Стать Александром Фёрстом...

       Весь сегодняшний день он чувствовал зуд в руке. Это ощущение не проходило, даже усилилось ближе к вечеру. Утром это было лишь лёгкое покалывание в кончиках пальцев на правой кисти, а сейчас зуд уже добрался до плеча. Ему было знакомо это чувство - хотелось писать. Мысль, которую можно было доверить бумаге, ещё не родилась, но желание вновь почувствовать в пальцах твёрдый стержень любимого пера и раствориться в белизне бумаги было столь непреодолимым, что он сдался.

       Он был простым учителем литературы в обычной школе рядом с домом. Его звали Алексеем, друзья же окрестили его между собой Алексом, а, погружаясь в пьянящую белизну листа он именовал себя не иначе, как Александр Фёрст. Его работа не давала удовлетворения ни его уму, ни сердцу. Чего бы он хотел больше всего на свете, так это славы великого писателя. Лавры Цвейга и Мопассана не давали ему покоя. В глубине души он считал, что пишет лучше, чем они.

       Однако издатели были совершенно иного мнения. Вчера очередной журнал отказался печатать его замечательный рассказ. Редактор даже не смог толком объяснить, почему:
       -Язык тяжеловат, да и вообще для нашего журнала направление не совсем подходящее. - Маленькие глазки его при этом упорно избегали взгляда новоиспечённого Александра Фёрста.

       "Сговорились они все, что ли?" - удручённо подумал Алекс, выходя на стылую улицу и зябко поёживаясь после душного тепла прокуренного здания редакции. Но это было вчера. Сегодня от его неуверенности в себе не осталось ни следа - этой ночью он напишет шедевр! Он чувствовал, что зуд в правой руке был сильнее, чем всегда. Это был хороший знак. Лишь одно издательство в городе не видело ещё произведений неизвестного писателя Александра Фёрста и именно оно уже завтра бросится печатать его шедевр, торопясь и спотыкаясь, чтобы успеть первым. Да, это будет его звёздный час!...

       Алекс с трудом дождался момента, когда в доме стихли все звуки и достал белый лист из-под чёрной столешницы письменного стола. Девственная белизна листа завораживала его, рождала ощущение взлёта в сияющую раскалённость солнца. Трепет пера в верхнем правом углу бумаги, выдавал мучительную работу мысли. Мысль не формировалась, но Алекс знал по опыту, что надо подождать. Всегда на это требовалось усилие и время, а рождение гениального замысла и вовсе не могло обойтись без мук. Но эти муки сладостны, так как благодаря им завтра на белый свет родится Александр Фёрст...

       Перо дёрнулось, тронулось, побежало вдоль границы белого и чёрного, нарушая чистоту листа ровной бисерной вязью строчек, стремясь обогнать мысль, обрывая окончания слов и целых фраз...

***
     В ту минуту, когда перо завершило свой бег изящным росчерком подписи, за окном уже зарозовело небо. Зуд в руке прекратился и тело Алекса, затёкшее от напряжённого неподвижного сидения, заволокло истомой - пришёл его час. Сюжет его рассказа был необыкновенно интересен, а композиция - красива и совершенна. Бегло просмотрев своё творение и дописав оборванные фразы, Алекс выскочи из дома, на ходу натягивая пальто, торопясь к открытию редакции. Было ещё очень рано и тишину редакционного двора нарушало лишь мерное шаркание по тротуару дворничьей метлы. Алекс вдохнул свежий, пахнущий морозом, воздух и улыбнулся - ждать оставалось совсем немного...

       Спустя час блёклые, с опухшими от вчерашнего возлияния веками, глаза редактора городской газеты хмуро повторяли путь любимого Алексом пера. Кожа на лысом черепе мучительно морщилась и Алекс вдруг чётко понял, что никто сейчас не сорвётся с места, чтобы поскорее отдать его рукопись в печать.
       -Вы знаете, мы не печатаем сентиментальные рассказы. Обратитесь лучше в "Факел", там публикуют материалы разных жанров, я уверен, что они пойдут вам навстречу. - Он протянул Алексу его рукопись, держа её за краешек двумя пальцами, словно боясь испачкаться, и, мгновенно забыв о нём, с видимым интересом углубился в лежащие на столе бумаги.

       Алекс деревянно повернулся на онемевших ногах и вышел на тротуар. Не замечая свежей красоты расцветающего утра, машинально переставляя ноги, он добрался до своего дома и рухнул на несмятую постель. В голове шумело, в ушах размерено бился пульс, мешая думать. В доме царила тишина, нарушаемая лишь мерным тиканьем больших часов, доставшихся Алексу от деда. Вдруг часовой механизм щёлкнул, ожил, и по комнатам разнеслись густые, сочные звуки боя. На первом же ударе Алекс встрепенулся, вскочил и быстрым шагом подошёл к столу, на котором лежала стопка мелко исписанных листов. Долгий взгляд не выражал ничего, и от этого лицо его было страшным. Распахнув окно, он лист за листом рвал в клочки свой рассказ и отправлял их в полёт с высоты тесного чердака, где он сотворил то, что оказалось никому не нужным. И тут резкий порыв ветра отдёрнул в сторону занавесь и по комнате, словно крупные снежные хлопья, закружились белые бумажные обрывки. Один из них зацепился эа рукав пиджака, и Алекс дёрнулся, как ужаленный. Обрывок медленно спланировал на чёрную столешницу. Алекс с ужасом смотрел на витиеватый росчерк "...др Фёрст"...

       Часы отбили своё и в доме вновь воцарилась тишина. Десять... Через час у Алекса по расписанию был урок в соседней с домом школе. Старшеклассники не любили его уроки - очень уж неприязненно говорил он всегда о великих писателях и критически, порой высмеивая, анализировал каждое выдающееся их творение. Однако сегодня ученики не узнали своего учителя. Голос его был тих и лишён эмоций, слова лились размеренно и сходились с текстом в учебнике. Мысли же его, казалось, были очень далеко. Он привычно сидел за учительским столом, глядя поверх голов над стройными рядами парт, но мысленно так и стоял на чердаке своего дома и смотрел на лежащую на столе бумажку с именем Александра Фёрста, которому не суждено было родиться...