Сапоги

  Было это давно в одном лесном посёлке,  где сосны  в три обхвата подпирают небо, а под тенью раскидистых дубов вальяжно течёт речка.
   Жила там семья: отец, мать и два сына. Отец - Терентий – худощавый  седоволосый  мужик средних лет, с фронтовым шрамом на правой щеке, не местный, но как приехал после войны к другу - родных-то совсем не осталось, устроился на работу, женился, да так и осел.  Отстроили с молодой  женой Зинаидой дом-пятистенок, хорошо, что  лесхоз, как лучшему лесорубу, выделил брёвна и доски. Завели хозяйство, а там  уж  и ребятишки пошли.
 Зинаида работала сезонной рабочей в лесничестве,  на ней же было воспитание детей,  содержание домашнего  хозяйства и огорода.
Так и проходили дни, недели в работе и в заботах. Дети росли, как молодые деревца. Старшему - рыжеволосому Тольке к тому времени  уже исполнилось десять лет, а  младшему Лёшке  восемь.
Ребята во всём помогали родителям: коров  встретить, картошку прополоть,  травы кроликам нарвать, но самой ответственной порой был, конечно, сенокос.  Длился  он обычно недели две-три, но иногда бывало зарядят дожди, и скошенное сено могло сгнить прямо на рядах или вовсе уплыть с лугов по разлившейся не вовремя речке. А то неизвестно откуда налетевший ураган разметает по всему лугу уже сложенную  в  копны сухую траву. Собирай потом.
      С началом казённого сенокоса  другие работы в  лесу приостанавливались, и  заготавливали корма  для лесхозовских лошадей, а потом уж каждый  старался сам для своей скотины: коров, коз, кроликов. Лошадей  раньше нельзя было держать в личном подворье.
    Пока не закончится  казённый сенокос, свой надел косить запрещалось, и лю-бые попытки  карались вплоть до того, что нарушителя  лишали участка. Тогда   бедолаге приходилось по болотам да неудобьям набирать  осоку и тростник, чтобы  хоть чем-то  прокормить  свою скотину.
  Одевались  на работу простенько. Но если женщины ещё как-то старались модничать  в цветастых ситцах, то  мужики   одинаково- штаны рубчиковые, рубаха из сельмага  и «куфайка», как называли здесь телогрейку. На ногах -сапоги, но на сенокос из мужиков редко кто их надевал - жарко, а вот- Терентий- всегда: ещё в детстве  его друга  укусила гадюка, друг выжил, конечно, но  страх с тех пор  остался.
 На работу  к назначенному времени собирались около конторы.  Мужики с косами,   женщины с вилами и деревянными граблями.

    -Терёха! Ох, как у тебя сапоги блестят, словно  зеркало,- заливались хохотом бабы.  –
Ты что их всю ночь драил?  Жена-то не ревнует?
-Не ревнует, не ревнует. И  нечего на чужое зыриться, за своими лучше приглядывайте, – пряча улыбку в усы отшучивался Терентий. -  Они вон  опять  за «рыбой» со  стеклянной чешуёй к тётке Баклажке   побежали. 
    Звали эту тётку, конечно,  не Баклажка, а Парашка - Прасковья значит.  Всю жизнь она торговала самогоном  и всегда  требовала, чтобы под «огненную воду» ей приносили пустые бутылки, которые она и называла баклажками.  Вот  и приклеилось.  Говорят даже, что  был такой случай, когда мужики заслали молодого за первачом, а он с порога и брякнул, мол, тетя Баклажка, дай самогона. Старуха  так и опешила.
-Какая я тебе баклажка? Ты что, не знаешь, как меня зовут, бесстыдник?! Нашёл ровню,  с кем шутить!
Ругалась долго, но самогон всё же продала.
    Подходили машины, люди усаживались на лавочки в кузовах и с песнями ехали на работу - жизни радовались! А ведь было чему радоваться: электричество в посёлок провели- радость, новые дома заложили -радость, клуб построили, цены снизились к празднику...
       Сенокос, конечно, тяжёлое дело, но вполне привычное и потому вечером, после  работы, сил хватало ещё на многое: женщины могли сходить поиграть в лото или просто посплетничать около магазина, а мужики выпить и перекинуться в картишки под раскидистой ветлой за столиком или «забить козла». Но если привозили индийский фильм, то все собирались в клубе,  посмотреть лирическую картину. Те, кто жил поблизости, благоразумно прихватывали табуретки: свободных мест, как всегда, не хватало и приходилось рассаживаться в проходах между рядами. Фильмы всегда заканчивались одним и тем же - всхлипываниями и вздохами женщин, искренне сочувствующих индийским героиням, и раздосадованным молчанием мужиков.

