Первый рейс 1979-80

Первые впечатления

    Экипаж на моем новом судне был опытный, весёлый и действительно доброжелательный. Все советовали мне, что надо взять с собой в рейс и сколько. Сигарет не менее десяти блоков и обязательно с фильтром, фотоаппарат, ласты и маску для подводного плавания, пару литров водки и обязательно вентилятор, без которого уснуть в условиях тропической сырости будет невозможно.
  Осень. Погода пасмурная. Серое море в белых барашках. Такое же невзрачное низкое серое небо, но, несмотря на такую, казалось бы, располагающую к грусти обстановку,  настроение было превосходное. Я в настоящем загранрейсе.
  Как только остров Скрыплёв скрылся за горизонтом, повернули  в сторону южного полюса, а если серьёзно, то повернули на юг. С каждым днем становилось всё теплее и теплее. Я в пионерских шортах и майке, изнывая от жары, с удивлением смотрел на кутающихся в куртки коллег на судах  и кораблях следующих нам на встречу  в северном направлении к Владивостоку.
  Транспортный рефрижератор "Норманн", это тихоходное  судно типа СРТМ (среднего морозильного траулера), переделанное под военные нужды для доставки продовольствия военно-морской эскадре несущей боевую службу в Индийско-океанском регионе. Отсутствие скоростных качеств нам было даже на руку. В первый же день плавания мне показали на видные прямо с кормовой палубы, медленно вращающиеся лопасти винта, поблескивавшие в изумрудной глубине Японского моря, и пояснили:
-  «Доллар, доллар, доллар» - говорят они нам, а быстрое вращение -  «цент, цент, цент».
  Имелось в виду время пребывания в валютной зоне, в которой моряки получали не только советские рубли, но и небольшую сумму в условных единицах под названием "Чеки Внешторгбанка", которые по жестко установленному курсу можно было выбрать  местной валютой в любом порту мира или отоварить в специализированных магазинах портовых городов СССР.
    Пребывание в валютной зоне обещало быть максимальным по продолжительности, так как в рейс нас не отправили, а просто-напросто выгнали без докования и ремонта. Нашему начальству нужно было доложить руководству о том, что судно вышло в рейс по плану,  отрапортовать о выполнении приказания. В результате  сразу по выходу из порта скорость судна упала до шести  узлов вместо расчетных двенадцати. При встречном ветре  она падала до 3-4 узлов. Сказалась изношенность втулок главного двигателя и обросший ракушкой корпус судна.
     В процессе общения с сотоварищами я выясним, что сигареты с фильтром были только у меня, так же как и водка. Все курили "Приму" и "Беломор". Если точнее, то первое время все курили мои с фильтром.
- О! Да у тебя с фильтром, давай покурим. – Первым подошел второй помощник.
- Дай курнуть с ниппелем. – По свойски «подъехал» радист.
- Дай  курчавую.
- Давай солидную покурим.
  Через две недели, выкурив все мои сигареты, на просьбу дать закурить я услышал:
- Свои иметь надо. Отдали швартовые, курим свои -  закон моря.
    По счастью на судне была своя лавочка, в которой выдавались товары под запись и я был спасен.  Дымя дешевыми сигаретами, я понял, что морская дружба понятие весьма специфическое,  учить меня будут в основном  на моих же ошибках и спрятал водку подальше.

Прыжок

Пройдя путь до Южно-Китайского моря за месяц, а при нормальных ходовых качествах судна мы бы дошли туда за две недели, я привык к качке, к постоянной тошноте, к приему пищи вопреки сопротивлению организма, которую первое время никак не удавалось удержать в желудке, к правилам общения с коллегами.
    Из развлечений, кроме непрерывных перекуров, было домино, какая-то настольная игра с непонятного происхождения названием «мандавошка», шашки, шахматы  и по вечерам фильмы, старые затертые, порядком надоевшие ещё на берегу.
    В первые дни понял, что надо заняться спотом, другого такого удобного случая может никогда больше не представиться. Надо двигаться. Молодежь тягала "железки", избивала ногами боксерскую грушу, а для людей солидных, но ещё подвижных, любимым видом отдыха был волейбол. Я решил примкнуть и к тем и другим.
    На маленькой палубе размером где-то четыре на восемь метров мы умудрялись разместиться между надстройкой и крышкой трюма, и, несмотря на качку, играть в волейбол, привязав мяч леской к сетке.
    Хоть игрок из меня весьма посредственный, я люблю этот вид спорта. А играть на качающейся палубе ещё и забавно, особенно, когда надо прыгнуть, а она уходит в низ, или подпрыгиваешь,  а судно накреняется так, что поле соперника поднимается перед тобой градусов на тридцать, будто старик Хоттабыч подыгрывает, бьешь как в стенку.
    Лучше всех играл второй помощник капитана Коля Шрамов. Высокий мощный парень, играть с ним было очень просто, надо только дать ему пас и все, очко наше.
    Команд было всего три: маслы, маркони и рогатые.
    В тот день погода была пасмурной. Море немного рябило, Ветер был, но дул в корму и поэтому  не ощущался. Вахта  старпомовская и стармеховская. Капитан в полудреме с крыла мостика наблюдал за матчем  между "маслами" и "рогатыми". Два на два, больше народу на площадке не умещалось.
-  Дай с низу! – Закричал  в прыжке Коля, и я, слегка присев, паснул ему прямо под руку.
    Момент рядовой, голевой  сто процентов, ещё и Хоттабыч помог, наклонив судно в нужную сторону. В этот раз сорвалось, и удар получился  вверх. Да такой, что леска не выдержала, и мячик полетел в море.
     Были запасные мячи, но что-то заклинило у третьего механика и он, не задумываясь ни секунды, красиво раскинув руки, ласточкой, сиганул за борт.
- Стоп машина! Лево на борт! – Почти мгновенно отреагировал капитан. Все в оцепенении смотрели в сторону прыгуна, но среди невысоких, но очень частых волн, его не стало видно уже через пару минут.
    Скорость  судна была не более четырех узлов.  Маневр был сделан в точности по науке поиска и спасения человека упавшего за борт. Но пока мы разворачивались, нас снесло  ветром, который на встречном курсе  оказался совсем не слабым. Валеру уже не видел никто. Весь экипаж находился на  палубе. Повариха плакала, народ, покачивая головой, находил разнообразные, подходящие в такой ситуации, выражения, повторять которые мне не позволяет воспитание. Все кто курил, закурили.
    Вспомнились ядовитые морские змеи, которые по несколько раз в сутки попадались нам на глаза, акулы, которых мы тут не встречали, но много о них слышали. Я поочередно смотрел то в море, то на капитана. Представляю, что у него выло на душе.
  - Вон! Вон он! Справа сорок! – Закричали почти одновременно все, кто до слез всматривался в серое море.
       Держась за мячик, Валера  весело махал рукой. Через полчаса он, поднявшись по штормтрапу, перемахнул через фальшборт и с гордостью посмотрел на спасенный мячик.
- Что же вы так долго? Я вам махал, махал, сломалось что-нибудь? Выжимая майку, краем глаза наблюдал за подходящим капитаном.
- Зайдите ко мне в каюту, товарищ третий механик. – Голос капитана был спокойным, но охрипшим.
    Что услышал Валера, какую благодарность объявил ему капитан за спасение спортинвентаря, мы так и не узнали, но из каюты вышел уже другой человек. И росточком пониже, и личиком серенький, и взгляд как у побитой собаки, и походка как у человека получившего все, что можно было получить за такой «подвиг».
-    До ближайшего порта! – Прокатилось по коридору. Коротко и ясно. И спрашивать было не о чем.
    Команда «Маслов» из соревнований временно выбыла.
- Батюшки! – Причитала после ужина повариха. – У Владимира Сергеевича  виски побелели, а я думала, что рыжие не седеют.

Сингапур – рейджио…

-  Сингапур  рейджио, Сингапур  рейджио, ай эм дельта-сьера. Ум па, па, па. - Настойчиво надрывался чей-то голос в эфире.
- Ну, сколько можно. - Возмутился и одновременно удивился я. Монотонный голос с одинаковой энергией   непрерывно в течение сорока минут вызывал на связь  порт Сингапур.
       По счислению до Сингапура было миль тридцать. Из-за пасмурной погоды определить место судна  невозможно, не было видно ни  «светил» ни берега.
       Качка умеренная, видимость миль пять – шесть. Вахта отдыхала. Единственное, что мешало и являлось раздражителем, это  надрывный голос  неугомонного «Дельта – сьера».
       Чрез час я включил локатор. Территориальные воды  три мили, как бы ни влезть, куда не следует. Но на экране старенького радара не то, что берег, даже уже видимый невооруженным глазом «Дельта - сьера»  не отмечался.

        Трое суток наш транспорт плелся по Южно-Китайскому морю без определения места. Столбы тропических ливней иногда настигали нас и как из пожарного шланга смывали с палубы  соль и останки различных мелких пернатых, которые  постоянно залетали к нам в гости, отдыхая от длительного перелета за  синее море. Вместо отдыха их поджидала смертушка в когтях крупного орла парящего над нами в светлое время суток и, наверное, отдыхающего  ночами  где-нибудь на мачте.

