Белая Баба. Глава 10. Страж порядка

Глава десятая.
Страж порядка.

Бродячие волшебники и не подозревали о надвигающейся опасности. Превратившись в голубей, они выстроились во вращающийся в небе круг, летели друг за другом, ускоряя темп, пока не слились в единую линию. А темная тень тем временем уже пересекала пространство над стенами города. Теперь и Дана различила в контрасте светлого неба черный силуэт огромного коршуна. 
Гайка сложил ладони рупором и, запрокинув голову, закричал магам-летунам:
- Бойся! Опасность! Бойся!
Народ услышал Гайку, заволновался, загудел как встревоженный улей. Зрители позабыли о представлении и стали испуганно зариться по сторонам, но многие уже заметили черного коршуна и, вслед за скоморохом, подхватили крики предупреждения об опасности. Но напрасно – летающие волшебники в пылу представления словно забыли об окружающем мире, не замечали, что толпа внизу загалдела и начала разбегаться прочь с площади. Остались лишь немногие, они махали руками, подпрыгивали, что-то кричали. Маги упорно продолжали действо, работали в надежде на лишний кругляш.
 От скорости вращения летающих волшебников образовался вихрь, ровный конус зародыша смерча. Острие вихря тянулось с центра образованной на мощенной камнями площади поляны. Воронка растущего смерча начала втягивать в себя лепестки цветов, словно невидимые пальцы аккуратно обрывали их и стремительно уносили вверх, в небесный круг вращающихся птиц. Сполох из тысяч лепестков заиграл в воздухе разноцветными огоньками. Стайка волшебных голубей внезапно остановила движение по кругу  и одновременно метнулась вверх, в вышине птицы бросились врассыпную.
Лепестки взрывом фейерверка рванулись ввысь за магами-летунами, нежными тонами переливаясь в солнечных лучах. От земли до неба взметнулся столб, радужный, радостный. Достигнув пика, лепестки, лавируя в воздушных потоках, посыпались на площадь летним снегом, где, достигнув каменных плит, таяли, превращаясь в прозрачные росинки. Зрелище так поразило Дану, что она даже на некоторое время забыла про опасность, которая грозила бродячим волшебникам.
Но женщина очнулась от очарования, когда вслед за возгласами восхищения со всех сторон начались раздаваться вскрики ужаса и паники. Площадь накрыла тень коршуна, вместе с лепестками наземь падали трупики голубей. Упавшие птицы превращались в людей, разбитых, окровавленных, некоторые еще стонали или бились в агонии, но большая часть так и  не успели встретить смерть в облике человека.
В небе, широко размахивая крыльями, кружил огромный коршун. Хищная птица погубила всех летунов, осталась лишь одна голубка, которая тщетно пыталась миновать неизбежной гибели. Несчастная птица лавировала из стороны в стороны, спасаясь от когтей коршуна. Погибель, казалось, неминуема, хищник вот-вот настигнет последнюю жертву, вонзится когтями в трепещущее тельце, отсечет стальным клювом крошечную головку и с победным клокотанием заслонит солнце крылом. Голубка решилась на отчаянный шаг. Птица заметалась, взмывая все выше и выше, но коршун не отставал. И когда хищник был уже готов вцепиться, голубка сложила крылья и  камнем полетела вниз. Пернатый палач изумленно клацнул клювом, но тут же бросился вслед за жертвой.
 На площади никого не осталось. Испуганные горожане боялись даже выглянуть, двери и окна ближайших домов наглухо закрылись. Гайка и Дана остались одни на мостике, несмотря на все усилия скомороха, женщина упрямо отказывалась покинуть место, в надежде, что еще хоть как-то сможет помочь оставшимся в живых.  Видя, что голубка бросилась вниз, женщина, перепрыгивая через ступеньки, пустилась к площади, Гайка, воскликнул от отчаяния, но последовал за спутницей.