    Терентий ни карты, ни домино не любил, а тем более индийские фильмы, а вот рыбалку...! Недаром его считали  искусным рыбаком: то сома огромного пойма-ет: идёт домой, а хвост по земле волочится; то щуку с зубами, как у волка выта-щит, а бывает лещей с заслонку  целое корыто наловит!
   Знал он какой-то рыбацкий  секрет, который  никому  не рассказывал. Зай-мётся  бывало  делами, а сам то и дело  на небо поглядывает.  Иной день так в домашних работах и пройдёт,  а в другой   раз  засуетится, подхватится,   да  бегом на речку, прихватив удочки и по пути  что-то бормоча себе под нос.  И уже поздним  вечером возвращается  с богатым уловом! 
    Многие его пытали, мол, расскажи,  Терёха, что ты там, на небе, видишь, по каким приметам определяешь, что рыба будет ловиться? Но в ответ было одно и то же: «Не расскажу я вам ничего, и не пытайте. Это секрет моего  фронтового друга!  И не приставайте!»
   Как правило, на серьёзную рыбалку Терентий ходил один, но иногда всё же  брал своих сорванцов. Для них это был праздник. Справедливости ради надо сказать, что ребятишки  втайне от отца и матери бегали на узкую речку  купаться и половить  корзинкой уклеек, окуньков и мелких плотвичек.  Но с отцом-то  по крупняку: сомы, щуки, язи! Это совсем другое дело.
     Так было и в тот вечер.  После работы Терентий прилёг было немного вздремнуть,  но  тут залаяла собака.
Он нехотя встал и вышел.
   Посмотрел по сторонам. Взглянул на небо…
-Ладно, мать,  на рыбалку  я.  У скотины сама уберёшься, - крикнул спешно вер-нувшийся с улицы Терентий.
- Что ж ты бегаешь всё, словно мальчишка, люди  уже в открытую смеются,- начала было старую песню жена.
- Сам знаю, учить  ты меня ещё будешь,  куда   ходить и когда. Знай своё баб-ское дело  да за детьми присматривай,  а не нравится - запью,  как другие! - оборвал её Терентий.
Последний аргумент был самым весомым и всегда ставил точку в разговоре с женой на эту тему.
А тут ещё налетели сорванцы  с двух сторон, на руках повисли:
-Пап, возьми  на рыбалку,   мы тебе помогать будем.
- Лучше матери помогайте, нечего на ночь глядя   по речкам шастать.
-Ну, пап, возьми!
-Цыц! Сказал!
  -Ну ладно,  мы тебе устоим рыбалку! - с отчаяньем сквозь зубы пробормотал  старший.
-Ты мне там ещё побурчи,  - строго сказал отец. - Идите матери лучше помогите со скотиной управиться, а потом уроки учить и спать.
-Пап, каникулы же давно!
-Тогда  книжки читайте! Всё!
 Знакомой тропинкой  Терентий быстро шёл к своему месту на речке, но всю дорогу ему чудилось, будто за ним кто-то идёт. Он даже не раз останавливался и прислушивался, но никого не было.
   Солнце  спряталось за макушками деревьев,  прихватив с собой остатки дневного зноя, но в траве ещё  трещали кузнечики, а высоко в небе, обещая на завтра вёдро,  гонялись за мошками  ласточки. С лугов   потянуло свежескошенной травой и коровьим молоком.
-Время самое то!  Время самое то! - радостно шептал рыбак себе под нос, разматывая  удочки и забрасывая  их по своим местам - одну под корягу на перекате, а три других - в самый омут.
  Удочки были надёжные. Удилища из молодых берёз, специально для прочности срубленных в феврале и позже высушенных в сарае, толстая леска  и кованые крючки –тогдашний дефицит, а вместо поплавка самодельные колокольчики из латунных гильз восьмого калибра,  которые дал местный охотник Лев Петрович.  Поплавки-то в темноте бесполезны, а вот зальется колокольчик   среди ночи - тут уж не зевай: сразу подсекай и тащи!  Насадкой сегодня  были  пучки червей-выползков, заранее пойманных ночью в саду и бережно сохранённых в погребе в ведре с землёй.
  Где-то за спиной хрустнула  ветка, потом ещё одна - коровы на выпас пошли. Некоторые хозяева  летом, когда днём самый гнус, выпускают скотину пастись на луга с вечера - овода и слепней меньше.
Сумерки медленно сгущались. Неведомо откуда взявшийся  туман  постепенно накрывал окрестные кусты,  деревья и пасущихся животных. Кузнечики умолкли, ласточки улетели, и только перепела настойчиво приглашали своей колыбельной песней ко сну: фить-фирю, фить-фирю,  спать пора, спать пора.
  Вот  уже и птицы успокоились.  Время приближалось к полуночи.  Лишь однажды в ночной тишине  робко тренькнул колокольчик и тут же, словно испугавшись самого себя,  смолк.
  - Что ж, пора домой. Завтра с рассветом скотину выгонять. Вечером приду.
   Терентий в свете летучей мыши  ещё раз  проверил, крепко ли воткнуты удилища в землю, и  для  надёжности  привязал их верёвками к  дереву.

