Круиз 18. Всё не так, как надо

               18.
       Все не так, как надо

Приближаемся к берегам. Болтать стало слабее. Сусанин пришел ко мне, говорит:
-Волна тормозит меньше. А мы ход еще сбросили.
К мастеру бегу. Он тоже немного оклемался. Вопрошаю:
-Чего так? Давай быстрее к берегу. Там постоим. Захода подождем, горючку сэкономим.
Юлит, выскальзывает:
-Да нет, ведь не очень-то так и получиться может. Нам стоять не с руки. Если не двигаться, то опреснитель не работает почти.
Вот. Не бронхит, так золотуха. Так не бывало ни на одном кораблике. И я не первый год замужем, понимаю, что дед мне попался, как Каменеву Лериану «помпа». Одного поля ягоды.
И не совсем прав Мишаня, не совсем. Ведь мы ж ихним полотенцем ноги не вытираем. А они? И не только ноги.
Пришла р/д из Мананильо. Нас ждут. Мы им уже как родные. С ацтеками мы, подозреваю, полотенца друг  другу не пачкаем. Наверное, я не прав. Крыша у меня ведь тоже не из оцинкованного железа. К концу рейса и потечь может.
И от Полещукова пришла р/д. Лещ там наш сейчас начальничком партии стал. Должен бы о нас заботиться. А мы с Мишаней этого не чувствуем вовсе. Его просили «дожать» хозяев танкера, «Южморгео», а он нам мозги пудрит о досрочном выполнении плана и рейса. И Лещ к нам некачественно относится. Жевательной резинки не дождется.
Воды не хватает, а гирокомпасную, где гравиметры расположены, - залило. В чем дело – никто не знает.
Рано утром зашли в порт. Власти прибежали молниеносно. Сели у меня в каюте. Под пыткой не мог бы сказать: те же, что в прошлый заход, или другие. Ритуал, естественно, знают. Процедура без изменений. Хороши ребята тем, что без всяких комплексов официальных. И без обидчивости. Я заснул в процессе общения прямо в кресле. Проснулся – они так же сидят, галдят. Плюнул на этикет. Объяснил знаками, что иду гулять. Улыбаясь и смеясь ушли.
Пошли на берег. Надоело все настолько, что не покупал даже пиво. Но пил. Кто-то из друзей, значит, активнее реагирует на окружающую действительность.
После увольнения узнал, что масло взяли. Дед – благодарил. Праздновали католическую пасху. Вместе с властями и портовыми агентами. Тошно.
Проснулся очень рано. Не мог долго понять, утро или вечер. Оказалось полшестого утра. Вышел к трапу. Гляжу, идут по причалу, явно к нам, двое. Один, без сомнения, наш, другой мексиканец. Явно со страшного бодуна. Так и оказалось. Наш советский мне хрипло, на одной силе воли говорит:
-Здрасьте. Я – Сучков. Предупреждали?
Молчу. Вспомнить ничего не могу. Поглядел на вахтенного. Тот спит стоя.
Гость, сделав определенное усилие, пояснил:
-Я из Инморфлота. Из Мехико.
Помолчал. Добавил:
-Вчера.
Я, как мне показалось, радушно, пригласил Сучкова:
-Конечно. Мы из Ленинграда. Пойдемте ко мне.
Сучков оказался мужиком на все сто. Процентов, не граммов. А «полечиться» ему было нужно. Очень грамотно это было содеяно и осторожно.
В Мансанильо он «оттягивался», как косвенно понял, сутки. Пасха католиков подоспела ему весьма удачно. Мужик он был не старый, подтянутый, закаленный.
Что за мексиканец с ним, я так не узнал. Да не очень-то было и нужно. Он не проронил за все время пребывания у меня ни слова. Сучков, по ходу дела, помылся, побрился. Пояснил мне:
-Я не к вам. Но доложу, что вы в полном порядке. Мастер у тебя старая перечница? Знаю. Я на наш лайнер. Сейчас подойдет. «Максим Горький». У меня там дела. Он рядом встанет. Сосну у тебя пока. Толкнешь через часок, как ошвартуется.