-    Поймал сволочугу!, - Ранним утром  на все судно крикнул боцман. -  Я его по башке отпорником, нечего наших пташек жрать! - Продолжал злорадствовать он, держа за лапы и голову здоровенную птицу, крылья которой безжизненно волочились по палубе. В воздухе она казалась значительно меньше.
  Привязанная за ногу пришедшая в себя птица с недоумением смотрела на собравшуюся вокруг неё толпу.
-    Кар! Кар! Кар! – Дразнился старпом. - Будешь знать, как наших обижать! – И  зачем-то пытался дотронуться до клюва хищника рукой.
-     Изверги! - Произнес завпрод.  - Вас бы так.
-    Ты лучше мяса ему принеси, будет у нас судовым животным. Нашим символом. Орел! Здорово звучит!
-     И на плечо капитану его посадим вместо попугая. – Предложил я.
-    Я вам посажу! – Раздался капитанский голос. - Отпустите несчастную птичку, а то, что воробьев поел, так это естественный отбор, как дедушка Дарвин учил.
       Повариха притащила кусок сырого мяса. Птица гордо его не замечала.
-    Надо мясо прямо в рот ему засунуть, а то он не знает, что это такое.- Умничал старпом.
-    Вот ты и засунь.
-    Да он  мороженое мясо не жрет, ему свежих птичек подавай.
     Пленник медленно и как показалось с гордостью повернул голову в сторону сказавшего последнюю фразу старпома  и неожиданно долбанул его по протянутой руке клювом. Круг вокруг орла мгновенно  увеличился. 
Наверно не зря Пикуль называл эту должность сволочной. Вот и нашего невзлюбил, с первого же дня рейса, не только экипаж. Почему-то, практически весь рейс, именно старпома старались укусить встречавшиеся нам представители животного мира.  Маленький тощий крабик прокусил ему палец почти насквозь, пеликан что-то пытался  откусить, морская змея, неподвижно лежавшая на палубе минут десять, казалось уже давно сдохшая, и та начала кидаться именно тогда, когда  подошел он.
       Старпом, осматривая укушенный палец, громко говорил нехорошие матерные слова в адрес агрессора, народ ржал и давал советы по технике безопасности. В общем повеселились. К  вечеру про орла стали забывать.
       Отпустить его решили на выходе из Малакского пролива. Взмахнув пару раз крыльями орел рухнул в воду и через несколько минут уже не шевелился. Казнь за совершенные преступления свершилась естественным путем. Было очень жаль бедолагу. Оказывается, у них, как и в авиации, долго без тренировочных полетов нельзя.

       А пока мы шли в сторону Сингапура и слушали непрерывные обращения по-прежнему неутомимого и едва видимого «Дельта – сьера»  к портовому диспетчеру.
 -    Если бы он не закашлялся, я бы подумал, что это магнитофон. – Сказал начальник радиостанции, глядя на горизонт, уткнувшись лбом в иллюминатор ходовой рубки.
- Ты потом отпечаток лба со стекла сотри, а то мне придется тереть. - Полушутя сказал я. Незаметное днем пятно в темное время суток становилось бельмом на глазу.
       Начальник радиостанции,  Головин Анатолий Степанович, был старше меня лет на десять, и в Индийском океане провел времени больше, чем я на флоте вообще, поэтому замечания делать ему как-то было неудобно. Он был из тех, кто постоянно совал свой нос в штурманские дела, и почему-то именно тогда, когда я действительно делал какие-нибудь ошибки или упущения, что довольно-таки здорово раздражало. Раздражало, но не злило, уж очень мягко и дружелюбно у него это получалось.
    «Дельта – сьера» продолжал издеваться. Пытка эта длилась уже  часа четыре. Небо очистилось от туч, солнце решило как можно быстрее выпарить воду, вылившуюся из небес, и палило с удвоенным жаром. Горизонт заволокло дымкой.
     Настроив секстан, я вышел на крыло мостика. Прищурившись, посмотрел на небо и едва видимый горизонт. К величайшему своему ужасу увидел над дымкой  вершину горы.
       Радар по-прежнему показывал чистый горизонт, лишь на тридцатимильной шкале появились какие-то размытые пятна.
-    Владимир Сергеевич? Это вахтенный помощник. Что-то я ничего тут не пойму.  Поднимитесь, пожалуйста.
       Каким-то десятым чувством опытного человека, бывавшего в этих местах по несколько раз в год он, различив среди белых пятнышек на экране радара вершины гор, и определил по ним место судна.
-     Невязка тридцать миль. Нормально. Бывало и хуже.
     Невязка, это неточность в определении места судна. В мореходке нас учили, что максимальная погрешность допускается в пятнадцать миль, оказывается, что  на практике бывает иначе.
       Подкорректировали курс судна и, с удвоенным вниманием, продолжили движение к входу в Малаккский пролив.
        Где-то впереди Сингапур. «Дельта-Сьера» наконец-то заткнулся. Вот он желанный и недосягаемый, самый дешевый порт мира, один из самых экзотических портов, куда заходили суда моего флота. Могли и мы в этот раз зайти, но из-за ввода в Афганистан советских войск нас тогда не пустили во многие страны.
        На рейде порта лежал в дрейфе американский авианосец «Мидуэй». Громадина с кучей ржавого металла на палубе, который при ближайшем рассмотрении оказался авиатехникой, окрашенной в цвет пустыни и что особенно запомнилось, огромная, красного цвета легковая машина среди самолетов.
       Американцы, столпившиеся на палубе, очевидно оповещенные о приближении советского военного судна, смотрели поверх нас, кто в  бинокли, кто просто так. Им и в голову не могло прийти, что эта букашка, пятидесяти метров длиной, казавшаяся малюсенькой шлюпкой около авианосца, и есть, как прозвучало в эфире,  «Советский военный корабль «Норманн».
       Мы фотографировали их, они, поняв, кто перед ними, щелкали фотоаппаратами в нашу сторону, смеялись, что-то кричали, один из них попытался добросить до нас пустую банку из-под какой-то жидкости.
-    Могли бы и полную с пивком бросить. - Сказал кто-то из команды, толпившейся на палубе. Все сразу оглянулись, нет ли рядом замполита. За такую шутку можно было заработать немалые неприятности.
       Наши ребята весело показывали кулак, опустив правую ладонь на изгиб локтя левой. Это такой дружеский, интернациональный жест. Америкашки  показывали нам кулак с поднятым  средним пальцем. В общем, все как положено. Мир, дружба. На том и разошлись.

-  Внимание экипажа! Пресекаем 37 меридиан восточной долготы, переходим в подчинение второй Черноморской эскадры. Кто хочет посмотреть на меридиан, приглашается на шкафут правого борта. -  Шутя, объявил капитан по судовой трансляции.
    Мы выходили из Малаккского пролива, впереди Индийский океан. Судно управлялось авторулевым, матрос что-то красил на юте. Вахтенный помощник, одетый в шорты, легкую рубашку с повязкой дежурного на руке и почти весь комсостав в одних плавках грелись на солнышке, прогуливаясь по верхнему мостику.
-    Витя! Витя! Смотри! Я думала шутка, а меридиан и впрямь видно. – Послышался голос поварихи Анны Ивановны. Все изумленно посмотрели в море по правому борту.
-    Вот это да! -  Пробормотал  второй помощник капитана. - Надо же, буйки  поставили вдоль меридиана. Интересно, по всему океану или только здесь?
Сказано это было с расчетом подколоть меня, впервые вышедшего в настоящий рейс.
       По траверзу правого борта, надо же такое совпадение, проплывали, периодически выпуская фонтаны воды, четыре кита, выстроившиеся в один ряд строго на север.
       Задумавшись, как бы ответить коллеге, что бы не получилось грубо, я отвел глаза в сторону и… одновременно с капитаном бросился к авторулевому.
-    Право на Борт! – Закричал  капитан мне прямо в ухо, вместе со мной нажимая рычаг экстренного переключения управления рулем. Наверно он испугался  того, что я буду поворачивать влево.
        Прямо по курсу, уже почти скрывшись под форштевнем, всплыл и неподвижно дрейфовал огромный кит. Как потом все рассказывали, величиной он был с нашу посудину и даже значительно больше. Никто  из нас не возражал.
     Маневр удался, и мы разошлись с этим самоубийцей или с убийцей, метрах в десяти. Кто знает, что могло случиться, проморгав мы эту «рыбку»?
       Судно сильно накренилось на левый борт, пытаясь удержаться на ногах, капитан сделал шаг  в сторону и, споткнувшись о мою ногу, грохнулся на палубу.
-    Что за бедлам на мостике? – Вскочив на ноги, потирая копчик, вскипел капитан. -   Почему тут пляж устроили? А? Все вниз, не отвлекать вахтенного.
       
