно далеко и высоко.
     Здесь все ощущались своими, родными. Пламя костра не только согрело, но и уравняло, стёрло грани. Ничто так не сближает, как совместная трапеза после боя или такого приключения, когда сидят кругом, воедино. Мы все – одна семья. Дети одной страны. Никто не дрогнул. Из таких ребят и вырастают настоящие мужчины, воины, защитники семьи и Родины.
     Разговоры сначала крутились вокруг происшествия, затем незаметно стали вспоминать другие случаи из жизни, гражданку, семью, друзей…
     Утром Иван долго смотрел на океан, прилегающие сопки. Слушал птичий гомон, наблюдал за любопытными крабами, бегавшими в полосе прибоя. Как прощальный привет вдали блеснула спина косатки…
     Вертолётчики подсказали дорогу. Вёл в основном молодой водитель, а прапорщик ему подсказывал. В сложных местах сам садился за управление. Когда добрались до части, там уже встречали с нетерпением. У нас часто так: вроде ошиблись, что-то не то и не так сделали, наперекосяк дела пошли, а потом, выбравшись из ситуации, чувствуют себя победителями, покорителями. Конечно, будут и выводы, и «разбор полётов», и дисциплинарные взыскания могут быть. Но сейчас они возвращались героями!
     Командир части неловко молчал. А что тут скажешь?
     - Что в отчёте будешь писать? Как, так сказать, представишь испытания?
     - А что испытания? Испытания прошли в целом успешно. Я, в основном, по технической части. Всё хорошо, «полевые», и не только, испытания техника прошла, личный состав показал боевой дух и собранность. Есть отдельные огрехи в технической подготовке, но на то и учения, чтобы выявлять и обучать. Что касается остального… Не мне оценивать учения.
     Хитро прищурившись добавил:
     - Не довелось поучаствовать.  А марш-бросок у нас неплохой получился! К тому же, думаю, что у Вас в части есть люди, которые сообщат куда надо.
     - Кого имеешь в виду?
     - Мало ли… Или нет наблюдающих внутри части? Вот внутри и решайте. Если позволите, то пойду. Хочу с ребятами попрощаться. Хорошие парни! Особенно прапорщик и лейтенант. Ответственные… Вам спасибо! И удачи!
    
8. ТЕЛЕГРАФ

     - Нин, посмотри!
     - Чего там?
     - Да прикольно!
     - Да? Давай, выкладывай.
     - Представляешь, сегодня три телеграммы из части отправили и все, как под копирку!
     - Ну?
     - Вот тебе и «Ну»!
     - Так что там написано? Не тяни, Томка!
     - «Приезжай!»
     - А кому отправили-то?
     - Не знаю! Но имена все женские…
     - А кто отправил?
     - Какой-то майор командированный, прапорщик этот угрюмый, и лейтенантик. Ну, который тебе нравится, розовощёкий.
     - Ой, дай посмотреть, кому?
     - Да какая разница? Ушли телеграммы уже….      

9. ЗДРАВСТВУЙ, МАМА!

     Только помыли окна, сняли занавески, а новые ещё не повесили. Из-за этого кабинет директора оборонного предприятия казался ещё больше и каким-то оголённым, светлым. Директор поднялся из-за стола, пошёл навстречу Ивану, протягивая руку.
     - Здравия желаю! Присаживайся. Как съездил?
     - Хорошо!
     - Как проверка?
     - Состоялась! Изоляция не подвела…
     - Всё? Ничего добавить не хочешь? Нам уже доложили. Обязаны!
     - Всё! Места там действительно замечательные. И ребята. Бойцы!
     - Понятно… Технический отчёт подготовь к совещанию в пятницу. А после него заказали баньку, вот и поговорим. Что-то ещё?
     - Мне бы пару деньков отгулов. Мать пригласил, приезжает…
     - Оформляй! К пятнице успеешь подготовиться?
     - Да. Благодарю.

10. ВЫБОР

     А сегодня Леонид позвонил отцу. Встряхнуло его это приключение, вдруг понял, что всякое бывает. Так можно всю жизнь откладывать. Да и долгожданная жилплощадь появилась.
     Отец выслушал, одобрил. Добродушно сказал:
     - «Женюсь!»  Ты уже понял, что не только ты выбор делаешь? Ей гораздо тяжелее. Это она выбор сделала. На жизнь гарнизонную, с переездами да тревогами. И не только о себе, но и о детях будущих заботится. Это не просто согласие, это… это… знак высшего доверия! Не тяни! Таких не много встретишь…
     А свадьба… Зарегистрируйтесь, живите счастливо. Дадут отпуск – вот и погуляем!
     Всё так просто. Леонид ещё раз вздохнул, убрал фотографию и пошёл к командиру части. 

