Веруська. Сватовство

               Начало  http://www.proza.ru/2012/01/06/1200



Голод и малоземелье выгнал с обжитых мест тысячи переселенцев. Потянулись подводы с нехитрым скарбом с запада на юго-восток, на богатые земли Оренбургской и Уфимской  губерний.
Земли прикупали всем обществом, вскладчину. Потом делили между семьями по вкладу, часть оставляли под земли общего пользования: где пойму реки с заливными лугами, где лесок.
Все рабочие руки были нужны. Земли были нетронутыми – на них не сеяли, не пахали. Башкиры, издавна поселившиеся на них, перегоняли скот с одного пастбища на другое и не владели в полной мере навыками пахотного земледелия.
Деревни переселенцев быстро разрастались. Земля слухами полнилась  о невысоких ценах на землицу. Строительство железной дороги привлекло ещё больше желающих переселиться на новые места.
Вот и мастеровой Лобанов вместе с обществом поднялся в дорогу из Воронежской губернии на новые земли. Землю арендовали, поселившись недалеко от железной дороги. Плотницкое дело на новом месте всегда было в чести. Дом построил, добром обзавёлся, дочка народилась – живи, да радуйся, Господа благодари!
Да и на новом месте беда догнала…
Неожиданно умерла ещё молодая жена. Почувствовала себя нехорошо. Слегла. А на следующий день соседи хватились, что корову в стадо никто не выгнал со двора, стали в окно стучать. Окно растворилось, неприкрыто видно было, а она -  хворобушка - хозяйка уже бездыханна…
Так и остались они вдвоём с малой дочкой. Да как же дом без хозяйки! А Иван-то не привык на месте сидеть, работа и в другой деревне могла быть. Вот и обженился Иван на девушке, та ему ещё и мальчонку родила, да невзлюбила падчерицу.
… В доме всегда пахло свежеструганным деревом. Бывало стружки и в кудрях тятеньки цепко сидели, светились в солнечном свете. Инструмент плотницкий, что полегче, Веруська рано освоила – всё тятенька учил, ей и самой по нраву было приглядывать и учиться, как он ловко управляется с рубанком и стамеской.
Баклуша, особенно липовая, тёплая на ощупь и душистая под ладонью. Ещё немного и начнёт плавится как воск, да и по цвету, на восковую свечку похожа. Ведёшь стамесочкой, стружка завивается. Течёт и витает в воздухе аромат дерева.
Тятенька-то всё больше рамы ладит, двери, где и ложки с посудой, вот и игрушки научил Веруську делать - весёлых пильщиков – медведей и мужичков забавных, поднимешь их вверх, а они вниз тянутся, так и качаются вверх-вниз, вверх-вниз.
Матушка, пока жива, была обучила Веруську ткать. Маленький ткацкий станок тятенька на ярмарке присмотрел. Станок аккуратный, ладный. Полотно на нем всего-то шириной в локоть можно было выткать, но лён свой выстраданный.
Растили лён делянками вдоль реки. Лето не жаркое, с дождями. Заладят дожди почитай с Петрова дня и до первого Спаса. Льну только этого и нужно. Тянется вверх длинный стебель с синими, ясными цветами. Идешь меж льна, смотришь, чтоб сорняками не зарос, а он глаза тебе заглядывает, будто кланяется: « Пришла, хозяюшка, пришла, матушка! А мы-то тебя ждем, зреем!»
Придет пора лен убирать, вымачивать и трепать. Уложат длинные стебли, мнут ногами, потом чешут, выбирают тонкое, серебристое волокно. Потом уже прясть берутся.
Лен-то и в полотне живой – проведешь рукой, а ворсинки поднимаются, тянутся за рукой и полотно серебрится!
Если уж выбелить решат полотно, так первое дело, на майскую свежую траву, вынесут под лучи безжалостного весеннего солнца. Белеют склоны пригорка полотнами, свежестью дышат. А солнце такое яркое, глаз слепит!
Вот и Веруська приохотилась полотна ткать, кружево к рушникам плести. А сколько гордости: придёт тятенька, опрокинет воды из зеленеющего рукомойника, обмоет руки, а Веруська ему самотканое полотенце утереться подносит – настоящая хозяйка!
Приданное тоже множится, нехитрое, но с такой любовью тканное и вышитое, таким радостным трудом!