Коршун падал вместе с намеченной жертвой почти до самых плит, но когда осталось всего несколько метров, расправил крылья, едва успев выровнять полет и избежать столкновения с землей. Голубка тоже попыталась смягчить падение, но скорость была слишком велика для слабых крыльев, встречный поток воздуха вывернул птице крыло, и несчастная завертелась как кленовое семечко.
Дана сообразила, что не успеет поймать голубку и, следуя незнакомому наитию, коснулась второй пуговицы нового костюма. Раненное тельце повалилось на палатку-шатер, и с ее крыши уже скатилась прямо в руки женщины. Дана тут же осела под тяжестью – птица превращалась в девушку-мага.
Коршун сделал несколько кругов над площадью, грозно клокоча на весь город, но потом, взмахнув широкими крыльями, пустился прочь. Всего за несколько минут хищник превратился в едва заметную точку у линии горизонта.
Через несколько мгновений девушка пришла в себя, тут же подскочила и подбежала к одному из погибших магов. Молодой человек лежал, неестественно подогнув ноги, а одно их сломанных ребер вылезло из открытой раны и торчало словно болт, выпущенный из арбалета. Девушка неосознанными движениями зомби вставила кость погибшего на место, поправила ноги, подолом платья стерла кровь с лица. Наклонилась к поверженному магу и что-то прошептала ему на ухо. Видя, что мужчина никак не реагирует, попыталась провести магические манипуляции, громкими гортанными звуками выкрикивая заклинания. Но смерть не отступала и после первой попытки и после десятой. Магиня словно сошла с ума, за произнесенной тирадой заклятий следовала следующая и следующая, волшебница не собиралась сдаваться, голос ее сорвался на крик, девушка вскочила на ноги, грозила кулаком небу, топтала землю, а в нотах заклинаний слышалась то жалобная просьба, то злобная угроза, то бесконечная печаль. Дана стояла, не помня себя, от крика причитания и рыдания волшебницы внутри колотило и обдавало обжигающим холодом, ноги и руки дрожали от слабости, на глаза навернулись тихие слезы. Горе, как луна, не бывает личным, касается всех, кто его видит.
На площади вновь стал собираться народ. Горожане молча обступили девушку и ее погибшего возлюбленного. Дана пробралась к девушке сквозь толпу. Все стоят и ничего не предпринимают! Надо ж успокоить горемычную, иначе совсем сойдет с ума.
Женщина, ни говоря ни слова, просто прижала девушку к плечу. Молоденькая совсем, лет пятнадцать-шестнадцать. Самый счастливый и самый бедоносный возраст. В эти года у девушек и юношей нет слова «серый», есть только белое и черное. Нет слова «нравится», но есть «люблю!». Нет слова «просто», каждый момент жизни свеж и важен.
К месту происшествия протолкались трое мужчин, которые чем-то неуловимым отличались от остального народа. Все трое были одеты в коричневую одежду, в которой можно без труда угадать униформу. С некоторым злорадством Дана про себя сначала отметила: «все-таки носят же здесь однотонные цвета!», но отблески на солнце проявили на ткани коричневого фона багровые крапинки, почти незаметные, но внушающие страх и уважение. Но не только униформа, но и осанка, прически, и особенно выражение лиц у подошедших, даже не говорили, но кричали: «мы - полиция города! Те, кто не желает проблем, заткните рты, а еще лучше – сматывайтесь по добру, по здорову!»
Один из полицейских со скучающим видом начал обшаривать карманы погибших магов-летунов. Проделывал он это методично, без суеты и зазрения совести. Двое других стояли, воткнув большие пальцы рук в пояса униформы, и с грозным видом вглядывались в лица окружающей толпы. Этакие стражи порядка. Где вы раньше были?
Между тем, обыскивающий полицейский, ничего не найдя у погибших, кроме нескольких безделушек и кругляшей – веточных обрезков, подошел к товарищам и недовольно, с презрительными нотками в голосе доложил:
- Ничего особенного. Вот этот и тот без родослова, остальные пятеро с родословами простолюдинов, без права владения землей. Такие можно купить и за обгрызенный кругляш. Как и полагал, обычные бродяжки. Что будем делать?
