Тётя Клава

В этом году мы не смогли приехать в деревню даже на месяц, хотя обычно ездили на два. Можно было бы выбраться туда на пару недель, но обживать заброшенный дом ради пары недель... В общем, стоило вовсе забыть о поездке, но с каждым днём на душе становилось всё тяжелее.
   Мы старались не разговаривать друг с другом о деревне, но все мысли были только о ней, и песня про берёзы, периодически вклинивающаяся в радио-эфир, усугубляла положение.
   В конце концов, мы не выдержали и постановили: 9 часов дороги- не велика трагедия, нагрянем к тёте Жене- она нам не откажет-, пару дней поживём у неё, зато всех успеем навестить, к своему дому съездим, на кладбище сходим, а в базарный день купим на рынке мёда - и обратно.
   Как говорится, сказано- сделано. Приехали.

   Если мы с мамой осознавали цель поездки очень смутно и сентиментально, то бабушка формулировала её вполне конкретно: надо навестить тётю Клаву.
    Действительно, роднее тёти Клавы у нас в Опочке уже давно никого не было. Родственников хватало, но она была бабушкиной  тётей и несколько школьных лет практически заменяла ей мать. Каждый раз, вспоминая это время, бабушка рассказывает, как тётя Клава заботилась о ней, как экономила на всём, чтобы сшить племяннице модное платье, как старалась баловать в годы послевоенной нищеты.
   У тёти Клавы был один сын, одна внучка, один правнук и очень много старческих болезней. В последние годы она стала совсем плоха: нездоровая полнота и варикоз давно не позволяли ей самостоятельно ходить, она почти ничего не слышала, ещё меньше понимала, редко кого узнавала.
   Сколько я себя помню, она всегда жила со слепым мужем Николаем Фёдоровичеми и с крошечным, лохматым, со сметанной мордочкой псом по кличке Малыш. Николай Федорович умер 2 года назад, чуть не дожив до ста лет, но до последнего дня сохранив трезвый ум и твёрдую память. Четырнадцатилетний Малыш пропал в этом году. Теперь тётя Клава жила одна. Сын и внучка хорошо ухаживали за ней, не оставляли одну ни на час. Но вековой деревенский дом, необходимость каждый день топить печь, отсутствие водопровода и прочих благ цивилизации очень осложняли этот уход. В помещении было нечисто, впрочем, в чистоте старуха уже и не нуждалась.
   Когда мы приехали к тётиному Клавиному дому, внучка Ирина как раз была у неё и вышла нас встретить.
   -Увидела вас бабуля в окно. Спрашивает, кто такие.
   -А ты бы сказала, племянница твоя Галя из Москвы приехала,- засмеялась бабушка.
   -А как же. Так и сказала.
   -А она что? Поняла хоть, о ком речь?
   -Поняла. Поверить не может. Вы чего же думаете, тётя Галь, она меня Галей только и зовёт. Внука, бывает, не вспомнит, а вас не забыла.
   -Да что ты… Вот значит как... – смутилась бабушка, - Я ведь её очень любила, она мне, как мать была… Ну как она вообще?
   -Чего ж. Потихоньку. Я вон ей готовлю каждый день, убираю. В баню мы её возим. Плачет иногда, боится, что в дом престарелых отдадим…
   -Ну это хорошо, размышляет ещё значит…
   -Да где она размышляет? То эпизоды проясняются какие-то, то снова не понимает ничего. Иногда начнёт спрашивать: «Где Коля? Куда ушёл?»- я скажу- «Да на улице сидит, сейчас вернётся.»- Она успокоится и потом неделю про Колю может не вспоминать. Тут пришла к ней Татьяна недавно, говорит: «Вот, сто лет твоему
Николаю уже было бы,»- а она ей- «Кто такой Николай?»- так что не поймёшь …
  -А Малыша не ищет?
  -Бывает, что зовёт. Тоже скажу, мол, гуляет где- то и всё.
  -А шутит хоть?- спросила мама.
  -С этим-то у нас как полагается.