    Разувшись на пороге,    чтобы не разбудить ребятишек, тихонечко пробрался в дальний угол дома  к кровати и  лёг в тёплую постель под бок к жене.
  Пригрелся. На улице сонно гавкнула собака.
 Заснуть сразу не получалось: всё думалось,  почему  верная примета не помогла  сегодня.
В чулане зашуршали мыши. «Вот только кошек кормим, а толку от них никакого. Надо завтра мышеловку поставить! Полно развелось», -  подумал  он  засыпая.   
   На селе летняя ночь коротка. Не успеешь глаза сомкнуть, как петухи  играют подъём.  И пастухи уже кнутом хлопают. Словно выстрелы из ружья: мол, хо-зяева, хватит спать, пора  коров  выгонять!
Терентий встал, оделся и вышел на крыльцо
 -Зин, ты второй сапог не видела?
-Там они, в сенцах стояли.
-Здесь только один.
-И что?
-Поищи второй, вот что!
Зинаида ненадолго вышла в сенцы.
- Не нашла?
- Нет, не нашла!
-  Да ты и не искала вовсе! - злился Терентий
 -Может, кобель твой проклятый куда  упёр, всё прет, что не попадётся.     Ну не провалился же  он сквозь землю?
 
   Пришлось идти в новых. Мужики-то, может, и не заметили бы, но  бабы?!
-Эй, Терентий, что   сапоги-то совсем стёр? Или жена из-за ревности отобрала?
  -Нет,  собака  проклятущая  один утащила куда-то, - пытался оправдаться Терентий.-  Приду, застрелю её.
- Да, ведь у тебя  и ружья  нет, из удочки что ли стрелять будешь  или  ещё из чего,  - пуще изгалялись бабы.
  С работы хозяин вернулся под вечер усталый и злой. 
-Не нашла?
-Нет, всё  облазила: и на погребе смотрела,  и под порогом, к соседям даже ходила.
-Ты это, к соседям-то  зря ходила.   Ладно, пойду на речку удочки заберу. А  ребятишки где?
 - Иди уж один, побыстрее вернёшься.
    
     Ещё издалека  он увидел, что одна удочка  плавала в воде и держалась толь-ко на верёвке, привязанной к дереву.  Ого,   видно сом хороший попался! Дру-гой рыбе не под силу было бы выдернуть удилище  из берега.  Чтобы  не поскользнуться  на илистом берегу, Терентий, одной рукой держась за тростник, наклонился и   поднял  удилище.   Леска  натянулась, но не подалась.
-Коряга  что ли?  Прислушался. Ан  нет – шевелится.    Ничего, леска толстая - выдержит.  И стал тащить сильнее.
За корягу завёл. Что же, придётся лезть. Лишь бы не ушёл.
   Купаться в холодной  воде совсем не хотелось, но  деваться некуда. Надо. Раз-девшись догола: всё равно никого поблизости нет,   медленно опустил в воду  сначала одну ногу, потом другую. Мурашки побежали по всему телу.  Даже в самое жаркое время  здесь, на течении, под тенью деревьев, вода не прогревается.  Решил себя не мучить и бултыхнулся сразу весь.
-Ух, хорошо! 
 Около берега дно было вязкое,  и ноги  проваливались в тину почти по колено.  На поверхности воды появлялись и лопались пузырьки, выделяя запах тухлых яиц.
   Держа леску в руках, стал подходить ближе к коряге, время от времени подергивая её и проверяя – не ушла ли рыба. Глубина  увеличивалась, и уже дна даже не цыпочках не достать. Поплыл! Вот она – нащупал корягу ногой, а вот и сом – скользкий.  Определяя ногой  приблизительный размер и вес,  рыбины решил: больше полпуда!  Нырнул! И тут же резко  вынырнул. Размашистыми саженками  - к берегу. Быстро оделся и, оставив удочки с дорогими крючками,   поспешил домой, что-то бормоча под нос. Терпенье у мужика кончилось. Не отвертятся теперь пострелята!
   На полпути, правда,  успокоился и вернулся назад за рыбацкими принадлежностями.  А за уловом  опять пришлось лезть в холодную воду…
-Ну что? Как рыбалка? - поинтересовалась жена.- Давай, что там у тебя в рюкзаке. Доставай рыбу, сковородка уже шкворчит, ребятишки сейчас придут.
-А где они?
-Дети? На площадку пошли. Ты на речку, а они - играть.
-По-нят-но, - почему-то с растяжкой сказал Терентий.
-Да вон они уже возвращаются…
Сыновья нерешительно топтались в дверях.
На табуретке сидел отец, а перед ним на полу лежал мокрый сапог.
 Молчание было глубоким и затяжным.
 А утром, как ни в чем не бывало, на пороге стояла начищенная до блеска пара сапог.
-Терентий, неужто сапог нашелся?- удивились бабы.- Где же он был-то?
-А кто его знает, - с улыбкой ответил Терентий, поглядывая на провожавших его сыновей. Мальчишки тихонько шептались. А в глазах, умных, лукавых, светились редкие лучики – точно такие,  как у отца - самого любимого и дорогого им человека.