Полицейский, который отличался от собратьев по ремеслу еще более важным видом, большим животиком и багровым бантом на правом плече, удовлетворенно хмыкнул:
-  Дохлых убрать, а зевак разогнать! С мертвых бродяг спроса нет, а значит и ничего не случилось. А вот с ними – страж кивнул в сторону Даны и оставшейся в живых магини – надо бы еще поговорить. 
Полицейский, который до этого занимался только тем, что помогал старшему грозно взирать на окружающих, ленивой походкой подошел к одному из погибших магов. Из пристегнутого к поясу кожаного футляра достал черный, мелькнувший под лучами металлическим блеском, жезл. Презрительно процедил сквозь зубы: «бродяга!», а затем направил змеиную головку жезла в тело мертвого летуна. Раздался треск, сопровождаемый запахом серного газа. Над магом появился зеленоватый туман, в котором тело погибшего начало блекнут, словно растворялось в ядовитых клубах кислотного газа. Летун таял как кусочек сахара в горячем чае, превратившись в нечто бесплотное, в тень призрака, потом и вовсе исчез.
Покончив с «уборкой» одного трупа, страж города, посвистывая и вертя увесистый жезл в пальцах, словно легкую трость, важно переваливаясь с ноги на ногу, подошел к следующему и повторил процедуру.
Дана с беспомощным видом оглядела окружающую толпу. Неужели никто так и не вмешается? Будут безропотно наблюдать за происходящим? Среди сотен глаз, смущенных, любопытных, равнодушных, попадались и горящие негодованием. Но и они, встретившись с глазами гостьи из другого мира, отводили взгляд, бездействовали. Среди смешанных в единый фон лиц, женщина заметила знакомое. Лавочница! Первый импульс прокричать о помощи подавился презрительной ухмылкой. Дама-продавец смотрела на Дану прямо, не отводя глаз, даже не скрывала злорадства. Нет, она не помощница, враг. Так смотрят только враги. И что Дана сделала ей такого, что можно так невзлюбить?!
Гайка терся рядом, постоянно теребя спутницу за локоть, шепча в самое ухо о ненужных проблемах. Но как она может бросить несчастную девушку в беде? Скоморох проследил за взглядом Даны и побледнел. Лавочница что-то шептала человеку, которого Гайка толкнул ненароком локтем. Двое замышляющих недоброе оказались заодно. Это хуже, чем мог даже предложить скоморох - едва как появились в городе, уже нажили врагов. Лавочница толкнула мужичка, и тот поплелся к старшему полицейскому, с заискивающим видом поклонился, показывая, то и дело, в сторону Даны и Гайки пальцем, с шипящим шепотом, при этом разбрызгивая слюной, начал что-то  доказывать. 
Полицейский сначала слушал в пол уха, зевками открыто показывая пренебрежение к говорившему, но что-то, видимо, в доводах мужичка привлекло внимание. Стража больше не интересовал доносчик, отпихнув говорившего, направился к Дане.
- Кто такие? Явите родослов!
Дана растерянно оглянулась на Гайку. Скоморох суетящимися движениями уже рыскал в поисках чего-то в котомке.
- Не твой! Тебя, пройдоху, знаю. Ее! – полицейский ткнул пальцем в сторону Даны, едва не поцарапав огрубевшим ногтем носик женщины.
Дану ошарашила грубость стража, не знала даже как себя повести.
- Да что вы себе позволяете?! Повежливее никак нельзя?
- Значит, вежливо мне попросить? – усмехнулся полицейский и обернулся к скалившимся товарищам. – Слыхали? Госпожа бродяжка ставит мне условия!
- Да! Кем бы вы там не были, но соблюдать рамки приличия не помешало б!