Лег на диванчик и сразу захрапел. Мексиканец давно спал в кресле.
Дед ко мне скребся. Вышел к нему. Теперь варить что-то надо на двигателе. Ну, нашли золотую рыбку.
И тут я подумал, что Мишаня, сдается, где-то прав. Не в отношении деда с кэпом. А вот Сучков! Хотелось думать, что похож на нас.
Гость наш «восстановился» очень быстро. Чувствовалась за плечами школа. И не по учебникам.
Я еще раз выкатил на стол все, что имел. Сучок выпил лишь уйму кофе. Мексиканец ходил только в туалет. Пугал унитаз.
-Не дрейфь, начальник, - успокоил меня высокий чиновник из Мехико, выслушав все мои стенания.
-Топливо бери, где хочешь и сколько хочешь. Экономь по возможности. Надо ж вас пугать, чтоб были бережливее. Приходи на наш «Максим». Через часок после меня. К мастеру, скажешь вахте у трапа.
Волшебник Сучков все сделал, как надо. Провели меня по огромному белоснежному лайнеру в каюту капитана. Не в каюту, а в «огромадные» апартаменты. Там и Сучок и молчаливый мексиканец (может и не мексиканец, нам это не важно, больше с ним не виделись). Мастер свистнул кого-то из своих механиков. Сучок мне запросто так:
-Сейчас тебе «Пешков»  поможет. На, шлепни, не тушуйся.
Шлепнул. Добрые полстакана неведомого пойла. Кажется, виски. Не ощутил. Но повело сразу же.
Капитан, очень импозантный, пророкотал:
-Отчаянные ребята. На такой скорлупке. Я б не подписался.
Это он мне польстил. Очень приятно стало. Пришел механик. Мастер ему коротко:
-Возьми сварщика. Сделай чего надо. Вот начальник отведет. Они у нас по корме стоят. Чуть не раздавил Вас, швартовавшись.
Последнее уже мне.
А мне уже на все было наплевать. Так хорошо, радостно было – трудно еще припомнить. Можно, но долго в памяти надо копаться.
Сошел я с «Максима Горького». Ждал у трапа механика и сварщика. Внутри настолько все пело и плясало, что стал в наглую без предисловий приставать к стоящей на трапе роскошной блондинке в морской униформе. Из обслуги лайнера. Без удержу стал «лить ей пули» в уши, о нас, о нашем пароходике, какие мы смелые, чтоб сейчас же шла ко мне в гости, на экскурсию, чтоб не боялась, мы не утонули, и она не утонет, я там один самый большой начальник, женщин не видел шесть месяцев, а такой как она и вообще никогда.
А трап у круизного лайнера, где я к ней «причалил», и не трап был, а грузовая аппарель. Там много народу стояло. Не только блондинка глаза выпучила, но и остальные морячки рты разинули. Но ржать никто не посмел. На таких посудинах выучка – будьте-нате.
Механик со сварщиком оттащили меня от женщины-мечты.
Они сделали все в лучшем виде. Наш дед больше в рейсе меня не «доставал». Мы с Мишаней над ним даже глумиться не стали.
Поздно вечером я ведь пошел опять к «Пешкову». К лайнеру. Ходил, как мне помнится, долго. В надежде встретить блондинку. Не довелось.
На нашем кораблике в каюте деда угощались сварщики. Пожилой мне посочувствовал. Блондинку они знали. Я забыл кем она была. Запомнить мне было нечем. Мозги уже совсем расплавились.
Мишаня мне посочувствовал. Но резонно заметил, что и так крупно повезло. А так вышел бы сильный перебор. Потом аукнулось бы непременно. Утром мы ушли.
С тех пор слово «сучок» навевает мне грустные и приятные воспоминания. В первую очередь. А раньше, сталкиваясь с этим словом, во рту ощущался вкус паршивой самопальной водки. Удивительно, как может все в мировосприятии быстро измениться. И к блондинкам я стал относиться терпимее. Хотя больше они на меня так ослепительно в жизни не действовали.