Глава 16 романа Оглянись на Лилит Вл. Лазаря

/ с разрешения автора/

    Феликс просигналил: два коротких — длинный.
    Небритый верзила, одетый в черный блестящий дождевик, лениво раскрыл ворота.
    В конце аллеи виднелся двухэтажный, увитый хмелем, особняк. Первый этаж был ярко освещен, окна второго — в полутьме. Перед каменной террасой стояло несколько машин. Феликс вырулил на площадку и припарковался за внушительным «чероки».
    Из глубины дома доносилась музыка, слышались мужские голоса. Прикрываясь зонтами (дождь лил как из ведра), девушки взбежали на террасу. Оказавшись в холле, уставленном цветами и фикусами в кадках и более похожем на оранжерею, Рита и Люция уверенно свернули в боковую комнату. Жанна с Майкой были здесь впервые и держались чуть поодаль.
Девушки стали приводить себя в порядок.
    Жанна страшно волновалась. Какое может быть веселье, когда чувствуешь себя овцой, что против воли тянут на заклание? У нее был испуганный, обреченный вид. Подкрашивая губы, она дважды роняла тюбик.
    Рита была спокойна. Примеряла туфли на высоких  каблуках, ловкими движениями взбила волосы, туже затянула пояс платья.
    Люция, стоя перед зеркалом, корчила рожи. Она кокетничала с воображаемым партнером.
Обычно непробиваемая Майка была на этот раз возбуждена — перебирала ногами, будто лошадь, готовая пуститься вскачь. Ей не терпелось во всем блеске предстать перед гостями.
    — Ну, амазонки, не упускайте шанс, — глянув на часы, сказала Рита.
    — А кто сегодня припожаловал? — повернулась к ней Люция.
    — Жерносек и трое его дружков.
    Та просияла: сообщение пришлось ей по душе. В прошлый визит он подарил ей гранатовый браслет.
    Девушки вошли в гостиную.
    Жанна боязливо оглянулась. Интерьер — помесь роскоши и непристойности… Широченные мягкие диваны, ковры с высоким ворсом; двери и окна задрапированы тяжелым бархатом. У глухой стены, где не было окон, большой, покрытый изразцом камин. По обе стороны — гипсовые статуи: Аполлон, обнаженный, без всяких фиговых листов, и Каллипига, вакханка, в изящном повороте обнажающая зад. Бронзовый Эрот, обнимающий Психею, красовался на выступе камина. Чуть повыше — резное панно в стиле храмовой фаллической культуры. На каждом из девяти квадратов — совокупляющиеся пары. Венчала композицию картина, писанная маслом, — кудрявый Купидон прямо в вас целится из лука.
    В оформлении чувствовалась рука Полины. Незадачливый клиент, впервые переступив порог салона, мог кое-что и почерпнуть.
    За столом шла карточная игра. Справа, выпятив брюшко, сидел холеный толстячок. Он с плутоватой улыбкой тасовал колоду. Слева — худощавый брюнет с нервным, болезненным лицом. Спиной к камину расположился широкоплечий представительный мужчина. Его можно было бы назвать красавцем, если бы лицо не портил шрам над бровью. Кроме этой тройки, занятой игрой, по гостиной расхаживал человек, напоминающий то ли борца, то ли боксера — таким уверенным и крепким он казался с виду. Этот был по-настоящему красив. Губы, изогнутые как у Купидона, что целился вверху, даже слишком выразительны для мужчины. Все четверо были одеты с той тщательной безукоризненностью, с которой одеваются либо солидные чиновники, либо удачливые представители богемы.
    С появлением девушек лица игравших оживились.
    Брюнет, увидев Майку, встал и, по-театральному раскинув руки, произнес:
    — О боги! Я вижу идеал моих грез… Ты кто, красавица? Иштар, Венера, Галатея? А может быть — Лилит?
    Майка нисколько не смутилась — она была в своей стихии.
    — Я — Майка Бузылева. А на Венеру и ей подобных мне плевать. Ими можно любоваться, а до меня — дотронуться руками. И не только… — Она кокетливо повела плечом.
    — Ты вдохновляешь меня, красавица. Присаживайся рядом, я сочиню тебе стихи. — Он пододвинул стул.
    — Налей-ка лучше мне вина, — томно улыбаясь, проговорила Майка.
Поставив перед ней фужер, он наполнил его до самых краев.