- Угу, рамки приличия, значит? А, ну-ка, следуй за мной, да и летунью прихвати! В гриднице поговорим о приличиях.
Стражи глумливо хохотнули и подошли к старшему. Дана стала центром всеобщего внимания. Народ, казалось, забыл про недавнее происшествие, толпа с любопытством следила за развитием действий. Слыхано ли, что обычный бродяжка-простолюдин осмелился перечить старшему стражу города!
Гайка, что-то заискивающе промямлил, стараясь происходящее превратить в шутку. Но ни толпа, ни полицейские никак не отреагировали. Может, в другом бы случае это бы и сработало, посмеялись бы и разошлись, но только не сейчас.
Старший полицейский схватил Дану за руку, а магиню-летунью за шиворот.
- В гридницу, я сказал! Там и потолкуем. Я умею быть не только вежливым, но и ласковым. Правду грю, братья?
Стражи, младшие по чину, хохотнули, переглянувшись, подмигнули друг другу. Намерения полицейских были очевидны, даже мужики в толпе теперь поглядывали на плененных женщин иным взглядом и одобрительно поглаживали бороды. Стать наложницей зажравшегося полицейского? Дане не могло присниться такое даже в самом страшном сне. Не бывать этому!
- Да как вам не стыдно? Девушка попала в беду, потеряла близких людей, а вы… Да у вас просто сердца нет! – выпалила Дана, между тем соображая о дальнейших действиях.
Полицейский опешил. Раскрыл рот, так и простоял несколько мгновений, переваривая то, что произошло. Еще никогда, никогда и никто не осмеливался ему высказывать подобного! Двое его товарищей мрачно замолчали, ожидая, как старший отреагирует. Молчала и окружающая их толпа, затихли словно лес, ожидающий грозу. Но страж вдруг затрясся от смеха, отпустил магиню, а Дану прижал к себе за талию.
 - Ай, да блошка! Кусачая! – едва смог он проговорить сквозь смех, затем неожиданно, под всеобщий одобрительный хохот, прильнул к губам женщины.
Дана, упершись кулачками в грудь насильнику, попыталась вырваться из цепких объятий. Но страж сумел поймать за руку вывернувшуюся пленницу. И тут произошло то, чего так добивался ее тренер Бойся, сработал рефлекс доведенного до автоматизма приема. Дана сама не успела осознать, как сделала шаг в сторону от противника, подняла вверх по дуге выпрямленную руку, одновременно приближая захват соперника к себе, ухватилась свободной рукой за пальцы полицейского, вывернула ему кисть и тяжестью тела насела на вывернутую руку противника. Получилось быстро и красиво, словно это не схватка, а отработка приема. Полицейский крутанулся в воздухе и грузно бухнулся на пятую точку. Но и соперник был не промах - перекатился через голову назад и тут же вскочил на ноги, приняв незнакомую боевую стойку. Причем в руках у стража появился неведомо откуда взявшийся жезл. Жезл сиял зеленовато-синими разрядами магического электричества. Дана, на всякий случай, круговыми шагами, на отрывая стоп от земли, отдалилась от противника и сосредоточилась в боевом ожидании.
Но страж города не спешил нападать, повернул голову к своим товарищам и бросил вопросительный взгляд. Один из них, не умея скрыть удивления, мотнул головой и сказал:
- Магии не было, Боги – свидетели!
- Даже так? – удивился старший, пряча жезл в рукав.
