По ту сторону цивилизации 7

   Чертовы силы.

  Ворон каркал на дубу, предвещая вещи зловещие. Бардуго  поежился, не то что он был суеверен, но чувствителен к опасности. Потому и жив по сию пор. А теперь и умереть не стыдно, бандит живет в среднем лет тридцать пять, а ему уже под пяитьдесят.   Всенародно безродный потомственный разбойник, а по-итальянски мафиози. Он даже  школы не кончал. Но опыт имел  иным за три жизни  не собрать. Раньше дубы здесь и близко не росли. Сосны да лиственницы , ну березы да осины., кедры где подальше от людей, черемуха с бояркою не в счет, мелковаты . Все изменилось с тех пор, когда тут за дело взялся Кучерский с компанией злобно не платящий ничего и никому. Захватить его надо в расклюй, т о есть начать клевать сразу со васенх сторон.
  Увы Бардуге в это время и сам Кучерский думал о нашествии мафиози. Впрочем пока совсем не конструктивно.
 Вот для чего приходят в прекрасный мир хряки типа Бардуго.
 Может быть  для…
Для полного разнообразия, а может быть и для равновесия мира , или вовсе для развлечения Творца мира рождаются не только бледнолицые гении вроде Мисаила Стоматолога . Как он там в глубинах по ту сторону цивилизации? О нем думать приятнее, но лезли в голову оперативные сведения о главной опасности.
  Широколицый краснорожий Игнатий Бардуго накрытый как хата соломой волос своих родился вором и бандитом. Его отцу Пантелеймону как всякому приличному вору в законе семьи иметь не полагалось, как, впрочем, и ссыльному деду Парфену.  Так что Игнатий ни отца, ни деда своего не знал, а потому вынужден был  жить по закону кулака и ножа. А чем ещё может одинокий ребенок  защищать себя сам? Детским садом ему служил скотский двор, где мать его обихаживала скотину, а школу он проходил в детском доме и в армии.
 Так уж вышло, что все события его детства произошли в Иркутской области, зачастую рядом с местами ссылки декабристов. Поэтому постоянным прикрытием его нелегальной деятельности служила байка, что он потомок декабристов и деньги его неумеренные  – наследство беглой прабабушки княгини. Соответствующие органы верили ему далеко не бесплатно,  но это ж всем так. Конечно, это все временно. Не сегодня завтра Татарстан и Башкирия отойдут в свои стороны, а за ними Якутия туда же. И окажется между Русью и Сибирью непроходимая стена инородцев. Вот такая нынче быль.
 А былина завлекшая его в это опасное муроприятие начиналась так.

Сибирская весна трагического года, оказалась горячей под стать событиям.  Снег ушел рано и трава вышла погулять по полям и даже по лесным полянкам  Иркутской области прямо в честь майского праздника.  СССР доживал последние дни, но простой человек об этом и не догадывался, хотя плохо уже становилось многим. Окраины Союза уже не первый год чувствовали слабину русских и тихо хамели. Особенно торопились в этом направлении азиатские республики.
    Но это все почти пустяки.
 Под колеса истории попали  первыми соль земли, истинные творцы будущих возможностей России, то есть ученые. Как будет сказано в отчетах:
 За 1989—1991 гг. годовой объем расходов на науку сократился с 43,6 млрд. руб. (всего в СССР) до 25,8 млрд. руб. (Россия), или на 68,9% без учета изменения цен за этот период.  А с учетом так ещё хуже. Рубль то резко подешевел.

 Кто-то должен был пострадать. Пострадавший Семен Кучерский невесело думал об этом, двигаясь из  обманувшего надежды Иркутска в своё село Хорхорск. Не то плохо, что в село, а не в столицу. Места любимые,  красивые, здоровые… но печальные. Лида сюда не вернётся.
 При этой  мысли сердце Семена охнуло и закатилось за гору страданий. Спасать его пришлось логикой. Это как всегда в его не долгой но бурной жизни.
Логика одетая в профессорскую мантию задала вопрос в лоб.
 Что делать экономисту там, где нет никакой экономики?
 Эмоции прыгая обезьянками по  бегущим навстречу деревьям кривляясь кричали
  «Здесь вернулись к временам натуральных хозяйств, а в те  и такие времена разве были экономисты?» «Экономисты натуралитики в мире, где все паралитики».
  Тут из мистических глубин выскочили заморочки.
 «А может и не стоит стараться и бессмысленно огорчаться. На нас движется гигантская планета Набиру».
«Шарахнет, так все погибнем, ну или почти все».