    Майка залпом выпила и, оттолкнув фужер, сказала:
    — Теперь валяй стихи. Только не чужие, а свои.
    Жанна не переставала удивляться той непринужденности, с которой Майка осваивалась в любой компании.
    Отхлебнув шампанского, брюнет продекламировал:

                — Сошла с полотна и стоишь предо мною —
                Загадочна, дерзка, лукава, умна.
                В веках твою тайну никто не раскроет,
                Но всякий признает — безмерно мила…

    Обняв ее за талию, он перешел на шепот. Видно, импровизировал что-то более интимное. Майка раскатисто смеялась…
    «Как бы эта бесстыжая шалава не перехватила инициативу…», — забеспокоилась Люция. Она подобралась и, пружинисто выкидывая ноги, прошлась по комнате.
    — Арсений Петрович, как я сегодня выгляжу? — Она отвесила поклон.
    — Бесподобно, душа моя! — глядя на нее с вожделением, сказал толстяк. Люция рассмеялась и плюхнулась к нему на колени.
    Видя, что взгляды мужчин устремлены не к ней, и сознавая, что время ее прошло, Рита все же не хотела уступать соперницам. Используя заминку, она незаметно прошмыгнула в ванную, с досадой стащила платье и, скомкав его, отбросила как ненужное. «С виду мы, конечно, ангелы, а по сути — жуткая свора сук, дерущихся за «зелень».
    — Ну что, мальчики, потанцуем? — Она предстала в голубом бикини. Несмотря на возраст — около тридцати, — она была еще достаточно свежа и привлекательна.
     Гости оживились. Их внимание переключилось на новую участницу — дело продвигалось к оргии.
    Толстячок прибавил громкость. «Отпустите меня в Гималаи…» — лихо, разудало пела Маша, а Рита была вся порыв, огонь, неистовая удаль…
    Танцуя, она впадала в глубокий транс: то выгибала спину и на манер цыганки потрясала грудью, то извивалась с ловкостью змеи и призывно раскачивала бедрами, то, уподобляясь индийской девушке, выражала свои чувства мимикой, глазами, жестами. Виртуозно двигая, вибрируя пластичным, мягким животом, она как бы давала понять собравшимся, какими нежно-чарующими, сладкими могут быть ее объятия.
    Мужчины шумно аплодировали.
    Увлеченная выступлением Риты, Жанна не заметила, как перед ней возник атлет.
    — Тебе грустно?— Хриплый баритон заставил ее очнуться. — О, я понимаю…— Он упреждающе поднял ладонь. — Эта оргия не для тебя… Когда я вижу этот балаган — мне становится не по себе.
    — Но ведь что-то заставляет вас приезжать на эти сборища, — стряхнув с себя оцепенение, сказала Жанна.
    Атлет развел руками:
    — Что поделаешь — красота пленяет всех. — Он тронул ее за подбородок: — Хочешь, я подарю тебе сережки?
    — Буду рада. — Она попыталась улыбнуться.
    Атлет помялся, переступил с ноги на ногу.
    — Они у меня не здесь, а наверху.
    «Что побуждает этого громилу — ему более пристало стоять вышибалой в баре или стучать по наковальне — и этих стареющих дистоников — от них за версту несет мочой — увиваться возле пигалиц? Утверждая, что красота является товаром, Майка была не так далека от истины, как мне казалось», — поднимаясь с атлетом на второй этаж, думала она.
    — Вот и сережки, что я обещал, — сказал Жерносек. Рот его плотоядно округлился. — Примерь их. — Он протянул тисненную серебром шкатулку. — Если не понравятся — есть другие.
    Винно-розовые топазы, оправленные в золото, привели ее в восторг. Она посмотрелась в зеркало. Подвески с множеством цепочек и сверкающим посередине камнем придавали ее овальному лицу более изысканный, утонченный вид. Шея казалась такой же длинной и красивой, как у Нефертити.
    «Я должна уступить ему. Рано или поздно это должно случиться…» Чувство неловкости, стыда и вместе с тем жгучее желание завладеть подарком боролись в ней, не позволяя принять решение. Наконец искушение получить подарок пересилило, и ею овладела нервная, бесшабашная решительность.
