Дневник. 6 сентября. Утро. Ваня

Дуратская все-таки эта идея с дневником. Леня все-таки кретин.
Ну, ладно, раз уж мне довелось начать ведение этого дневника, то я, пожалуй, напишу, о нашем с ребятами знакомстве. Которое прошло не самым приятным образом.
Когда я увидел этот гребанный интернат и табличку, приделанную над дверью, первая мысль, которая меня посетила: а какого хрена я, собственно, тут делаю? Я, вроде, абсолютно нормален. Ну, избил я до полусмерти одного засранца. И что, из-за этого меня надо лечить?! Он сам, между прочим, нарвался, нечего было меня злить. А злюсь я хорошо. Но я давно привык к той мысли, что пререкаться с взрослыми нельзя, иначе можно огрести по полной программе. В итоге парня отправили в больницу, а меня сюда.
Комната, в которую меня поселили, больше похожа на больничную палату, как, собственно, и весь приют больше похож на психиатрическую клинику. Стены выкрашены в белый цвет, постели заправлены белым бельем, шкаф и прочая мебель – дешевые, сколоченные наспех. Окно всего лишь одно, и то без занавесок. Я очень надеялся, что меня поселят одного, но в комнате стояло четыре кровати, из чего я сделал вывод, что пора привыкать к жизни в коллективе. А мне этого очень не хотелось.
Первым из своих сопалатников я увидел Диму. От его взгляда у меня сразу поползли мурашки по спине. Этот взгляд льдисто-голубых глаз вообще ничего не выражал, он был абсолютно пуст. На секунду мне даже показалось, что воздух в комнате стал холоднее. Смерив меня этим самым взглядом, он закрыл глаза челкой и занял самую дальнюю от двери кровать, сел на нее и просто уставился в противоположную стену.
Спустя десять минут в комнату прокрался Юра. Именно прокрался – я совершенно не заметил его появления. Первое, что я заметил – это несколько маньячная улыбка, не слезавшая с его лица. Окинув помещение и всех присутствующих оценивающим взглядом, он воскликнул:
- А что так тихо? Почему никто не приветствует меня?
От неожиданности вздрогнул даже Дима и вперился в блондина колючим взглядом.
- Да кому ты нужен? – мрачно озвучил я общую с брюнетом мысль.
- Как невежливо, - хмыкнул Юра, даже не взглянув на меня. – Я к вам со всей душой, а вы тут же начинаете хамить. – И, изобразив из себя несчастного, он воскликнул: - Почему меня никто не любит? За что мне это, Господи?!
- Шут, - тихо фыркнул Дима, заслужив мой одобряющий взгляд. Юра лишь пожал плечами и плюхнулся на кровать, стоявшую напротив моей.
- Эй, здоровяк! – обратился он ко мне. – Не надо на меня так грозно смотреть. А то дыру прожжёшь. Или мама в детстве тебя не учила, что это не вежливо?
Меня всего передернуло. Тема про родителей для меня была самой больной, так как я никогда их не знал и вырос в занюханном детдоме.
- Что ты сказал? – взревел я, вскочив.
- Что слышал, амбал, - криво усмехнулся этот придурок. Волна неконтролируемой ярости захлестнула меня. Я подошел к нему и, схватив за футболку, притянул к себе.
- Ты что, мазохист? – тихо, но злобно спросил я, вперившись взглядом в его черные глаза, на дне которых плескалось тихое безумие.
- Может быть, - не унимался блондин. – А тебе так нравится причинять боль?
Из моей груди вырвался рык. Я занес было кулак, чтобы как следует ударить его по лицу, дабы навсегда стереть с его лица эту раздражающую улыбку, как вдруг дверь скрипнула, и в комнату вошел один из врачей, ведя под руку смущенного и несколько испуганного открывшейся перед ним сценой рыжего паренька – нашего милашку Леню.
- Если ты ударишь его, Иван, то проведешь неделю в изоляторе на хлебе и воде, -  грозно сообщил врач, и я, скривившись, нехотя отпустил Юру. Блондин выглядел очень довольным, и я украдкой показал ему средний палец.
Леня прошел в комнату и сел на оставшуюся свободную кровать, с интересом осматривая нас.
- Завтра у вас консультация с психологом, - сухо сказал врач и удалился, аккуратно закрыв за собой дверь.