Что-то неуловимое изменилось в страже порядка. Из медведя-увальня преобразился по повадкам в слегка переевшего леопарда. Тяжелое тело полицейского перемещалось по каменным плитам площади легко, словно стало невесомым, будто весь груз перелился в пружинистую силу воина. Но Дана уже успела войти в нужное состояние схватки, когда кроме глаз противника ничего не видишь. В глазах читается все – упреждение ударов, намерение захвата, хитрость, мастерство. Несколько минут страж и гостья из другого мира кружили вокруг друг друга, не отрывая глаз от глаз соперника. Толпа уже не выглядела испуганной, горожане схватку восприняли как зрелище, поэтому некоторые начали выбрасывать шуточки по поводу нерешительных бойцов, разочарованно завыли, а в передние  ряды повылазили мальчишки и, засунув пальцы в рот, засвистели, подзуживая соперников. Один из пацанов, мальчик лет пяти-шести, выскочил на место боя и начал кривляться и гримасничать, дразня противников. Народ встретил нового участника взрывом смеха и возгласами одобрения. «Ай, да малый! Покажи этому толстопузому, как воюют русичи! Всыпь его же жезлом по мягкому месту!»  Но один из стражей порядка не стал дожидаться, пока ставший в одну минуту народным любимцем пацаненок начнет мешаться под ногами у соперников, схватил его одной рукой за шиворот и поднял на уровень плеча. Мальчишка не унимался, дрыгая ногами в воздухе, умудрялся посылать окружающей толпе воздушные поцелуи.
И страж решил воспользоваться этим моментом, полагая, что Дана отвлеклась на шум толпы. Полицейский сделал внезапный шаг вперед и попытался ухватить соперницу за куртку. Но женщина и не думала отвлекаться, слишком уж важное стояло на кону – ее свобода, а чутье подсказывало, что исход поединка может решить многое. Айкидо – очень изящное единоборство, где на пьедестал не ставится сила, а мастерство и ощущение боя. Можно сделать шаг, и оказаться в стороне от линии атаки противника, а сделав второй, и вовсе оказаться за спиной у нападающего. Именно это и проделала Дана и собиралась уже хлопком ладошек по ушам противника, оглушить полицейского. Но у того словно глаза оказались на затылке, страж резко нагнулся и ухватился за ногу соперницы, удивительным способом сумев смять свой немаленький живот и просунув руки промеж собственных ног. Затем он резко выпрямился, протаскивая ногу противницы вперед, и уселся на колено жертвы. Дана упала на спину, от неожиданности не успев сгруппироваться, ударилась затылком об один из камней площади. 
Толпа одобрительно загудела, и теперь шуточки, по большей части непристойные, отпускались в сторону Даны. Но женщине было не до этого – боль в коленном в суставе заглушала все реплики. Казалось, что вес туши полицейского вот-вот переломит ногу пополам. Хотелось взвыть, расплакаться и позорными ударами ладони по земле запросить о пощаде. Страж через плечо оглянулся, ожидая именно мольбы о пощаде, и еще слегка подсел, усилив боль в колене, чтобы соперница отбросила последние сомнения в безнадежности своего положения. Боль от удара затылком растекалась по всей голове тупыми гулкими импульсами. Дана уже мысленно попрощалась с ногой, но головная боль начала даже преобладать над болью в коленом суставе, не смотря на это, сдаваться не собиралась. От боли в голове и в ноге перед глазами пошли, словно мыльные пузыри, радужные круги, женщина чувствовала, что еще чуть-чуть, и она потеряет сознание. Один из «пузырей» лопнул, и в голове что-то щелкнуло, унося память на полтора десятка лет назад. Дружеская встреча юниоров. Вот она лежит так же в безнадежном положении, на нее навалилась соперница и предпринимает удушающий захват. Взглядом, просящим о помощи, выловила из толпы тренера. Бойся сделал лишь один жест – ткнул себе в голову двумя пальцами. И это переломило ход поединка в ее пользу. «Победа, ученики, вовсе не в том, чтобы повергнуть соперника, это лишь один из способов достижения настоящей победы. Главное – победить себя, преодолеть собственные слабости. Лень, неуклюжесть, сомнения. И одна из таких слабостей – это боль. Боль создана природой как помощница, но эта помощница коварна, и, иной раз, может подвести неумелого хозяина. Здесь, - учитель ткнул себе в голову двумя пальцами, - есть два центра. Один отвечает за боль, а другой за наслаждение. Между этими центрами невелико расстояние – сантиметра полтора, не более. Но кто сумеет пройти это расстояние, станет намного сильнее»
Нырок из прошлого встретил еще более четким ощущением боли. «Я это умею, надо только вспомнить!» Чем сильнее боль, тем сильнее наслаждение, надо только указать боли ее истинное место, она не хозяйка! Полицейский присел еще на чуть-чуть, но Дане было уже все равно. Ясность мышления вернулась. Женщина ухватилась руками за штанины полицейского и подтянула свое тело поближе к противнику, одновременно переворачиваясь на живот. Когда это удалось, пнула свободной ногой в промежность противника. Страж от неожиданности ухнул и «клюнул» головой об землю, освободив соперницу. Дана скачком поднялась и бросилась на не успевшего еще опомниться соперника. Уселась на его спине, пошире расставив колени, чтобы у противника не было возможности ее свалить или вывернуться, просунула предплечье под его кадык и начала проводить удушающий прием. Еще мгновение и полицейский либо запросит о пощаде, либо сдохнет. Но тут вдруг почувствовала, как в ее спину между лопаток уткнулось что-то твердое. Нетрудно догадаться, что это был жезл полицейского.
