Васькина юдоль -4- окончание

                IV

 Иван ни свет, ни заря подкатил на стареньком отцовском «Москвиче». Отец дело прошлое разбил колено и за руль больше никогда не садился. Когда Иван достиг совершеннолетия, предок  подарил машину без сожаления – Иван же пообещал, что бросит курить и перестанет беспричинно выпивать, чтобы всегда быть мобильным, если случится что.  Многие в селе пользовались его добротой и сердобольностью. Помогать людям – стало его чуть ли не профессией. Вот и сейчас, он не заходя в дом, накормил и напоил скотину и птицу, натаскал воды, подмел во дворе, и даже подрезал кусты и сухие ветки на деревьях. Манюня с интересом наблюдала за ним из-за занавесочки.
                - А Иван симпатичный… сильный, рукастый, - подытожила она свои наблюдения.  Повезёт его избраннице. Сам же он, о женитьбе даже не задумывался. Девки юлили перед ним, строили глазки, а он по их же словам (что чурбан) – не то, что не обращал на это внимания, он знаков заигрывания просто не замечал. Мечта у него была - свой дом построить, чтобы родителей с младшими братьями и сёстрами не стеснять. А там  можно и о сватовстве подумать. – На мой век девок хватит, - отшучивался он, когда  по этому поводу задавались  вопросы.
                Приведя себя в порядок, Манюня взяла костыли, и вышла на крыльцо. – Здравствуй Иван, поедем?
- Конечно Манюнь, мотор горячий,  завёл-поехал. Иван помог девушке забраться в машину, завел двигатель и вот они уже мчатся по направлению райцентра. Изредка поглаядывая на профиль попутчицы, Иван отметил про себя, что Манюня очень симпатичная девушка. Точеный правильный овал лица, чуть курносый носик. Пухлые маленькие губки и глаза… небесно голубые глаза…  По своей прямо сказать неотёсанности, он не мог подобрать красивых слов для описания внешности девушки, но эмоции переполняли его и он выдал на гора. – Красивая ты девка Манюня!  Она резко повернулась к Ивану,  и пристально глядя в его светящиеся глаза,  сказала: «Ты хоть сам понял, к месту ли ты это сказал?» - потом отвернулась, и до конца пути Иван видел только красиво заплетенную косу, с вплетенной алой ленточкой.

                Вот и больница, парадный вход которой она видела только один раз. Обычно его видят минимум два раза, когда заходят и когда выходят. Ей выпала участь увидеть вход, только в виде выхода.
                В холле их встретила дежурная сестра, и попросила немного подождать. – Она вспомнила ту худенькую девочку, которую провожали всей больницей несколько лет назад.
- Подождите несколько минут, к вам подойдет хирург и побеседует с вами, можете присесть на кушетку, - медсестра скрылась где-то в лабиринте коридоров, а Манюня присев на кушетку – закрыла лицо руками. Прошло несколько томительных минут, и в холл вышел ведущий хирург клиники.
- Здравствуйте молодые люди, - поприветствовал он и вдруг замер.
- До боли знакомые черты лица девушки, взгляд её голубых глаз… - где же он её видел? Увидев рядом с девушкой костыли, он всё сразу понял. Это он более двенадцати часов стоял над операционным столом несколько лет назад – спасая жизнь практически разорванному тельцу этой девушки.
- Манюня, это ты?
- Да, я приехала проведать брата, он поступил вчера вечером с травмой головы, скажите хоть что ни будь, можно его увидеть?
- Да, ты увидишься с ним, только он сейчас спит, ему сделали обезболивающий препарат со снотворным, чтобы боль не терзала его нервы. – Травма честно говоря, очень серьезная, и хотя кости черепа не раздроблены, мягкие ткани пострадали очень серьезно, поврежден глазной нерв, и глазное яблоко. Если не разовьётся сепсис, то при хорошем исходе, ваш брат будет видеть только правым глазом…
У Манюни непроизвольно потекли слезы и задрожала нижняя губа. Она закрыла лицо руками и подавшись вперед уперлась локтями в коленки. Доктор погладил её по голове – говоря самые утешительные слова. – Поверьте, вы должны радоваться и благодарить его друзей. Когда он поступил, пульс уже практически отсутствовал. – Я почему-то вспомнил случай с вами, брата вашего узнать в момент поступления не представлялось возможным. – Мы сделали все возможное, чтобы сохранить ему жизнь и черты лица.
- Мы можем пройти в палату, вы побудете с ним наедине, но даже если он придет в сознание, не разговаривайте с ним, ему сейчас нельзя терять ни грамма сил, чтобы поскорее выздороветь.
                Манюня встала без помощи из вне, взяла костыли и вопрошающе посмотрела на доктора. Тот в свою очередь изумлённо смотрел на неё. – Боже! Вам был поставлен пожизненный диагноз паралича конечности. - Какими средствами вам  удалось вернуть чувствительность ноги? Какие доктора лечили вас в последствии?
- Лучший друг!
- Он профессор?
- Нет, он учится на капитана корабля…
Доктор изумленно встряхнул головой, как-то странно потянул в сторону шею, как будто хотел вытряхнуть услышанное из уха, и направился к широкой маршевой лестнице. Поднявшись на второй этаж, он быстрым шагом устремился по коридору и остановился у двери палаты, в которой Манюня с братом, когда-то провели почти полгода после незабываемой трагедии. Заглянув в палату, доктор призывно махнул рукой и скрылся за дверью.
                Васёк лежал на кровати – которая служила Манюне как говорится: « и столом и домом». Голова брата Была забинтована почти полностью.  Оставались прорези только для губ и рта. С левой стороны лица сквозь бинты выступила алая сукровица. Иван быстро сообразив, подставил к кровати стул. Манюня присела и взяла в свои хрупкие ладошки руку брата. Он не пошевелился.
- Спит, - шепотом сказал доктор. Я Вас оставлю на десять минут, помните, что я вам говорил.
                Эти десять минут – показались Манюне вечностью. Рой мыслей и дум пронеслось у неё в голове.  – Как они будут жить дальше. Вдруг братишка останется слепым, а она калека, их разлучат и развезут по домам престарелых. Тогда она потеряет последний смысл в этой жизни. Тогда ей просто расхочется жить. Вдруг рука брата сжала её ладошку, а губы что-то беззвучно прошептали. Она погладила руку братишки и встала, памятуя наказ доктора.   – Спи братишка… спи… всё обойдётся, - прошептала она и кивнула Ивану на костыли.

