Ведьма

1
16 июня 2010 года в кабинете главного редактора «Костромских ведомостей» задребезжал телефон. Савелий Олегович Чигаев, пожилой грузный мужчина в темном твидовом костюме, раздраженно схватил трубку, изрядно плеснув на неосторожного собеседника скопившейся желчью. Впрочем, на этом его гнев и закончился, спустя минуту он, словно испонительный адъютант, ловя каждое слово обожаемого генерала, прилип большим обвислым ухом к телефону.
Прошло около получаса, а, бешенно рвущееся из груди, сердце никак не желало возвращаться к привычному ритму. Трясущаяся обмякшая рука с огромным трудом смогла провернуть в замке тумбы, ставший неимоверно тяжелым, ключ. На секунду Савелий Олегович остановился перед выбором: «Корвалол» или «Арарат». Нет, фармакология здесь точно не поможет - он отхлебнул армянский коньяк прямо из бутылки, чего не позволял себе делать вот уже лет, не соврать, как двадцать.
Кажется, в его старческое тело начала возвращаться жизнь. Он медленно смог поднять руку и большим пожелтевшим платком вытер покрытое холодной испариной бледное лицо. Понятно, что так напугало «змею» Жанну: старую прожженую сволочь. Иначе до него просителю было бы не добраться.
Савелий Олегович с опаской, будто опасаясь обжечься, дотронулся до неподвижно лежащей телефонной трубки. Сглотнул подавляя в себе ростки трусости и слабости. Решительно поднял и набрал короткий номер:
- Жанна Карловна, найдите мне Скворцова. Как можно быстрее...
Он обессиленно бросил трубку обратно на звонко щелкнувшие рычаги. Главный редактор «Костромских ведомостей» внезапно осознал одну по настоящему страшную вещь: его мысли, его слова не были его собственными! Они рождались в его голове, это несомненно, но... как-то не сами, с чьей-то подсказки...
Савелий Олегович Чигаев был материалистом со стажем. Поэтому, чтобы собраться и продолжить работу, ему потребовалось во второй раз за двадцать лет неслабо хлебнуть коньяка прямо из горлышка бутылки.

2
Утро 17 июня Кирилл Скворцов встретил в постели. Проснулся известный в Костроме журналист от того, что Анна, игриво хихикая, щекотала его ухо большим пальцем правой ноги. Не открывая глаз, мастер скандала и завсегдатай городских тусовок, ловко схватил проказницу за лодыжку. Девушка звонко расхохоталась и принялась щекотать Кирилла под одеялом левой ногой. Свободной рукой журналист без труда обездвижил озорницу и, отбросив ненужное уже одеяло, притянул изящное обнаженное тело к себе...
Спустя час, после совместного душа, они пили на кухне кофе со сливками.
- Куда, ты говоришь, заслал тебя Савва? - Анна едва пригубила горячий, ароматно пахнущий напиток, - В Коротеевку?Это вообще в нашей области?
- В нашей, в нашей, - хрипло рассмеялся Кирилл, - где-то на границе с Вологодской, кажется.
Он обжогся и, поставив маленькую белую чашку на стол, смешно дул на слегка покрасневшие кончики пальцев.
- Хорошо, что ты не уехал вчера, - неожиданно серьезно произнесла девушка, - Пускай мы никуда не выходили, но муж ночевал на работе и...
Кирилл посмотрел снизу вверх на сидящее на разделочном столе создание. Что уж говорить, его шеф — старый сатир — умеет выбирать девочек. Умна, страстна, красива. Он, признаться, завидовал: ждет ли его такое же счастье, когда перевалит за семьдесят?
- Савелий Олегович раскопал очередную историю очередной обиженной пенсионерки, - ухмыльнулся журналист, пробуя подостывший кофе, - И вот, по стариковскому капризу я, едва ли не лучший обозреватель в нашем городе, вынужден бросить всю свою работу и мчаться раскручивать сенсацию...
- Он не может подозревать нас?
Кирилл промолчал - Анна достаточна умна, чтобы ответить и сама.
- Нет, он знает точно, - правильно поняла своего кавалера девушка, - И хочет просто услать тебя подальше...
Журналист криво усмехнулся: видимо, да. Чигаев отнють не дурак. Да и жен он меняет раз в два года не зря. Знает, что девчонки его просто используют для карьеры, ну и не остается в долгу. И никаких тебе скандалов, криков, валидола и инфаркта. Сам Кирилл, например, соблазнил уже третью из жен своего главного редактора. И, дай бог, не последнюю...