    Вкладывая в свои движения побольше театральности, она быстро и эффектно освободилась от одежд. Упираясь в обивку кресла, она прогнулась точно так, как выгибаются красотки в журналах для мужчин. Поза показалась ей выигрышной. «Боли почти не испытываешь, когда мужчина входит сзади…» — говорила Майка.
    «Красивая, но очень скованная девушка. С ней больше намучаешься, чем испытаешь счастья… После разговора с ней спущусь-ка я за Ритой», — наблюдая за ее приготовлениями, думал Жерносек.
    Прождав с полминуты — ее так никто и не коснулся — она удивленно обернулась.
    — Я что-то делаю не так? — Кровь прилила к ее лицу.
    — Обычно начинают с поцелуев, — усмехнулся Жерносек. — Потом объятия и всякие дурачества… Их называют предварительной игрой.
    Жанна выпрямилась.
    — Так поцелуй меня, — сказала она с досадой. — Что же ты стоишь? А что касается дурачеств… — Она смутилась и вспыхнула еще сильней.
    — Может, ты еще невинна?
    — Да, — потупив взор, призналась Жанна.
    — Стремясь доставить наслаждение, нужно быть веселой, а не дрожать, словно Мария Стюарт накануне казни, — с улыбкой заметил Жерносек.
    «Сравнение не совсем удачно: та отличалась редким самообладанием. Я была скорее куклой, которую, подогнув колени, поставили в витрину», — подумала она, но ничего не сказала вслух.
    — Одевайся. Ты сделаешь это с Вадиком Быстрицким. — Он повернулся к ней спиной.
    — С кем? — Пояс выскользнул у нее из рук.
    — С Вадиком Быстрицким — сыном мэра.
    — Этот парень — сноб. Он меня не удостоит даже взглядом.
    Жерносек резко обернулся.
    — Вот и приспусти его на землю, чтобы не очень зазнавался.
    — С какой стати?
    — В одном важном для нас деле его папаша не желает нам помочь. Мы намерены подобраться к нему через этого оболтуса.
    Жанна опустилась в кресло.
    — Я-то здесь при чем?
    — Ты обольстишь его и передашь одной шлюшке из вашего салона. Та сделает заявление, что он добился ее силой. За изнасилование дают приличный срок. Папаша не допустит, чтобы сынок томился за решеткой. Он пойдет на уступки.
    — В передаче эстафеты я не вижу никакого смысла. На вашем месте я бы сразу наняла проститутку, — попыталась выкрутиться Жанна.
    Жерносек нахмурился:
    — На обычную шлюху он не клюнет. По нашим данным он весьма серьезный парень — изучает право, занимается борьбой. Метит так же высоко, как и его отец. Ты — студентка, девушка с широким кругозором. Тебе и карты в руки…
    — Но как я смогу с ним познакомиться? Я не вращаюсь в их кругу — там собирается элита.
    — Для обольщения в арсенале девушки немало средств. Не забывай, что ты его соседка.
Жанна задумалась.
    — Где гарантия того, что вы не станете шантажировать меня?
    — Нам это ни к чему. Главное, чтобы ты хранила тайну.
     — А если он меня полюбит? — спохватилась Жанна. — Что тогда? — Ей казалось, что этот вопрос должен поставить его в тупик.
    — Раскручивай до самой свадьбы, — сказал он машинально. Об этом никто не будет знать. Только хочу тебя предостеречь — ты замахнулась слишком высоко. Снобизм — это в крови. Ты для него ничто — девушка из предместья. Трахнуть тебя он не откажется, а сделать своей женой… Это весьма проблематично. Лучше ограничиться той ролью, которая отводится тебе в игре. Она не так сложна.
    — Не так сложна? — усмехнулась Жанна. — Если она не так сложна, то посылай к нему одну из девиц, что кувыркаются внизу.
    — Твои услуги не останутся без вознаграждения. — Он потянулся к кейсу. — Здесь тысяча зеленых — они твои. Выполнишь задание — получишь столько же. Трать их, как захочешь. Только постарайся выглядеть шикарно. Даже алмаз нуждается в оправе.
    «Собственно, я ничем особым не рискую. Всего лишь продаю в залог свою невинность, — загипнотизированная грудой денег, думала Жанна. — Ждать прекрасного рыцаря мне осточертело. Вручить свою красоту в обмен на положение и деньги удается единицам. Хорошо, что этот проходимец мной не соблазнился. С Вадиком дела пойдут поинтереснее».