                Выздоровление Васька длилось несколько месяцев. В конце лечения он уже не носил бинты и повязки, и можно было видеть шрам, который по косой рассекал лицо ото лба, через бровь, и заканчивался почти у губ. Как и предполагал доктор, левый глаз Васька утратил свою функцию зрения, но правый полностью восстановился и как шутил Васёк – стал видеть за двоих. Через три месяца его выписали и дальнейшую реабилитацию, он проходил уже в родных стенах. Ребята из бригады, ни на день не оставляли Манюню без внимания. Всячески ей помогали и словом и делом. По привычке, они и после прибытия Васька из клиники, ежедневно заглядывали на «огонёк» и по долгу засиживались – рассказывая новости, что в селе за день накапливаются не хуже, чем по центральным каналам телевидения. Кто жил в селе, наверное знают сей интереснейший фактор. Соберутся бабульки на завалинку присядут, и айда с утра до вечера судачить. Это значит новостей невпроворот.
                Поначалу механик и слушать Васька не захотел. Какой трактор с одним глазом. - Ты же задавишь еще кого, а мне потом отвечай? Но Васёк был настроен решительно. Он поехал даже не в район, он сразу поехал в областной центр. Обследовав его, врачи выдали справку, что ему разрешено управлять транспортным средством, без выезда на автострады. Ну звучит это конечно комично… какие там автострады у нас в селе. Асфальтовую до райцентра и то дорогой не назвать. Вскоре Ваську выдали новёхонький трактор с электрическим стартером. Мужики подшучивали: « Тоже чо повредить себе?.. трактор новый со стартером дадут…» Ну мужики есть мужики. И сами грубые, и шутки у них такие же. Дни недели понеслись своим чередом. Васёк с Манюней зажили тихо и спокойно, стараясь не вспоминать недавнюю трагедию.


                Так получилось, что в течении четырех лет, в процессе обучения на офицера, мне так и не удалось побывать в родном селе. После окончания зимнего периода обучения, нам давали три дня отгулов – для сборов и на четвертый день мы выходили в море.
Проводились разнообразные учения, мы заступали на боевое дежурство, одновременно закрепляли полученные знания уже не на тетрадных листах, а на боевой технике. В один из таких походов, посчастливилось  даже участвовать в парусной регате  на барке «Седов». Этот четырехмачтовый парусник – впоследствии будет сниться мне всю жизнь. Находясь на его палубе, прикасаешься к далёкой истории мореплавания. На нём бы в кругосветку сходить, вот было бы здорово! По возвращению из похода, курсанты сразу приступали к занятиям,  и об отпуске можно было уже не думать до следующего года. На следующий год, всё повторялось… и так до самого выпуска. И  вот я в чине лейтенанта еду в Мурманск. По распределению для дальнейшего прохождения службы, я должен был представиться флагману эскадры, и был назначен на должность старпома на боевой крейсер. Как и заведено, после приема должности, меня отпустили в краткосрочный отпуск на три недели, а по прибытию мы выступали в поход по охране государственной границы.