- Еще чуть-чуть и ты выйдешь за грань дозволенного. Отпусти стража!
Дана с неохотой отпустила поверженного противника, поднялась и, повинуясь женским инстинктам, начала обтряхиваться, приводя смятую одежду в порядок.
Поднявший ее страж не опускал жезл, пока не убедился, что его старший товарищ цел и невредим и в состоянии сам подняться на ноги. Когда побежденный полицейский оказался на ногах, страж с жезлом, поднял руку и обратился к окружающей толпе.
- По законам Руси, человек, победивший стража в честном поединке без применения магических хитростей признается правым перед всеми Богами. А Божественные законы выше человеческих. Потому бродяжка без родослова признается свободной от наказания и вправе покинуть наш город без препятствий со стороны горожан и стражей.
Старший полицейский успел прийти в себя, грозно оглядел толпу, но люди опускали взгляды и не думали смеяться над ним. И это его вполне удовлетворило. Тут взгляд зацепился за мужичка, который подходил к нему до неожиданно случившегося поединка.
- Доносчик, пойди сюда!
Мужичок плетущимся шагом исполнил приказание, встал перед разгневанным стражем, виновато опустив голову. Полицейский схватил его за плечо и встряхнул.
- Говори имя пославшего тебя! Живо!
Доносчик в ответ промямлил что-то невнятное и попытался убежать, скрывшись в толпе, но наткнулся на товарищей стража, успевших встать плечом к плечу и перегородить дорогу неудачливому беглецу.  Мужичок затрясся от страха.
- Я все скажу! Все! Это Венцеслава-лавочница, она подговорила меня.
Старший страж прищурил глаза и оглядел толпу, ведомые незримой силой, люди расступились, в центре освобожденного места стояла та самая дама-продавец, у которой Дана приобрела охотничий костюм. Лавочница и не думала скрываться, надменно поведя бровью, с вызовом уставилась на старшего стража города. Полицейский поднял жезл и направил в сторону хозяйки магазина.
- Верно ли речет сей муж, али бесстыдный навет?
- Где ты увидел мужа, страж? Одни слизняки вокруг, отощала Русь, нет в ней более мужей. Мужи-богатыри в прошлом, в былинах, да в легендах. А нынче любая баба сможет побить стража, даже старшего.
Полицейский пропустил камень в свой огород мимо ушей, или умело сделал вид.
- По делу говори, женщина! Правда ли то, что тебя величают Венцеславой? Правда ли то, что сей муж действовал по твоей указке?
- А если и правда, что с того? Да, я Венцеслава! Любимая, хоть и незаконная дочь князя Кощсвета. А потому, как во мне течет княжеская кровь, убери свою палку с тремя заклинаниями, пока не осерчала я. Никакой страж не может направлять на меня жезл, только суд, да и то в присутствии отца моего.
