Грех

Приготовьте гнилые помидоры и тухлые яйца. Будете забрасывать автора, потому что его воспоминания пойдут вразрез с воспоминаниями других.


 Разве наказывают за грех, который ещё не совершён?


 Мы - это отряд из четырёх пацанов (включая и меня), которых я подбил на совершение греха.

 Нас уже сейчас поджаривают на медленном огне горячего асфальта. Тоже самое, вероятно, чувствуют грешники в аду, на сковороде.


 Подпрыгивая, подскакивая, сжигая пятки, движемся к нашей цели.

 Наша цель - вышка.

 Мы должны совершить восхождение. Мы уже не раз поднимались на неё, но сейчас мы должны подняться на самый верх.


 Идея мне в голову пришла неожиданно.

 Вчера со своей тётушкой (почему-то днём) были на бульваре.

 Конечно, был вчера одет совсем по-другому. Во всяком случае, на мне была майка, и был я в туфлях.

 Не помню, почему мы оказались на бульваре, но так или иначе….

 Чудо! Мне тётя предложила искупаться в море, вместе с мальчишками, которые плескались у лестницы уходящей (тогда) своими ступенями в воду.

 Почему-то постеснялся. А, почему?

 До сих пор меня мучает этот вопрос.

 Мальчиши так здорово плескались в воде, а потом обсыхали, лёжа на ступенях.

 А мы подошли к забору из «колючки», который шел от правой кромки лестницы и продолжался аж до тротуара проспекта Сталина. (Первый помидор уже летит в меня).

 Мы с тётей были, наверное, как те на знаменитых фотографиях. Вцепившись в проволоку, мы смотрели на то, что происходило внутри.


 Там, за «колючкой», взрослые девушки (для тогдашнего моего возраста любой в возрасте 18-20 лет был взрослым, в возрасте 25-35 лет стариком, ну а старше - глубоким стариком), в не подпоясанных гимнастерках, без погон, играли в «третий лишний».


 Правила игры вы знаете?

 Коротенько. Водящий должен запятнать третьего, который пристроился к уже определившейся парочке.

 Там их было пар шесть – семь. Но игра была жёсткой.

 Обычно пятнание – это шлепок по спине или пониже. Девицы пятнали ремнём намотанном на руку.

 И «ристалище» у них проходило на площадке, меж двух землянок (здесь на мою долю, скорее всего, тухлое яйцо).

 Очень весело было у них, да и мы тоже веселились.

 Мне, наверное, было весело смотреть, как взрослые тётеньки играют, а чему радовалась тётя…?

 Может, свою молодость вспомнила.


 А интересное было за спиной – там была вышка*.

 Если к ней подойти вплотную, и посмотреть вверх, в небо – становилось жутковато, вышка начинала падать.

 А если приложиться ухом, то слышно ровное-ровное гудение.

 Вышка жила.


 Вот мы, подпрыгивая и перебегая от тени к тени, двигаемся к вышке. Во всех семьях ребятишек строго настрого предупреждали о последствиях, к которым может привести посещение вышки.


 По диагонали пересекаем площадь Петрова. На углу остановка.

 Надо проверить, а не созрели ли на кустах, мне неведомых, ягоды.


 Мы тогда ели, пожалуй, всё, что можно было проглотить, и жевали тоже всё. Конечно, особой популярностью пользовались «сагыз» и «шенгяля» (насколько помнится, так назывались), но это за деньги, на рынке (ой, на базаре).

 А бесплатно – битум (от него чернели зубы), и….

 Были, такие жёлтые коробки, очень красивые, с флагом США. Коробки из-под яичного порошка.

 Коробки были покрыты парафином. Этот парафин надлежало соскоблить, а затем разжевать.

 Эту жвачку можно было жевать долго-долго. А на ночь прятать под подушку.


 Пробегаем мимо трибуны, справа «колючка», впереди, слева ОНА – наша цель.

 Тогда, в то время, она была молоденькой, стройной красавицей.

 Это сейчас стоит она, как бабуля, закутанная в платки, с выглядывающими, одна из-под другой, юбками – вызывает жалость.

 А в то время она, стройная и красивая, вызывала восхищение и удивление.

 Она была чудом.

 Опершись на четыре ноги, каждая из которых крепилась двумя болтами к фундаменту и совершенно необыкновенные гайки были на тех болтах.

 Какое восхищение, лично у меня, вызывали эти гайки. Где бы найти гаечный ключ, чтоб добыть хотя бы одну из них...


 Ну, а нам вперёд и вверх.

 Влезаем на фундамент. А он довольно высок, для человека, у которого все «деревья большие».

 Заглядываем в люк, он рядом с лестницей.

 Для чего он? Единое мнение – «Парашюты лежали!» Сейчас запустение и вонь.

 И к лестнице.

 Вот оно начало, если не всех начал, то нашего восхождения точно.

 Она узкая и двум здесь не разойтись. Да и двоим рядышком, тоже не подняться.

 Идём гуськом, один за другим.

 Впереди на правах самого старшего – Вало. Он не с нашего двора, но принимает самое активное участие во всех делах наших.

 За ним Робик. Моя тётка дружила с их семьёй, затем идёт Адик, и замыкаю цепочку – я. Самый младший в компании.