        Наш капитан редко повышал голос. Если и повышал, то делал это за закрытыми дверями. Я даже не помню, что из обыденной жизни могло бы его возмутить до крика. Разве, что, он запрещал пить чай и кофе в штурманской рубке. Стакан на штурманском столе воспринимался им как преступление.
    И надо же было именно в момент резкого поворота радисту  Володе Ромашову, в народе Ромашке, стоять в штурманской  рубке и рассматривать карту со стаканом кофе в руках. От неожиданности он попытался ухватиться за приборы на переборке рубки, промахнулся и напиток выплеснулся прямо на карту.
    Первое, инстинктивное движение, рукой стереть коричневатую жидкость, но получилось ещё хуже. Второе действие, тоже почти детское, спрятать подпорченную карту с глаз долой, но это уже глупость, второй карты не было, а «рулить» на чем-то надо. Ромашка решил вынести карту на крыло мостика, может, подсохнет и не так видно будет.
    В это время в рубку зашел старпом с забинтованным, пальцем-огрызком. Мгновенно смекнув, в чем дело, очевидно зная капитанские требования, тонким голоском закричал:
-     Вон! Вон из рубки! Ща как дам линейкой по глазам и по  рту!
       Этот крик был слышен и на верхнем мостике. Я быстро спустился вниз. Старпома в  рубке не было. Радист стоял с идиотской улыбкой и рассуждал:
-    Ну, линейкой я понимаю, а по глазам, по рту-то зачем. Я подозревал, что у него с  головой не все в порядке. Ты не знаешь, куда он побежал?
-     Куда- куда, за линейкой!
       Кто бы мог подумать, что Ромашка был совершенно прав, у старпома действительно с головой стало что-то не то. Наверно нападение орла сильно потрясло его ранимую душу.
       Выйдя на крыло ходовой рубки, радист, став в наиболее продуваемом месте, поднял карту над головой. В это время, что вполне объяснимо законом подлости, ветер дунул особенно сильно. Видели бы вы выражение его лица. Радист стоял с вытянутыми руками, держа в руках два оборванных уголка карты. Сама карта, повисев   немного в воздухе на уровне ходового мостика, убедившись, что погони нет, весело крутанулась, подлетела вертикально вверх метров на десять и плавно опустилась в воду прямо в кильватерную струю удаляющегося судна.
  Пришлось брать карту другого масштаба и к тому же через час её  и так меняли на следующую. Впереди Индийский океан. Больше в ходовой рубке, даже на стоянке, ни чаем,  ни кофе не пахло.



Бартер

     С рассветом мы стояли на якоре у вышеупомянутого острова Сокотра. Все, кто мог и как мог, расслаблялись. Способов, как я уже говорил, было немного: волейбол, домино и загорать.
       На судне было три «пляжа». Верхний мостик для командного состава, кормовая палуба была пляжем для рядовых, а женским солярием была небольшая часть палубы на баке, на носу судна прямо напротив ходовой рубки. Эта часть палубы была слегка прикрыта волнорезом высотой сантиметров тридцать. Женская часть экипажа это судовой кок Анна Ивановна.  Женщина бальзаковского возраста при росте сто шестьдесят сантиметров и весе килограмм сто двадцать, очень любила ходить по судну в возмутительно коротких шортах, прозрачной кофточке-распашонке одетой на голое тело и разговаривать детским голоском. О теле говорить много не хочется, так как Анна Ивановна ежедневно с двенадцати до шестнадцати часов на протяжении многомесячного рейса демонстрировала мне его в первозданном виде, загорая прямо перед окнами ходовой рубки нагишом.
Что она при этом думала мне трудно представить, может, надеялась на высоту волнореза,  в том, что он достаточно высок  для соблюдения видимости приличия или в том, что он достаточно низок и четыре часа вахты молодой симпатичный штурманец просто вынужден был смотреть поверх пляжа, обеспечивая безопасность плавания. А там мало ли что, ведь уже который месяц плавания, а душа еще пока требует разного рода утех.
- Если  на каждую складку её тела одеть по бюстгальтеру,  получится три ряда или четыре.
Это единственное, что приходило в голову, при виде перекатывающихся с борта на борт чрезмерно пышных форм.
В этот день её на палубе не было, намечался роман с электриком, кроме них высыпал на отдых почти весь экипаж.
-    К нам гости!  - Раздался крик вахтенного.  Со стороны острова приближалась лодка по виду напоминающая индейское каноэ.
Веслами, с одного конца напоминающими теннисные ракетки, а с другого заостренные копья,  гребли два  араба в набедренных повязках. Это было то, что у нас называют "кожа да кости" или скелеты обтянутые черной как смола кожей. Яркое, неимоверно жаркое солнце не выжимало из их высушенных тел ни единой капельки пота. На фоне ярко-синего океана они смотрелись как какие-то нереальные фантастические существа.
       Подплыв к борту, с расстояния в пару метров, аборигены начали делать какие-то знаки. 
Всезнающий замполит пояснил:
-       Просят пить.
-    Завпрод, принеси  пару бутылок воды. - Крикнул второй помощник капитана и позвал меня. - Пошли с папуасами меняться.
        Несколько  ракушек, пара кораллов и морских звезд перелетели через фальшборт и были мгновенно разобраны наиболее шустрыми членами экипажа.
          Сложив лодочкой ладони у рта и лизнув запястья, гости начали что-то гортанно выкрикивать.
-       Просят еды.  - Лениво перевёл замполит.
Появившийся на шум капитан приказал завпроду принести пару буханок хлеба. Хлеб принесла Анна Ивановна.
          Аборигены опешили. Старший присев, сжал у груди кулаки и тихо неестественно тонко и протяжно завыл, страшно вытаращив глаза. Тот, что моложе наоборот, распрямившись, выпятив грудь, что-то призывно выкрикнул и, оба схватив свои ракетки-копья, забыв о хлебе, с дикой скоростью понеслись к берегу. Лично у меня сложилось такое впечатление, будто ребята увидели старую знакомую и поспешили в деревню сообщить родственникам приятную новость.
-    Куда это они?
-  Да черт их папуасов знает, что у них там в голове. Наверно толстой бабы никогда не видели вот и испугались.
- Папуасы, это с другой стороны шарика, в Новой Гвинее.
- Какая разница. Дикари, они и в Африке дикари. Сожрут и фамилии не спросят.
    Через час от берега в нашу сторону двигалось уже несколько лодок и в каждой  сидело уже по три-четыре мужчины, все гребли и что-то выкрикивая, воинственно размахивая руками. Если бы это было в другое время и в другом месте, то можно было предположить, что это  атака умирающих истощенных и почерневших от голода  кровожадных индейцев на каноэ и пора было занимать круговую оборону. Но, в данной ситуации мы, обалдевши, ждали, чем все это кончится.
    «Затормозив» в двух-трех метрах от борта "нападающие" замолчали. Самый завяленный  и черный  до синевы, начал подавать ещё не знакомые нам сигналы. Кто-то из наших бросил в лодку хлеб. Среди нападающих раздался недовольный шепот и ропот. Что-то просящее и жалобно выкрикивать стали все вместе.
-    Еще просят, у нас тут не пекарня! - Крикнул  недовольный замполит ушел за поваром.
        Анна Ивановна принесла  четыре буханки хлеба. За бортом  терпеливо до этого молчавшая флотилия разразилась сумасшедшими криками. Засушенные мужики, мгновенно преобразившись, просто бесновались,  кто танцевал, кто  орал, некоторые прыгали на месте.  Было  удивительно, как они не попадали в воду, в которой периодически появлялись необычайно грациозные голубовато-серого цвета двух-трех метровой длины акулы.
       На борт полетели шикарные, редкой красоты раковины и всякая другая мелочь из морских обитателей, но когда вместе с этими дарами природы прилетели все шесть буханок хлеба, мы начали осознавать, что тут не совсем,  то о чем мы думаем. Уже грозно сверкая на темном фоне злых лиц белыми зрачками и зубами,  они начали что-то требовать, жест был однозначен,  получили дары морей - отдай взамен свой товар.  Сейчас это называется бартерный обмен.
       Первым в ситуацию, как говориться, въехала наша Анна Ивановна. Поняв, что предметом восторга и торга является она сама, бедный кок не знала, как реагировать. С одной стороны такая толпа хоть  и тощих, но все же, мужиков, так яростно и остервенело выражающих свои симпатии, а с другой стороны уж больно красивые были ракушки и кораллы, черт  знает этих вечно недовольных её стряпней членов экипажа. Покраснев, после побледнев, но, все же, прихватив с собой несколько ракушек, Анна Ивановна убежала в каюту, закрылась на замок и не открывала до тех пор, пока флот разочарованных сушеных донжуанов не скрылся у береговой черты.
       А дары моря, по требованию аборигенов, пришлось вернуть вместе с мокрыми буханками хлеба. На обратном пути, очевидно со злости, демонстративно забив ракетками-копьями случайно подвернувшуюся акулу, что-то нам крикнули,  вроде мы ещё вернёмся, и уплыли.
        Замполит, Анатолий Федорович, слыл у нас знатоком местных обычаев. Шесть месяцев каждый год он проводил в экваториальных широтах  с осени до весны. У него даже зимней одежды не было.
       Остановившись у каюты кока, громко,  будто обращаясь кому-то в конце коридора, сказал:
-    Надо сниматься с якоря, а то ночью все равно выкрадут.
За дверью раздался жалобный женский плач.

       А на палубе матросы наперебой рассказывали о том, как они в прошлом рейсе посетили эту деревню.
       В верхней части острова стояла пушка, это был пост наблюдения, охрана водного района, пограничная служба и армия острова численностью в два человека. Если какое-либо судно подходило, по их мнению, слишком близко к острову,  выпускались несколько ракет разного цвета, в ответ также надо было что-то выстрелить. При отсутствии правильного ответа защитники своего отечества могли запросто открыть огонь из орудия, хоть снарядов   в обозримом пространстве обнаружено не было.
    Весь поселок состоял из двадцати  фанерных домиков, собранных из того, что принесло море, и напоминал свалку мусора около продовольственного магазина. Тощие женщины с отвисшими грудями, грязные худые с неестественно большими животами дети и практически полное отсутствие растительности.
Из одного домика, на половину сложенного из камней, слышалась музыка, это было радио. На стене приклеен календарь с полуобнаженной девицей. Явные признаки цивилизации, наверно там жил глава поселения, по-современному мэр или губернатор, а может и король. Мужчин было приблизительно столько же, сколько и домиков,  женщин, похоже, чуть больше, ну а детей больше раза в три, чем мужчин и женщин вместе взятых. Все по науке, ровно столько, сколько необходимо для поддержания уровня населения.
     С командой катера, на берег,  для променажа, прибыла судовая собачка по кличке, абсолютно соответствующей её родословной, Тузик.
    Спотыкаясь, проскальзывая по шлюпке лапами, Тузик с визгом бросился на берег. Насладиться прогулкой по земле ему не дал крик десятка взрослых и детских глоток. Тузик сжался в комок и пожав хвост рванул обратно к шлюпке. Все способное двигаться местное население, размахивая  палками и копьями, бросилось за ним. Наверно для аборигенов  это была дичь, о которой, скорее всего, многие из них знали только из рассказов стариков побывавших на большой земле.
Охота длилась минут пять, псину спасли наши моряки, прикрыв её от камней собственными телами.  Получив на прощание несколько синяков и ссадин, экскурсанты  были вынуждены позорно удрать.
    Кто знает, может Анна Ивановна заблуждалась и вовсе не женская красота вызвала такой восторг у начисто лишенных животной пищи людей.
    Жаль, но до конца рейса Тузик не дожил, просто  утром его не нашли, может выпал за борт, а может кому-то надоело ежедневно убирать за ним дерьмо, хотя, очень  может быть, что  его ночью выкрали аборигены.