                Сначала, я не хотел ехать в форме, пусть она и красивая, но по сути так надоела за шесть лет службы…  Однако помня, что без формы Васёк отказывался меня признавать, я собрал небольшой чемоданчик, в котором были сплошь подарки,  одел парадную форму, и вот мой поезд мчит на Юг, на Родину предков. Ничего по сути не изменилось по прошествии столь длительного (по моим меркам времени). Даже КАВЗик, жалобно  скрипящий и стонущий от старости, всё еще продолжал накручивать километры на свои лысые скаты – между райцентром и селом.   Подойдя к автобусу, я увидел знакомые лица селян. Они в свою очередь, с раскрытыми ртами рассматривали статного, возмужавшего молодого человека, в форме морского офицера, боясь себе признаться, что это я. Только улыбкой я развеял их сомнения и тут-же превратился в новогоднюю ёлку. Все бросились ко мне обниматься – целоваться и висли на шее,  твёрдо веря, что я выдержу любой натиск. Морской офицер как - никак!  Когда толпа чуть поостыла, ко мне подошёл водитель автобуса. – Ну что мариман, садись, прокачу с ветерком! – расплылся он в улыбке и крепко обнял похлопывая по плечу. – Соскучились здесь по тебе. Я то все разговоры в автобусе слышу, дня не проходит, чтобы тебя, Манюню и Васька, кто-нибудь да не вспомнил.
- Посадку объявляю! Через две минуты отправляемся,- громко скомандовал он, залез в кабину водителя, дернул за рычаг и дверь – напоминающая деревенскую калитку открылась, приглашая нас занять места согласно купленным билетикам.
                Вы видели глаза людей, которые после долгого отсутствия в родных краях, оглядываются по сторонам – возвращаясь к памяти прошлых лет? Вот именно с такими (широко открытыми) глазами я уставился в запыленное окно, и всматривался в каждый уплывающий назад кустик и деревце. Мысли мои были настолько далеки от действительности, что меня хоть за грудки тряси, я бы этого не заметил. Вот и знакомый поворот, вот сельпо. – Конечная! – объявил водитель, и заглушил исправно урчащий двигатель.  – Как хорошо, что я не сообщил о приезде, - подумал я. Иначе бы сейчас здесь уже собрали митинг. А по мне так побыстрее бы увидеть своих родных и дорогих сердцу друзей.  Пройти по центральной улице села, было делом не таким уж и простым. Те кто узнавал меня, кидались ко мне чуть не под ноги, задавали кучу вопросов, трогали форму, выкрикивали восклицания по поводу и без повода, и когда я подходил к дому Васька, меня уже окружала толпа, в несколько десятков человек. Это было похоже на галдящий  и неуправляемый цыганский табор, который как говорится – от рук отбился. Остановившись у калитки, я стал всматриваться в окна с резными наличниками. Вдруг за кристально прозрачным стеклом колыхнулась занавеска. Послышался звон разбитого стекла, или фарфора…
В тот же момент дверь на крыльцо отворилась и………

               
                Отбросив в сторону трость, Манюня словно на крыльях устремилась к калитке. Боясь, что она сейчас споткнется и упадет, я бросился к ней на встречу и наши сердца встретились. Глаза в глаза, душа к душе, так замерев мы стояли несколько минут. Слова были не нужны, мы говорили и говорили друг другу всё, что не было написано в письмах – глазами… - Твои глаза, – все океаны и моря планеты, твоя душа – больше вселенной! – я прижал её к себе и мне хотелось простоять так вечность.
- Как долго я ждала тебя милый, как не хватало мне тебя все эти годы, мне снились рассказанные тобой сказки и проснувшись я искала тебя повсюду. – Мне казалось, что ты где-то рядом.
Прости меня малыш, служба – это отчасти лишения, я принял присягу и не мог нарушать данного мной слова. – Видишь, я и сейчас его не нарушил, я приехал к тебе и если ты согласишься, я приехал за тобой… Я люблю тебя малыш, уже очень давно моё сердце принадлежит только тебе…
Верю мой капитан, я тоже ……………………