Эти мистические глубины  подсунул друг.
Друг Семен Берман подсунул это чтиво на английском языке. Чего ради?
 Ради самого языка. Мало ли куда придется уехать.
Берман до конца колебал весы решения. Америка, нет Израиль, нет Америка.
  Если б Семен Кучерский согласился уехать, то вместе они б поехали в Америку, а Кучерский отказался.  Упрямый партриот России.
 И укатил Берман  в Израиль. Там девушки красившее и  покладистей. Говорят.
  От   мыслей о друге Кучерский перешел к мыслям об авторе.
 «Скорее всего Ситчин врет, простите, красиво сочиняет. Не может быть жизни на планете улетающей так далеко от солнца прямо в космический холод. Впрочем, там может быть что-то вроде Плутонии Обручева. Полость вокруг раскаленного ядра.  А золотом они что, щели в этой полости замазывали, чтобы свою  внутреннюю атмосферу спасти?  Чушь наверное.
 Слегка монголоидное лицо Кучерского искривилось самоиронией
   Развлекать себя этими размышлениями, конечно приятнее, чем думать о своём безрадостном деревенском будущем. Ну да, с коровами  он хорошо знаком. Дом отца ветеринара  стоит далеко от села,  зато рядом с коровником. Лучший дом во всей округе.
 А в Иркутске жить в сущности негде и зарабатывать негде.  Потому и двигался он к дому родному. Просторный дом не двушка на  всех.  А коровы? Корявый выход, но не безнадежный.
 Семен неожиданно для себя улыбнулся и тряхнул прямыми черными джунглями на его голове. Волосы скатились на карие его глаза. Он смахнул их мощной дланью не забывшей крестьянский труд. Жаживал ухаживал. Телят то он точно любил.
 В детстве очень забавно было бодаться с новорожденными телятами упрямого мужского пола. На телочку сам замахнешься, она бегом от тебя, а на бычка, так бодаться полезет.
   Да был там летом детский рай. Но   детство прошло, Лида укатила в Москву и что теперь?
 Мысли опять посерели как вечереющее облачное небо
Зимой жизнь вокруг будет ходить в трауре серая, тоскливая.
 Раньше все не так было. Рядом с Лидой, зима сверкала, лыжня к себе тянула, и следы заячьи волновали не только пса  Тусона.
 Вот уже Тусон сдох от старости, а потомство его нахально и глуповато. Надо не надо лаять заливаются. Тусон чужака за штанину хватал, а эти кусают за ногу и плати потом дикий штраф.  Впрочем, какие теперь чужаки, свои  разбегаются и не рождаются. И он разбежится, если конечно денежное место для разбега наберется. Или чудо свершится и всё переменится. Ну как же может жить великая страна без своей науки.
  Дальше снова мысли укатили в темные дали прошлого , где, как сказано, была планета и ...

   Развлекать себя этими размышлениями, конечно приятнее, чем думать о своём безрадостном деревенском будущем. Ну да, с коровами  он хорошо знаком. Дом отца ветеринара  стоит далеко от села,  зато рядом с коровником. Лучший дом во всей округе.
 А в Иркутске жить в сущности негде и зарабатывать негде.  Потому и двигался он к дому родному. Просторный дом не двушка на  всех.  А коровы? Корявый выход но не безнадежный.
 Семен неожиданно для себя улыбнулся. Телят то он точно любил.
 В детстве очень забавно было бодаться с новорожденными телятами упрямого мужского пола. На телочку сам замахнешься, она бегом от тебя, а на бычка, так бодаться полезет.
   Да был там летом детский рай. Но   детство прошло, Лида укатила в Москву и что теперь? Зимой жизнь вокруг будет ходить в трауре серая, тоскливая. Раньше все не так было. Рядом с Лидой, зима сверкала, лыжня к себе тянула, и следы заячьи волновали не только пса  Тусона.
 Вот уже Тусон сдох от старости, а потомство его нахально и глуповато. Надо не надо лаять заливаются. Тусон чужака за штанину хватал, а эти кусают за ногу и плати потом дикий штраф.  Впрочем, какие теперь чужаки, свои  разбегаются и не рождаются. И он разбежится, если конечно денежное место для разбега наберется. Или чудо свершится и всё переменится. Ну как же может жить великая страна без своей науки. Дальше снова мысли укатили в темные дали прошлого , где, как сказано, была планета и ...

  Автобус тем временем миновал Александровский централ,  из которого когда-то в деревенский быт вышли их с другом предки.

     Два Семена потомственные сибиряки, их прапрадеды были сосланы в Сибирь ещё  в девятнадцатом веке. Предки несколько поколений женились на забайкальских казачках. Некоторые казачки при этом  были ещё и еврейками. Об этом  даже историки осмелились написать , к примеру историк В. Грибовский: «Во времена Новой Запорожской Сечи (1734-1775 гг.) стали частыми случаи, когда этнические евреи становились казаками». 
  Маленький ньюанс они обязаны были креститься. Так к примеру с тали православными и Шафаревичи предки не безызвестного антисемита академика Шафаревича.  Но  в Сибири личным указом и императрицы Екатерины Великой  дозволялось этническим евреем быть казаками иудейского вероисповедания,  то есть дозволялось  открыто молиться в синагогах  и служить в Жидовском казачьем полку.  Евреи вполне неправославные казацкой службы нанюхались сотни лет. Еврейский казачий полк что  от Екатерины Великой остался  только после революции распался, частью умотав в Китай. Прадед Саньки Бермана в Китай не захотел. Чего уж там, если Даже дворянин Кучерский предпочел окрестьяниится, да все же дома остаться.
 Так что род Берманов остался еврейским, а род Кучерских стал немного дворянским.  Оба неплохо выжили, потому что  народ в Сибири чище и честнее, а простор не мерян и никто никому не завидует. Ни один вельможа тут землей  не владел, поместий не заводил и холуев не растил.  И зависть крестьянская сюда не прикатила из старой крепостной сельской общины. Там на всех земли не хватало. А здесь земли! Знай, паши и радуйся жизни. Опять же охота знатная грибная да ягодная и соболь случается в капкан попадет. И лес руби без спроса сколько надо на дрова и на избу.   Те давнишние Кучерский и Берман как вышли из Александровского централа так тут же неподалёку и поселились. Так и пошло, росли стройные красавцы Кучерские и медведеобразные  Берманы. Куда денешься? Бер это ж медведь, что по-немецки, что на идиш. Отсюда и слово БЕРлога  – логово Бера.
  Но время сибирское шло и роднило.


Рецензии