Ивантеевка

                Я себя помню с раннего детства, наверно лет с трех, это был 1950 год.   Мы тогда жили на Ивантеевке, сейчас город Пушкин Московской области Северной железной дороги (Ярославская железная дорога, ее раньше называли  Северной). Помню очень длинный барак, разделенный на комнаты фанерными перегородками. Это было, скорее всего, общежитие ткацкой фабрики, потому что было много молодых девушек.  Маме удалось устроиться поваром в столовую, а  папа работал сварщиком.   Очень хорошим сварщиком. У нас сохранились фотографии папы с доски почета. Под фотографиями подпись Забродин Петр Иванович  290% , 300% нормы (позже папа окончил рабфак и работал инженером, ну это уже другая история).
  Меня оставляли со старшими сестрами Юлей  и Алей. Они были на 10  и 8 лет старше меня. Им очень хотелось играть со сверстниками, а я цеплялась за их подол и всюду бежала за ними. Помню за бараком протекала  речка Уча с прекрасными лилиями и кувшинками по берегам, а еще песчаные горы, которые почему-то называли Карпаты. Как-то я отстала от сестер и мальчишки затащили меня в эти Карпаты. Мне потом досталась от мамы, она строго смотрела на меня и все допытывалась, что там со мной делали? А мне было всего три года, мальчишкам не намного больше. Сестрам было строго наказано стоять около барака с ключами и дожидаться родителей с работы. Но стояла у дома в основном Аля, а Юлька бегала с подругами, а я за ней, ухватившись за подол ( видно все же она меня теряла).

 Посвящается  Алле

Ты стоишь у двери сиротливо
Прижимая вязанку ключей,
А у ног пробегает игриво
Звонкий мартовский первый ручей.

И такая в глазах твоих просьба,
И такая стоит в них мольба.
Зацепиться б за санок полозья,
Полететь, где детишек гурьба.

Но наказ исполняешь ты должно.
Ты боишься лишиться любви.
Пусть сердечко забьется тревожно.
Не должна ты сестру подвести.


   В соседней комнате жила семья Крыловых. У них было четыре девочки и младший  мальчик Юра. Я с ним дружила, он был младше меня на год. Вечерами   наши отцы сидели за одним столом, а мы у них на коленях. Взрослые вели свой разговор, а мы свой: чей папа лучше. Юрка говорил …мой папа лучше, а я …мой папа лучше и так спорили до слез. Вечерами и в выходные все жители барака высыпали на улицу: танцевали, пели под гитару. Алла (так стали звать Алю, когда она повзрослела, и я теперь буду ее так называть) хорошо научилась играть на гитаре, и имела прекрасный голос.
Как то в праздничный день мы с мамой куда-то ходили (мне кажется в церковь). Я была нарядно одета. Помню свой наряд до мелочей: ситцевый сарафанчик в мелкий цветочек, под ним белая шелковая кофточка с вышивкой, белые носочки, сандалии и соломенная шляпа.  Мы шли с мамой по красивой улице мимо чугунной решетки, за ней росла акация. Стручки акации уже созрели и я срывала их гроздьями, а  мама делала мне из них свистульки , пробовала, как они свистят, и отдавала мне. Свистели они на разные голоса и мы с мамой смеялись. Когда мы подходили к бараку, то увидели, что  все жители собрались на лужайке и снимаются на общую фотографию. Я  побежала и пристроилась к общей массе. В то время фотографы были редкостью. Они  ходили по домам, предлагали свои услуги и потом приносили готовые фото. Все высыпали на улицу и выбирали себе снимки на память. Стояли фотографии не дешево, но эту родители взяли и она сохранилась.
 Вернусь к моему наряду. Мама сшила наверно его сама, она была рукодельницей. Особенно ей удавались кружева. Как сейчас стоит перед глазами картина: все уже спят, а мама сидит на стуле, который стоит на столе под тускло светящейся лампочкой и вяжет крючком. Она вязала подзоры, накидушки  на подушки, покрывала, скатерти. Вся наша комната сияла белизной от этой вязаной красоты.

Завьюжило-завьюжило,
Кругом белым-бело!
Висит на ветках кружево,
Как в сказочном кино.

Подзоры, занавесочки,
Из снега кисея.
Из детства  эти весточки,
Где жили ты и я.

Завьюжило-завьюжило,
Кругом белым-бело!
Воспоминаний кружево
Меня обволокло!...

    Вязала мама и для соседей. Кстати о соседях: была такая баба Сима, которая носила на голове белый платок, не так как все носят треугольником, а завязывала два конца под подбородком, а два других висели за спиной, как крыло. Она меня все время чем нибудь пугала, завидев ее,  я убегала со всех ног. У нее был внук, который носил на шее, привязанную веревкой сахарную «голову», и все время ее сосал.
Папа построил во дворе сарай. Сарай был чудесный. Папа обил его дранкой и обмазал глиной. Летом в нем было очень прохладно. Там даже поставили железную кровать.  В комнате тоже стояли железные кровати. У  нас простые, с очень жесткой сеткой, а у родителей с пружинным матрасом и блестящими шарами на спинках. Кровать казалась мне белоснежным облаком, на которое можно было только смотреть. Казалось, прикоснись к нему, и оно исчезнет.  Так вот, в этом сарае часто кто-нибудь ночевал. К папе приезжал на мотоцикле его друг Пал Федрыч, как я его называла, и они перебирались в сарай. Мне тоже очень хотелось ночевать в сарае, но я боялась крыс и мышей. Потом родители завели поросенка, и сарай стал его  домом. Что мы ели совсем не помню. Но помню, когда   поросенок вырастал в огромную свинью, его  забивали. Сам процесс я не видела, но видела, как паяльной лампой  опаливали его огромную тушу, подвязанную к потолку сарая. Румяную ароматную шкурку раздавали детям, и мы бегали и сосали ее. Еще помню жмых, который наверно покупался на корм  этому поросенку. Мы его тоже все с удовольствием ели. Вот такие воспоминания детства.
П р о д о л ж е н и е  с л е д у е т.


На фото я (в соломенной шляпке), сестра Аля с гитарой, Юра Крылов, слева от него моя сестра Юля, вокруг сестры Юры и девушки из общежития Ивантеевской  фабрики.