- Знаешь, в редакции вчера пошел слушок, что твой husband заперся в кабинете с фляжкой конъяка, - задумчиво проговорил «лучший обозреватель города», - Может он сдает?
- Тогда бы он не стал высылать тебя, - игриво рассмеялась Анна.
Ее стройная ножка неспешно пробежала по голени Кирилла и, скользнув по бедру, уткнулась в мужской живот: - А ведь тебя, наверное, со вчерашнего дня ждет какая-то несчастная бабушка?
Журналист подался вперед, обнял соблазнительницу за талию и притянул к себе:
- Ничего страшного, ждала вчера, подождет и сегодня...
Звонкий заливистый женский смех растекся по большой четырехкомнатной квартире...

3
Лишь на следующий вечер, 18 числа, заказанный «очередной пенсионеркой» журналист, добрался до условленного места встречи - сельца со странным названием Разбойница - трижды никому не нужной Коротеевки не было ни на одной карте, и Кирилла должна была ожидать, как выразился главред: «одна женщина».
К счастью, искать проводницу не пришлось. Плотно укутанная в многочисленные бесформенные одежды фигура понуро стояла возле проржавевшей белой таблички с удивительным именем населенного пункта. Кирилл остановился, призывно махнул незнакомке рукой, и та, к удивлению Скворцова, без особого труда залезла в остановившийся возле нее X-Trail журналиста. Большая синяя сумка с надписью «Почта Росси» плюхнулась на ее колени. «Почтальонша!», ухмыльнулся Кирилл - сперва она показалась едва ли не бабкой - надетое тряпье, изрядно накидывало лишних лет. Хотя, с таким же успехом, как оказалось, могло и скрадывать не слабо... Получалось этакое существо без возраста. Кирилл присмотрелся чуть внимательнее: судя по свободным движениям и отсутствию морщин на бледном лице можно смело отбросить верхнюю возрастную группу, общая же блеклость и какая-то присущая незнакомке вялость указывали на ушедшую молодость. Получалось, где-то за тридцать... Может под сорок...
- Куда поедем, красавица? - весело попытался завязать непринужденный разговор журналист.
- Нужно развернуться... Потом будет поворот... Я покажу.
Скворцова неприятно поразила манера собеседницы будто через силу выталкивать из себя слова. Слипшиеся губы размыкались с видимым нежеланием, звук же исторгался откуда-то из грудной клетки, словно у чревовещателя.
Журналист поежился от пробежавших по спине мурашек. Они тут у себя в глубинке совсем того...
- Кирилл, - последняя попытка развить беседу.
Несколько секунд женщина словно собиралась с силами: - Машка...

Они ехали минут пятнадцать и неразговорчивая спутница указала на еле заметную отворотку, надежно скрытую от случайного взгляда раскинутыми лапами густозеленых елей. Кирилл повернул почти наугад, мало что видя из-за дикой растительности. Была ли там какая-то дорога, или машина ехала прямо сквозь лес сказать оказалось невозможно - никаих следов Скворцов на протяжении всего пути обнаружить так и не смог. Каким-то чутьем почтальонша-проводница вела журналиста к одной ей ведомой цели.
- Ну и забрались, - не сдержался Кирилл, спустя, наверное час, - Когда же, наконец доберемся?
- Здесь, - отозвалась женщина своим потусторонним голосом и для верности указала рукой на недалекий просвет между деревьями, - Коротеевка...
Пара минут, и машина робко выехала на просторную расчищенную поляну со всех сторон плотно окруженную лесом. Скворцов, притормозив, удивленно огляделся по сторонам. В самом центре этого небольшого отвоеванного у леса участка возвышался явно древний бревенчатый дом. Вокруг непритязательного жилища согнувшись пополам методично размахивали лопатами несколько человекоподобных существ. Одеты они были, как впрочем и все в этой глуши, тяжело вздохнул Кирилл, в невообразимую кучу какого-то тряпья. На проезжающую мимо них машину не обратили ни малейшего внимания, являя собой образец трудолюбия.
X-Trail медленно подкатил к самому дому, на крыльцо которого, распахнув тяжелую толстую дверь вышла довольно миловидная женщина в легком, в сравнении с остальными обитателями деревеньки, цветастом сарафане. Шаловливый ветерок будто специально закружился вокруг ее стройного тела, плотно прижимая воздушную ткань, выдав отсутсвие нижнего белья и четко обозначив каждый изгиб изящой фигуры. Уже не девушка, опытным глазом отметил костромской журналист — женщина в самом чувственном возрасте. Упругая, не утратившая девичью форму грудь с торчащими вперед сосочками, плоский, чуть округлый живот, длинные стройные ноги. Может ему показалось, или одежда и впрямь настолько тонка, что позволила увидеть многочисленные курчавые колечки в интимном треугольнике.