       Тот, предыдущий рейс, вообще был трагическим. Экипаж вернулся в родной порт без поварихи. У многих в длительном рейсе, как бы это выразиться помягче, становится плохо с головой. Что-то случилось и в этом случае, но не с ней, а с её другом, который, «слегка» выпив, пронес её спящую обнаженную на руках по всему   судну из её каюты в свою. А утром она повесилась. Не перенесла  стыда и позора. Время это было такое. Сейчас каждая третья готова обнажить свое тело перед фотокамерой, огромное количество женщин мира зарабатывает своим телом на жизнь, и мечтают увидеть свою наготу на фото и обложках всевозможных журналов.
    Да, сильно изменила прекрасный пол сексуальная революция.
    Редкий случай, но тело были вынуждены захоронить в море, так как до ближайшего порта идти  неделю, а холодильные камеры заполнены продуктами питания.

Погоня

Отстоявшись в Красном море на архипелаге Дахлак, получили приказ следовать в порт Дубаи для закупки свежих овощей и фруктов, а по пути было необходимо обеспечить продовольствием наш морской тральщик, который осуществлял слежение за американской эскадрой во главе с авианосцем  "Рейнджер".
     Было и смешно и стыдно. Скорость американских кораблей  около двадцати пяти  узлов, скорость нашего тральщика  четырнадцать, скорость моего судна около шести, а при встречном ветре могла упасть  до нуля. Как только тральщик подходил на дальность радиолокационной видимости к натовской эскадре, они переходили в другую точку  и ложились в дрейф. Они шли сутки, тральщик гнался за ними двое, ну а мы... сами понимаете. Место положения "врагов" тральщику докладывали по данным космической разведки, он нам по радио. Так мы бегали очень долго, пока америкашкам не стало интересно, что это за настырная букашка за ними ползает по всему океану. Они позволили нам сблизиться и начать перегрузку продовольствия.
       Я видел, как работают натовские суда вспомогательного флота ВМФ. Задачи у нас одинаковые и делаем мы одну работу, но только они грузы перемещают механизмами и кранами, а мы  дедовским способом на спинах.
     Во время перегрузки над нами завис вертолет,  захотелось им снять на пленку это средневековье. Было очень жарко, что-то около сорока градусов по Цельсию, но мы таскали на себе ящики, коробки, мешки, мясные туши и полутуши. Оператору на вертолете  тоже было очень жарко, для удобства съемки он свесился  с вертолета на ремнях поддерживающих его за грудь, живот и ноги. В руках видеокамера, на руках перчатки, на голове шлем, на ногах  ботинки и более ничего. Трудно сказать это была  насмешка, шутка или он так привык.
     Слетав на свой корабль, вертолет снова завис над нашей палубой, или из сострадания к одетым во что попало замученным советским морякам, или просто решив сделать подарок к Новому году, сбросили прямо на палубу большой мешок. Капитаном и замполитом народ был своевременно отстранен от мешка подальше. Голый мужик продолжал видеосъемку.
Убедившись, что в мешке ничего опасного нет, а только напитки, жевательная резинка и прочая дребедень, замполит демонстративно выбросил мешок с подарками за борт.
     Проникнувшись патриотическими чувствами и пролетарской ненавистью к проклятым империалистам,  боцман достал бутылку из-под  водки, помочился в неё, закрыл пробкой и, поднявшись на верхний мостик, призывно помахал ею оператору.
-    Рашен водка! Налетай! Подешевело!: -  Орал боцман  вертолету.
  Те, недолго посовещавшись, снизились, опустили веревку и с нашими  "подарком" улетели к себе.
     Не знаю, попробовали они или нет "боцмановки", но, вернувшись и увидев на палубе верхнего мостика нарисованную мелом большую дулю, запустили в неё  целлофановым мешочком с жидкостью едко желтого цвета, которая очень  быстро  растеклась по палубе верхнего мостика. Она затекла во все щели, но особенность её была не в неестественной ползучести, а в том, что закрасить её или ободрать было невозможно. Желтизна проявлялась через любой слой другой краски, никаким растворителем она не смывалась и, что самое неприятное, она не сохла и со временем стала очень вязкой и  липкой.
       Две недели боцман, изведя все запасы растворителя, соскабливал подарок америкашек. Закончив работу, посмотрел на горизонт по корме и сказал:
-     А мой подарок был лучше.

Дахлак.

       Архипелаг Дахлак.
 -    Жемчужина морских аквариумных рыбок. Не хухры-мухры. – Подняв указательный палец к верху с видом знатока, объявил начальник радиостанции.
       На одном из островов архипелага в Красном море, располагалась наша военная ремонтная база, для кораблей и судов, несущих боевую службу на дальних рубежах  родины.
       Через четверо суток «Норманн» стоял в доке, необходимо было почистить борт и днище от наросших ракушек. У нас это  называлось бритьем.
       С «бритьем» судна покончили быстро, но более месяца пришлось ждать запасных частей из Севастополя. Без ремонта двигателя дойти до Владивостока шансов было маловато. Кроме того, предстояло ещё много чего сделать в мировом океане согласно планам нашего командования.
       Это был один из самых интересных и приятных периодов не только в этом рейсе, но и вообще в моей флотской жизни.
       «Норманн», как я уже говорил, доставлял продовольствие нашим военным, несущим службу в Индийском океане и вокруг него. В трюмах судна, помимо традиционных продуктов, было десять тонн баранины и около сотни ящиков сухого красного вина.
       Некоторые командиры подводных лодок, которым по нормам для экипажа было положено вино, старались его не брать. Долгое пребывание людей в замкнутой обстановке плавания, да ещё и в подводной, довольно сильно  расшатывало нервную систему, в связи с чем даже небольшие дозы спиртного часто приводили к нежелательным конфликтам. Поэтому командиры частенько вступали с грузовым помощником в сговор:
-    Вы нам не отгружаете вино, а накладные мы подписываем, будто получили.
       Так или почти так каждый раз предлагалось второму помощнику, а в благодарность за это почти преступное деяние, в эту накладную попадало  кофе,  мясные, консервы,  соки и многое другое, и, что очень было важно, баранина. Поэтому члены нашего экипажа, нормы снабжения которых были весьма скудны и далеко не разнообразны,  в продовольствии не нуждались, а применение мясу, и особенно вину, нашлось уже в ближайшее время.
       Первые дни пребывания на Дахлаке были посвящены купанию, сбору кораллов и ракушек, позже началось поголовное увлечение рыбалкой, изготовлением сувениров. Но это нам быстро надоело, а не надоело  почти ежедневное посещение какого-нибудь отдаленного острова.
     На эти острова ездил только комсостав.
     Коралловые берега большинства островков архипелага подмытые сильным, иногда достигающим семи – восьми  узлов течением, представляли  этакие зонтики, навесы, скрывающие воду вокруг себя от палящего солнца. Размер зонтиков достигал полтора-два метра. Как правило, глубины под таким навесом небольшие, до полуметра, дно песчаное. Природой-матушкой, созданы все условия для экзотического отдыха. На самом острове сооружался мангал, шампуры специально были сделаны длиной больше метра. По  готовности мяса мы рассаживались  под козырьком острова прямо на дно таким образом, чтобы вода была не выше груди, шампур, предварительно продетый в лямку тапок-сланцев, втыкался в песок на дне. Таким образом, появлялся плавающий вокруг шампура и не уплывающий мини-столик для стакана. Разливалось вино, затыкалась пробкой бутылка и бросалась далеко против течения. Хватало времени на тост, если таковой произносился, закуску и разговоры под сигаретку и бутылку снова подносило течением, значит опять пора наливать.
    Были случаи, когда бутылку проносило мимо на недосягаемой глубине, но, как говорится, у нас с собой всегда было.
-    Наливай! – В очередной раз скомандовал самому себе начальник радиостанции, и, чему-то улыбаясь,  выполнил свою команду.
-    Эх! Подальше лети, частить не будем. – Сказал он в полголоса, забросив бутылку почти к соседнему островку.  Бутылка шлепнулась об воду, мелькнув темным горлышком, вынырнула раз, другой, а на третий, к нашему сначала удивлению, а потом и к ужасу их стал две. А к ужасу потому, что появившийся второй темный столбик оказался акульим плавником, который, описав круг  рядом с бутылкой (видно вино не любит), двинулся в нашу сторону. Что её больше интересовало – запах жареного или свежанинка из пятерых оторопевших «курортников» мы выяснять не стали. Через несколько секунд с шампурами, тапками и стаканами в руках все взлетели на двухметровой высоты береговой козырек. Вряд ли кто-нибудь из нас в нормальной ситуации повторил бы этот трюк.
-    А где Мальцев? – Нарушил тишину голос второго механика, который явно заволновался за своего начальника.
-     Стармех! Мальцев! – Закричали все сразу хором. Глаза непрерывно сопровождали плавник, описывающий круги метрах в восьми-десяти от острова.
-  Я с вас балдею! – Из под козырька показалось довольное улыбающееся лицо, - Во-первых, она маленькая.  Во-вторых, тут мелко и дно песчаное, а акула  боится забить свои жабры. Прыгайте обратно. – И, отпив из подплывшей к нему бутылки, со смехом спрятался в тень.
-     В самом деле, малюсенькая рыбка, чего испугались.
-     Это плавник у неё маленький, а зубы, я думаю, достаточно большие.
-     Сплавай померь.
-     Ща, допью и сплаваю.
-       А ведь, правда, мужики, вон аборигены плавают и не боятся.
-    Так может они не съедобные, эти аборигены, ты видел, они даже не коричневые, черные с синим отливом, какая-нибудь особая порода мутантов, выведенная естественным способом. Съедобные, наверно, давно уже кончились.
-     Ладно, ныряем, а то стармех все допьет в одиночку.
       Что касается местной «братвы», то ещё не известно кто кого больше боится - акулы негров или наоборот, я сам видел, как две черно-синеватые головы с веселыми криками бросились догонять неизвестно откуда появившуюся акулу небольшого размера. Она испытывать судьбу не стала, в Эфиопии было в то время голодновато. Лично мне такое соседство с зубастыми  плавунами было не по душе. Под козырьком я расположился спиной к острову ближе к берегу. Через несколько минут все «смельчаки», включая и стармеха, также  сидели в ряд спиной к берегу. Акулу мы очевидно не очень заинтересовали. Впоследствии, на глубине, часто видели по несколько плавников и значительно больше того, первого, но уже никто не убегал, хотя сразу рассаживались в рядок спиной вдоль берега. Не смотря на страх перед плавающими мясорубками, шашлыки продолжались регулярно до самого конца ремонта.