- Тихо! – крикнул полицейский одобрительно загудевшему люду, но жезл все-таки опустил. – Ведомы мне законы и людские, и законы Богов. Однако, это не значит, что княжеская кровь не несет ответственности перед обиженным. Закон есть для всех. Сделан не только навет, но хитрое татство! Так мне сказал жезл, а он никогда не врет. Знаю я про твое хищничество! Верни добро гостье города!
- Как же! Это было не татство, а сделка! Боги слышали хлопок наших ладошек!
- Жезл мне сказал, что ты нарушила сделку, потому добро должно быть возвращено!
Венцеслава из надменной дамы превратилась в разъяренную фурию.
- Да как ты смеешь сомневаться в моих словах? Слово крови выше слов жезла!
Страж города ухмыльнулся и покачал головой.
- Тут ты ошибаешься, женщина! Слово крови выше слова жезла только в княжеских городах, а Веселесград – город вольный. Верно ли грю, горожане?
Народ одобрительно загудел, в сторону лавочницы посыпались нелестные реплики.
- Ты не имел права направлять на меня жезл!
- Угу, верно. Но только после того, как ты предъявишь родослов, а пока я только слышал просто слова. Народ и Боги – свидетели.
Лавочница попятилась, прошипев стражу:
- Да чтоб ты сдох! Не получите ничего от меня! Лучше не связывайся со мной, ты еще не знаешь, с кем имеешь дело, как бы потом не пожалел!
Вокруг Венцеславы появилось круговое дуновение ветра, зарождался вихрь. Народ шарахнулся в сторону, кто-то выкрикнул: «Уходит!». И тут на выручку пустилась магиня-летунья. Девушка бросилась в сторону уже набравшего силу смерча, в прыжке превращаясь в птицу, закружила, преодолевая силу воздушного потока, в противоположном направлении вращения вихря. Вихрь не сразу, но иссяк. К этому времени стражи успели подбежать к Венцеславе и направили на нее с трех сторон жезлы. Магиня, выполнив свою миссию, вернулась к облику девушки и, тяжело дыша, уселась прямо на камни площади, едва переводя дыхание, посмотрела на Дану. Женщина ответила благодарной улыбкой, но тут же вскрикнула – Венцеслава, растопырив пальцы обеих рук, метнула в сторону летуньи длинный язык пламени. Если бы не стоявший настороже полицейский, то девушке пришлось бы худо. Страж откинул жезлом сгусток магической плазмы как бейсбольный мяч. Пламя метнулось в небо, и там с шипением, словно капля расплавленного металла в воде, растаяло.
Лавочница со стоном разочарования огляделась, пути к отступлению со всех сторон были закрыты. По лицам стражей читалось, что мирные переговоры позади. Сейчас не поможет даже княжеская кровь. Тогда Венцеслава скрестила руки и, в знак покорности, склонила голову. Полицейские замерли в напряженных позах, готовые к любому выпаду.
- Сначала верни добро гостье города, а потом мы с тобой продолжим разговор в другом месте. Живо! – процедил сквозь зубы старший страж.
- Как скажешь, страж! – хотя позой женщина и показывала покорность, но в голосе звучала неприкрытая угроза. – Только б ты потом не пожалел об этом!
С этими словами лавочница едва пошевелила пальцами, с ухмылкой отмечая, как при этом напряглись лица полицейских. После этих манипуляций на площади возникла тишина. Вся толпа стояла как под гипнозом, неотрывно глядя на Дану. Старший страж, почуяв что-то неладное, оторвал взгляд от Венцеславы и так же замер, обомлев от неожиданности. «Е-мое!» - только и смог он проговорить.
Дана стояла в своем собственном, очищенном до невероятной белизны, спортивном костюме. Длинные белые локоны развевались в порывах поднявшегося ветерка. Сквозь редкое окошко смога пробился лучик солнца и осветил женщину во всей красе.