Яблоки

                ***
      
          Сережа, дорогой, как я давно не видела тебя, ты совсем забыл свою мать. Я думала, у меня есть всё: дом, дети, поэзия. А ничего нет.
          Ты говорил мне, что я слишком много хотела, потому и несчастлива, потому и заразила несчастьем вас. Разве хотеть любви это много? Ты ненавидишь меня, Сережа. За что? За то, что я родила вас с Аней? За то, что у вас был теплый дом, красивая одежда и лучшие репетиторы?

          Моя дверь открыта, входите
          Разувайтесь, я дам вам тапочки
          Маме тапочки красные с вышивкой
          Одиночеству - в виде зайчиков.

          Почему ребенок написал такое стихотворение в десять лет? Глупое, грустное стихотворение. И ритм хромает. Сережа, из тебя бы никогда не получился поэт. Но разве я могла сказать своему ребенку неправду? Да, я не хвалила тебя. Не хотела иллюзий. Ты как-то сказал, что я чуть не сломала тебе жизнь. Чем? Что отговаривала поступать на филфак? Зачем тебе сдалась эта поэзия. Помнишь меня, Сережа? Разве ты не видел, как я страдала. Оттого, что меня не печатали, оттого, что зарабатывала на ненавистной работе, только, чтобы у вас с Аней всё было. Я не хотела тебе зла.
          Как давно я не видела тебя, Сережа. Ты ведь один у меня остался. Ани нет больше, той Ани, нашей.

                ***

          - Ужасное стихотворение, - ругала меня мать.
          Что она могла понимать в стихах? Её стихи были бездарны, наивны. Она, наверняка, переспала со всеми редакторами, но они все равно так и не решились напечатать её.

          Я помню твой первый день дома. Мать открыла ногой дверь, которую мы никогда не закрывали, я выскочил в коридор и увидел сверток, который она протягивала мне.
          - Возьми её, я разуюсь.
          Я помню твое лицо тогда. Маленькое красное запеченное яблоко. Я тогда спросил у матери, почему она родила старую девочку. Она рассмеялась.
          Ты была такая крошечная, на ножках – пальчики - горошины. Я сам отвел тебя впервые в детский сад. Пяточки. Щечки. Маленькие белые зубки. Самый любимый человек на свете. Я всегда баловал тебя, вспомнишь ли ты это сейчас? Ходил на родительские собрания.
          Десять лет разницы, это казалось много, когда мы были детьми.
          Когда ты успела вырасти, я не заметил.
          Я почти забыл тебя, как женился на Савельевой.
          Я оставил тебя одну с матерью. С той, которую ненавидел. Можно любить и ненавидеть одновременно, я теперь знаю это.
          Она стремилась получить всё. Она хотела, чтобы мир любил её. Она старалась. Ей не хватало любви для нас. Её никогда не было дома вечерами.
          После работы она уходила то «к издателю, ненадолго», то «к редактору, буду поздно», то просто «устала, прогуляюсь». Я подружился почти со всеми пенсионерками в доме, что сидели со мной вечерами. А в десять лет я, наконец, остался дома один. С тобой, моя Аня.
          Тогда я понял, что никогда уже не буду одинок, пока ты есть у меня. Мать родила тебя для меня, это единственное, что она сделала правильно.

                ***

          Я покоя хочу. Цифры, цифры, кругом одни цифры. Единица кружит надо мной, как стрела, метит, куда побольнее воткнуться. Восьмерка обвивает шею и душит, душит… Сколько пальцев на руке? Раз, два, три… Мама - раз, Сережа - два, я - три. Почему задают такие глупые вопросы?  Они все: соседи, учителя, врачи, все тут... они вокруг, они все сумасшедшие...  Сумасшедшие люди лечат несумасшедших. Я не сумасшедшая. Вколите мне что-нибудь, только бы я не видела, не чувствовала этих страшных цифр. Я устала. Где ты, Сережа? Забери меня.

                ***

         Савельева, Савельева. Я тридцать лет Савельева. Ты за пять лет так и не привык называть меня ни жена, ни просто Светка. Эх, Сережа, окунёк ты мой. Вот видишь, как всё получилось… Ты злился на мать отчего-то, а она как здорово нам деньгами помогла, когда мы коммуналку меняли на двушку. Ты гордый, не брал, а я договорилась с ней по-тихому, и всё вон как ладно вышло. Двушку-то продать подороже получилось, а то, как бы нам тут, в Германии без гроша. Это сейчас, за два года всё образовалось. Ты печатаешься в русском журнале, читаешь лекции, а я настоящая фрау, даже смешно.
         Никогда не думала, что с Аней такое горе может случиться. Но разве, Сережа, мать виновата? Никто не виноват. Конечно, тут лечение не то, что в совке, найдем клинику, денег, слава Богу, хватает. Своим надо помогать, меня батька всегда так учил. 
         Смеешься надо мной, говоришь, что мой немецкий с хохляцким акцентом очень поэтичен.
         Батюшка мой родной, погоди, Сережа тебе на могилку обещал заехать, поклониться от меня, я уж не могу с таким пузом на родину, прости, вот разрожусь, тогда может в следующем году получится.

                ***

         Дверь никогда не закрываешь, мама, мама, тапочки с вышивкой... Ну не плачь, собери мне все документы Анины. Да не суетись, я посижу немного... Не плачь, не надо. Люблю я тебя, люблю...






.