- Машка! - обрадованно воскликнула прекрасная незнакомка, будто не было в этой глуши ни чужого внедорожника, ни, собственно, его владельца.
Почтальонша, радостно взвизгнув, опрометью бросилась из машины. От былой отрешенности не осталось следа. Тетка вела себя, неожиданно понял Кирилл, как собака, увидевшая обожаемого хозяина - металась, едва не прыгала вокруг в ответ на нехитрую ласку лесной красавицы. Ей бы еще хвост для полного соответствия образу.
Скворцов медленно, с нарочитой ленцой, покинул машину. Окинув соблазнительницу в сарафане откровенно маслянным оценивающим взглядом представился:
- Кирилл Скворцов, журналист.
Почему-то возник порыв галантно поцеловать ручку, но какая-то необъяснимая развязанность женщины заставила его остановиться.
- Ксения, - игриво стрельнув на мужчину большими черными глазами приняла игру красотка.
За ее спиной покачнулась, слегка мелькнув за плечом, тяжелая коса. Округлое лицо с бездонными очами, аккуратным чуть вздернутым носиком и изящными, созданными для поцелуя, губами притягивало взрывоопасной смесью чистой невинности и пылкой страстности.
- Я из Костромы, - у Скворцова от желания пересохло во рту, - Газета «Костромские ведомости»...
- А, - весело рассмеялась Ксюша, - Вы, значит, к моей бабушке. Она вчера уехала в село к доктору.
- Наверное, если я не дождусь — она расстроится? - сделал притворно-грустную мину журналист.
- Да, - с готовностью отозвалась на неприкрытый намек женщина, - Лучше будет дождаться ее здесь.
Легким изящным взмахом руки красавица отослала прочь понурившуюся в момент расставания почтальоншу и приглашающе указала мужчине на распахнутую дверь своего жилища.
Как истовый кавалер Кирилл, разумеется, пропустил даму вперед, использовав выгодный момент, чтобы насладиться зрелищем откровенно контурированной бесстыдным ветерком аккуратной попки хозяйки. Если бы, исчезая внутри заброшенного в лесной глухомани домика, он, вместо разглядывания женских прелестей, обернулся, то наверняка бы обжогся о полный ненависти, густо замешанной на откровенной ревности, взгляд Машки, который жуткой гримассой исказил ее привычно бесстрастное лицо.

Внутри по-деревенски скудно обставленной избы близкое присутствие соблазнительницы стало просто не выносимо. Может всему виной был особенный букет запахов из большой выложенной дешевыми израсцами тлеющей печи, может быть непривычный городскому жителю дневной полумрак, слегка расбавленный слабым, приглушенный мутностью крошечных окошек, уличным светом, но Скворцов окончательно потерял голову. Вечер, свечи, для характерного набора не хватало только цветов и вина. Журналист жадно глотнул из большой глинянной кружки, заботливо поднесенной гостеприимной хозяйкой. В горле немедленно полыхнуло почище Хиросимы — самогон был крепчайший. Рассмеявшаяся хозяйка забрала посуду у зашедшегося в надсадном кашле мужчины и, непоморщившись, одним ловким движением опрокинула ее содержимое внутрь себя.
Теперь набор был полон. Слегка осоловелым взглядом Кирилл посмотрел на вызывающе улыбающуюся, будто нашкодившая школьница, Ксюшу. Она успела распустить свою косу и ее длинные волосы черным горным потоком рассыпались по плечам. В больших притягательных глазах вспыхнули алые дьявольские угольки.
Вторую кружку журналист, не чинясь, выпил залпом. По всему телу уже ничем не сдерживаемые неслись раскаленные жизненые соки и Скворцов, решительно шагнув к женщине, жадно охватил ее руками, прижав к себе. Сквозь мешающую одежду он почувствовал жар исходящий от ее тела, твердые девичьи соски чувствительно впились в его грудь. Широкие мужские ладони немедля охватили упругие ягодицы хозяйки, оторвали ее от пола. Когда длинные ксюшины ноги сплелись на его пояснице, а сомкнувшиеся, горькие от самогона губы, передали дыхание красавицы, Кирилл окончательно отдался на волю разбушевавшихся страстей.