   Мы вошли в дом, прошли в дальнюю комнату. Тётя Клава сидела к нам спиной за столом. Перед ней стояла мисочка щей, кружка чаю и вазочка конфет.
   -К тебе, бабуль!- крикнула  Ирина.
   Старуха попыталась обернуться, но это было ей тяжело. Мы прошли ещё вперёд и встали так, чтобы она всех видела. 
  Глаза старухи блестели наивной, нерешительной детской радостью, этот блеск был таким знакомым,таким добрым и вместе с тем кокетливо-лукавым, что тяжёлое чувство отлегло от сердца и всем захотелось улыбаться.
   -Ну, здравствуй! Узнаёшь меня?- закричала бабушка, и принялась крепко обнимать тётю Клаву.
   -Неужто Галя?- делано-недоверчивым голосом отвечала та,- А чтойто ты такая старая стала?
   -Так мне уже 73 года!
   -73?! А мне ж тогда сколько?
   -А тебе девяносто!
   -90?! – округлила глаза старуха,- Ох ти тошно моё лихо! А я то думаю, что 19!- засмеялась она, с досадой хлопнув себя по коленкам.
   -Всё ты шутишь! Молодец! Вон, вижу, заботятся о тебе хорошо, конфеты у тебя!..
   -А?
   -Конфеты тебе сын привозит, говорю!
   -А как же ш! Я тут как барыня живу.
   -И халат у тебя какой нарядный!
   -Халат то? –Да. Токма на гулянку и ходить,- с лукавой серьёзностью подтвердила тётя Клава.
    Всем стало весело.
   -Помнишь мою дочку, а?
   Мама подошла поближе. Тётя Клава взглянула на неё с усиленной сосредоточенностью.
   -Не, ня помню такую. А это кто?
   -А это внучка …
   - Оёёй…Когда успела? Ты, Галя, что ж, и за мужем была?
   -А как же! Мужа моего Тольку, не помнишь?
  -...Ня помню…
  -Умер вот он в том году. Мы приезжали зимой, схоронили.
  -Как умер? Толька умер?- с испугом запричетала тётя Клава.
  -Да…
  -А чего ж? Спился что ли?
  -Почему спился? Старый уже был. Все мы старые!
  - Да ты, Галя, невеста ещё. Другого найди!- махнула рукой тётя Клава, и уголки её губ  снова поползли вверх.
  -Нет уж, мне поздно искать. Это ты на расхват была. Колю то своего помнишь?
  -Ты про первого или про второго?
  Все начали смеяться.
  -Правильно говоришь! Два их у тебя было!..

Тут у бабушки в сумке зазвонил телефон.
-Сын мой звонит, тётя Клав! Сейчас выйду поговорю, покушай пока!
Бабушка вышла в соседнюю комнату.

   Я   вдруг заметила, что тётя Клава перестала улыбаться. Всё так же по детски-нерешительно поглядывала она на нас, но ужё не было в её глазах лукавства. В них была теперь горькая, незаслуженная обида. Она положила ложку
на стол и отодвинула мисочку.
  -Чего ты не ешь, бабуля?- спросила Ирина.
  -А расстроили они меня. Дай лягу.
  -Чем расстроили?
  -А?
  -Чем расстроили, говорю?
  -Да жизень свою вспоминать стала…
  Такого ответа никто неожидал. Всем стало неловко. Все замолчали.
  Первой нашлась Ирина:
-А ты не думай, бабуля. Полежи вон, потом ещё покушаешь.
  Опираясь на внучку и на ходунки, тётя Клава сделала несколько тяжёлых шагов до кровати и неуклюже улеглась на бок.
  В соседней комнате  бабушка закончила разговаривать. Ирина и мама вышли к ней, а я осталась стоять у двери. Мне хотелось что-то сказать, что-то сделать, что-то очень важное, но я только молча смотрела на лежавшую передо мной обессилевшую старуху.
 Я смотрела и вспоминала всё, что мне когда-то о ней рассказывали: что она до старости работала медсестрой, что дважды выходила она замуж и обоих мужей звали Николай Фёдорович. Что первый вернулся с войны с покалеченной ногой и вскоре совсем не смог ходить. Что он сделался очень жестоким и страшно ревновал жену до
последнего своего дня, хотя она всю себя ему отдавала и была верна. Что второй муж ей изменял, а она снова была верна…
  Но почему-то главным казалось мне то, что в молодости тётя Клава была в городе первой красавицей, и дом у неё был самым чистым, и на балалайке она любила играть.
  А как она играла, я и сама помню. И балалайку её помню. С синим бантом. Бывало, приедем к ней в гости, она снимет эту балалайку со стены и частушки поёт. Взрослым смешно, а я плачу над зайцем, который «вышел на крыльцо»…

  Не знаю, сколько я так простояла, только мама, тихонько приоткрыв дверь, позвала меня уезжать. Мы хотели попрощаться с тётей Клавой, но оказалось, что она уже спит.
  Так мы и уехали в этот раз, не попрощавшись, а тётя Клава спала. Она спала и прерывисто дышала во сне, забыв, наверное, опять и про свою жизнь, и про Колю, и про нас.