 Перед моими глазами ноги Адика. Идём очень уверено.

 Вчера, когда я поднимался на начало лестницы - она восхитительно звенела. Звук долгий затухающий, как у камертона.

 А сейчас, мягкий и глухой.

 «Вчера был в туфлях, а сейчас босиком. Вчера был один, а сейчас вон сколько» - объясняю сам себе.


 Впереди ноги и ступеньки, слева всё одно и тоже – конструкции вышки, её стержень.

 Справа картинка меняется - бульвар, море, пароходы, площадь Петрова, бульвар, море, пароходы, площадь….


 Выходим на первую площадку.

 Всего у вышки площадок три. Мы их этажами называли.

 Позже, когда с вышки прыгать начали, а это уже в году сорок шестом, сорок седьмом, прыгали с первого и второго этажей.

 В человека, который говорит, что парашютисты иногда улетали в море, можете бросить помидор, а лучше яйцо, предназначенное мне. Я потом это зачту.


 Этот полёт в море невозможен. И это я усёк ещё тогда, в своём «розовом» детстве.

 Дело в то, что собственно парашют – это декорация, и не больше того.

 С таким же успехом можно было бы прыгать и без парашюта, используя возможности вышки.

 Парашют крепился к тросу, у которого на одном его конце были – парашютист (средним весом -70 кг.), вес ткани парашюта (со стропами и прочими парашютными причиндалами) и вес обруча (примерно – килограмм, не менее двадцати).

 Обруч предназначался для того, чтобы купол был постоянно раскрыт.

 На другом конце этого троса был противовес, который двигался по направляющим в конструкциях вышки, и был равен сумме веса груза. Т.е. декоративного парашюта и настоящего парашютиста.


 Бывали случаи, когда «клиент», оказывался очень лёгок, и тогда, он повисал в воздухе.

 Особенно весело было, когда застревала девица.

 Девицы чаще всего застревали не без помощи «выпускающих». Они притормаживали трос.


 Что-то я, с этим отступлением, забыл о нашем восхождении. Просто обидно стало, когда один на ТВ, заявил, что подобный случай произошёл у него на глазах. Парашютист улетел в море.


 А мы, тем временем вышли на площадку второго этажа.

 Её «консоль» с дверцей и штангой над нею выходит в сторону моря. Именно с неё чаще всего и прыгали.

 Но нам вперёд и вверх, а там….

 Почти Высоцкий получился.
Самый длинный отрезок это между вторым и третьим этажом.

 Но топаем, хоть и не с таким рвением и охотой тоже. Но держит «слабо».

 И вдруг исчезают ноги Адика. Они уходит куда-то в сторону, а впереди плоскость площадки, нет больше перил, впереди небо и пустота.

 Вот здесь стало страшно.

 Это не страх перед дракой, который сосёт где-то под ложечкой и который через пару секунд станет яростью, нет, это противный страх неведомого и непредсказуемого – это страх и ужас перед этой семидесятиметровой бездной, это ужас от такого голубого неба.


 Приятели прыгают и скачут на площадке, а я, вцепившись в перила и не в состоянии поднять ногу на следующую ступень, просто-напросто усаживаюсь на третью ступеньку (считая сверху) и сижу на ней закрыв глаза.

 Ступенька горячая, наверное, как там самая сковорода в аду.

 Приятели подначивают, хихикают, но встать и подняться на эти последние три ступенечки.
 Н-е-е-т, не могу.


 Вало – герой, он влез на башенку, которая посреди площадки (к ней крепятся штанги), и стоит, обняв шпиль.

 Он орёт, что-то кричит.

 Радость у всех, кроме меня.


 Я думал, что страх уйдет, когда мы пойдём вниз, но не тут-то было.

 Теперь я во главе колонны.

 И передо мной, теперь справа конструкции вышки, а слева бездна, и такие жиденькие перильца.

 Площадь, пароходы, море, бульвар.

 Теперь в обратном порядке.

 Страх исчезает, когда приходим на площадку второго этажа, и исчезает полностью на первом.

 Перестраиваемся и теперь идем в том же порядке, в котором шли вверх.


 Возвращаемся во двор, а взрослые так и не узнали о нашем восхождении и нашем грехе.


 P.S. Девушки, играющие в «третьего лишнего», были из батарейных расчётов.

 Их орудия стояли около к/театра, тогда «Весна», второе орудие где-то в районе детского театра, а третье около туалета. Под кустом лигуструма, который потом очень долго болел. Он был обожжён.

 (Можете запустить в меня ещё парочку помидорчиков, да, и яичко (можно и тухлое, в придачу).
 *Наша вышка была и есть самая высокая в бывшем СССР, её высота 75 метров.


Рецензии
Это не рецензия, а просто мысли, рожденные прочитанным. Завидно, что я так и не решился подняться на вышку, что на Бульваре. Ребята с нашего двора в годы войны или первые послевоенные, не помню уже, поднимались неоднократно, преодолев несколько ограждений из колючей проволоки. Зато я поднимался на другую парашютную вышку напротив нашей 142 - й школы в парке Дзержинского. Конечно, она была значительно ниже своей сестры на Бульваре, но десятилетнему пацану казалась очень - очень высокой, до самого неба.

Борис Михайлов   11.04.2012 23:34     Заявить о нарушении