4
Дьявольски трещала голова. В ушах раздавался дикий хруст черепных костей. Наверное, это шевелились мысли. Поднять налившиеся свинцом веки было настоящим подвигом — неяркий свет резал глаза острейшим скальпелем. Тупые методичные удары рвали мозг. Били не часто, раза три за минуту, зато, казалось, прямо по больной голове.
После нескольких неудачных попыток Кирилл Скворцов смог, наконец, спустить гудящие ноги и принять сидячее положение. С трудом удалось понять — стучат на дворе, но каждый удар доходит многократно усиленным...
Журналист медленно возвращался к реальности. На столе на растоянии вытянутой руки стояла привычная кружка. В ней было лекарство. Единственно верное и надежное. Однако, Кирилл могучим порывом силы воли смог удержать дрожащую ладонь — до заветного самогона оставались считанные сантиметры.
Последние дни мужчина вообще помнил плохо — все слилось в сплошной водоворот из алкоголя, секса и... И все. После жаркого выматывающего совокупления энергии Скворцова хватало только на то, чтобы приложиться к заветной кружке. Затем короткий сон, или даже просто спасительное забытье. Потом глоток самогона под возбуждающий женский хохот и опять... Откуда только силы брались. Он не ел вот уже несколько дней...
Ксению же, как к своему удивлению заметил журналист, алкоголь, очевидно, не брал совершенно. Скворцов был уверен - она пила больше чем он. Гораздо больше — кружка, которая валила его с ног, у женщины пролетала бесследно... По ее голове, со злостью подумал Кирилл, не лупили пудовым молотком.
Все время хозяйка ходила по дому исключительно голой. Ее распущенные длинные волосы светились, создавая таинственно мерцающий волшебный ореол. От женщины за несколько метров во все стороны растекалишь мощнейшие волны животного магнетизма. Устоять молодой человек просто не мог. Стоило уловить сигнал и мир сужался до заветного треугольника, до притягательных кружочков сосков, до призывно раскрытых пунцовых губ.
Кто-то заходил, что-то приносили — молодые люди не прырывались ни на мгновение. Кирилл с ужасом подумал: как он всего этого не замечал? Его рассеяно блуждающей взгляд неожиданно наткнулся на не очень аккуратный прямоугольник цветной газеты на столе. Пришлось встать. Перед журналистом был выпуск его «Костромских ведомостей». На первой странице, сразу под крупным логотипом издания ярко горела дата выпуска — 25 июня! Семь дней! Неделя!
Противно скрипнула дверь - череп журналиста еда не разорвало на две половинки - в комнату ввалился какой-то одетый в рваную фуфайку бугай. Не обращая на голого Кирилла, тупо застывшего возле стола, никакого внимания, незнакомец вывалил возле печи охапку отвратительно-ароматно пахнущих дров. Понадобилось не меньше минуты прежде чем Скворцов смог связать воедино довольно-таки не сложную мысль: стучат топором во дворе — колют дрова.
Мужчина с трудом, опираясь на подворачивающиеся под руку предметы, добрался до небольшого мутного окошка.
Светило яркое дневное солнце, чье веселое настроение никак не гармонировало с отвратительнейшим состоянием духа журналиста, и Кирилл автоматически уставился на давешнего бугая, уже ритмично размахивающего большим ржавым колуном. Управляться со сваленными в беспорядочную кучу дровами ему помогал не менее странный долговязый субъект в, явно видавшей гораздо лучшие годы, потертой кожаной куртке. Журналист хотел выдать очередную колкость в адрес доморощенных деревенских обитателей, но слова удивительным образом не желали связываться в предложения. Оставалось только красноречиво вздохнуть.
Поскольку жить в таком состоянии не представлялось возможным, Кирилл совсем уже было решился не бороться со своим организмом, безошибочно стремящимся к лекарству, и приложится-таки к заветной глиняной кружке. Однако, в тот самый момент, когда он начал поворачиваться, тяжелый колун в очередной раз гулко бухнул по потемневшей колоде, и, прямо на глазах журналиста, вместе с расколотой чушкой в сторону, кувыркаясь в воздухе, полетела отрубленная по запястье кисть долговязого мужика.
Весь хмель довольно быстро смыло гигантской волной адреналина — в течении нескольких минут, нечего не замечающие работники, словно автоматы, продолжали начатое дело. У долговязого из обрубка, сквозь лоскуты рванной кожи, торчали огрызки белых костей, но он, хоть и несколько неуклюже, по прежнему подавал напарнику и бесстрашно удерживал во время рубки все новые поленья. Тело Кирилла покрылось липким холодным потом — мужик просто не замечал утраченной конечности .