       Недаром Дахлак называют жемчужиной морских аквариумных рыбок.
       Естественно, поддавшись стадному чувству, чувству любопытства и наживы я, как и все, при первой же возможности отправился на коралловую косу за ракушками. В снаряжении пловца-собирателя морских даров были маска, ласты, сетка-авоська и самодельная палка с металлическим крюком на конце. Крюк делался раздвоенный для того, чтобы удобнее было расковыривать коралловые заросли, среди которых прятались искомые обитатели местной фауны.
-    Мама дорогая! Вот это да! -
     Никакой телеэкран, никакая фотография не способна передать той красоты, которая открылась под водой. На глубине около двух метров с песчаного дна поднимался разноцветный коралловый лес на «ветвях» которого играли проникающие сквозь толщу воды солнечные лучи. Казалось, что от этих бликов кораллы раскачиваются волнами как ветви деревьев ветром. Среди этой «растительности» в постоянном круговороте двигалась всевозможная живность всех цветов радуги и оттенков. Многих из них можно  было рассмотреть только очень внимательно присмотревшись. Например, лангустов я видел только тогда, когда мне на них показывали, а некоторые ракушки имели форму и раскраску, напоминающую окружающий ландшафт. Всё это было на столько красиво, интересно и необычно, что первые дни я просто забывал об истиной причине погружения в воду, а именно о добыче сувениров.
       Народ, привыкший, а потому и не отвлекавшийся на всякую ерунду, греб дары природы мешками, сетками и даже ящиками. Как потом выяснилось – все на продажу.
       Добытые кораллы вымачивались в растворе хлорки, промывались сильной струей морской воды из пожарного шланга  и складировались в большой флажный ящик, расположенный  на верхнем мостике в котором флаги никогда не хранились. Сданные во Владивостоке на фабрику сувенирных изделий кораллы и ракушки позволили нам на судне иметь свою фотолабораторию, нормальную посуду, спортинвентарь и многое другое, что не входило в нормы снабжения судов вспомогательного флота ВМФ. Конечно, не забывали и о своих шкурных интересах.

Футбол

Несмотря на ранее утро, солнце припекало нещадно. На острове Нокра, архипелага Дахлак, что в Красном море, холодно не бывает. Тут или жарко или очень жарко. Исключением бывают только несколько часов, когда на землю извергается тропический ливень. По местным меркам плюс двадцать пять, уже свежо.
Как по волшебству, после такого дождя, на острове появляется трава, деревья покрываются листвой, но это на день – два. Порадовался глаз и хватит, солнце сжигает все краски и  всё вокруг снова становится серо-жёлтым.
- Давайте быстрей! –   Подбрасывая мяч, торопил всех Иван Богатырь.
Богатырского у него была только имя и фамилия, на самом деле это был маленького роста худенький паренёк.  Сегодня он с раннего утра подбивал экипаж сходить поиграть в футбол.
- А там поле нормальное? Или может сплошная верблюжья колючка, чёрт их знает черноголовых, как они привыкли играть.
- Наши вояки сказали, что играют постоянно.
- Ну, тогда давайте быстрей. Сколько народу будет?
- По пять  в команде.
- Нормалёк.
На причал медленно выходили футболисты. Всех сразу  напрягало появление среди  игроков старпома, который вышел, держа в каждой руке по рыбине.
- Вы это что?
- По дороге Ваську покормим.
Не успел старпом произнести кличку нашего всеобщего любимца пеликана, как тот уже сидел на кнехте причала.
Футболисты, наконец-то, собрались и толпой двинулись на берег.
Старпом, подойдя к Васе, протянул ему рыбину. Раскрыв клюв, тот радостно захлопал крыльями.
- А он скумбрию ест? У них тут своё меню.
- На шару и уксус сладкий. – Дразня Васю, засмеялся старпом и закинул рыбу прямо в пеликаний мешок.
Вася, запрокинув голову, проглотил угощение, потом как-то нервно дернулся, и плюхнулся с причала прямо в воду. Несколько раз нырнул, громко закричал,  снова нырнул. Казалось, что он пьет морскую соленую воду. Пару раз, взмахнув крыльями,  Вася снова уселся на кнехт, но продолжал нервно дрыгаться и подпрыгивать, будто пританцовывая.
- Ага! Понравилось! На! Хавай ещё! – Радовался старпом, протянув вторую рыбину пеликану.
Вася по-прежнему приплясывал, казалось, что ему не хватает воздуха или хочется что-то сказать.  Как только он, в очередной раз  открыл рот, как туда полетела вторая  скумбрия. Старпом был вне себя от радости.
К всеобщему удивлению Вася, ловко увернувшись от летевшего ему прямо в рот угощения, с грозным криком подпрыгнул и долбанул клювом старпома по голове.
Тот, заойкав тонким голоском схватился за ушибленное место и побежал на судно.  Вася не отставал и, успев ещё дважды клюнуть в спину и за ногу,  остановился у трапа, победно поднял крылья вверх. Хрипло каркнул пару раз как наша российская ворона, и улетел.
- Чем это ему скумбрия не понравилась? Мы же её едим и ничего. – Я поднял рыбу и сразу всё понял. Рыба была не просто холодной, она была как кусок льда.
- Вот бы этому идиоту такую ледышку в желудок запихнуть. – Я постучал рыбой по металлу, звук был как от удара камнем.
- К Айболиту полетел ангину лечить. Пошли, времени мало.

За "колючкой", огораживающей  базу, стояли казармы, построенные нашими строителями для местных военных.  Уже через месяц всё, что было там деревянного, аборигены растащили по домам, если можно так назвать сложенные горкой камни, в которых имелся низкий, сантиметров пятьдесят, вход.   Поэтому казармы выглядели как недострой. Самих солдат мы так и не увидели.
Футбольное поле оказалось нормальным, ровная песчано-пыльная площадка  с настоящими, хотя и без сетки, воротами.
В самом центре поля стоял низко склонивший голову ослик и, плакал как человек. Тяжело вздыхая, всхлипывал и из его глаз текли слёзы. На спине, сквозь рой облепивших его мух виднелась огромная рана.
- Помните, на нас вчера эти дикари с копьями в атаку бросились? Это они. У них праздник был, я видел, как  на осле катались. Привязали к его спине доску и сидели на ней как на седле.

Вчера было ЧП. На судовой шлюпке решили исследовать местность вокруг острова, потому, что на косе, где мы «паслись» из рейса в рейс, ракушек и кораллов становилось всё меньше и меньше. Прямо напротив поселения, где проходил какой-то праздник,  у шлюпки отломался винт и вместе с частью вала исчез в бездне Красного моря. Первое, что пришло в голову, после того как заткнули образовавшуюся дырку, это плыть к берегу. Вёсел не было, поэтому гребли руками, два человека в ластах толкали шлюпку сзади, один завязав трос вокруг пояса, тянул спереди.
Как только до берега осталось метров пятьдесят, танцующие вокруг костра женщины гортанно закричав, сбились в кучу. Мужчины, откуда-то достав копья, с воинственным криком бросились на нас в атаку.
- Назад! Убьют! – Закричал сидевший спереди боцман.
В обратную сторону, не смотря на усталость, гребли с удвоенной силой.
На рейде стоял наш танкер «Иркут», но до него было мили три, а это больше пяти
километров
Хорошо, что немного помогал ветер, и течение прижимало к берегу. Соорудив
крест из багра и кем-то оставленной в шлюпке палки, натянув на него в качестве паруса чехол от двигателя. Через полтора часа, помогая ветру руками,  догребли  до своих.