                Толпа, что осталась по ту сторону калитки, незаметно рассосалась кроме одного  человека. Не решаясь нарушить идиллию встречи сестренки с другом, которому она писала письма чуть не каждый день.
                Я взял Манюню на руки, и стал кружить её, кружить!!! А она заливисто смеясь, все повторяла и повторяла слова, которые так желала (но стеснялась) сказать раньше, хотя бы на бумаге.
- Ой! Смотри, братишка с работы пришел! – пусти я его встречу и чуть прихрамывая, побежала к калитке.
- Вась, смотри кто приехал, смотри какой красивый!!!
- Ну, здорово братишка! Я протянул Ваську руку и крепко пожал. Его рука была ничуть не слабее. Натруженная мозолистая, отнюдь не от турника с брусьями как у меня.
- А что это за повязка у тебя на глазу, ты прямо как пират, трубки только не хватает, но я тебе привез в подарок «Капитанский табак» и настоящую люльку. Её даже в шторм на мостике курить можно. Я догадывался, что шутки не уместны. Повязка закрывающая глаз, шрам на всё лицо – говорили о том, что произошло несчастье, и интересоваться о произошедшем было бы некорректно с моей стороны. Посчитает нужным – сам поведает…
Улыбаясь друг другу, мы вошли в дом. Дом игрушка, дом светёлка – от слова СВЕТ. Манюня так постаралась, что дом стал не просто уютным, он стал – сказкой! Салфетки и рушники, матрешки и невиданные игрушки-зверушки, расшитые кокошники и фартуки, всё это благолепие встречалось не просто по углам, это было везде и во множественном количестве.
- Увлекается Манюня, рукодельница, - похвастался Васёк.
- Удивительная красота, за год не пересмотреть, сколько её здесь! - разглядывая рушник и украдкой посматривая на Манюню – сказал я.
- Ну что ребят, разбираем подарки, и айда все вместе моих родителей проведаем, - кинул я клич и мы засуетились.
                Какое счастье, побывать там, где ты родился и вырос! Где каждый кустик, каждый камешек рад тебе, а ты в свою очередь рад им. Какое счастье, когда в этих не забываемых на всю жизнь местах – тебя ждут и любят…
                - Мама, папа! А вот и мы… Встречайте, хлеб соль не надо, а вот обнять вас, я мечтал все эти четыре года. Слезы радости, не удалось сдержать даже мне…
- Родители, знакомить вас не надо, но довожу до вашего сведения ( начал я было по военному), что перед вами моя невеста и мы завтра едем подавать заявление в ЗАГС. Немая сцена продолжалась с минуту и взорвалась радостными возгласами и смехом.
            
                Через неделю, всё село гудело как улей. Женщины в красивых передниках и кокошниках с разноцветными ленточками, бегали по селу с какими-то невообразимыми блюдами и посудой. Мужики – все из себя в шароварах и дедовских бескозырках, вальяжно прохаживались по центральной части села. Во дворе у Васька был натянут шатёр, вмещающий наверное весь личный состав линкора, на котором я прослужил первые два года своей военной карьеры.  Со всей округи тащили столы, лавки стулья, местный электрик развешивал временную гирлянду освещения. Свадебный кортеж во главе Ванькиного москвича и в заключении вышеописанного «рейсовика» - въехал на центральную улицу села.
                Я не буду описывать традиционную русскую свадьбу, скажу только одно – это был самый счастливый день у нас с Манюней, не считая рождения дочерей и радости их воспитания.
 Через неделю после торжества, мы уехали в Мурманск, и бывали в селе только периодически, когда мне удавалось пробить отпуск.
                Через год, к нам приехал Васёк в свой очередной отпуск, да  так  и остался жить и работать в портовом городе. Не прошло и года, как (не знаю кто кого нашёл) Васёк женился и зажил семейной размеренной жизнью. Супруга его, Екатерина была девушкой хваткой и деловой. Заставила мужа поступить в техникум, далее институт и мой друг стал великолепным врачом. Не буду говорить какой специализации, но женщины на прием к Ваську записывались за месяц. Как-то у него проскочило: " Была бы сейчас жива матушка, я бы не дал ей умереть"…  Более он никогда вслух не говорил о своей боли, которую как я понял он пронес по всей жизни. Катерина родила ему двух сыновей, чему он был безмерно рад, и каждую свободную минуту учил их уму – разуму и всяческим мужским премудростям. Ребята выросли умными и хорошо физически развитыми. Я в конце своей службы  дослужился до контр-адмирала и командовал флотилией. Жизнь идет своим чередом, и нет в ней более места для тех перипетий, что произошли в определенный отрезок нашей жизни.
                Васёк мужественно преодолел свою ЮДОЛЬ и вышел на свет – который сопровождает его и поныне…

5.02.12