Не отдавая отчета в своих действиях, журналист со всех сил рванул к спасительной двери, а оказавшись снаружи — припустил прочь от дома. Впрочем, работающие на пашни силуэты никак не прореагировали на пробежавшего мимо голого мужчину...
Приступ паники прошел только возле леса. Скворцов, борясь с болезненной отдышкой, прижался к старому толстому стволу узловатого тополя — ему было стыдно перед самим собой за эту минутную слабость. Однако вернуться он не мог. Ноги просто-напросто отказывались нести в сторону поляны.
В отчаянии журналист обернулся, пытаясь отыскать в зеленом буреломе какой-нибудь намек на выход. Показалось ему, или нет, но где-то между ветками мелькнула синяя сумка «Почта России». Схватившись за эту призрачную нить Ариадны, Кирилл Скворцов помчался в направлении, указанным ему синим спасительным маячком.

Адреналин быстро истощался, и вскоре Кирилл весьма чувствительно замерз. Но его вел подспудный нерациональный страх и он даже не замечал чувствительно царапающиеся ветви деревьев и постоянно впивающиеся в подошвы, торчащие из травы сучки и иглы. На его удачу, мерно шагаюшая почтальонша ни разу не обернулась; да и вообще, казалось, шла как робот, ничего не замечая вокруг. Так что, вскоре Скворцов перестал прятаться за деревьями, и даже почти нагнал тетку. Удивительно — как она не слышала его неосторожных движений за своей спиной?
Наверное, правильнее было бы удрать на машине, запоздало проклинал себя журналист, но чего уж теперь. Возвратиться обратно на чертову поляну, это он понимал вполне четко, Кирилл бы просто не смог. Удерживал не разум — логика с готовностью могла бы подсказать не один десяток вполне материальных, не выносящих мозг, вариантов: от банальных алкогольных галлюцинаций, до, например, открепившегося протеза руки. Что-то находящееся гораздо глубже - не на подкорке, а там в самом низу, полуживотное, самый примитивный инстинкт - упорно гнало прочь. Нечто, чему нельзя, невозможно сопротивляться.

В привычные звуки леса внезапно вмешалось характерное тарахтение мотора и Скворцов отчаянно рванул вперед, едва не оттолкнув оказавшуюся на его пути Машку. Впрочем, женщина не заметила и этого, а Кирилл, безжалостно продираясь сквозь густое переплетие ветвей зарослей кустарника, уже видел неширокую грязно-песочную грунтовую дорогу по которой неторопливо пылил милицейский «козлик».

5
Из узкого чулана, который в сельском отделении милиции исполнял роль и изолятора временного содержания, и вытрезвителя, и бог знает чего еще одновременно, Кирилла Скворцова выпустили лишь поздней ночью на 26 июня. Ни телефона, ни документов, ни даже одежды у молодого человека не было, а на слово поверить в известного костромского журналиста бегающего нагишом по лесу и источающего на несколько метров вокруг сильнейший аромат спиртного грустный молоденький лейтенант не захотел.
В течение первой пары часов, проведенных в импровизированной камере, Скворцов бушевал и возмущался, грозясь разнести все неуютное заведение и лично расстрелять недогадливого сотрудника милиции. Затем некоторое время, тихо бурча себе под нос, строил планы жестокой неминуемой мести, как только представиться возможность добраться до телефона. И лишь далеко за полночь утомленно забылся не дающим отдохновения беспокойным сном.
впрочем, когда вскоре скучающий лейтенант грубо растолкал свернувшегося на жестких нарах Кирилла, он был даже благодарен милиционеру за спасительную чашку крепкого горячего чая.
К темному вареву сомнительного происхождения служитель правопорядка предложил помятые несвежие пирожки с прогорклой капустой внутри, но журналист спустя уже полчаса ощущал себя на десятом небе — с таким аппетитом он не ел, наверное, никогда.
Лейтенант по какой-то одному ему ведомой причине решил, что его служба на сегодня окончена и позвролил себе расслабиться — вместо чая молодой человек употребил стакан безымянной водки. В ходе дальнейшего спутанного разговора служитель правопорядка попытался поведать оттаявшему душой и телом задержанному о сложной схеме, позволяющей представителю закона достойно существовать в пределах тесного, зачастую поголовно родственного деревенского общества.
Сам Кирилл не то что пить — видеть спиртного не мог, потому милиционер довольно-таки быстро захмелел в одиночку и начал нести уж совсем несусветное:
- Я, б..., когда увидел тебя с этой, е..., Машкой, чес-с, б..., слово, чуть не драпанул, нах....