В футбол играли не больше часа. Очень жарко и отвыкли мы от физической
нагрузки. Но удовольствие получили огромное. Несмотря на натертую до крови мозоль, настроение было отличным.
Как только двинулись назад, появился старпом. На голове повязка, нога в зелёнке.
- Вот она чёрная неблагодарность. Может, зажарим и съедим этого Васю, нельзя же вот так безнаказанно клевать наших старпомов. – От вида израненного старпома настроение поднялось ещё выше.
Где-то далеко послышался гул реактивного самолета. На территории нашей части забегали люди. Всё бы ничего, но бегающие были в противогазах, касках, с автоматами в руках и зачем-то начали расчехлять установленные на территории зенитные пулемёты.
Самолет, летевший со стороны солнца, а поэтому невидимый для нас, появился в синем небе уже начавший атаку, вошедший в крутое пике.
- Ложись! – Закричал старпом и бросился в кусты, за ним побежал завпрод и кто-то  из мотористов. Остальные оторопело смотрели на приближающийся самолет. Кто знает, что  в кудрявых чёрных головах этих лётчиков.
Выйдя из пике, самолет, покачав крыльями, на бреющем полёте улетел в сторону  Эфиопии.
- Это у них учения, у нас тоже, наверно заранее договариваются.
- А где старпом?
Растительность на всем острове, включая  низенькие деревья, были  покрыты острейшими колючками. Среди этих кустов, боясь пошевелиться, лежали старпом, завпрод и моторист.
- Ребята! Помогите!
- Как вам помочь? Туда же не забраться не ободравшись.
- Да мы вроде и не поцарапались даже, вот только  выбраться не можем, даже не пошевелиться.
- Нет. Ну и старпом  у нас. – Возмущался третий механик. – Вылазь сам.  Смог забраться, сможешь и выбраться.
- Даже рукой пошевелить не могу.
- В следующий раз мозгами шевелить будешь, прежде чем что-то сделать.
- Есть только один способ. – Улыбался Богатырь, -  Давайте кусты подожжём.
Два варианта, или колючки сгорят, и мы доберёмся до их тел, не поранившись, или
они сами выскочат оттуда со страха.
- Богатырь, я на тебя рапорт напишу, я на тебя в политотдел пожалуюсь.
- Да пошел ты. – И Богатырь, вместе с остальными двинулся в сторону судна.

Утром у меня, на месте мозоли, начал опухать  палец. Боль была неимоверная. Ходил с трудом. Но я сразу забыл о боли, как только увидел старпома. Проще было перечислить то, что у него не было в зелёнке, даже повязка на голове стала зеленого цвета.
- Хаки. Замаскировался, что бы с самолета не разглядели. Надо ещё йода добавить, под цвет пустыни. – Народ был просто счастлив.
Баб – эль – Мандеб.

    Вход с восточной стороны в Красное море называется  полив Баб - эль - Мандеб.
    Была в этом проливе одна особенность, которая меня всегда удивляла. В каком бы направлении мы не шли, ветер всегда был встречным.
    Берега с обоих бортов представляли скрывающую горизонт серо-коричневую узкую унылую полоску. Это были берега враждующих между собой государств нарушать территориальные воды, которых не рекомендовалось. Не рекомендовалось даже нам, представителям дружественной, для них обеих сторон, страны.
    Как всегда, скорость нашего судна не превышала шести узлов, а против ветра в десять – пятнадцать метров в секунду, опускалась до двух-трех.
       Как назло, в самом узком месте, где территориальные воды одного государства накладывались на территориальные воды другого, из-за чего они иногда постреливали друг в друга из пушек, ветер усилился. Скорость судна упала до минимума. Справа пушки, слева, с другой стороны, тоже пушки, с обеих сторон нестабильный политический режим с гражданской войной и полное пренебрежение к международным правовым вопросам. Радиосвязи у них не было, вполне возможно, что и снарядов  не было, но рисковать что-то не очень хотелось.
     Сзади появилось огромное судно - газовоз. Такие суда представляют собой огромные шары оранжевого цвета. Корпус судна был настолько низким, что казалось, будто шары просто катятся по поверхности моря.
    Скорость у газовоза, не смотря на размеры,  узлов двадцать. Очевидно, что эти моряки тоже знали о перекрывающих друг друга территориальных водах и пушках, поэтому шли ровно, как и мы, посередине.
    Надо бы отвернуть, да куда?  К Йемену или к Джибути? Я начал волноваться.
    На таких больших иностранных судах часто на мостике вахты вообще не бывает, судоводители доверяют автоматике, а судовладельцы экономят на матросах, полностью полагаясь на авторулевой. На судах оснащенных современным навигационным оборудованием, при появлении отметки цели на экране локатора, происходит автоматическое определение элементов её движения, говоря проще, определяется, существует ли опасность столкновения. Если таковая существует, то автоматически подается сигнал, вахтенный помощник определяет на сколько ситуация критическая, проверяет рекомендации приборов по расхождению и действует согласно обстановке. Но в нашем случае, из-за  размера моего судна и высоты волны, их радар ничего не «видел» и молчал. Поэтому газовоз пер, как будто нас и  не было.
     Ветер в правый борт. Я отвернул на пятнадцать градусов влево. Пеленг на газовоз не менялся, значит идет на столкновение. Сейчас «задавит» и не заметит.
Дистанция   две мили.
     Отвернул ещё на пятнадцать, пеленг прежний, дистанция полторы мили.
     Звоню капитану - в каюте нет. Включаю судовую трансляцию,  почему-то не работает. Я похолодел. Вахтенный матрос где-то в трюме помогает завпроду таскать коробки с соком. Послать за капитаном некого. Осталось нажать  кнопку сигнализации.
       Дистанция миля.
       На флоте, любая неудача или прокол, могут стать поводом для насмешек до конца рейса, но делать нечего. Мой молодой судоводительский гонор противился как мог, но я, все-таки, нажал кнопку звонка. Тишина. Не работает.
-    Да что это за ерунда! – В голове хаос, в душе паника.
     Высунулся по пояс  в иллюминатор, в надежде увидеть кого-нибудь на палубе чтобы послать за капитаном – никого. Радиста в радиорубке нет.
-    Африканские  Бермуды какие-то.
     Отворачиваю еще на тридцать градусов левее. Судно идет прямо в сторону берега, курсом на Джибути.
     Прошелестев, а именно такой звук исходил от газовоза, ближе, чем в полукабельтове, три  огромных оранжевых шара «покатились» дальше. На переднем, на самом верху, видна  узкая полоска иллюминаторов, это была ходовая рубка. Ни одной живой души.
    Он так и проследовал своим курсом на северо-запад, явно нас и не заметив. Как я не вглядывался, нигде не увидел ни одного человека, ни на палубе, ни в иллюминаторах.
     Повернул на прежний курс. Закурил. Как по команде в рубке стали появляться люди. Первым пришел начальник радиостанции.
-     Ну! Как тут у нас? – Он мог и не произносить этой фразы, так как каждое его появление в ходовой рубке, начиналось именно с этого вопроса.
-     Это что впереди? Газовоз?
-    Да вот, догоняем. Не знаю, с какого борта обогнать, террводы с обеих сторон впритык.
-     Кого это мы догоняем? – Раздался удивленный возглас капитана.
-     Да это я пошутил. -  Смутившись, пролепетал я.
       Капитан, внимательно посмотрев на быстро удаляющиеся оранжевые шарики, посмотрел на курсовой самописец, в простонародье называемый сыксотом  и, проверив прокладку на карте,  сочувственно спросил:
-       Спина мокрая?
-    Руки до сих пор трясутся. Я вас не смог найти, трансляция не работает и звонок тоже, да и, вполне  контролировал  обстановку.
-     Начальник, что с трансляцией?
-     Профилактика, ППО.
-     Планово профилактический осмотр  делают в базе, а не при прохождении узкости. А ты, молодой да ранний, ещё раз так «обгонишь» кого, отправлю домой на попутке. И тебя, начальник, тоже.

В Персидский.
1979 -80 гг.