***
«Вот и липы зацвели, » - тонкий аромат заполнивший долину обрадовал Василия: «Быть хорошему медосбору!»
Шагать от дома на пригорке до кузни было недалёко, крыша и часть стены кузни виднелись из-за раскидистых черемух на берегу, словно взяли в полон иноземца. «Мала кузня, но своя, выстраданная», - размышляя на ходу, любовался своим детищем Василий.
Было-то, казалось, вот давеча, был он холост, работал на кузне при заводе, а ишь ты - поди ж ты, счастье привалило.
Вот уж свезло, так свезло! Взял-то замуж работницу из домашней прислуги барина, а приданное за ней хорошее дали.
Работалось до женитьбы тяжело, да и приработок был небольшим. Николаевский завод перевел барин в Ашу, туда и переехать за заводом пришлось. Хорошо ещё хозяйством не обзавелся, семьёй, а то куды ж такое тягло! Да ещё на новое место переезжать.
В Аше и свободы не чувствовалось, хоть и от крепости был свободен. А здесь! Сам себе хозяин…
Василий, крепкий мужик лет пятидесяти, широкий в кости, был хорошим хозяином. В детстве он сильно повредил ногу, и прям таки потомок Гефеста, прихрамывал. Кузнечному делу обучился у своего отца, родом который был из государевых сибирских крестьян, переселившихся за Урал вслед за казачеством и купечеством. Не под рекрутчину, не под военную реформу по здоровью не попал. Капитал по наследству не получил, да и землицы не было. А вот и по Ермошке шапка нашлась, как говорят в народе. В работницах, на кухне управляющего завода, была ладная девка восемнадцати лет от роду. Да пришлась она по вкусу самому управляющему. Вот и согрешил управляющий, как видно, с ней.
Анна, так звали девку, была к тому ж, ух, какая глазастая! Глаза-смородины, зыркнет исподлобья, считай пропал! Как огнём прожжёт. И на язык остра. Думала девка, не видать ей доброго житья. Да и чего ж хорошего: управляющий обрюхатил, никто её грешницу и замуж не возьмёт, да и из дома родного вот-вот погонят. Всё ж, слава Богу, сладилось. Управляющий слухов побоялся и место своё прибыльное потерять, почитай за хозяина был на Ашинском заводе, сами Балашовы и не наведывались сюда вовсе, да решил грех-то прикрыть. Выдали Анну замуж за Василия, и приданное дали за ней  – четыреста рубликов!  Вот и Василий на такие деньжищи-то, почитай капитал – и землицы на хуторе у купца Кузнецова прикупил, дом, кузню, пасеку сладил, да скотину завёл: лошадок, коровок, овечек.
Анна вскоре сына родила – Михаила. Один наследничек - не дал бог больше деток.
Анна бабой оказалась умелой и хозяйственной. Прясть и ткать у неё получалось легко, хлеба пекла загляденье! В доме всегда чисто, светло и запах свежего хлеба или пирогов так и греет душу. Мальчонка, Мишка, рос смышлёным и рукастым. С Василием и в кузне пропадал, чуть было подрос и за лошадьми ходить любил. С лица был матушка родная – такой же глазастый, щёки-яблочки.
Кузня ставилась Василием легко, в удовольствие. Запруду на Улу-Телячке заложили, потом яму под колесо отрыли. А за ними и саму кузню построили, и колесо небольшое для кузнечного молота. Кузня была мала с виду, да для своих хуторских нужд хватало. Всё в ней радовало Василия – каждый гвоздик, любой «струмент». Лошадь подковать, лемех для плуга отладить, крышу покрыть – всё по кузнечному делу шло хорошо. Придёт, бывалочи, Василий, вот как и сейчас, в кузню, разожжёт огонь, раздует меха, а колёсико-то крутится, шуршит под напором воды. Под стрехой ласточки гнездо свили, говорят о чём-то своём на птичьем языке. И зазвенит, запоёт молоточек кузнеца и душа вторит молоточку поёт!
«Чтой-то звон, да, чтой-то звон на нашей колокольне…»
Землю, что Василий купил у купца Кузнецова, хутор так по имени купца и остался – Кузнецовский, принадлежала раньше башкирам. Растительность здесь была не богата – деревья всё больше вдоль речки росли, да о промыслах память осталась. Башкиры издревле бортничеством занимались. Ставили борти на деревьях и собирали из них мёд диких пчёл.
Теперь пчёлка домашней стала. Вот и Василий с Анной поставили рядом с домом пасеку. Сахар удовольствие дорогое, а мёдок свой всегда есть, и на продажу хватит. Пчела она уход особый любит, внимание хозяина уважает. Надо чтобы перезимовала пчелиная семья, не замерзла, и по весне рой надо вовремя собрать, иначе, уведёт матка рой из дому, потом и не сыщешь. 
Анна в этом деле помогала Василию. Василий и без маски к пчёлам ходил, не боялся, «своя пчела, хозяина знает». Анна, как и положено, в маске за роем охотилась. Караулить подолгу приходилось. Задремлешь на солнышке, пригреешься, а ишь ты –поди ж ты, рой с места снимется и поминай, как знали. А успеешь, вынешь матку из роя, посадишь в «роевню», рой сам за ней и прилетит, как же без матери! Всякая тварь божья  в заботе нуждается.