- Что так? - осторожно поинтересовался журналист.
- Так она ж, с..., ведьма. Ты чо ж? - искренне удивился неосведомленности невольного гостя лейтенант. Впрочем, спустя несколько секунд он громко икнул и сам поравил себя: - Не, б..., не она. Хозяйка ее. Вот уж, б..., ведьма точно.
- Какая хозяйка? - подтолкнул засмотревшегося на ближайшую стену милиционера журналист.
- Ясен х.., какая - Ксюха, б..., кто ж еще!
- Эта та, что из Коротеевки? - с опаской уточнил Кирилл.
- Да нету, е..., никакой Коротеевки, - пьяно расхохотался собеседнику в лицо лейтенант, - Нету, б...!
- Как нету, - воскликнул Скворцов, - там вон с дороги свернуть если... - он неопределено махнул рукой.
- Нету! - продолжал настаивать вскочивший от перевозбуждения на нетвердые ноги милиционер, - У меня, с..., есть карта района. Нету, б..., на ней твоей е... Коротеевки!
- Нету, нету, - умиротворяюще быстро уступил журналист, не желая вступать в бессмысленный диспут с нетрезвым представителем власти, - А Машка-то причем здесь.
Переключение темы сработало без осечки — лейтенант шумно рухнул обратно на стул и удивленно захлопал искренне удивленными глазами: - Так это же, б..., ведьма она вот что.
Поняв, что круг замкнулся, Кирилл решил зайти с другого края:
- А давно ты ее знаешь-то?
- Ксюху? - расхохотался наивности гостя участковый, - Да, б..., всю жизнь.
Он вновь наполнил свой стакан и немедля опрокинул его одним махом:
- А-то, е..., как же? У нас к ней все бабы, почитай, хаживали... И мать моя... И бабка...
- Травами, что ли лечит? - подсказал лейтенанту журналист, отчаянно пытаясь нащупать тонкую нить логики в запутанных сетях пьяного бреда собеседника, - Или заговорами?
- Не знаю, нах..., - резко отмахнулся участковый, - Это их, с..., бабское дело. Мужикам, б..., в него лезть не след.
Он обреченно посмотрел на опустевшую бутыль:
- Знаю, что, с..., если бы не она, матка моя померла бы меня не родив...
- Как же, - не понял Скворцов, прикунув, что служитель правопорядка не намного моложе лесной хозяйки, - Она же тогда совсем еще маленькой была?
Милиционер попытался было встать, но после двух неудачных попыток неуклюже развалился на лавке:
- Маленькой, б..., большой — один х..., бабка моя больна была сильно, и, с..., понимаешь, не могла разродиться. Все, помирала уже. Вот так, б..., еле живую и оттащили ее к Ксюхе. А та, с..., …
Окончательно запутавшийся в рассказе лейтенанта журналист неосмотрительно промолчал, позволив изрядно пьяному собеседнику бесповоротно соскользнуть в объятия глубокого беспокойного сна.

Кирилл на стал будить представителя власти. Он потянулся к старому поцарапанному телефонному апарату на столе, надеясь, что не смотря на глубокую ночь, Анна ответит. Ему требовалось, настоятельно требовалось подтвердить свою связь с настоящим. Трубка живо отозвалась бодрым гудком и журналист уже прикоснулся к, ставшему сегодня непривычным, трескучему круглому диску...
- Ты спрашивал про Машку! - внезапно прогремел за его плечом чудовищный потусторонний голос, - Я расскажу тебе!
Скворцов мгновенно развернулся, его побелевшие от напряжения пальцы, будто в спасательный круг, вцепились в холодную пластмасу телефонной трубки... В дверном проеме стояла Ксения. Абсолютно нагая с развевающимися, создающими впечатление чудовищных черных крыльев, волосами. Живая, привычная, и неживая, бледная как смерть, одновременно. Глаза ее, устремленные на оцепеневшего в ужасе Кирилла, светились ярко алым, кровавым, огнем.
Из-за слегка приоткрывшихся тонких напряженных губ вырвался чудовищный вопль:
- Она такая же, как и ты! Приехала из Москвы год назад! Писала про меня в свою газету! Надменная! Презирающая всех и вся! Плюющая и на Бога и на Дьявола! Не верящая!
Каждое слово, подобно гвоздю врывалось в черепную коробку журналиста, круша встающие на пути препоны. Он понял, что именно сейчас видит истинное лицо своей лесной любовницы. Не прекрасная девушка, не уродливая старуха — самка, паучиха, безжалостно пожирающая, выполнившую ее волю жертву - ей не было определения в мире людей...