       Где-то далеко-далеко «наверху», налево за углом, в Персидском заливе, располагается пот Дубаи. Говорят, что очень красивый город, но… нас туда не пускают. Нас – это суда вспомогательного флота ВМФ.
     Наши суда, мало в какие порты пускали, а после ввода войск в Афганистан, вообще перестали, разве, что проявляли к нам благосклонность страны социалистической ориентации.
       В этом рейсе мы ходили  для пополнения запасов продовольствия в Кению - порт Момбаса, в Индию - порт Дели, Шри-Ланка - порт Коломбо и даже в Сингапур.  Шли да не дошли. Приходилось каждый раз возвращаться к месту «парковки» у острова Сокотра. Везде отказ в приеме. Причина в том, что плавающих под синим флагом, все считали военными, а каждый военный выполняет, что вполне естественно, всевозможные разведзадачи и, если где-то стояло хоть одно  натовское суденышко, то нас даже к территориальным водам не подпускали. А стояли натовские корабли почти в каждом мало-мальски значимом порту.
       В Дубаи  шли,  зная, что нас и там не ждут, поэтому продовольствие закупил   танкер рыболовецкого флота  «Ленинское Знамя» лежавший в дрейфе в точке рандеву рядом с территориальными водами Эмиратов.
     Очередная моя вахта. Палец на ноге так распух так, что нога не вмещалась в тапок.
- Тебе «повезло», -  проверяя правильным ли курсом следует судно, бормотал начальник радиостанции. Глядя на карту, медленно выговаривал: -  Подхватил, так уж подхватил. Судя по размеру опухоли, что-то там серьезное. Нога выше ещё не пухнет? Не исключена гангрена. Сколько суток прошло?
- Семь.
- Ну вот, вполне достаточно.
- Для чего достаточно? – Начинал злиться я.
- Для полного  заражения крови. Если на «Знамени» врача нет, тебе хана, в лучшем случае, ампутация ноги. – И во весь голос добавил. – Доплавался! Касатик!
- А не пошел бы ты… в радиорубку, заботливый ты наш, типун тебе на одно место, да побольше.
- А я что, я ничего, просто предполагаю. Имею право. – Начальник понял, что шутка «удалась» и поспешил ретироваться.
       На душе было неспокойно, да и постоянная боль не давала расслабиться. Начала пониматься температура. Поиграл, называется,  в футбол. Африка ошибок не прощает. А ведь был всего лишь мозоль. Надел бы носки и всё было бы нормально.
       Впереди, на баке, за волнорезом, в «женском солярии» переваливалось в такт качке судна загорающее обнаженное тело поварихи.
- Ну, гадина! Еще и ты тут. – И по судовой трансляции, по верхней палубе, тихо сказал: - Анна Ивановна, вам простыню не принести, замерзнете ведь, на север идём.
       Качнувшись ещё пару раз с борта на борт, тело замерло, рука медленно натянула полотенце на необъятную грудь.
- Вот так-то! - Злость постепенно уходила, и я вышел на крыло мостика покурить.
В океане творилось что-то невообразимое.
- Валера! Посмотри. Вот это красота! – На грузовой палубе, опершись локтями на планширь, грустно глядя вниз прямо в воду, курил второй механик. На мои слова никак не отреагировал.
- Ну и черт с тобой! – Огорчился я. Хотелось хоть с кем поговорить, поделиться  впечатлениями, а тут Вася.
       Вокруг судна, на все триста шестьдесят градусов, на сверкающей от яркого  солнышка глади  океана, ныряли и просто мелькали плавниками десятки дельфинов. Казалось, что они везде, по всей поверхности океана до горизонта. Одни плыли параллельно с нами на север, другие на встречу. Где-то массово выпрыгивали из воды, где-то на время исчезали, и, как по команде, в другом месте начиналось то же самое. Такого  дельфиньева заплыва я даже представить себе не мог.
- Они, что со всего океана собрались?
- Кто? – Испугал меня неожиданным  вопросом из-за спины капитан.
- А во, просто чудо какое-то.
- Да, сколько лет в этих местах морячу, такого не видел. Как нога?
- Что-то лучше не становиться. – Настроение мгновенно испортилось
- Я тебе медицинский справочник принес, там закладка на слове «гангрена». – Начальник радиостанции решил добить меня окончательно.
- Ты опять!
- Начальник! Свяжись со «Знаменем» и спроси, есть ли у них на борту доктор, или нам плавгоспиталь вызывать, дело, кажется, серьезное.
- Уже пошел.

В Персидском переполох. Вояки, а это в основном натовцы, узнали, что в залив вошло советское военное судно.
Мимо нас пронесся  корабль типа «Нокс» с английским флагом на корме.
Отыскивая в бинокли, среди нефтяных вышек и многочисленных танкеров русское военное судно на крыле мостика стояло несколько офицеров в белоснежной форме. На нас они, конечно  же, не обратили никакого внимания.
- Танкер в точке встречи, в дрейфе. Врач на борту есть. – Доложил радист капитану,  внимательно рассматривающему «англичанина» в бинокль.
- Штурман! Курс на точку встречи.
- Двести восемьдесят! – Мигом доложил я, так как давно контролировал курс судна, имея привязку к не очень четко видимому на экране радара песчаному побережью Африки.
  Лично я очень ждал этой встречи, нога уже по щиколотку напоминала резиновый шар, наполненный водой.

     Как только поставили трап, на борт танкера поднялся капитан, второй помощник и я, каждый по своим делам.
- Где каюта врача? – Вместо приветствия спросил я первого встречного моряка.
- На втором «этаже». – Коротко, ответил он и, не останавливаясь,  даже не повернувшись  в мою сторону,  пошел дальше, будто мы уже неделю стоим борт о борт и встречаемся каждое утро.
       Запах свежего пива и перегара стоял такой, что впору было  от него закусывать.
       Второй «этаж» – это палуба командного состава. Каюты были без табличек, поэтому я постучался в первую же. Никого. В остальных каютах тоже самое.
       В  середине коридора заглянул в открытую дверь и обомлел. Спиной к двери, наклонившись над ведром, в очень коротенькой юбочке, выжимала половую тряпку стройная девушка.
- А… - Это все, что я смог выговорить, так и стоял с открытым ртом и, как загипнотизированный, смотрел на её красивые ножки.
       Наконец-то тряпка была выжата. Личико оказалось не менее соблазнительным, чем все, что я видел.
- Вы кого-то ищите? – Ангельским голоском спросила она.
- А…
Кофточка была застегнута только на пару нижних пуговиц. У меня  затуманилось в голове, дыхание совсем сперло.
- Давно в море? – Сочувственно со смехом спросила она.
- Доктора мне, где найти? - Наконец-то выдавил я из себя.
- Моментик. – Девушка взяла телефонную трубку.
- Это Наташа. Милый, тут к доку гость.
Дальше я ничего не расслышал,  «Ангелок», так я сразу окрестил это милое создание, что-то кому-то долго объясняла, периодически поворачиваясь в мою сторону, то и дело перехватывая мой нескромный взгляд, продолжая кокетливо улыбаться.
- Ясненько, мой хороший. – И, положив трубку, повернувшись ко мне, с такой же ангельской улыбкой сказала:
- Пройдите налево к последней каюте. Я доку сказала, сейчас подойдет, у них там собрание. – И опять рассмеялась.
       В коридоре появились два человека. Первым, нетвердой походкой, шел толстячек со шведской бородкой, глупо пьяно улыбаясь, спросил:
- Кто Айболита вызывал?
- Это вы доктор? – Растеряно произнес я.
       Какая-то безнадежность охватила меня, особенно, когда он неожиданно прыгнул на появившуюся в дверях   Наташу. Схватив её в охапку крепко, в засос,  поцеловал  прямо в губы.
- Ну, при людях! Потерпеть не можешь? – Больше для виду возмутилась она, чуть-чуть подождав, ласково и игриво  добавила: – Милый.
       Вторым шел человек гигантского роста с лицом и взглядом монголо-татарского воина идущего в атаку. Как только док оторвался от женских губ, он схватил Наташу за бедра,  прижал её к себе и на весь коридор зарычал:
- А мне?
- А тебе, что мало? И ведите себя прилично, замполит все-таки.
- Похоже, что это далеко не ангел, а скорая помощь какая-то. – Подумалось мне, но долго рассуждать мне не дали.
- Что беспокоит? Любезный.
- Вот. – Показал я  на шар из которого торчали четыре пальца и сосиска с посиневшим ногтем на конце.
- Где это вы такое поймали?
- В Африке.
- Ну что ж, будем вскрывать.
- Так сразу?
- Док знает. Ты ему не перечь, я с ним десять  лет в море. Можешь на него положиться как на меня.
       Так и не успев  понять,  чего это я вдруг в нём должен быть уверен, как меня посадили на койку и доктор начал осмотр. Тон, с каким рекламировал замполит своего друга, немного меня успокоил, да и выбора у меня было маловато.
- Так-так-так... Вскрывать будем обязательно, но вот брат какая незадача, нет у меня наркоза, а если рану не очистить, последствия могут быть самые плачевные. Ну?
- У меня что, есть выбор? – С обреченностью, идущего на казнь, пролепетал я.  В животе что-то сжалось,  стало  не по себе.
- Выбора нет, но выход есть. - Прогремел в ухо замполит и быстро, уверенным шагом направился к шкафу, из которого была извлечена коробка баночного пива.
- Пей! – Открыл он сразу две банки мне и одну себе.
- А мне?
- Тебе нельзя, ты при исполнении.
Не успел я выпись вторую, как было открыто еще две, потом ещё. Нога уже не болела, я порядочно забалдел. Пошли разговоры на отвлеченные темы. Сигарета, вторая, ещё пиво, я даже забыл, зачем тут оказался.
       За это время доктор  успел прокипятить свои инструменты и, прервав на полуслове замполита, сказал:
- Давай!
Мгновенно мне на голову было накинуто полотенце, руки были  зажаты как будто стальными «клещами» и, перебивая запах свежего пива застарелым перегаром, замполит шепотом произнес мне прямо в ухо:
- Не дергайся, бесполезно, я с детства в полутяже на ринге бился и десять лет штангу тягал.
       Дергаться я и не собирался, это было действительно невозможно,  в ужасе ощущая докторские руки на моем опухшем пальце, просто сдался на волю обстоятельствам.
       Сначала треск разрезаемой плоти, потом тупая боль  резко перешедшая в нестерпимо острую.
       Я хотел заорать, но мощная лапа закрыла мне не только рот, но и все лицо, лишив возможности не то, что кричать, дышать.
       Я задергался. Моя нога была зажата между ног доктора, который тоже был не из хиляков.
- Не понял. – Откуда-то издалека донесся его голос. – Ничего нет. Надо вскрывать дальше.
       И снова треск. Снова жуткая боль, хотя уже и не такая сильная. Наверно я в том полотенце прогрыз дыру. Дергаться уже не мог, найдя дырочку между пальцев замполита,  шумно и быстро дыша через неё, просто молча  заплакал, от боли и от бессилия.
- Вот так девок и насилуют. – Подвел черту замполит,   выпуская меня из своих  железных объятий.
- Странные у тебя мысли, Василий. – Проговорил док, пытаясь, хоть что-нибудь выдавить из открытой раны.
     На удивление, вид окровавленного пальца шока у меня не вызвал, тем боле, что разрез оказался не больше сантиметра, а казалось…
  Хоть и с трудом, но все же я отвел глаза в сторону, взгляд уперся в коробку с пивом.
- Молодчина! – Радостно заорал замполит Василий. - Держи «краба»! Свой парень! - С силой сдавил он мою руку. Соскочив с койки, открыл три банки пива, одну сунул мне, вторую  себе, а третью попытался всунуть доктору в руку.
- Да отстань ты! – Раздраженно, с абсолютно трезвым видом док отстранил пиво. – Тут что-то не то. Все оказалось не тем, о чем не знаю.
    Пока я выслушивал  рассказ Василия  о его спортивных достижениях, док забинтовал не только  разрезанный палец, но и всю ногу до лодыжки.
- Мазь просто чудо, вот возьми с собой, менять повязку раз день, все как рукой снимет.
     Напихав мне в карманы и за пазуху оставшееся пиво, пожелали удачи и, сказав, что спешат на собрание, быстренько засеменили по коридору. Успев, почти на бегу, по разу хлопнуть ангелочка по задней части коротенькой  юбки, по очереди чмокнув её куда-то в лицо, причем не вызвав у неё никакой реакции, и скрылись за углом.
       Боли, как таковой не было, просто я не чувствовал ноги ниже колена.
       Интересно, а если бы я  шлёпнул девушку по попке и чмокнул её в щёчку, она отреагировала точно  также?
       На «Нормане» моему приходу страшно обрадовались. Через секунду ни одной баночки «наркоза» не осталось. Да мне было и не жалко, хотелось одного, добраться до койки и прилечь.