11. ПИСЬМА

     Очередная бессонная ночь. Только на этот раз Михаил достал письма, ещё раз разложил по датам и, усевшись на полу, стал неспешно читать.
«… как ты, Мишка? Мы тебя любим и скучаем!
… муж сказал, что если ты надумаешь приехать, он без проблем устроит на работу.
… а что, если я к тебе приеду? Хоть на пару деньков?
… как ты, брат? Знаю твой характер, а то бы давно примчалась.
… твои друзья тебя ищут. Я адрес не дала, но письмо вложила».
     Михаил поспешно развернул вложенный листок.
     «Здорово, братан! Это Колька. Что-то ты совсем замаскировался. Извини, долго не писал, то одно, то другое. А тут ребята сказали, что тебя наш комбат к награде представил. Сам понимаешь, во время «исхода» не до того было. Но он сказал:
"Всё равно доведу это дело до завершения! Все ребята достойны, а Мишка – просто герой!"
Так что жди, награда найдёт героя! Он жутко переживал тогда. Всё бегал и орал:
"Что же ты, Мишка, твою мать, наделал? Ведь война же кончается!". Любит он тебя! Вообще, он хороший мужик. Если бы ты тогда не подсказал объездной путь, то всем был бы каюк. На главной дороге засада была. Вторая колонна еле отбилась, не все ушли… А тебя вывезли вместе с госпиталем. Вот прикол! Привезли прямо к врачу, он тебя и подштопал, пока назад ехали.
     А Витька помнишь? Что с ребятами на «точке» застрял? Он сейчас в Сочах, всех в гости зовёт. Комбат тогда их «вертушкой» сдёрнул, успел. Напиши, как ты там, а то твоя сестричка, мегера, не даёт адрес.
 Колян.»
      
12. НАСТОЯЩИЙ ПОЛКОВНИК

     - Я пойду!
     - Куда пойдёшь? – отозвалась жена.    
     Полковник встрепенулся, вышел из полудрёмы. Не заметил, что сам с собой говорит. Диктор по телевизору что-то говорил про двух олигархов, выясняющих отношения в далёком туманном Альбионе на потеху всему миру.
     - Иван! Куда пойдёшь? Обед готов! Не тяни…
     - А знаешь, давай мой парадный китель, со всеми наградами. Пойду.
     - Чего так? С утра же не хотел?
     - Надо!
     - Надо ему! 
      Иван задумался. Кто же ещё расскажет про великую страну? Про отчаянных ребят? Легко отмахнуться от нынешних мальчишек. И что у них останется? Рассказы о том, кто как Родину растаскивал? 
    Ведь была страна, великая страна! И защитила, и выкормила, и выходила. И два высших образования ему, простому детдомовцу дала. Дом дала, семью и уверенность в завтрашнем дне. А что сейчас?
     Грязь и муть по телевизору. Ложь в печати. Сытые лица политиков, обещающих одно и то же.  А по сути? Ни шагу без денег… Удавкой долговой народ за горло взяли.
     За что будут бороться эти дети? За какие идеалы? За страну, которую давно поделили на чьи-то владения и безжалостно выкачивают всё возможное? Да и будут ли? Ведь они не знают другой Родины, другой жизни.    
     «Жуки» - они были, есть и будут. Что поделаешь? И народ был, есть и будет. Есть друзья по детдому, по работе, по службе. Есть ребята с того бронетранспортёра. Есть люди, не давшие помереть с голоду в дни отступления. Ради них, ради их детей и внуков, стоит трудиться, сохранять то, что есть, обучать, рассказывать, а если надо и защищать.
Да! Призовут – пойду! Без скидок на возраст. Сколько есть сил, умения, знаний, всё отдам без остатка. Если потребуется, то и жизнь скою отдам. Нет, не за тех, кто за границей наши богатства делит. За своих.
     Не так много нас осталась, свидетелей той эпохи.  Надо успеть рассказать. Верю, что попадут семена на добрую почву. Тот же Интернет поможет. Сегодня послушают, а завтра напишут. И многие узнают и сравнят. Задумаются.
     - Решил?
     - Да.
     Жена покачала головой.
     - Что?
     - Иди, уже… Идеалист…
     - Пойми…  Это и моя проверка. Всю жизнь. Пойду!      

http://proza.ru/2007/01/16-393