- Я вдоволь наигралась с ней! Я подняла ее ввысь! Я уронила ее вниз! Я видела ее радость! Я видела ее ужас! Я использовала ее жизнь! Я использовала ее смерть!
Она жестоко и презрительно расхохоталась в лицо онемевшему от ужаса Скворцову. Ему казалось, что ведьма заполнила собою весь мир вокруг - ее пылающие глаза, хищный оскал рта, извивающиеся змеи-волосы. Тяжелый, как каменная плита, леденящий кровь голос звучал уже внутри его, трещащей по всем швам, головы. Кирилл понял, что орет. Орет, надрывая связки. Орет от страха, боли и отчаяния. Орет, и не слышит своего крика. Только дьявольский, парализующий душу, хохот нелюдя.
В тот миг, когда обжигающе холодные когти, предвкушая победу, уже сомкнулись на отчаянно трепещущем сердце человека, когда сама жизнь его повисла на наитончайшей из ниточек, несчастный, повинуясь последнему всплеску угасающего сознания, отчаянно метнулся вперед. Его не вели ни разум, ни инстинкт — само тело боялось смерти и искало спасения. Он наткнулся на стул, перевернулся через стол, наступил на недовольно сопевшего во сне участкового, и, наконец, под пронзительный звон разбитого стекла выпал на улицу через окно. Снаружи царила аболютная, гробовая, тишина, но, не замечая ее, окровавленное, иссеченнон острыми гранями осколков, тело поднялось и, тяжело переваливаясь, помчалось не разбирая дороги, словно его подгонял ужасающий невидимый бич.

6
Резкий толчок перебросил журналиста в иную реальность. Он словно глядел на себя со стороны, медленно покачивающегося на продавленном заднем сиденье старой многое повидавшей «Волги». Спереди сидели двое - словно в тумане он мог различить их расплывчатые силуэты. Бесконечная серая лента асфальта причудливо извивалась между группами вечнозеленых елей, исчезая в сплошной стене леса. Редкие встречные автомобили пролетали мимо подобно метеорам.
Сильный толчок — и вот Скворцов вернулся в ту чащу, что возле растреклятой Коротеевки. Он вновь бежит, за ним по пятам мчится завывающая, радостно улюлюкающая Машка, а сверху, с ветки на ветку легко, словно белка, перепрыгивает обнаженная Ксения. Ее бледные, тонкие как нить, губы растягиваются в завлекающей многообещающей улыбке, но уже видны длинные острые, будто иглы, клыки с которых капают вниз вязкие капли слюны.
Толчок — старая «Волга» торопиться, мчит по трассе.
Еще толчок — прекрастное лицо ведьмы настолько близко, что можно коснуться пальцами, но насмерть перпуганный Кирилл помнит о леденящих кровь клыках...

Минуты сложились в часы, часы в дни, дни в недели. Журналисту показалось — прошло полгода: сознание, память, чувства медленно возвращались в истерзанное тело...

7
На дешевом цветастом календаре на двери в туалет красный квадратик выделял дату — 4 июля 2010 года. «День независимости» в Штатах.
Кирилл Скворцов, сгорбившись, сидел за грязным столиком в небольшом кафе возле трассы. Кружка обжигающе горячего чая грела его ледяные ладони:
- Все равно, ничего не могу понять... Вы говорите что-то нереальное...
Напротив него замерли двое. Муж с женой - Марк Рудольфович и Галина Семеновна Нелоповы. Обоим нет и шестидесяти. Обоих сломило общее горе.
- Вы безусловно ошибаетесь, молодой человек, все до мерзости абсолютно реально.
Скворцов, отказываясь принимать сказанное, покачал головой.
- Не надо отрицать очевидное — так мы никуда не продвинемся, - вкрадчиво уговаривал костромского журналиста Марк Рудольфович, - Впрочем, видимо, слишком велик объем информации. Я постораюсь повторить все более порционно.
Итак: существует легенда, что когда-то, во времена татар, в костромских лесах существовал монастырь, который разграбила банда разбойников. Господь, утверждается, покарал святотатцев и не дал им выйти из леса. Помыкавшись, заблудившиеся бандиты осели посреди леса, построили дома, завели хозяйство. Честным труом, в общем, искупили свой грех.
Это понятно?
Журналист кивнул и отпил горячего невкусного чаю.
