Елена Степановна

Елена Степановна была, несомненно, самой колоритной, самой запоминающейся из наших учителей, хотя и проработала в Новокубанке не так долго. Пришла она, по-моему, еще в старой школе, т.е. мы были в 6 или в 7 классе.
До нее немецкий язык преподавала Мария Яковлевна Ганц. Она пришла к нам практически сразу после окончания школы. Преподавателей языка не хватало. Скромная, в строгой белой блузке, смущающаяся, иногда, возможно, тоже от смущения, срывающаяся на крик. Но в целом жили мирно, немецкий учили, но только для отметки.
И вот вдруг узнаем, что приехала новая «немка». Известие это приняли спокойно, хотя и с некоторым интересом. Новые учителя в школу приходили не часто.
И вот звонок на урок. В класс, щурясь на яркий солнечный свет, заполнявший комнату через огромные окна, как-то презрительно поджимая ярко накрашенные губы, входит крупная женщина. Одета строго, почти так же, как и все наши учителя. Черный костюм, белый воротничок. Прическа обычная – короткие волосы, желто-рыжие, очевидно, окрашенные. Лет ей было сорок – сорок пять. А может, и пятьдесят.
- Guten Tag! – единственное, что поняли мы, вежливо вставшие, из потока хлынувшей на нас незнакомой речи.
Короткая перекличка, и сразу – блиц-опрос:
- Die Handlung? 
Мы молчим.
- Ausgezeichnet?      
Мы молчим.
- А мы не так учили. Нас спрашивали на русском…, - загудели мы.
- Мы пахали паровоз! - прервала нас новая учительница.
Эта необычная фраза запомнилась на всю жизнь.
Как-то этот урок все же закончился. Желание узнать побольше о новой «немке» переполняло нас. Что-то стали вызнавать через родителей, которые все же были осведомлены больше нас, что-то – через других учителей.
Учителя были хорошим источником информации – Елена Ивановна интересовала их не меньше нас. Нам оставалось только по обрывкам фраз, по отдельным словам и фразам, которыми они отговориться от наших прямых вопросов, мы дорисовывали образ.
Фамилия Елены Степановны – Слатина. Сама она с Украины, но до Новокубанки жила и работала где-то в Казахстане. Во время войны жила в Киеве, работала у немцев, за что и оказалась в наших краях. У нее трое детей, которые приедут позднее. Вот и все, что удалось узнать.
Потом от старшеклассников узнали, что она хорошо поет, да еще на немецком языке. Подтвердила это и Мария Фоминична – наш классный руководитель, жена директора школы Григория Михайловича Астафьева.
На очередном уроке (к тому времени мы уже достаточно освоились) стали упрашивать Елену Степановну спеть.
«Meine liebe Katchen,
Du bist meine Madchen…» -
запела Елена Степановна после непродолжительного сопротивления. Не скажу, что у нее был очень красивый голос. И песенка была так себе. А потом она запела песню, слов которой мы не поняли совсем. Она потом рассказала, что пела о девочке, собирающей сливы в саду. Это какая-то народная немецкая песня. Очень мелодичная, красивая.
Больше мы не просили петь. Но отношения наши становились все лучше. Мы стали прилежнее учиться. Елена Степановна какими-то нам не ведомыми способами все больше привлекала нас к изучению языка.
Сама она на немецком говорила свободно. И читала. Через открытую дверь учительской на переменах был хорошо виден диван, на котором на котором они разговаривали с Петром Петровичем Гейльфусом – нашим физиком. И разговаривали по-немецки!
Нам Елена Степановна рассказала, что во время войны она действительно в Киеве работала в немецкой комендатуре, машинисткой. Она – киевлянка, из захваченного фашистами города не успели бежать… Что было после войны, не говорила. А мы не спрашивали. О ссылках, лагерях мы тогда ничего не знали.
Летом приехали дети, вместе с бабушкой – мамой Елены Степановны. Детей мы увидели осенью, в начале нового учебного года. Было 31 августа. Мы только что переехали в новую школу. Все толпились перед школой в ожидании торжественной линейки. Пришел председатель колхоза Дмитрий Хасенович Кандехан. Пришел председатель сельсовета. Было несколько ветеранов, с медалями и орденами. В общем, как всегда в такие дни.
Но наше внимание сразу переключилось на показавшуюся из-за Дома культуры Елену Степановну. На ней был новый костюм. Она за руку вела девочку в строгой школьной форме, с белым фартуком, с огромными белыми бантами в длинных темных косичках, Рядом шел такой же нарядный мальчик лет десяти-двенадцати. Внимание притягивал темно-синий берет на нем. 
Как мы позднее узнали, это были Леля и Шурик Бобко. Они почему-то были не Слатины.
Был у Елены Степановны еще один сын, старший, Виктор. Но жил он где-то далеко. Однажды он приезжал в Новокубанку. И тоже обратил на себя внимание.
Это были годы, когда стиляги носили не узкие «дудочки», а обтягивающие бедра брюки, переходящие ниже колена в широченные клеши. При этом в расширенную часть брючин вставлялись клинья из ткани другого цвета.  Здесь же на броских пуговицах крепились всякие металлические цепочки.  Надо сказать, что все это не только обращало на себя внимание, но и было красиво.
Вот в таких брюках был тогда и Витя (так ласково обращалась к нему и называла его в разговоре с нами Елена Степановна), парень броский, даже красивый. Прическа у него тоже была подобающей – волнистые темные волосы до плеч.
После его отъезда она рассказала, что сын работает звукооператором на киностудии. Поделилась, как он гордо ей доложил, что фамилию его можно увидеть в титрах к какому-то фильму.
В этом же учебном году Елена Степановна пригласила меня стать пионервожатым в ее классе – в шестом. Я с радостью согласился, потому что испытывал к ней самые добрые чувства, и быть с ней еще некоторое время, сверх уроков, мне очень хотелось.
Мы проводили классные часы, однажды всем классом ездили на пионерский слет в райцентр. Потом она поставила со своими учениками целую пьесу – «Aschenputtel», которую показывали в Доме культуры, на большой сцене. 
Не только я, но все мы все больше привязывались к нашей «немке». Это не значит, что все вдруг полюбили немецкий, что успехи были блестящими. Нет, отношение к учителю не всегда определяется оценками по его предмету. Тем более в этом случае, когда изучение иностранного языка ни по каким параметрам не было приоритетным.
Часто мы огорчали Елену Степановну. Особенно это проявлялось в девятом классе, когда в наш класс влилось много новеньких, из других школ района. Ребята из нескольких близлежащих сел, где не было средней школы, учились в Новокубанке, проживая в интернате.
Не помню, был ли я «учебным сектором», или что-то по комсомольской линии (с 9 класса я был комсоргом школы), но в классе выпускал небольшой сатирический листок. Вместе с другими что-то в нем рисовали, тексты же, как правило, писал сам. И в памяти остался один выпуск, посвященный уроку немецкого языка.

