И все-таки она была талантлива...

И все-таки она была талантлива.


Ночь медленно кутала улицы в желто-фонарный свет. Она стояла у закрытой двери, держа в руках чашку остывающего чая. Он никогда не открывал дверей. Впрочем, она никогда и не просила впустить ее. Редким случаем было, чтобы он закрывался вот так, прячась в свои тайны, сооружая нечто, что, по его мнению, она не могла понять, постичь своим умом, своей простой человеческой душой. Ее силуэт оставил чай на столике возле двери. Она знала, что мужчина и не подумает выйти и даже немного пригубить напиток, но считала своим долгом оставить его, будто иначе она перестанет быть.
Спокойной рукой она выводила в тетради строки и все посматривала на часы и прислушивалась — не вышел ли. Но дверь не открывалась. Пришло время сварить кофе. Уже для себя.


Он не вышел, нет. Он вывалился из дверного проема к ней в руки. Она обняла его, скорее чувствуя, чем слыша, его слезы.
--Ничего, ничего, ничего. Еще один день и — ничего. И завтра ничего. И неделю назад ничего. Нет, нет, нет… Все просто, нужно только найти, отыскать, уловить… Ах, черт. Ничего…
Она просто молчала, нежно запустив руку в пряди его волос.

-Ты можешь все.


Он засыпал. И впереди ее ожидало еще много дней, посвященных ему. Дней, когда она растворялась, забывала, что существует сама, дышала угадыванием желаний мужчины, постепенно поднимая его с постели, на ноги, выше, выше, до тех пор, пока он снова не поднимется до своей комнаты с чаем возле двери.
И так было, пока однажды она не забыла свою тетрадь. Он молча заглянул в нее и понял то немногое, в чем она никогда в жизни не призналась бы. Она держала его на руках. Сильно, крепко, до бесконечности долго и терпеливо держала, ловила каждый раз, когда он готов был разбиться. Но самое страшное было то, что Она была талантлива. Она писала легко, ровно и просто, но слишком четко улавливая те нити, которые так рьяно искал он.
Она увидела сразу. Он сидел молча, рядом лежала полураскрытая тетрадь, которой, казалось, было стыдно за само свое существование.
--Ты не говорила мне, что пишешь. Очень хорошо.
--Зачем? Ты написал это. Моей рукой, но — ты.
Она жила им. До следующего утра. С восходом солнца осталась лишь тонкая тень, по привычке носящая чай к комнате, в которой больше никого нет.