     К утру боль прошла, но опухоль не спала. Температура поднялась до тридцати девяти градусов. Весь экипаж был в движении, все готовились к встрече Нового года.
    К двадцати трем часам капитан пригласил командный состав себе в каюту. На столе радовали глаз «представительская» водка, бутерброды с красной икрой и копченая колбаска. Такие продукты в советское время  просто так не купишь, только по великому блату или в валютном магазине. Перед рейсом выделялась валюта, так называемые «представительские», на которые покупались дефицитные продукты для всевозможных встреч в иностранных портах. В общем, для очковтирательства.
    Водка было хорошая, бутылка с завинчивающейся пробкой и двумя этикетками, но вкус мне показался горьким. Икра тоже не пошла. Это все от температуры.
     Выпив по две рюмки, все пошли смотреть праздничный концерт. У меня помутнело в глаза,  очень захотелось спать.
    Начало знобить. Хотя температура воздуха ночью была далеко за тридцать, я надел тулуп, но все равно меня трясло мелкой дрожью.
-    Ну, ты  Валеричь и нажрался. – Услышал за спиной голос матроса Полощенко.
    Объяснять никому ничего не хотелось, поэтому я тихо ушел в каюту.
    Так с температурой тридцать девять градусов при температуре воздуха в тридцать девять градусов я встретил новый, одна тысяча девятьсот восьмидесятый год.

     Боль в ноге значительно уменьшилась, хотя опухоль, несмотря на хирургическое вмешательство и чудо-мазь, так не прошла. Прискакав на одной ноге в ходовую рубку, принял вахту. На горизонте виднелись два силуэта военных кораблей.
- Наш сторожевик  и  английский. Одного класса корабли. - Пояснил мне старпом, который на протяжении нескольких месяцев сдавал вахту молча и также молча уходил себе в каюту.
       Наш вояка дежурил на входе в Персидский залив,  англичанин дежурил возле него.
- На. – Протянул он мне бинокль. - Не тянет он против нашего. Слабак.
Действительно, на нашем корабле  через каждые пару метров то пушка, то
ракетная установка, то торпедный аппарат, а у него только пулемет на корме, остальное спрятано под палубу, да и внешний вид у нашего сочетал в себе мощь красоту и стремительность, а англичанин больше напоминал утюг, чем корабль.
Взлет-посадка, семь литров спирта.
    
       Вот уже и Персидский далеко позади. Со максимальной скоростью  следуем в «гараж», который, вместе со своими морскими обитателями - ракушками, лангустами и кораллами, где-то  там за горизонтом ждет,   не дождется нас.

       На рейде острова  Сокотра стоял наш большой противолодочный корабль и плавгоспиталь, что меня особенно радовало.
На госпитальном судне работали  сразу три моих однокашника. Вот повеселимся! Но основной радостью будет встреча с настоящими врачами, уж кто-кто,  а военные врачи, после Военно-медицинской академии, в своем деле всегда асы.
- Когда будем на месте? – Высунув голову из радиорубки, спросил начальник радиостанции.
- Суток через двое, если погода не подгадит.
- Значит, ампутация отгнившей конечности назначается на…. Какое сегодня число?
Вместо  ответа я запустил в шутника пустую банку из-под пива. Не попал, но голова начальника мгновенно исчезла и до конца вахты не появлялась. Наверно обиделся.

- «Енисей» «Норману». – Вызвал на связь наш капитан плавгоспиталь.
- Слушаю вас. – Потрескивая радио эфиром, ответил знакомый, почти родной голос.
Настроение у всех было приподнятое. Наши. Из  Владивостока. Любой из них, после многомесячного плавания, почти родня.
- Прошу «добро» к вашему борту.
- Давайте к правому. – Гостеприимно, голосом моего однокашника Саши Сбруева, ответил госпиталь.
- Что это за шлюпка ползет к нашему борту? – Шутил голос второго однокашника Вовы Ситникова.
       Действительно, наш транспорт, против огромного белоснежного лайнера казался маленькой лодочкой.
- Что там за остряк?  - Обиделся наш капитан.
- Так с высоты их борта  нас, среди волн,  вообще можно не заметить. Хорошо хоть погода тихая. – Съязвил Голованёв.

       Осмотр хирурга был непродолжительным.
- Руки обломать бы этому коновалу. –  Возмущался розовощекий крепыш военврач внешностью ничем не отличавший от того, с "Ленинского Знамени". - Зачем  резать-то надо было, да еще и без наркоза.
- А как вы догадались, что без наркоза?
- Профессиональная тайна. – С улыбкой, доставая какую-то пахучую мазь, сказал крепыш.
- Вот мазь «Вишневского», мазать через день и все пройдет.
       И действительно, через неделю опухоль спала, я стал забывать о своем недуге, тем более, что впереди была дорога домой.

    Встреча с однокашниками получилась веселой, со стрельбой шампанским, с разговорами и рассказами о своих приключениях, с экскурсией по лайнеру.
    Как всегда, оказалось  мало. Хитро улыбнувшись,  Саша Сбруев куда-то ушел и через пять минут вернулся с двумя военными вертолетчиками, у которых в руках виднелись по бутылке с какой-то жидкостью.
- Ликер «Шасси». – Вместо приветствия хором сказали летчики. – Ради гостя из далекой России, мы готовы немного попортить свое здоровье.
- Скорее из Африки, - сказал я, - пять месяцев как из Владика.
- А, понятно, а мы только три. Ну что ж, это тоже повод. Игорь и Игорь. -Представились они опять же хором, одновременно показывая друг на друга.
       Встреча стала ещё веселей. Появился третий однокашник, сменившийся с вахты, что придало новое дыхание утихшим, было, разговорам.
- Взлет – посадка! – Весело произнес Игорь.
- И семь литров списано. – Добавил Игорь.
И, перебивая друг друга, стали объяснять, что спирт используется для охлаждения стекол и чего-то там ещё. За экономию им не платят, а летают они чаще по бумагам, чем на самом деле, надо же летные часы «нарабатывать».  Отсюда и неисчерпаемый источник «живительной влаги».
- Слава! У меня идея, давай над островом полетает, пока вертушку в ангар не заволокли. У нас все равно на сегодня плановые полеты. – Не очень чётко выговаривая слова предложил один из Игорей.
- Давно мечтал, но что-то сегодня мне не хочется. Нога болит. – Замутненные спиртом глаза пилотов оптимизма не вызывали.
- Ну, как хочешь. – Разочаровано   произнес Игорь.
- А может, кто из вас желает? Мы все равно полетим.
- Давай! Я с детства мечтал полетать над планетой. – Нетвердо выговаривая, но решительно сказал Саша.
- Психи! Ну, просто придурки какие-то.  – Опрокинув в себя рюмку, пожелал удачи Вова Ситников.
     За разговорами время пролетело быстро.
     Как только у нас закончилась вторая бутылка, дверь открылась,  в каюту валились Игори и Саша.
-    Я раньше подозревал, что это здорово, но такой красоты даже представить себе не мог. -   И далее, к огромному удовольствию летунов, получасовой монолог о своих впечатлениях. Я даже стал жалеть, что испугался лететь.
- Что-то вы трезвые нас никогда не приглашаете. – Удивился наш третий однокашник Вася Давыдов.
- Инструкция не позволяет. А в данной ситуации мы и так всё, что можно нарушили, так, что до кучи можно.
- Нарушать так, нарушать.
- Железная логика. За неё и выпьем, заодно и на посошок. – Предложил я, наливая по  последней.