***
Всё в семье Анны и Василия шло ладно. Да вот сынок, изгулялся по девкам. Исполнилось Мишатке двадцать пять годков, Анна давно уже подыскивала ему девушку в жёны. Со своего хутора не рискнула, а по соседним деревням решила разузнать.
Сыскала девушку не богатую, молоденькую ещё. Мачеха очень уж хотела избавиться от девицы на выданье побыстрее. Да и чего, что жених всех девок в округе перебрал, за то богат, ремеслу выучен, всё при нём.
Сватьи сговорились быстро. Вот и смотрины уже назначили.
С утра Веруська скребла в горнице пол. Мачеха поставила тесто и пекла пироги с сухой малиной и черёмухой. Пекли и рыбный пирог. И как говорится, что Бог послал, то и гостям на стол.
Отец будущего жениха, сам жених и Веруськин отец были непьющими. Но по случаю смотрин приготовили и штоф.
Всё, что знал Василий о семье сватьёв – семья небогатая, но хозяин Иван – мастеровой, по - плотницкому делу. Дом крепкий, ладно поставлен. Невеста  рано осталась без матери, но к хозяйству была приучена, если, что сшить, приготовить, по дому сделать легко справлялась, хотя и молода ещё, но в самый раз для их Мишатки пара.
К условленному времени прибыли гости.
Молодая гнедая лошадка, запряжённая в телегу, игриво перебирала ногами и прядала ушами, втягивая воздух незнакомого двора. Сватьи обстоятельно осмотрели хозяйство, двор, поднялись в горницу. Перекрестившись - вошли.
Разговоры долго не разговаривали, обо всём договорились быстро – дом для молодых отстроят в хуторе Кузнецовском, пасеку им отдадут, да и кузня рядом. Пока сватьи судили, да рядили, мачеха отправила Веруську за самоваром, а жених за ней выскочил. Веруська и опомниться не успела, как сильные жениховы руки приподняли её от полу и пригвоздили к стене сенцов.
Черные глаза Мишатки, Михаила Ивановича, так и буровили Веруську. Он приблизил своё лицо на такое расстояние к Веруськиному, что она почувствовала запах табака осевший на его усах и кончики усов защекотили её щеку.
-Пойдёшь за меня?! – прогремел как гром женихов шёпот.
Веруська, моргнув своими серыми, как бархат, глазищами, пискнула, будто мышь:
- Как  тятенька скажет, - и изловчившись вырвалась из стальных объятий кузнеца, юркнула на двор к самовару…

Продолжение  http://www.proza.ru/2016/01/16/1018