- Только их главарьша-ведьма, говорится в той же легенде, не смирилась, не раскаялась, не зажила праведно, и потому навеки вечные осталась прикована к пленившему ее лесу.
Просто - народная сказка. Да? Ясно?
Женщина тихонько всхлипнула, Кирилл снова кивнул.
- Хорошо. А теперь еще одна история, уже про наше время: дошли до столицы слухи о живущей в Костромской области бабке, что владеет чарами, наговорами. Лечит, приваживает, снимает сглаз. Вроде колдуньи той сильнее нигде нет.
Марк Рудольфович дождался очередного кивка журналиста:
- Узнав две этих истории, главред одной московской газеты подумал, что они связаны и отправил в Кострому молодую журналистку с заданием вернуться с готовым материалом.
Та приехала, опросила местных жителей, вышла на бабку... и пропала.
- Ваша дочь, - мрачно проговорил Скворцов.
- Да, - согласился мужчина, - наша с Галиной дочь.
Милиция отказывалась принять заявление и мы сами поехали в Кострому. По приезду узнали, что наша Настя устроилась работать в почтовое отделение в какой-то деревне. Помчались к ней... А нас встретил неживая бездушная кукла, лишь отдаленно напоминающая нашу девочку...
- Машка... - констатировал Кирилл.
- Ее зовут Настя, - всхлипнула женщина, - Звали...
- Теперь уже «Машка», - опустил голову Марк Рудольфович, - Это... существо... в мертвом теле дочери...
В доме, где Настя ночевала в последний раз мы нашли некоторые ее вещи, в том числе записи, наброски по готовящемуся материалу... Вы понимаете, о чем я, молодой человек? Вы тоже журналист, должны понять.
Скворцов кивнул.
- Настенька писала, что местные рассказывали ей, как ведьма иногда забирает себе понравившегося или провинившегося перед ней человека и тот уже не возвращается, - крупные слезы побежали по морщинистым щекам женщины, - Именно это произошло и с ней...
- Это может прозвучать, как бред, - приобнял расплакавшуюся супругу Марк Рудольфович, - Но вы, молодой человек, все видели своими глазами — не даром - ведьма выбрала именно вас.
Вы должны были это почувствовать в ту ночь, когда мы вас нашли.
Скворцов молчал. Не то, чтобы он не искал объяснения произошедшему с ним, но вот так разом поверить в магию, колдовство и зомби...
- Мы сразу все поняли, едва увидели вас голого израненного, перепуганного до полусмерти. Вас могло спасти только одно — ведь колдунья привязана к своему лесу — чем дальше от него, тем безопаснее.
Мужчина вплонтую приблизил лицо к расширенным глазам журналиста:
- Запомните, никогда не возвращайтесь назад, не пишите, не звоните никому из тех, кто знал вас раньше. Никому не ведома истинная сила ведьмы. Она ведь будет искать именно вас...

8
Кирилл Скворцов лежал на неширокой жесткой кровати в дешевой гостинице на окраине Чебоксар. За окном густо чадили в синее небо грузовики, от рева их двигателей звенели хрупкие стекла. Журналист тупо смотрел на засиженный мухами блеклый потолок. На нем была чужая одежда, чужая обувь. Он расплатился чужими деньгами.
Нелоповы довезли его до Чувашии, дали несколько тысячных купюр. С тем немногим, что осталось предстояло начать новую жизнь.
Если честно, Кирилл не представлял, чем ему заняться. Раньше, в той веселой журналисткой обертке казалось: все пути открыты. Хочешь сюда, хочешь туда. Выгонят из газеты — не пропадет! С его умом, хваткой и талантом... Сейчас же он неожидано понял, что ничего кроме своей привычной работы не желает, что здание, которое он с таким трудом воздвигал несколько мучительно долгих лет, рухнуло и ему уже не подняться из обломков.
А может, подумалось, все это бред. Ведьма, колдовство, зомби-почтальонша? С чего он вообще поверил этим полоумным старикам. Может... может...
Резко затрещал небольшой старый телефон на прикроватной тумбочке. Скворцов резко вскочил. Протянутая рефлекторно рука замерла в нескольких сантиметрах от трубки. Его же предупреждали!
А может это из редакции! Узнали, где он. Спешат спасти из этого ада.
Или все же Нелоповы не зря протащили его через полстраны? Ведь была же та ночь в милицейском отделении...
Телефон продолжал призывно надрываться.
Так же рвалась на половинки душа Кирилла. Надежда и Отчаяние. Страх и Уверенность. Спасение или Смерть.
Спустя тридцать две секунды он не выдержал и поднял трубку.