Открылась дверь. Вошел учитель,
Вызвал Исаева к доске.
Тот не ответил ни на русском,
Ни на немецком языке.
Ему никто не помогает –
Ни Базилевский, ни Кривец.
И Иванов урок не знает,
Но тут уроку был конец.

Валерка Исаев был нашим, новокубанским, но тоже пришел к нам в седьмом или даже в восьмом классе. Родители – учителя, но учился он, прямо скажем, не очень. Он, к сожалению, рано ушел из жизни.
Базилевский – из Пригородного, по-моему. Сейчас в «Одноклассниках» я увидел Виктора Базилевского вместе с женой – солидный такой господин. Попозже попробую связаться. Кривец – крупный яркий парень, с кудрявой шевелюрой. Но больше в нем ничего не бросалось в глаза. Иванов…
В девятом классе в школу пришел новый литератор – Петр Антонович Курьянович, после Казахского университета, т.е. из Алма-Аты. А родом – из Опытного хозяйства, был такой населенный пункт в нашем районе, возле Шортандов.  Это опытное хозяйство ВНИИЗХ – Всесоюзного НИИ зернового хозяйства. «Опытное» - это престижное место жительства и работы. Но Петра Антоновича направили к нам. Он должен был отработать по распределению три года.
Он был знающим филологом, на уроках немножко, как и многие молодые специалисты, рисовался. Но воспринимали его правильно не все ученики, кое-кто даже дерзил, а то и хамил. Преподаватель вел себя при этом достойно, что-то не замечал, порой метко парировал и даже предупреждал каким-нибудь метким высказыванием. Но здесь я буду говорить не о нем, вернее, не столько о нем.
Дело в том, что на своих уроках Елена Степановна стала часто спрашивать о том, как прошла литература, как нам новый преподаватель. По любой причине, в том числе учитывая преподавательскую «корпоративность», отзывы наши были весьма положительными.
Потом стали замечать, что после уроков Елена Степановна уходит из школы вместе с Петром Антоновичем, о чем-то всегда оживленно беседуя.
Большая разница в возрасте, броские внешние отличия не позволяли нам предположить наличие каких-либо более, чем коллегиальных отношений между двумя учителями. Но помогли взрослые. Начались разговоры среди учителей. Потом, по-моему, было родительское собрание, о котором нам не говорили, но мы о нем узнали все же.
Наверное, были и соответствующие педсоветы. Во всяком случае, Елена Степановна не доучила нас до конца десятого класса и уехала работать в то же Опытное, преподавать язык другим ученикам. У нас как-то не было возможности даже проститься. Или мы просто ее предали…
Приближался выпуск. Мы планировали пригласить Елену Степановну на наш выпускной вечер. Но Мария Фоминична доложила, что они советовались с родителями и решили, что ее участие в нашем выпускном невозможно.
Но все же мы встретились. Из районо поступило предложение провести у нас совместный вечер старшеклассников нашей школы и школы из Опытного.
К нам приехал десятый класс вместе со своим руководителем – Слатиной Еленой Степановной. Она вышла из автобуса, плотно окруженная своими, да, своими учениками. Нам было даже трудно к ней приблизиться, поговорить…
Вечер прошел хорошо. Потом мы провожали гостей. Елена Степановна пересчитала своих десятиклассников, после чего вышла из автобуса.
- Aber ich blеibe hier, - произнесла с полуулыбкой Елена Степановна и пошла по дорожке, которая вела к дому, где сейчас квартировал Петр Антонович…
Больше я Елену Степановну не видел. Но уже будучи студентом, получил от нее письмо. Она жила там же, в Опытном, но уже была на пенсии. Страдала сахарным диабетом. Но письмо было бодрым, хотя и содержало просьбу: помочь достать инсулиновые шприцы. Я ответил, что писал, не помню уже. Но шприцы так и не выслал. Через какое-то время узнал, что Елена Степановна умерла...